***
Момо боялась, что капитан ей откажет, мол — рано еще тебе, оправься от ран окончательно, да и вообще — не суйся и занимайся своим отрядом. Конечно, Унохана облачила бы эту мысль в очень вежливые и добрые слова, но суть осталась бы той же. Пока капитан думала, Хинамори тряслась, как осиновый лист — ей всегда было неудобно просить кого-то об услуге, неудобно вторгаться в чье-то личное пространство, да и кто она такая, чтобы капитан другого отряда тратила на нее время? Если уж даже ее собственный капитан так жестоко поступил с нею… Иногда Момо казалось, что она совершенно ни на что не способна, что она слабее даже офицера, что стала лейтенантом исключительно по ошибке или протекции Айзена, чьи планы никому не были известны. Однако Хинамори не была слабее — наоборот, она была сильнее многих, раз выкарабкивалась чуть ли не из могилы уже дважды, но сама она считала это не своей заслугой, а заслугой исключительно Уноханы-тайчо. И той, кому она обязана жизнью, Момо надоедает еще и просьбами о тренировке… Щеки лейтенанта покрылись краской смущения. Но Унохана-тайчо улыбнулась и предложила Хинамори идти с ней и выбрать оружие! Не веря своему счастью, Момо выпрямилась, просияла улыбкой и чуть ли не бегом бросилась за капитаном, после лишь подстраиваясь в такт её неспешной походке. — О, спасибо вам, Унохана-тайчо! — горячо поблагодарила лейтенант, — простите, что отнимаю у вас время, — виновато улыбнулась и почтительно замолчала.***
Входя в дом капитана Уноханы, Момо сначала трепетала от благоговения, а потом — привыкла и стала с интересом рассматривать помещение. Тут было очень чисто, светло и уютно, в центре комнаты стоял столик, за который хозяйка дома предложила Хинамори присесть, и та послушно устроилась на подушке, ожидая капитана, которая отправилась за чаем. Вскоре в воздухе разлился аромат душистых листьев, залитых кипятком, и Момо заулыбалась, вдыхая этот запах домашнего уюта. Все здесь было очень по-домашнему, будто Хинамори попросила не о тренировке на мечах, а об уроке каллиграфии. Унохана-тайчо всегда была такой… спокойной, что ли, улыбчивой. До этих пор Момо не видела, как она сражается. Капитан обычно использовала только кайдо и шикай Миназуки, но это, конечно, не значило, что она была простым лекарем. Этакое двойное дно, но хорошее двойное дно, а не как у Айзена-тайчо. Момо замялась, принимая чашечку из рук Уноханы. — Спасибо большое. Отпила глоток, еще помолчала и начала. — Знаете, я не очень сильна в зандзюцу. Умею, конечно, как должно лейтенанту, но на минимальном уровне. Всегда полагалась на кидо и шикай Тобиуме… А оказалось, этого мало. После сражения с Трес Бестия я подумала, что не могу ставить только на заклинания. Физической силой я не обладаю, но ведь в фехтовании это не главное? Я читала кое-что об этом, — Момо покраснела, уткнула лицо в чашку с чаем. — Я возьму Тобиуме, — к каждому мечу в своей руке надо привыкать, а Тобиуме была знакомой и родной до последней царапинки на рукояти. С тех пор, как Момо узнала имя своего асаучи, она брала в руки только деревянные мечи ради тренировки.***
Капитан Унохана была образцом нежности и доброты всего Готея-13. Момо не могла подумать о ней иначе — Унохану она уважала чуть ли не больше всех других первых офицеров, за исключением собственного тайчо, которого не забыла даже после всего произошедшего. Не простила, конечно — простить невозможно, но уважать и любить не перестала. Сложно. Хинамори слишком долго и слишком сильно любила Наставника, чтобы отказаться от этой любви так быстро. Потому-то и нужно стать сильнее, потому-то и стоит снова разбивать руки в кровь, чтобы однажды отомстить. Или хотя бы доказать, что не сломалась — самой себе доказать, не окружающим. Окружающим, на самом деле, по большому счету все равно. Лейтенанту было ужасно интересно, как пройдет тренировка. Хинамори казалось, что капитан будет делать упор на стратегию, рассказывать о правильной стойке, о том, как держать меч, как нападать, как защищаться. Уж чего не ожидала она, так это того, что Унохана вернется с катаной и предложит ей условия реального боя. Поджилки немного затряслись, и Момо удивленно расширила глаза, но уверенным движением отставила от себя ополовиненную пиалу и в свою очередь встала, кладя ладонь на рукоять Тобиуме. — Вы — учитель, и я думаю, вы правы. Внутри все сжалось. Давно Хинамори не фехтовала с настоящим противником. Конечно, капитан будет ее щадить — наверное — но все равно. Вдруг она не справится и снова окажется слабой? — Я постараюсь изо всех сил. После того, как эти слова были сказаны, Момо поняла, что правда постарается, и вместо страха и нерешительности пришел азарт. Ей было действительно интересно, и действительно хотелось скрестить клинки — пусть даже с капитаном. Хоть с самим Айзеном! Сейчас Хинамори была бесстрашной и готовой ко всему.***
Следуя за капитаном, Момо изо всех сил запрещала себе думать о плохом, но мысли так и лезли в голову. Иногда ей казалось, что она не сможет даже удержать меч в руках. Иногда — что не сможет поднять руку и нанести удар. После ранения и предательства пострадало не только тело Хинамори, но и ее психическое здоровье; с ума не сошла, но стресс получила огромный, и последствия аукивались кошмарными снами и вот такими сомнениями. А еще Момо казалось, что все офицеры Йонбантая, встреченные на пути, смотрят на нее то ли с удивлением, то ли с жалостью. Естественно, теперь она считалась слабой — раненая, преданная, одинокая. Но все же Момо оставалась главой Гобантая, в отсутствие капитана заменяя его и выполняя его обязанности, а значит, если ее не сняли с должности, Генрюсай-сотайчо уверен, что она справится. А вот Момо так уверена не была. Они пришли в красивое место, откуда никто не смог бы их увидеть. Хинамори залюбовалась тем, как ветер развевает черные, как вороново крыло, волосы Уноханы-тайчо, как блестит на солнце ее катана, и улыбнулась ей в ответ, обнажая Тобиуме. — Отлично, — проговорила Момо. И атаковала. Бой — значит, бой. В реальном бою противник никогда не спросит, когда нападать. Клинок Тобиуме просвистел в воздухе по направлению к левому плечу капитана.***
Неопытная в фехтовании Хинамори не успела увернуться от удара, и клинок Уноханы обжег болью ее руку, но боль тут же утихла, и Момо даже не заметила, что была ранена. Она была охвачена пылом боя, и ни о чем другом ей не думалось — сейчас были только Хинамори, приятная тяжесть родного занпакто в руках, меч Уноханы и она сама. Момо даже забыла о том, как сначала стеснялась, как боялась подойти к тайчо и попросить ее о тренировке — все унес прохладный ветер. Сделав шаг назад, и тем самым невольно дав капитану отойти от пропасти, Хинамори снова атаковала, справа, метя в шею. Она не обдумывала свои действия и атаковала по наитию, как подсказывало сердце; времени думать просто не было, а просчитывать все молниеносно лейтенант пока не умела, потому надеялась, что Унохана простит ей неуклюжесть.***
Хинамори совершенно запуталась; раньше ей никто никогда не говорил таких вещей. Но клинок у горла был ещё красноречивее слов. Потеряв из руки Тобиуме, Момо ощутила себя еще хуже, чем если бы потеряла одежду. Без меча в руке или в ножнах на поясе она была больше, чем голая — полностью уязвимая и беспомощная. Первой мыслью было — броситься за мечом, но ее остановила Унохана. Совершенно не похожая на себя Унохана. От нее так и веяло смертью; Момо удивленно хлопнула глазами, не узнавая тайчо Йонбантая. Хинамори никогда не хотела никого убивать, кроме того случая, когда она увидела труп Айзена и ухмылку Ичимару. В тот момент Момо больше всего хотелось увидеть кровь капитана Санбантая, отрезать ему голову, расколоть змеиное лицо на миллион осколков; до тех пор лейтенант никогда не испытывала такой ярости и ненависти одновременно, и сомневалась, что испытает еще когда-нибудь. По своей сути Хинамори была добрым человеком, и без надобности убивать она не собиралась. Если бы перед ней был враг — убила бы, не задумываясь, но разве Унохана-тайчо — враг? Они ведь просто тренируются. Но если сражаться вполсилы, не стремясь убить противника, то вряд ли Момо станет сильнее, как ей хотелось бы. — Я поняла вас, тайчо, — тихо, но твердо ответила Хинамори, — Могу я поднять меч? Рывком кинувшись к своему лежащему занпакто, лейтенант подхватила его, представила на месте Уноханы Ичимару Гина, чтобы наверняка пожелать убийства, и сделала быстрый рубящий выпад снизу вверх, целясь в грудь.***
Когда Момо делала выпад, она ясно видела перед собой не Унохану, но Ичимару; фантазия у лейтенанта была довольно развита, особенно после нервного потрясения. Отчетливо представляя противную улыбающуюся физиономию санбантай-тайчо, Хинамори испытывала ту самую жажду крови, о которой говорила капитан Унохана. И на миг она таки почувствовала, как сталь ее клинка задела нежную кожу, взрезала, показалась алая теплая кровь. На секунду — но показалась. Момо выдохнула; похвала капитана добавила уверенности и спугнула наваждение. В следующий миг — опять удар. Момо не рассуждала, просто выставила перед собой Тобиуме и блокировала, пошатнувшись от силы выпада. Унохана была гораздо сильнее. Она была ловкой и быстрой. Увернувшись от клинка и скользнув вправо, Момо атаковала снова, целясь в бок капитана. Естественно, опять представила, что целится в ненавистного Ичимару; так было легче. В небе кричали чайки. В сознании Момо плясали языки пламени, пожирающие тело улыбающегося змея. Она прекрасно знала, что на самом деле Ичимару далеко и ему вряд ли есть до нее дело, но одно представление того, как она разбивает его лицо в кровь, приносило лейтенанту удовольствие и придавало сил. Вот бы стать сильнее настолько, чтобы однажды победить его! Победить капитана! Победить человека, что сейчас сильнее ее в тысячи раз! О, за это Хинамори дорого бы дала… Она увлеклась. И поняла это тогда, когда лезвие Тобиуме остановила мягкая, но настойчивая ладонь Уноханы. Момо виновато моргнула, возвращаясь на землю, осознавая, где находится и что делает. Капитан была права. Разумом Хинамори и сама понимала, что ее излишняя пламенность может сослужить ей плохую службу и даже стать причиной смерти: если бы тогда Ичимару дрался с ней всерьез, Момо бы тут не стояла. Если бы даже Широ тогда дрался с ней всерьез, а не просто отмахивался от ее клинка, как от назойливой мухи, то она тоже давно отправилась бы на перерождение. Какая же она слабая! Наверное, слабейшая среди лейтенантов. И как же стыдно это осознавать! Момо стиснула зубы до боли в челюстях и крепко сжала теплую рукоять Тобиуме; согнулась в поклоне, прижимая ладонь к сердцу. — Я буду стараться. Спасибо за тренировку, Унохана-тайчо.