а в ладонях бьется весна и плачет, разбивая сказку смятеньем крыл — должен ли апрель значить то, что значит? должен ли он мне то, что должен был?
Рангику-сан — потрясающий человек и очень хорошая подруга для Хинамори. Старшая подруга, хотя они равны по званию, обе лейтенанты, но Мацумото старше Момо и занимает свою должность дольше, а Хинамори совсем недавно надела на плечо шеврон с кандзи «пять» и изображением ландыша. Поэтому Момо хоть и называет Рангику по имени, но неизменно добавляет уважительный суффикс «-сан». Они не могли не подружиться; их связывал один и тот же человек. Хицугая Тоширо, друг детства Момо, почти как брат ей, став вслед за Хинамори шинигами, поступил в Десятый отряд, где лейтенантом служила Мацумото. Со временем Тоширо занял место капитана Десятого отряда, а Рангику так и осталась лейтенантом. И, когда Момо заходила в гости к Широ, ее неизменно встречала гостеприимная Мацумото, поила Хинамори чаем (иногда чем-то покрепче), болтала с ней обо всем, и в итоге они стали подругами. Иногда Рангику вытаскивала Хинамори в мир живых, чтобы пройтись по магазинам. Вот как сейчас. Рангику заявила, что ей нужно обновить гардероб (хотя зачем ей гардероб, если шинигами положено носить только шихакушо?) и Момо ей очень нужна, чтобы сказать, хорошо ли смотрятся новые вещи. Мацумото обещала захватить гигаи в Двенадцатом отряде и встретиться с Хинамори в Токио. Хинамори согласилась, предварительно спросив разрешения у Айзена-тайчо; Айзен-тайчо по-доброму улыбнулся и пожелал Момо хорошо повеселиться, и теперь Момо стояла посреди цветущего весеннего Токио, растерянно озираясь по сторонам. Рангику не показывается. Невидимая для живых людей Хинамори закрывает глаза, усиливая свое духовное чутье, стараясь охватить рейкаку весь город — она много и упорно тренируется во владении магией кидо и контролем реяцу, и среди служащих Готея-13 считается мастером кидо, так что ощутить Мацумото сможет — но не ощущает и близко. В Токио Рангику нет. Зато Момо улавливает отдельную духовную силу, не принадлежащую шинигами. Слабую, тонкую, но стабильную. Напоминает огонек спички — маленький и незаметный, но не гаснущий. Такие реяцу могут принадлежать людям, обладающим особыми способностями. Что ж, почему бы в Токио не жить людям с некими силами? Есть ведь, например, предсказатели или экстрасенсы, хотя зачастую это обычные шарлатаны. Момо открывает глаза и растерянно оглядывается вокруг. Что ей теперь делать? Рангику-сан нет, она может и не появиться (ее подруга очень хороший человек, но необязательный), а Айзен-тайчо отпустил Хинамори на весь день, и ей будет немного неловко возвращаться почти сразу после своего ухода. Учитель и так недавно сокрушался, что Момо не хватает общения с друзьями и она целыми днями тренируется. Ее возвращение будет выглядеть жалко, а Хинамори хочет, чтобы Айзен-тайчо считал ее сильной, а не глупым ребенком. Она ведь именно поэтому однажды загорелась — желая служить под началом непременно Айзена Соуске, когда он спас жизнь ей и ее друзьям, когда погладил ее по волосам и похвалил за хорошее выполнение заклинания Шаккахо. Момо и до того была отличницей по магии кидо в Академии, а потом и вовсе воодушевилась. Итак, что мы имеем? Мацумото нет, гигая нет, свободного времени — вагон, что делать? Просто гулять по улицам Токио и любоваться цветущей сакурой? Скучно. В магазин пойти не получится — мало того, что ее не видят живые, так еще и деньги должны были быть только у Рангику, Момо не планировала ничего покупать и не взяла с собой ни иены. Можно было бы зайти в библиотеку и там, будучи невидимой, что-то почитать тайком от посетителей… А может, Рангику-сан еще придет? Хинамори снова растерянно оглядывается, и вдруг чувствует приближение того самого реяцу, что недавно ощутила. Неуловимо, но все ближе и ближе. Бояться нечего, конечно же — Момо захватила с собой на крайний случай меч, не собираясь расставаться с Тобиуме даже на прогулке, и катана висит на ее поясе в ножнах. Увидев перед собой смуглую и очень красивую девушку с внешностью совершенно не азиатской, Момо удивленно моргает, рассматривая ее. Да, ощущение духовной силы исходит от ее тела, несомненно. Но не это удивительно… Удивительно то, что девушка обращается к ней. Спрашивает, не заблудилась ли она. С ее стороны это мило, но… Хинамори широко распахивает карие глаза, изумленно оглядывая незнакомку. — Ты меня видишь?..***
Шинигами — это духи. По сути, они такие же души-плюс, как и те, кто живет в Руконгае, попав туда после смерти. Просто у некоторых душ-плюс иногда проявляется духовная сила, и тогда они могут стать шинигами, поступив в Академию Духовных Искусств, а потом, если повезет — на службу в Готей-13, в один из тринадцати отрядов. Угадать в себе наличие духовной силы просто — это самое обычное человеческое чувство, что присуще всем живым людям. Самое простое и банальное. Голод. Те души-плюс, которые не имеют никаких сил, в пище не нуждаются. Им нужна вода, но едят они лишь затем, чтобы почувствовать вкус, не ощущая ни голода, ни сытости. А те, у кого есть духовная сила, могут даже падать в обмороки от недостатка еды, и поэтому у многих попросту нет выбора — или поступать в Академию, или умирать от голода. В Академии кормят хорошо, а в отрядах — еще лучше. Шинигами — мертвы, но они и живы тоже. У них бьется сердце, они дышат, их кровь циркулирует по телу, их можно ранить и можно даже убить. Некоторые души страдают и от болезней; например, капитан Укитаке болен, у него часто бывают приступы кашля, и даже с кровью, но это не мешает ему быть одним из сильнейших и старейших капитанов Готея-13. Шинигами — совсем как люди, но все равно они — духи, и живые их видеть не должны, разве что те живые, что обладают некоторыми способностями. Раньше Момо не встречала таких людей, в экстрасенсов или ведьм не верила, но красивая смуглая девушка смотрит на нее и улыбается, не пугаясь и не удивляясь. Принимая как данность, что встретилась со сверхъестественным существом, но также и не называя Хинамори сумасшедшей. А ее можно принять за сумасшедшую, наверное. Выглядит Момо не безумно, но она одета в черную форму-шихакушо, и на ее талии висят ножны, в которых скрывается меч, а люди так не одеваются. Да еще и удивляется тому, что незнакомка ее видит. Однако та и этому не придает значения. И ее реяцу ощущается четче — теперь, в непосредственной близости. Маленький золотой огонек с запахом песка, колдовства и сандала. Не то чтобы это был настоящий запах, у колдовства-то точно запаха нет, но именно так Момо может описать ощущение реяцу — запах. Да и Айзен-тайчо однажды подтвердил, что такое описание — самое верное. — Не должна, — серьезно отвечает Хинамори. — Если ты человек, если ты жива — то не должна. А ты, насколько я вижу, живой человек… — Момо оглядывается по сторонам. Ей совсем не нужно, чтобы девушка начала нервничать и пытаться отвести странную незнакомку в черных одеждах куда-то в больницу, потому что у невидимой Хинамори-то проблем не будет, а вот смуглую красавицу тогда точно посчитают сумасшедшей. Момо не хочет, чтобы у нее были неприятности, и решает просто доказать, что она говорит правду. Доказать самым простым способом, самым легким для Хинамори. Она поднимает руку ладонью вверх и концентрирует реяцу — через миг на ладони вспыхивает шарик духовной силы, красный, как пламя, но не пламя, а круглая сфера. Момо держит его и улыбается немного радостно, немного виновато. Может, то, что Рангику-сан не пришла, не так уж и плохо. Может, без Рангику-сан Хинамори проведет время даже лучше.***
Экстрасенсы… Ведьмы… Момо в это не особенно верит — в то, что можно предвидеть будущее. В Обществе Душ такое не может никто, а Момо в своей жизни знает только Общество Душ. Она жила с бабушкой и Широ-чаном, после поступила в Готей-13 под командование капитана Айзена, в Генсей и то редко выбиралась, а когда стала лейтенантом — так тем более, что делать в мире живых лейтенанту? Для убийства Пустых и отправки душ в Руконгай существуют шинигами рангом ниже. Но Момо так же и не отрицает, что ведьмы и экстрасенсы могут существовать. Во всяком случае, эта девушка видит ее, а раз она ее видит, то в ней есть определенные способности. Момо ощущает в ней реяцу, пусть и слабое, так что почему ей и не быть ведьмой? Вдруг ведьмы бывают не только в сказках? Красивые ведьмы с добрыми веселыми глазами и очаровательной улыбкой — незнакомка так не похожа на женщин, что были знакомы Момо, что ей даже странно. Везде ее окружали японки, а она совсем другая. Другой оттенок кожи, другой разрез глаз, другое лицо. Она такая необычная. — Я не совсем призрак, — смущенно говорит Хинамори, поправляя рукав шихакушо. Девушка так спокойно реагирует на то, что она ей сказала, что Момо даже теряется — она ожидала другого. Испуга, наверное. Что делают люди, когда думают, что видят призрака? Обычно пугаются, кричат, убегают — но никак не начинают расспрашивать призрака поподробнее о его происхождении. — Я шинигами. Момо поворачивается так, чтобы стал виден меч в ножнах у нее на поясе. Обычная катана. Прямоугольная гарда в виде цветка, светло-красная рукоять. Шинигами редко ходят куда-то без занпакто; занпакто — это часть их души, а не просто оружие. У занпакто есть имена и собственные характеры, и собственная личность. Некоторые шинигами не в ладах со своими занпакто, но Момо дружит с Тобиуме и часто разговаривает с ней, когда остается наедине с собой. Шинигами — это, наверное, звучит даже страшнее, чем призрак. Шинигами по-японски — боги смерти. Учитывая меч Хинамори и ее магию… Момо надеется, что девушка все же не испугается. Она не хочет быть страшной. Не для человека. Для врага — да, там Момо хотелось бы выглядеть устрашающей, но не для человека, неважно, обычного или нет. От похвалы незнакомки Хинамори довольно краснеет и заставляет шарик кидо исчезнуть. Если держать долго, то силы в руке соберется много, и тогда придется устроить взрыв; вряд ли ее похвалят, если лейтенант станет причиной беспорядков в городе. — Ты можешь составить для меня гороскоп? — Момо улыбается краем губ. — И приворот на кого-то сделать тоже можешь? — это интереснее гороскопа, хотя Хинамори и некого привораживать. Многие в Готее-13 уверены, что она влюблена в Айзена-тайчо, но это не так. Она просто восхищается своим капитаном и отчасти немного боготворит его, но это не та любовь, которую девушка испытывает к мужчине. — Нет, спасибо, — Момо тихо смеется. — Хотя гороскоп — это интересно. Ой, да, извини! — спохватывается она. — Меня зовут Хинамори Момо, я лейтенант Пятого отряда Готей-13, — машинально представляется она. — Очень приятно, Садира. Момо думает совсем недолго — пару секунд. Рангику-сан не придет. Вернуться в Сейретей она пока не может и не особенно хочет. Садира ее видит, и Садира ей очень интересна. — А ты правда можешь составить мой гороскоп? — спрашивает Хинамори. — Составь, пожалуйста, — она улыбается в ответ — весело и дружелюбно. Подружиться с кем-то Момо никогда не было сложно, если даже угрюмый и замкнутый Хицугая стал ее другом, то открытая и энергичная Садира точно не станет ворчать, забираясь в угол. К тому же, вдруг понимает Хинамори, она почему-то всегда дружила только с парнями. Широ-чан, потом Кира Изуру и Абараи Ренджи, с которыми она вместе училась в Академии Духовных Искусств, немного Хисаги Шуухей, чью жизнь она спасла, а Рангику-сан не считается, она все же старшая, она не такая близкая подруга, чтобы задушевно болтать и не беспокоиться ни о чем. Садира же сразу чем-то понравилась Момо.***
Ну конечно же. Садира — не японка, может, она и выросла не здесь, откуда ей знать все японские поверья, легенды и страшилки? Отчасти Момо даже рада — ей не хотелось бы успокаивать новую знакомую, если бы та вдруг решила, что Момо пришла по ее душу. Раз уж она ее видит. Но Садира не знает, кто такие шинигами. Кто они? Они не боги. Они не демоны. Они не совсем мертвецы, раз их могут убить, раз они могут умереть, а некоторые даже рождаются в Обществе Душ, не проживая перед тем смертную жизнь человека. — Шинигами… — задумывается Момо. — Это проводники душ. Мы очищаем злые души, и отправляем в Руконгай добрые. Нас называют богами смерти, — она виновато улыбается. — Но мы не боги. Мы просто храним баланс. И мы не призраки. Те, кого ты называешь призраками — это души-плюс, после смерти они должны попасть в Общество Душ. Если они обнаруживают в себе духовную силу, то становятся шинигами. Момо вспоминает, как по ночам не могла заснуть от непонятного чувства, рвущего изнутри. Не грусть, не злость, не отчаяние, не тоска. Что-то незнакомое, но мучительное и не дающее сомкнуть глаз. Что-то, требовательно зовущее и кричащее в районе желудка. Она вставала, шла на кухню и ела-ела-ела. У бабушки хватало денег, хватало продуктов, они не бедствовали — богатыми тоже не были, но в еде не нуждались никогда. Момо за ночь съедала все, что было в доме. Ей было стыдно, но иначе она не могла. Она думала, что чем-то больна, раз в ее теле живет такой зверский аппетит, но потом узнала, что это не болезнь, и стыдиться тут тоже нечего. В Хинамори Момо пробудилась духовная сила. Она помнит, как радовалась, когда впервые создала сферу из кидо. Алый шарик на ладони, похожий на клубок ниток, светящийся, как огонь во тьме. Шарик горел ярко, но не обжигал. Она помнит, как узнала имя своего меча — это далось Момо легко, словно занпакто сама помогала ей, желая, чтобы хозяйка скорее услышала ее имя. Тобиуме. Летящая слива. (какая ирония, Момо ненавидит сливы, ей нравятся персики). Она помнит, как впервые призвала свой шикай — рви, Тобиуме! — и старенький профессор, потерев бороду, удивленно протянул в сторону «огненная стихия…» Больше таких занпакто в Готее-13 не было. Рюджинджакка Главнокомандующего Ямамото Генрюсая и Тобиуме лейтенанта Хинамори Момо. — Нет, приворот не надо, — улыбается Момо. На какой-то миг она чисто по-женски задумывается, кого хотела бы приворожить. Широ-чана? Нет, он ее друг, он почти ее брат, они выросли вместе, с детства друг друга зная. Как он может быть ее мужчиной? Кира Изуру и Абараи Ренджи — друзья, которых Хинамори встретила в Академии. Кира краснел при виде Момо, и он был симпатичным, но… он был ее другом, и все. Ренджи любил Кучики Рукию, но даже если бы не любил — Хинамори на него бы внимания не обратила, несмотря на всю его силу и привлекательность, потому что, помилуйте, когда парень так тупит в теории кидо, что хочется стукнуть его по голове учебником, то какая тут может быть любовь? Учебником Ренджи получал часто. Айзена-тайчо? Даже подумать — и то невероятно. Хисаги-семпая? Нет, не вариант. Ичимару-тайчо? Да о чем она думает? Момо смеется, прикрыв рот ладошкой. Определенно, привороты ее не интересуют. А вот гороскоп — наоборот. Всегда интересно узнать свою судьбу, или что там говорят гороскопы? Момо смутно представляет себе, что это. — Можно просто Момо, — она немного смущается. После того, как она стала лейтенантом, Момо все начали называть «Хинамори-фукутайчо», и она к этому еще не привыкла. Всю жизнь была Момо, а потом вдруг «Хинамори-фукутайчо». Момо по-японски означает «персик». — Тренировки — это важно! — в голосе Хинамори проскальзывают нотки лейтенанта, которыми она успела обзавестись за последнее время. — Упражняться и поднимать свой уровень, — не ее слова, а ее капитана, но Момо не замечает, что повторяет его выражения. Не замечает, как иногда хочет копировать даже его движения. Ее восхищение Айзеном — слепое и беспрекословное, как восхищение ребенка любимым отцом. — Я родилась третьего июня. Странно для нее говорить, когда родилась, если не рождение это было вовсе, а смерть — появление в Обществе Душ девочки по имени Хинамори Момо. Она знала только это, оказавшись внезапно посреди улицы. Свое имя, то, что она умерла (но понятия не имела, как) и то, что ей страшно, как любому ребенку в одиночестве в толпе. Момо взяли за руку и куда-то повели, а она послушно пошла следом, не думая, что ей могут навредить. И ей не навредили — это была бабушка, добрая старушка, которая сначала приютила Хинамори, а потом уже сама Хинамори притащила в их дом хмурого мальчика с белыми волосами, которого все дразнили. — Пойдем куда-то… — Хинамори оглянулась. Не стоять же здесь, когда вокруг люди. Они мешают прохожим. — Меня никто не видит, кроме тебя, — объясняет Момо. — Для окружающих ты разговариваешь с пустотой.***
Момо смущается — еще никто никогда не хвалил ее работу. Точнее, то, кем она является — работу ее хвалили и не раз, она была старательной, умной и исполнительной, ее отчетность была на высшем уровне, ее мастерство в кидо признавали все. Но чтобы кто-то сказал, что она достойна уважения только потому, что она — шинигами? Да и кому такое говорить, если Момо общалась только с такими же шинигами? — Спасибо, — ее щеки покрывает нежный румянец персикового оттенка. — Это не так сложно, — Момо как будто оправдывается. Открыть в себе духовную силу тоже не сложно — для душ-плюс. Открывать ее, по сути, специально и не получится. Она либо есть, либо ее нет, и если она есть, ею надо научиться управлять. У Момо получалось это куда лучше фехтования и, тем более, рукопашного боя, ей не хватало физической силы, а вот разума — хватало с лихвой, и заклинания кидо давались с легкостью. Хотя Хинамори и старалась тоже, она не получала знания и умения без труда и упорных тренировок. Иногда после на руках оставались кровавые следы от рукояти меча — так крепко Момо ее сжимала. Благо, помимо хадо и бакудо, существовало еще и кайдо — целительная магия. Это было не только легко. Это было увлекательно. Момо чувствовала истинное счастье, когда у нее получалось то или иное заклинание, когда ее Шаккахо разбивало мишень, попав в самое яблочко, когда ее Энкосен никто не мог пробить, когда ее Сай никто не мог развязать. Момо чувствовала в себе силу, и это пьянило ее лучше любого вина. Когда она узнала имя своего меча, то счастье и вовсе переполнило до краев. Тобиуме. Огненная и прекрасная. Опасная и разрушительная. Горячая и светлая. Шикай кричал восторженной чайкой над морскими волнами, в волнах отражалось закатное солнце. — Некого привораживать, — Хинамори разводит руками. — Ну-у, у меня есть друг детства. Но он мне скорее как брат. И есть друзья из Академии, с которыми мы вместе учились, но они тоже… друзья, и все. И есть мой капитан, Айзен-тайчо, но его привораживать? — Момо весело смеется. Это так же дико, как приворожить отца. Вдруг она перестает смеяться, удивленно моргнув, только сейчас что-то поняв. — Я симпатичная?.. Момо — маленького роста, ее волосы связаны в пучок-оданго, она не пользуется косметикой, она всегда надевает только шихакушо и только по уставу, без дополнений в виде ярких шарфов, как делает Рангику-сан. Она не расстегивает форму на груди — как делает та же Рангику-сан. Она никогда не думала о своей внешности, не задумывалась, красивая она или нет. Для лейтенанта важна не красота. Кира краснел при виде Хинамори, когда они учились в Академии, но Момо тогда едва ли это замечала, увлеченная учебой и идеей поступить непременно в Пятый отряд. Но и Кира не говорил, что она симпатичная. Вообще никто не говорил. Момо пожимает руку Садиры, и ее ладонь не призрачная, а теплая и вполне человеческая. И мягкая. Обычная девичья рука. — Ну, на самом деле я еще не воевала ни с кем, — Хинамори снова смущается. Из-за меча ее приняли за героиню, хотя это совсем не так. — Если и сражалась, то с Пустыми. Очищала их, и все. А теперь и того не делаю — меня повысили. Лейтенант не убивает Пустых. Я отчетность веду, за отрядом слежу, тренировками с солдатами занимаюсь, — перечисляет Момо. — Сама тренируюсь. У нас все спокойно. Даже скучно иногда. Бумажки целыми днями перебираю, Айзену-тайчо чай завариваю… Книжки читаю в свободное время. А сейчас меня подруга вытащила по магазинам, а сама не пришла, — Момо пожимает плечами. Рангику-сан есть Рангику-сан. Обижаться на нее бесполезно. Широ-чан, ее капитан, и то давно рукой махнул — ругаться ругается, но вряд ли серьезно. — Я тоже больше над собой работаю, — Момо радостно улыбается. — В фехтовании я так себе, но ты видела магию кидо? Я развиваю свои способности в ней. Если хорошо владеть кидо, можно и без меча побеждать врагов. И тех же Пустых убивать. Хинамори любит магию больше, чем остальные способы сражения. Кидо — это магия, только особенная, не такая, как у ведьм. Кидо — это магия шинигами, путь демона. — Я правда деятельная, — смеется Момо. — Наверное, и общительная тоже. А вот ищу ли себя… Не знаю. Я вроде бы себя нашла. Я служу в том отряде, куда хотела поступить, я лейтенант, я мастер кидо, — она в который раз краснеет, но из песни слов не выкинешь. Хинамори — всеми признанный мастер кидо. — Идем, — Момо тянет Садиру за руку, ведя за собой. Куда — не знает, но через пару метров ей на глаза попадается детская площадка с качелями. Детей там нет, и вскоре Момо садится на качели рядом с Садирой, легонько отталкиваясь ногой от земли. Качели тихо и протяжно скрипят. — Ты же не из Японии? — осторожно спрашивает Хинамори. — У тебя имя не японское. И ты… красивая, — это правда, Садира красивая. Эффектная и очень интересная. Даже Рангику-сан, пожалуй, не такая красивая — в Рангику-сан слишком много «слишком», а Садира гармоничная и изящная. И непохожая ни на кого из знакомых Момо.***
В мире шинигами есть любовь. Шинигами могут жениться и заводить семьи. могут рожать детей, если захотят, им никто этого не запрещает. Они влюбляются — например, Абараи Ренджи, один из друзей Момо, по уши влюблен в Кучики Рукию. Они знают, что такое отношения, причем не только платонические. Но Момо никого не любила так сильно, чтобы, например, целоваться, не говоря уж об общей постели (она прекрасно знала, что это такое, нельзя дружить с Рангику-сан и не знать о всех тонкостях отношений полов). Момо была привязана к другу детства, но Широ сам отдалялся от нее с тех пор, как стал капитаном. Требовал называть его «Хицугая-тайчо», злился, когда Момо это игнорировала, постоянно был в делах своего отряда… да они все были каждый в делах своих отрядов. Все распределились в разные, и теперь Момо с друзьями встречалась по работе или на неофициальных собраниях лейтенантов, хотя вряд ли такое громкое название подходит для обычной пьянки. Но даже там — в веселой не совсем трезвой компании — Хинамори не строила глазки никому, в отличии от некоторых других девушек-вторых офицеров. — Спасибо, — смущенно благодарит Момо, раскачиваясь на качелях. — Ну-у, я перечислила, — как истинная отличница, она задумывается еще раз. — Широ-чан — мне как брат. Кира и Ренджи тоже, Ренджи, к тому же, уже нравится одна девушка. Хисаги-семпай слишком замкнутый… — Хинамори мысленно перебирает всех мужчин-лейтенантов. Сасакибе из Первого — уже старик. Омаэда из Второго не нравится ей внешне, хотя он забавный. Иба из Седьмого — та же история. А капитаны? Ямамото-сотайчо — старик еще более древний, чем Сасакибе. Ичимару — его терпеть не может почти весь Готей, Момо общается с ним по-дружески, но в роли мужчины не видит. Айзен-тайчо ей и вовсе как отец. Кучики Бьякуя очень красивый, Хинамори это признает, но такой холодный и высокомерный, что его не то что привораживать — с ним разговаривать лишний раз не хочется. Комамура — он носит шлем, и даже неизвестно, что он скрывает под ним, но вряд ли красоту. Кьёраку слишком несерьезный и ленивый, его племянница постоянно только и делает, что на него жалуется, да и ему уже тысяча лет, пусть и выглядит он молодо. Тоусен, Куроцучи и Зараки Кенпачи — та же история, внешне они для Момо непривлекательны. Укитаке — его все очень уважают, в том числе и Хинамори, ему уже тоже тысяча лет, и воспринимать его в романтическом плане нереально. Внезапно Момо понимает, что даже если она захочет выйти замуж, в Готее-13 ей выходить не за кого. — Забавно, — смеется она. — Я сейчас всех своих вспомнила, и никого не хотела бы приворожить. Либо слишком старые, либо некрасивые, либо я отношусь к ним, как к братьям. А возраст… Мне уже примерно сто пятьдесят лет, — немного виновато признается Хинамори. — Я выгляжу молодо, я и есть молода, как для шинигами, мы медленно стареем, — почему-то ей за это стыдно. Хотя возраст имеет значение для людей, шинигами свои года не считают. Дни рождения — знают и отмечают, а вот сколько лет проходит — не помнят. И им это не нужно. — И мне никто не нравился, — подтверждает Момо, не понимая, почему это вдруг так важно. — Все в Готее думают, что я люблю своего капитана, но Айзен-тайчо… он мой учитель, — она пожимает плечами. — Однажды он спас мне жизнь, и я им восхищаюсь, — в ее глазах вспыхивает лучистая нежность, но не та, что бывает у девушки к мужчине. Айзен-тайчо — существо бесполое. Почти как божество. Садира тоже рассказывает очень интересные вещи. Ирак — это далеко, Момо никогда там не была, она была только в Японии, и то в мир живых стала выбираться сравнительно недавно. Что такое мусульманские обычаи — Момо знает из книг, в основном из арабских сказок, где были джинны и ифриты. И хитрые главные герои, всех обводящие вокруг пальца, и принцессы, и султаны, и волшебство. — Я сказки только читала, — улыбается Хинамори, продолжая раскачиваться. — Мне нравятся джинны. Они созданы из огня, а огонь — это вроде как моя стихия. Мой духовный меч обладает силой огня, — занпакто в ножнах на бедре ничуть не мешает ей качаться на качелях. Даже устраивать его не приходится — Тобиуме словно самостоятельно ложится так, чтобы ничего не задевать. — А ты очень красивая! — Момо кивает, улыбаясь еще шире. — Тебе точно есть, кого привораживать, правда? У красивых и уверенных в себе девушек всегда много поклонников. Хинамори уверена, что у Садиры — тоже целая толпа. Может, и у нее однажды будет такая толпа восторженных фанатов, только… зачем? Нужно хорошо работать и развивать свои силы, а остальное — вроде как необязательно. Момо даже немного грустно, что она симпатичная, а в итоге ей и приворожить некого, и в жизни все сводится к работе, к бумажкам и тренировкам. Она любит тренировки и любит даже писать отчеты, находя в документах способ своеобразной медитации, но Садира права — молодые девушки думают о любви, кем бы они ни были и в каком бы мире ни жили.***
— Ну, на самом деле, для шинигами я еще очень молодая, — Момо смеется, раскачиваясь рядом с Садирой. — Есть шинигами намного старше меня, а я — одна из самых юных лейтенантов в Готее-13. Есть еще Кусаджиши Ячиру, она и вовсе маленький ребенок, но Ячиру — лейтенант Зараки Кенпачи, а Кенпачи, как и всему Одиннадцатому отряду, закон не писан. Остальные лейтенанты — либо ровесники Хинамори, либо старше. Она лишь недавно заняла свой ранг, невероятно этим гордится и ужасно хочет оправдать доверие и ожидания Айзена-тайчо. Тренировки и отчеты, отчеты и тренировки, заваривание капитану чая, уроки каллиграфии, чтение — ни минуты свободной у Момо нет, и редко получается вот так погулять по городу и покачаться на качелях, болтая с интересным и новым человеком. Момо очень дисциплинированная и упрямая, и если у нее что-то не получается — она упорно старается понять и суметь. Только если знает, что не сможет — точно знает — тогда отступает и делает упор на другое. Нет физической силы? Есть кидо. Не самый лучший фехтовальщик? Есть шикай, рассчитанный на дальний бой. В таком случае полезнее уделить время тому, что дается, чем впустую биться над заранее проигрышным занятием. — Нет, — вдруг Хинамори смущается, ощутив себя неполноценной. У всех девушек должна быть какая-то любовь, она же читала, да и среди шинигами есть влюбленные, например, Рангику-сан и Ренджи, почему же у Момо в сердце пусто и некем даже пустоту занять? Даже разбить ей сердце — и то некому, хотя, наверное, последнее как раз к лучшему. Но Садира так удивляется и так вздыхает, что Момо совсем теряется. — Я работаю много, — бормочет она, — Я же лейтенант, это второе лицо в отряде, я тоже командир, только чуть ниже званием, чем Айзен-тайчо, у меня отчеты, тренировки, времени нет, да и, как видишь, мужчин нет… Есть, конечно, офицеры рангом ниже второго, третий и так далее, есть рядовые, там полно мужчин, в Готее-13 не запрещают отношения с теми, кто младше_старше по званию, но для Момо все эти люди — массовка, помимо тех, кто служит в ее отряде. Но и служащие ее отряда для нее — не мужчины, а подчиненные. Она должна руководить ими и управлять, а не заводить романы. — В японских сказках тоже хорошие герои, — задумчиво говорит Момо. — Но у вас они правда героические и идут до конца, — интересно, а Хинамори можно назвать героем, если она однажды спасла жизнь своему семпаю? Правда, на самом деле Момо никого не спасла, их всех четверых могли убить из-за ее безрассудства и неподчинению приказу, если бы не появился Айзен-тайчо, но если бы Момо послушалась и убежала, Хисаги-семпая точно убили бы Пустые, а так он выжил. И то ли винить себя за тот случай, то ли гордиться — Момо до сих пор не знает. Она знает только, что больше не будет такой глупой. Не позволит убить друзей, но и сама не подставится. Она выросла, она уже не студентка. Момо внимательно слушает рассказ Садиры, печально глядя на нее. Почему так бывает? Она красивая, она очень красивая, она интересная, почему же ей разбивают сердце? Такая яркая, такая очаровательная, как тигровая орхидея, что мужчинам нужно? Характер? Момо пока что знает Садиру плохо, но почему-то уверена, что и характер у нее хороший. Она же не стала пугаться шинигами, не стала даже особенно удивляться, она милая и дружелюбная, и веселая, ну правда, чего хотят мужчины еще?.. — Ну, бояться их нечего, хотя, смотря какие они, — глубокомысленно замечает Хинамори, вспоминая некоторых личностей из Готея-13, которых как раз стоило бояться. — А чем хорошо? Я какая-то неправильная, получается. Мне не так много лет, как это звучит, если по меркам людей, мне… — Момо задумывается, подсчитывая, — около восемнадцати, наверное. И вроде бы как все влюбляются, а я нет… К любви нельзя принуждать, в том числе себя. Некоторые люди не нуждаются в отношениях, не хотят заводить семьи, им хватает работы или любимого дела, они любят только себя, и так тоже правильно. Но Момо никогда не задумывалась, чего же она хочет. Работать? Естественно, в работе и есть смысл ее жизни. Дружить? Да, у нее очень много друзей. Любить? А вот здесь как раз все как-то не так. Казалось бы, вот Тоширо, он неплохо выглядит, он сильный, он умный, но для Момо он — младший брат. Или Кира — он тоже красивый, умный и творческий, но для Момо он — друг, и все. — С девушками? — нет, в Готее-13 это не осуждают. Просто на памяти Момо таких пар она не встречала, а так никто не станет относиться к шинигами хуже за однополую любовь. В их мире нет деления на цвет кожи, пол и возраст, даже богатство не играет главную роль, в мире шинигами деление простое и четкое: сильные и слабые. Сильные имеют право на все, хоть любить человека своего пола, хоть заводить павлинов в родовом поместье, разве что павлины им не особенно нужны. Если ты силен — тебе никто слова поперек не скажет, пока ты не идешь против законов баланса душ. Хинамори тут же припоминает девушек из командного состава Готея. Капитан Сой Фонг — она красивая, но уж слишком строгая, ее боятся даже другие капитаны, не то что лейтенанты. Капитан Унохана Рецу — добрая, милая и нежная, но ее улыбка заставляет окаменеть от страха кого угодно. Лейтенант Котецу Исане — тоже очень добрая и милая, и застенчивая, но… слишком застенчивая, что ли? Рангику-сан — потрясающе красивая, но она влюблена в Ичимару, и для Момо она — подруга. Ячиру — ребенок. Куроцучи Нему — чересчур замкнутая и молчаливая. Котецу Кийоне — шумная и слишком зацикленная на своем капитане. — Представляешь, и здесь никого нет, — Момо со смехом качает головой. — Все не такие. Я точно неправильная, — она пожимает плечами. — Но попробовать с девушкой — наверное, неплохой выход.***
У шинигами никто не переживает о том, что возраст обязывает заводить отношения, а отношений нет — это все у них бывает, и мужья, и жены, и дети, но не обязательно, а так — кто-то хочет, кто-то нет. У шинигами ценится сила, и уважают они силу, неважно, физически ли силен воин или же сражается иначе — магией кидо, используя способность шикая, с помощью меча или же врукопашную. Капитаны Сой Фонг и Унохана Рецу — женщины, но не замужем и даже не планируют замужество, но это не мешает всем вокруг уважать их и бояться, и горе тому камикадзе, кто посмеет заявить Сой или Унохане, что им пора бы выйти замуж. Что жестокая и вспыльчивая Сой, что нежная и мудрая Унохана, пугающая всех одной улыбкой, подобного бы с рук никому не спустили, каждая по-своему. Но у них совсем другой уклад, другие устои, они люди и не люди одновременно, а люди — обычные, живые (смертные) — живут иначе. И Садира в свои двадцать переживает про отношения, а Момо в свои сто пятьдесят впервые задумалась, что у нее мог бы быть парень или девушка. — У нас другой возраст, — Хинамори чуточку обижается. — Одному капитану, Унохане Рецу, вообще тысяча лет или даже больше, она выглядит на… — Момо прикидывает человеческий возраст, — двадцать восемь? Около того. А нашему Главнокомандующему две тысячи, но он даст фору любому молодому, он очень сильный, рядом с ним даже стоять страшно… — духовная сила Генрюсая давящая и прижимающая к земле, особенно когда он ее выпускает. — Хотя выглядит, как старик, но я рада, что не видела его в бою, — все рады, наверное. Генрюсая-сотайчо уважают, его ученики его любят, но также его многие боятся, и Хинамори в том числе. Но ее роднит с ним их общая стихия. Огонь. — О да, это должно отвлекать, — кивает Момо. — Не знаю, конечно, но… наверное. Хотя я бы хотела влюбиться, — неожиданно ее озаряет. Она бы правда этого хотела. Влюбиться — это же так интересно! Хинамори читала книжки о любви, и там все было очень красиво. Счастливым был конец или трагическим, но любовь персонажей была прекрасна. В жизни не должно быть иначе, не с потолка же берутся истории из-под пера авторов? — Да, понимаю, — Хинамори с интересом смотрит на Садиру. — Я ставлю цель и иду до конца. Интересно, я герой? — она тихо смеется, покачиваясь на качелях. — Нет, конечно же, я шучу. Какой я герой. Я лейтенант. То ли работа, то ли предназначение, то ли любимое дело — Момо пока не знает. Она не могла не стать шинигами, не было выбора. Она поставила себе цель — непременно Пятый отряд и звание лейтенанта, и вот на плече вожделенный шеврон с кандзи «пять» и ландышем, и ее называют «Хинамори-фукутайчо», и она после Айзена-тайчо — вторая. Тоже командир, тоже главная. Придется — будет распоряжаться и раздавать приказы, придется — будет сражаться и защищать своих людей и своих друзей. Это не героизм, это образ жизни. Шинигами все — либо герои, либо мертвецы. Либо посмертно герои. Вот только смерти нет, только цикл перерождений. Они не умирают насовсем. — О, я читала про гештальты! — Момо оказывается в своей стихии. Помимо огня, ее стихия — это книги, неважно, художественные или научные, если она разбирается в отчетах и документации, то и в прочих науках нетрудно разобраться. — Что-то, чего тебе хотелось, но ты этого так и не сделала… Сочувствую. Безответная любовь — это тяжело… наверное. Я и про это читала, — виновато добавляет Хинамори. — И я… думаю, я правильная все-таки, — осторожно признает она. Момо всегда правильная. Лучшая ученица по теории кидо, одна из лучших в практике, ответственная даже чересчур, с синдромом отличницы, у которой всегда есть ответ «я знаю, я читала», и которая не стесняется поучать других, если те при ней допускают много ошибок. Особенно если это ее подчиненные — там Хинамори не просто имеет право, там она обязана учить их, наставлять и поправлять, от этого зависит их жизнь. — С девушкой вряд ли отличается, — признает Момо. — Разве что в особенностях строения тела, — ее щеки немного краснеют, но что такого страшного? У девушек, например, есть грудь. У парней тоже есть, у всех живых существ есть, но то грудная клетка, а у девушек не просто грудная клетка. Невольно Хинамори опускает глаза на свою грудь, скрытую под шихакушо, и с завистью вспоминает пышные формы Рангику-сан. Нет, ее фигуре бы такое не подошло. И не такая уж у нее плоская грудь. Второй размер, наверное. Да, точно, второй — они с Рангику в прошлом месяце ходили в магазин нижнего белья, и подруга, предварительно ощупав Момо, авторитетно заявила — второй. Хинамори уже и стесняться Рангику перестала. Нет смысла ее стесняться. Точнее — бесполезно. — Я и про гендер и ориентацию читала, — Момо снова оживляется. — Не знаю, как у шинигами с этим, но… Есть гетеросексуалы, есть гомосексуалы, бисексуалы, асексуалы, пансексуалы… Много кого есть, — Хинамори пожимает плечами. — А ты и правда можешь попробовать с девушкой, вдруг получится? Вот я когда поняла, что фехтовальщик из меня никакой, начала развивать кидо, и получилось очень хорошо… Ну да, так себе пример, — смущенно смеется Момо. — Но хотя бы так. У нее нет комплексов. Странно, но нет — Хинамори трезво оценивает свои силы. Не может фехтовать, зато мастер кидо. Физически слабая и не особо быстрая, зато идеально контролирует реяцу и ее шикай разрушительный и сильный. Внешность… Внешность Момо волнует меньше всего, но Рангику утверждала, что если бы Хинамори надела платье и иначе заплела волосы — была бы красавицей. Она шла к своей цели и добилась ее. И верит, что кто угодно при желании может приложить усилия и добиться своего. Садира в том числе. — А у тебя есть знакомые девушки? — спрашивает Момо. — Подруги, коллеги, ну не знаю, кто-то из круга общения?***
— У нас нет разделений по половому признаку, — пожимает плечами Хинамори. — Что мужчины, что женщины… Если они шинигами, то разницы никакой. Хотя из тринадцати капитанов женщин только две, — признает она, — но все капитаны занимают свои звания заслуженно. Так получилось, что мужчин больше. Зато среди лейтенантов много женщин. Я, Исане-сан, Нанао-сан, Рангику-сан, Куроцучи-сан, Ячиру-чан… В Тринадцатом отряде лейтенанта нет, но зато сразу два третьих офицера, и один из них — девушка, а еще в Тринадцатом отряде служит Рукия-сан и она по силе равна лейтенанту, но ее брат не хочет ее повышать, — Момо задумчиво покусывает губы. Она впервые размышляет на тему, кто в Готее-13 мужчина, а кто женщина — раньше для нее все делились только по званиям и по отношению «друзья», «начальство» и «просто знакомые». Кого-то из Готея Момо уважала, кого-то побаивалась, кого-то любила, но только по-дружески. Сой Фонг и Унохану Рецу и уважала, и побаивалась — проще сказать, кто их не побаивался. А так и разделения на мужскую и женскую работу у них особо не было — если что, все делали рядовые, а они уже сами решали, кто таскает тяжести, а кто моет полы, вышестоящие в подобное не вникали. Момо говорила — почините сломанный забор, помойте кухню, подметите двор и плац, и уже не ее забота, кто это сделает. Рассказ Садиры о восточных женщинах и восхищает, и пугает Хинамори одновременно, но слушает она завороженно, не сводя глаз с ведьмы. — Посвятить себя мужу и детям, — повторяет Момо и морщит носик. — Ну… Кому-то это нравится, но, по-моему, это ужасно. Это ограничивает, это… унижает, — она возмущенно фыркает. — Делать все ради мужчин! Вот еще чего не хватало! Самопожертвование и преступление ради любви… Красиво, но оно того не стоит. Жизнью можно пожертвовать, я не спорю. Чтобы защитить кого-то, кто тебе дорог, чтобы исполнить свой долг, чтобы не посрамить свою честь… Айзен-тайчо говорил, что есть два типа сражений. За жизнь и за честь. А мой названный брат обещал, что защитит меня ценой своей жизни, если придется, — Хинамори тихо вздыхает. Широ-чан, хоть и ворчит, и раздражает, и задается, а все равно она его любит. Но тоже только как друга, как брата, как того, кого знает так же хорошо, как саму себя. — И если я пожертвую собой, то тоже ради защиты близких или ради чести, но никогда и ни за что не буду жить для мужчины. Жить надо для себя, тогда и других любить будет проще и легче, — Момо улыбается и добавляет свое постоянное, — Я читала. Я не знаю точно. Кто бы не хотел влюбиться — Хинамори может предоставить Садире огромный список вариантов, но сдерживает свое занудство; она же и этого не знает точно, чужих мыслей не читает, и, может, даже жуткий Куроцучи Маюри и странный Комамура Саджин, никогда не снимающий шлема, на самом деле хотят влюбиться. Или уже кого-то любят. Момо наверняка знает лишь то, что Ренджи влюблен в Рукию, а Рангику-сан — в Ичимару-тайчо, но они сами ей об этом говорили. Чувствовать колебания духовных сил Хинамори может, но это не телепатия. — Конечно, любовь прекрасна, только если взаимна, — Момо согласно кивает. — Мой друг любит одну девушку, страдает из-за этого, и нет ничего хорошего в безответной любви. Хотя он не говорил ей о своих чувствах, насколько я знаю. Там все очень сложно, — Хинамори закатывает глаза. Ренджи тупит что в кидо, что в отношениях с женщинами, и если с кидо она ему может помочь, то с Рукией — уже нет. — И за эту любовь его могут осуждать, потому что они из разных слоев общества. Не знаю, превратилась ли его жизнь в ад, по нему не скажешь, он тот еще придурок, но мне его жаль. А я не знаю, кого люблю. Бабушку люблю. Широ люблю. Друзей люблю. Себя… тоже люблю, наверное. Работу свою люблю. Подчиненных люблю. Читать люблю. Айзена-тайчо люблю, как учителя, — Момо удивляется, что назвала обожаемого капитана в последнюю очередь, но она его и не любит — она им восхищается и уважает его, это другое. — Я была такая смелая, что меня чуть не убили, и моих друзей вместе со мной, — смеется Хинамори. — Мы еще новичками были зелеными, в Академии учились, нас отправили на грунт убивать Пустых. Пустые попались сильные, они сожрали двух старших, и третий, Хисаги-семпай, приказал мне и двум моим товарищам бежать, хотя он был уже ранен, но это был приказ командира, а я… Я не послушалась. Я осталась и попробовала ему помочь, а мои друзья остались помочь уже мне. И нас могли убить всех четверых, если бы не появился Айзен-тайчо. Теперь я понимаю, что была идиоткой, когда сама стала командиром. А тогда… Но и бросить его я не могла, — иногда смелость выходит боком. В первую очередь нужен разум, потом уже — храбрость. И сила. И умение трезво оценивать свои способности. Иначе не только никого не спасешь, но и сам погибнешь. Но то, что Садира считает ее смелой — Момо приятно. — Лейтенанты не бывают трусами, — признает она. — Хотя бы потому, что трус не овладеет шикаем, для этого нужна решимость. А без шикая не стать лейтенантом, — Хинамори любовно гладит рукоять Тобиуме, которая теплеет, как и всегда, когда ее касается ладонь хозяйки. На слова Садиры Момо краснеет и застенчиво смеется. — Мне за всю жизнь столько хорошего сразу не говорили. Спасибо, ты такая милая, — она улыбается и не спорит, хотя могла бы возразить, что Садира видит ее впервые и почти ничего о ней не знает. — А ты почему не такая? Я думаю, что ты умная, рассудительная и логичная, про остальное судить не могу, но знаю еще одно — ты сильная. Сильнее обычных людей, потому что ты видишь меня и я чувствую в тебе реяцу. Огонек у нее в груди — теплый, золотистый, пахнущий песком, магией и сандалом. Приятная реяцу, и далеко не слабая. — Почему в характере проблема? — удивляется Момо. — Ты очень хорошая. И красивая. И… кстати, если так рассуждать, то я сапиосексуал. И демисексуал. И это не меньшинство, это предпочтения. Ну… есть фетиши. Кому-то нравятся длинные волосы, кому-то нравится большая грудь, кого-то возбуждают люди с лишним весом, кого-то — умные… И ты правда простишь все? — она снова удивляется. — Даже предательство? Хинамори предательство не простит никогда и никому. Вскоре она в этом убедится на собственном горьком и болезненном опыте. — У меня в голове отряд, — усмехается Момо. — Двести человек в подчинении. Конечно, в основном управляет всеми Айзен-тайчо, но я тоже. Тренировать их, распределять кого на кухню, кого на уборку территории, кого на задания, кого на грунт… Документы, отчеты, а если они в честь праздника какого-то напьются саке и начнут нарушать правила тишины после отбоя — разогнать и посадить на гауптвахту… Не только кидо. Странное дело, но если рядовые шумят и злоупотребляют алкоголем, то, стоит им лишь увидеть маленькую фигурку лейтенанта — тут же затихают и кланяются. Есть что-то у нее в глазах такое… опасное. — Нет друзей? — печально переспрашивает Хинамори. Это кажется ей куда хуже, чем отсутствие любви. Любовь — дело наживное, а если даже поговорить не с кем, то как тогда жить? Момо так не смогла бы точно. Она останавливает движущиеся качели и внимательно смотрит в лицо Садиры. — Хочешь, я буду твоим другом?***
— Мужчина может быть дорог, — признает Момо. — Но я не могу представить, чтобы могла пожертвовать жизнью ради дорогих мне мужчин. Хотя… — она задумчиво покусывает губы. Разве тогда, в Академии на полевом задании, Хинамори не рисковала жизнью? Причем именно ради мужчины, и даже не потому, что он был ей дорог, она его и лично-то не знала, только имя — Хисаги Шуухей, и то, что он один из самых талантливых студентов, настолько сильный, что для него уже приготовили место в Девятом отряде еще до окончания учебы. И что же — в итоге этот сильный и талантливый парень оказался жив лишь благодаря безрассудно храброй маленькой девчонке. Она могла погибнуть сама, могли погибнуть ее друзья, защищая ее, но нет — Момо единственная из товарищей успела атаковать Пустого, идеально выполнив Шаккахо, и чудовище сгорело в пламени из кидо, а потом появились еще и еще, и, если бы не Айзен-тайчо и Ичимару… Момо бы сейчас с Садирой не разговаривала. Но и тогда Хинамори знала, что Ренджи и Кира не позволят ей погибнуть, и полагалась на них. Возможно, отчасти она феминистка — ну, если исходить из того, что Момо уверена, что женщины ничем не хуже мужчин, а некоторые во многом лучше и во многом сильнее. Капитан Сой Фонг — маленькая и хрупкая, а ее лейтенант крупный, выше ее в два раза и в два раза же шире, но это не мешает ему регулярно получать от тайчо по зубам, когда он ее раздражает, и бояться ее больше любого врага. Но Момо не борется за права женщин — просто потому, что в Сейретее среди шинигами нет такого понятия. В Руконгае — есть, там есть разные женщины души-плюс, слабые и сильные, нежные и вспыльчивые… Среди аристократических семей в Сейретее тоже есть разные женщины и разные мужчины. И аристократки в Сейретее как раз бывают такими, как говорит Садира — живущими ради мужа и детей, ради семьи и любви. Есть и исключения — вроде бывшей капитана Второго отряда Шихоуин Йоруичи, которую Момо лично не знала, но слышала рассказы о ней с добавкой «дезертировала». Но у аристократов всегда прав больше, чем у остальных, вне зависимости от пола. Что насчет прав мужчин и женщин в Готее-13… Здесь не только равноправие. Например, в отрядах Сой Фонг и Уноханы Рецу сплошной матриархат, а Нанао-сан все время отчитывает своего капитана за безответственность, лень и частое распитие саке в рабочее и нерабочее время, и он ее слушается, пусть и ворчит, что «Нанао-чан слишком жестока». Что до Рангику-сан — Широ-чан пытается ею командовать, но ключевое слово здесь — «пытается». — Хотя, возможно, могла бы, — скрепя сердце, признает Момо. — Но они мои друзья, а ты, как я поняла, имела в виду возлюбленных. Впрочем, я ни в кого не влюблена и не могу судить. Садира так красиво говорит о любви, о ее важности, о том, что нужно беречь чувства, что Хинамори снова заслушивается, словно ей рассказывают волшебную сказку. И в ответ пожимает плечами, печально улыбнувшись. — Ренджи сам отпустил Рукию, — произносит она. — Ее приняла к себе семья Кучики, клан благородных аристократов. Неизвестно, по какой причине, но ей предложили стать названной сестрой главы клана. Она спросила у Ренджи, стоит ли ей соглашаться, а он сказал, что, конечно же, она должна согласиться, что это огромное везение и такого шанса больше не выпадет. А сам мысленно повторял себе, что не имеет права вмешиваться и должен отступить, пусть у Рукии будет семья, пусть она будет жить, ни в чем не нуждаясь, не голодая, не ночуя на улице… Они оба были бродяжками из бандитского района, они воровали еду и воду, они дружили с детства, но теперь Рукия считается аристократкой, а Ренджи так и остался никем, хотя служит лейтенантом, — Момо знает все, потому что однажды Ренджи напился и рассказал ей. Они втроем отмечали успешно сданные экзамены, Кира к тому времени уже заснул, после долгой подготовки быстро опьянев, Хинамори пила меньше них, а привычный Ренджи пьянел медленно, вот и выложил Момо все, что было у него на сердце, а она запомнила. — Захочет — поговорит, он взрослый уже, что я его, пинками буду к ней толкать? — фыркает Хинамори. — Тем более, сейчас ее отправили на дежурство на грунт, патрулировать мир живых. Сами разберутся. Я не вмешиваюсь. Я могу дать Ренджи по голове, если он тупит и не понимает кидо, но любовь… Это же не кидо. Многие бы сказали, что кидо — это сложно. Целая огромная наука, делящаяся на три подразделения — хадо — атакующие заклинания, бакудо — защитные и связующие, кайдо — исцеляющие. Девяносто девять заклинаний хадо, девяносто девять заклинаний бакудо. Чем выше номер, тем сложнее заклинание. Пока что Хинамори владеет ими только до пятидесятого номера, но все знает наизусть и однажды хочет овладеть всеми. Для нее это несложно. А вот любовь — сложно, и Садира задает такие вопросы, на которые вечная отличница Момо ответа не знает. Не знает, но все равно ищет — как и положено отличнице. — Может, мы не боимся, а стесняемся? — спрашивает Хинамори. — Да и ведь чтение же не отвергнет наши чувства. И работа не отвергнет. И не высмеет, и не осудит. А человек — может отреагировать не так, как мы бы того хотели. И это будет больно. Я думаю, Ренджи бы предпочел получить рану в бою, чем отказ от Рукии. В то же время Ренджи очень часто говорит Момо — «я тебя люблю», или даже «я тебя обожаю», особенно когда она помогает ему сдать экзамен. Но Момо — его подруга, и они оба это знают. — Я не была хулиганкой, — Момо смеется. — И бунтаркой не была. Я была тихоней и отличницей. Один раз только ослушалась приказа, зато так ослушалась, что и меня чуть не убили, и друзей, и семпая… Редко, но метко, как говорится, — она снова издает смешок. — Но трус и вправду не добьется ничего. Просто храбрость может — должна быть — не безрассудной. Атаки нужно продумывать, как и защиту. Лучше всего заранее, пока противник тебя не видит… — Хинамори ловит себя на том, что опять говорит словами Айзена-тайчо, и ощущает гордость за это — и за себя, и за капитана, который является ее кумиром. — Кто знает, какой буду я, когда влюблюсь? — усмехается Момо. — Может, тоже забуду себя? Но я не имею права забывать свой отряд… — вздыхает она. — Себя я могу забыть. Их — нет. Айзен-тайчо сильный, умный, заботливый, добрый… — Хинамори нежно улыбается, но говорит о нем, не как влюбленная девушка о мужчине, а как любящая дочь об отце. — Но и я кое-что значу в Пятом отряде, я его заместитель. Я потому и хорошо вижу реяцу… Лейтенантом не назначат того, кто не способен на это. Прощать измену — дикость. Момо не осуждает, но она не понимает. Она бы не простила, никогда, ни за что. Может, с ее огненным вспыльчивым характером она даже могла бы убить предателя. Захотела бы точно. — Чтобы простить, тоже нужна сила, — Хинамори мягко улыбается. — И вкусы — это вовсе не извращения. Например, я обожаю персики. Забавно, правда? — учитывая ее имя, действительно смешно, Момо — это значит «персик». — И что, я извращенка? А сливы терпеть не могу, однако мое занпакто носит имя Тобиуме, — это означает «летящая слива», — а занпакто — это часть души шинигами, а не просто меч. Значит, моя душа не против слив. Момо крайне удивилась, услышав, как с губ невысокой длинноволосой девушки в платье с бубенчиками слетает имя «Тобиуме». Почему слива? Она ненавидит сливы, ее тошнит от — Они в подчинении не только у меня, в основном у Айзена-тайчо, но у него и так много дел, — Хинамори понятия не имеет, каких, но никогда не решается спрашивать. — Двести человек. Я не знаю, какой я командир, но… Они меня слушаются, — Момо улыбается почему-то виновато. — Я их тренирую, я раздаю им задания, я так хочу однажды стать, как Айзен-тайчо! — вырывается у нее признание в сокровенной мечте. Говорят — бойтесь своих желаний, ибо они имеют свойство сбываться. Иногда сбывшаяся мечта становится вовсе не тем, к чему стоило стремиться. — Здорово! — сияет Хинамори, протягивая Садире открытую ладонь. — Я тоже очень рада подружиться с тобой! Чего у Момо точно не отнять — она хороший друг, верный и преданный, она физически не способна на предательство в любом из значений этого слова, и, единожды дав обещание, не нарушит его ни за что.