Гробовщик и Грелль: как все начиналось.

Вскоре они добрались до жилища Грелля, промокшие насквозь. Дэниэл с явной неохотой опустил юношу на пол, начал снимать с себя мокрую одежду и, пока Грелль справлялся со своей, зажег несколько свечей по углам небольшой комнатки, после чего занялся разведением огня в жаровне. Вскоре комната наполнилась приятным теплом, вода в чайнике закипела, жнец заварил чай из трав, что нашел в шкафу, и протянул чашку Греллю. — Пейте, вам надо согреться, — молвил он, устраиваясь с противоположной стороны стола. Из одежды на них осталось лишь нижнее белье, что приводило обоих в некоторое смущение. — Как вы? — Шея болит, рука — еще сильнее, но вы сказали, что мой час еще не пробил, так что переживу, — пожал плечами тот, с наслаждением отпивая из чашки горячий напиток. — Я могу сделать так, что болеть перестанет… — Дэниэл загадочно улыбнулся, взял руку Грелля в свои, снял повязку и начал тихонько поглаживать припухший сустав. — Что вы делаете? — удивился Грелль. — Это снова какой-то ваш фокус, или вы пользуетесь случаем… — Пользуюсь случаем, чтобы лишний раз до вас дотронуться, — согласно кивнул тот, — не скрою, мне это приятно, но ведь и вам тоже? Помедлив, Грелль кивнул. Пальцы жнеца легонько поглаживали его кожу, и боль постепенно уходила, волнение же юноши напротив — возрастало, он нервно покусывал нижнюю губу, стараясь скрыть возбуждение, вызываемое прикосновениями Дэниэла, но, судя по довольной улыбке того, удавалось это ему плохо. — Пошевелите кистью, повращайте ею, — попросил он. Грелль исполнил требуемое, и удивлению его не было предела. Боль совершенно исчезла, просто растворилась, словно ее и не было. Но останавливаться на руке тот, похоже, не собирался. Поднявшись, он прошел за стул Грелля, встав за его спиной, и начал очень осторожно поглаживать синяки на его шее. Сначала это было неприятно и болезненно, но вскоре и тут боль начала отступать… — Лучше? — вкрадчиво шепнул тот ему на ухо. Грелль закивал, покрывшись мурашками от прикосновения его дыхания к своей коже. — Иди ко мне, — сделав пару шагов влево от стула, он взял его пальцы в свои и чуть потянул на себя. Тот повиновался, поднявшись, с интересом и волнением наблюдая за полуобнаженным мужчиной, что называл себя его Смертью. Худощавый, с очень белой кожей, которая, казалось, светилась в полумраке комнаты, с длинными светлыми волосами, ниспадавшими на его спину и плечи, он казался пришельцем из потусторонних миров, а его пронзительные золотисто-зеленые глаза лишь усиливали впечатление. — Сейчас ты выглядишь совсем не как человек… — с придыханием молвил Грелль, зачарованно глядя на него. — Тебя это пугает? Вопрос был задан ровным тоном, но Грелль услышал в словах жнеца едва уловимую нотку беспокойства. — Нет, вовсе нет… Просто немного необычно видеть, как подсвечиваются твоя кожа, и глаза… Для жнецов это, наверное, обычное явление. А так для своих семисот двадцати семи лет ты отлично выглядишь, — юноша издал нервный смешок, не зная, были ли его слова комплиментом для жнеца, или могли его обидеть. Они странным образом реагировали на присутствие друг друга, с каждой минутой напряжение между ними росло; казалось, вся атмосфера вокруг была пропитана электричеством, и не хватало всего лишь маленькой искры, чтобы случился взрыв. — У тебя наверняка еще не было таких древних поклонников, правда? — Дэниэл очень медленно развязал черную бархатную ленту в волосах Грелля, разбросав их темные пряди по его плечам. Пальцы его чуть заметно подрагивали. Пристально посмотрел на юношу. Взгляд его зеленых глаз был спокоен, но слегка заалевшие щеки предательски выдавали волнение. Что за напасть, он всего лишь касался этого смертного, а сердце его начинало колотиться как сумасшедшее, дыхание учащалось, ему хотелось прижать его к себе, касаться его кожи… И целовать, целовать… Но он не знал, с чего начать, обескураженный неловкостью момента, потому что Грелль лишь изучающее смотрел на него, не предпринимая никаких действий, и непонятно было, испытывал ли он такое же сумасшедшее влечение в жнецу, какое сам Дэниэл испытывал к нему, или просто выжидал момент, чтобы откусить нос дерзкому нахалу, пытавшемуся его соблазнить. Тот покачал головой. — Не было. Я всегда избегал встреч с мужчинами старше себя, отдавая предпочтение юным и неопытным, мне нравилось подчинять их себе, а с тобой по-другому, с тобой мне самому хочется испытать чувство подчинения, хочется… стать твоим… Не в силах больше сопротивляться искушению, юноша сделал шаг вперед, положил руки на плечи жнеца и приник виском к его щеке. Тот шумно вздохнул, не веря своему счастью, обнял Грелля, и они замерли в объятиях друг друга, не шевелясь, лишь наслаждаясь взаимной близостью. — И тебе больше не хочется ни убежать от меня, ни оттолкнуть… — Дэниэл неспешно перебирал пальцами мягкие волосы Грелля, легко касаясь губами его виска, но все еще не смея поцеловать. — Ты же сам говорил, что от Смерти не скрыться, так зачем сопротивляться, если все тщетно — зачем убегать? Тем более от такой обаятельной Смерти… — он кокетливо взглянул на Дэниэла, легко провел подушечкой пальца по его губам, чем вызвал пробежавшую по его телу дрожь желания. — Грелль Сатклифф, ты удивительный юноша, — с чувством прошептал жнец, — умудрился расположить к себе саму Смерть, не побоялся пригласить ее в гости… — Мушкетерам Его Величества не к лицу бояться, трусость — не наш удел, а если уж Смерть приходит за нами, мы встречаемся с нею лицом к лицу… И кто бы мог подумать, что наша с тобой встреча так взбудоражит нас обоих… ведь я почти все время о тебе думаю в последние дни, а после всех сегодняшних событий совсем от тебя голову потерял, — признался юноша, открыто и обезоруживающе улыбнувшись. Дэниэл смотрел в его сияющие глаза — и видел в них то, чего так ждал, на что втайне надеялся, но не смел в это поверить. Необъяснимая нежность к Греллю переполнила все его существо, и он вложил ее в тот самый поцелуй, что должен был подвести итог под всею жизнью Грелля, как человека, приблизив его к перевоплощению в жнеца. В наэлектризованной атмосфере ночи наконец вспыхнула та самая искра; напряжение, недосказанность, неловкость и смущение — все исчезло, рассеялось, потонуло в волнах эмоций и страсти, что прорвали плотину сдержанности и вырвались на свободу. Дэниэл и Грелль целовались, как безумные, с неистовым отчаянием, вопреки всему; ангел смерти — и воплощение самой жизни сливались в любовном экстазе, нарушая все существующие правила, сгорая в пламени своих желаний, меньше всего в эти минуты задумываясь о возможных последствиях. Грелль немного протрезвел, когда руки Дэниэла скользнули вниз к его бедрам, и отстранился. — Что это, то, что с нами происходит? Так же не должно быть, да и не бывает, разве жнец и его будущая жертва могут вот так целоваться, как мы сейчас? Дэниэл лишь покачал головой. — Вообще жнецам не положено чувствовать или сочувствовать, Смерть должна быть трезво холодной и практичной, эмоции не приветствуются, но все мы когда-то были людьми, и иногда человеческое проявляется, берет верх… — он шагнул к Греллю и упрямо заключил его в свои объятия. — Я не знаю, что такое между нами происходит, не могу этого объяснить, это какое-то волшебство, мистика, но знаешь — мне очень нравится все это испытывать. Вечность в служении смерти — это слишком долго, а сейчас, с тобой, я снова чувствую себя живым, наверное, впервые с тех пор, как стал жнецом. Безумством было так тобой увлечься, но разве это так плохо — однажды отдаться в его власть? — Безумный жнец, — широко улыбнулся Грелль, прижимаясь к нему всем телом. — И безумный смертный, безумие так заразительно, не находишь? Его губы отыскали губы Дэниэла, и страсть накрыла их очередной волной. Они целовались, снова и снова, не на шутку заведенный жнец пытался стянуть с Грелля белье, но тот решил с ним поиграть, выворачивался и хихикал, отбегал, подпуская на опасно близкое расстояние — и снова ускользал из его объятий, а когда наконец был пойман, раздет и уложен на кровать — принялся задорно щекотать жнеца по ребрам, продолжая хихикать. Тот опешил от таких действий Грелля, но вскоре уже смеялся вместе с ним, отвечая щекотками на щекотки, и такое безоблачное и светлое счастье звучало в их смехе… Щекоча и щипаясь, они возились на кровати Грелля, смеялись и целовались, разогревая желание друг друга, и вскоре его уже невозможно было больше скрывать. — Как же мне хорошо с тобой, — искренне признался Дэниэл, часто дыша и радостно глядя на Грелля. — Ты это серьезно? — чуть прищурился тот, не сводя с него внимательного взгляда. — Серьезнее не бывает, — кивнул жнец. — Ты для меня словно лучик света во мраке вечности, согреваешь, радуешь своим теплом… — он поцеловал Грелля в висок, в щеку, в ложбинку на шее, начал спускаться ниже… Его поцелуи были легки и нежны, словно прохладный ветерок, приятно обдувающий разгоряченную кожу в жаркий день, и вместе с тем так чувственны… С губ юноши сорвался хриплый стон, когда жнец добрался до его живота, начал покрывать его поцелуями, переходя на бедра, но избегая касаться его уже начавшего твердеть члена, чтобы начатое ими не закончилось слишком быстро. Щеки Грелля пылали, сейчас он желал этого мужчину больше всего на свете, и Дэниэл почувствовал это, начав спешно стаскивать с себя остатки одежды. — Нет, постой… Позволь мне… — Грелль сел на постели, притянул жнеца к себе, немного помедлив, коснулся губами его пупка и дразнящими поцелуями начал прокладывать дорожку ниже, все сильнее заводясь от его возбуждения, которое уже мог осязать. Тот прикрыл глаза и шумно втянул носом воздух, теряя самообладание от такой смелой ласки. — Не спеши, ты даже не представляешь, на что может быть способна доведенная до предела Смерть, а я тебя еще даже не подготовил… — Кстати об этом… — Юноша поднялся, кокетливо поведя бедрами, прошлепал босыми ногами к комоду, покопался в одном из его ящиков, достал что-то и, подойдя к жнецу, вложил этот предмет в его руку. Дэниэл разжал пальцы и увидел небольшой флакончик с маслянистой жидкостью. — Я еще никому не позволял быть с собой, — чуть смущаясь, предупредил он. — После того случая в детстве желания доверять и доверяться не возникало… — Пальцы Грелля непроизвольно сжались в кулаки, ногти впились в ладони. Но он быстро взял себя в руки. — С тобой все по-другому, моя душа предназначена тебе по праву жнеца, и тело желает того же… И снова волна нежности захлестнула Дэниэла. Грелль бывал капризным, упрямым, порою высокомерным, но когда так искренне открывался, так доверчиво смотрел на него своими большими зелеными глазами, его хотелось прижать к сердцу и больше никогда и никуда не отпускать. Двадцать лет назад он со всей широтой своей невинной детской души приглашал свою Смерть в гости, сейчас предлагал разделить ложе — и был так же искренен, как и тогда. Что это? Такая странная любовь? Если так, то сейчас он был готов принять ее и одарить взамен своей. Он поцеловал его глаза, тонкие крылья носа, золотистую россыпь веснушек на щеках, запустил пальцы в темные волосы юноши и зарылся в них лицом, легонько сжал губами мочку его уха… Грелль, Грелль… Такой светлый, такой желанный… Словно теплый апрельский ветерок, ворвавшийся в серое марево октября и разбередивший его прохладный покой. Он смотрел на жнеца с трогательным волнением и страстью, часто дыша, губы его были призывно приоткрыты, и он, Дэниэл, мог целовать его, где хотел, ласкать, мог, наконец, показать ему все, что так долго скрывал, ведь чувства Грелля к нему оказалась взаимными… Удобно устроившись с юношей между подушек, он целовал его везде — в губы, щеки, ямочки над ключицами, покусывал соски, живот, тот отвечал ему, и был страстен, но чувствовалось в нем некая скованность. Доверяться и отдаваться было для него ново, обычно он сам подчинял себе партнера, а внезапная смена ролей несколько смущала. И когда он попросил Грелля перевернуться на живот и коснулся его ягодиц, то почувствовал, как внезапно возросло его напряжение. — Такой скромный… — жнец продолжал тихонько поглаживать юношу, чем приводил его в смущение и заставлял краснеть. — Понимаю твое волнение, с этой стороны близость с мужчиной тебе еще не ведома, но я готов поведать тебе об этой маленькой, но очень приятной тайне, это вовсе не так страшно, как кажется. Тебе надо просто расслабиться, об остальном я позабочусь сам… — Это… просто волнение, а еще мои фантазии, как представлю тебя в себе, как все это будет происходить, то просто с ума схожу от этой мысли, и боязно, и безумно хочется… — прошептал он, застенчиво поглядывая на Дэниэла сквозь упавшую ему на лицо прядь волос. — Как ты прелестен в своем смущении, — тихо рассмеялся жнец, наслаждаясь близостью Грелля, его открытостью и откровенностью. — Не бойся, с тем флакончиком, что ты мне дал, все пройдет приятно и без боли, уж я постараюсь, чтобы так все и было. А ты просто расслабься, отпусти все свои мысли, все сейчас не важно кроме того, что происходит между нами… Это ведь волшебство, да? — улыбнувшись, Дэниэл лизнул кончик носа юноши, отчего тот тоже улыбнулся, и напряжение его заметно спало. — Волшебство… любовная лихорадка, — не мог не согласиться он. — Ты только не останавливайся… и не переставай меня целовать. Дэниэл и не собирался. Поцелуи порхали теплыми бабочками по шее Грелля, легким трепетом крылышек щекотали его лопатки, спускались вдоль позвоночника к упругим бугоркам, что пониже поясницы… Выждав, когда Грелль расслабился и перестал покрываться мурашками от его прикосновений, Дэниэл смочил пальцы жидкостью из бутылочки и погладил юношу там, где его еще никто не касался, начал медленно и влажно скользить меж его ягодиц, не спеша углубляться. Грелль вздрагивал, но не делал никаких попыток отстраниться, его страх отступал, желание же наоборот разгоралось и набирало силу. И пальцы жнеца становились все смелее, ласкали, надавливали, проникали. Тело Грелля поначалу оказывало сопротивление, но потом он, распаляясь, уже сам толкался, нетерпеливо насаживался на них. И когда он был уже полностью готов и расслаблен — с радостью принял в себя упругую плоть жнеца. Неизбежное свершилось, в этом тугом и влажном слиянии тел, единении душ, они проникались друг другом, познавая новое, и это были непередаваемые ощущения. Дэниэл поначалу был крайне осторожен, принимая во внимание его неопытность в позиции подчиненного, сдерживал себя, чтобы не пугать своей страстностью, не причинять боли, ведь жнецы физически куда сильнее смертных. Но, чувствуя, что его любовник хочет большего, чем то, что он ему дает, перевернул его на спину, плотно прижав своим телом к матрасу, пошире развел его стройные ноги, закинув их себе на плечи, и начал двигаться резче и чаще, проникая глубже и заставляя Грелля стонать и вскрикивать от переполнявших его эмоций. Юноша отдавался ему с таким жаром, с такой волнительной страстностью, что жнец мог не стесняться в проявлении своих чувств, задыхаясь от восторга в жарких объятиях юного Сатклиффа. Волны блаженства захлестнули их одновременно и увлекли за собой в бескрайние просторы вечности, где они парили вместе среди звезд, неразлучные, опьяненные друг другом… Грелль чувствовал себя опустошенным и безумно счастливым одновременно. Новые ощущения, осознание того, что его чувства взаимны и он желанен, наполняли его светом и радостью. Он улыбался своей Смерти, и во взгляде его, таком теплом и доверчивом, было столько восторга, что Дэниэл лишь удивлялся — и как такого можно было не полюбить? Он неотрывно смотрел на юношу, и во взгляде его сквозила неприкрытая грусть. — Хочу всегда быть с тобой, — прошептал Грелль, положив голову ему на грудь и играя пальцами с длинной светлой прядью его волос. — Не хочу с тобою разлучаться, ведь я, кажется, ждал тебя всю жизнь… — Что такое человеческая жизнь в сравнении с вечностью, — философски изрек тот, поглаживая его по плечу. — Я шел к тебе целую вечность, и вот сейчас ты рядом, но что с нами будет потом — не могу знать даже я. — Ну что, ты заберешь мою душу, этого ведь не изменить? — Не изменить. — А умершие и жнецы не могут быть вместе, как и живые и жнецы, ведь так? — Так. — Грустно… — Грелль поцеловал Дэниэла и притих, прижимаясь к нему всем телом. — Не хочу тебя отпускать, не хочу… Разве может враз взять — и закончиться то, что так хорошо началось? Смерть, очарованная своей жертвой, жертва, потерявшая голову от собственной смерти… Это ведь все не просто так, тебе не кажется? А может, Смерти нужны ученики? Возьми меня в свой отряд, я буду прилежным жнецом, — зеленые глаза его были полны надежды. — Это решаю не я, но обещаю тебе, что что-нибудь придумаю, что поможет нам быть вместе, — молвил тот, помедлив. — Правда? — на лице Грелля отразилось столько радости, что Дэниэл и сам поверил в то, что эта их совместно проведенная ночь — лишь начало в их отношениях, и что со смертью Грелля как человека все не закончится. Просто не может закончиться. Это было бы несправедливо по отношению к ним обоим. Такой яркий юноша заслуживает быть любимым даже перейдя границу между жизнью и смертью. И он сам, наверное, тоже, не зря же судьба послала ему такой чудесный подарок. Они лежали молча, в объятиях друг друга, наслаждаясь каждой минутой близости, слушая мерный стук капель за окнами. Свечи давно потухли, дрова в жаровне прогорели, комната была погружена в теплый уютный мрак. Будущее пугало неизвестностью, но надежда не давала угаснуть тем искоркам взаимной любви, что пылали в их сердцах. Отдохнув от первых восторгов, они снова любили друг друга, уже более спокойно, после Грелль задремал, а Дэниэл еще долго смотрел на него, спящего, гладил его волосы, касался пальцами нежной кожи лица с россыпью веснушек и трогательно припухших от поцелуев губ. И твердо решил, что сделает все возможное и невозможное для того, чтобы этот юноша был с ним. Утро было серым и промозглым, закончились теплые деньки, осень окончательно вступила в свои права и щедро одаривала землю дождем. Дэниэл шел по берегу Сены и думал о своем, как вдруг его слух привлек сдавленный детский крик. Он доносился из густой поросли кустов, и ноги сами понесли жнеца туда. Он увидел крупного черноволосого мужчину, выглядевшего крайне неопрятно, с лицом, заросшим густой бородой. Под ним извивался тщетно пытавшийся вырваться мальчик лет десяти, но куда там, силы явно были неравны. Жнецы не могут вмешиваться в жизнь смертных, менять ее ход, и Дэниэлу бы пройти дальше, но взгляд его зацепился за левую руку насильника, которой он зажимал рот ребенка. Она была покрыта грубыми шрамами от ожогов, и на ней не хватало мизинца. Жнец замер, как вкопанный, ему хватило нескольких секунд, чтобы представить на месте мальчика Грелля, взывающего к помощи, вспомнилось, как ногти юноши впивались в его ладони, когда он сжимал кулаки при одном лишь воспоминании о попытке изнасилования, как напряжен он был во время их близости, и ярость затмила в нем разум. Он мог просто убить его. Но это показалось Дэниэлу слишком легким наказанием для маньяка. Он вырвал с корнем невысокое деревце, оборвал с него ветки, кору… Спасенный мальчик отполз в сторону и с ужасом наблюдал за тем, как его спаситель сбил насильника с ног, затем поднял его над землей за одну ногу, и свободной рукой пронзил насквозь стволом дерева так, что, войдя в естественное отверстие между ног он вышел наискось из шеи мужчины. С силой вонзив дерево с нанизанным на него душегубом в землю, светловолосый жнец улыбнулся ребенку и с чувством выполненного долга, как ни в чем не бывало, двинулся дальше.