Очередная жертва хорошего паразита.

В какую погоду вы предпочли быть похороненным? Может быть в сильный дождь, чтобы он заглушал рыдания близких, или предпочтете настолько ужасный холод, что под страхом того, что слюна обратиться в лёд, никто не посмеет и рта разинуть, или же такая жара, что рот будет закрыт лишь из-за того, что всем попросту будет лень говорить и мысли их будут лишь о холодной бочке вина. Вполне возможно, на следующий день мертвецов станет на одного больше. Лишь бы это оказался кто-то более-менее приятный человек. А Эмма, пожалуй, хотела б умереть именно в такой прекрасный день как сегодня. Что мог этот псих, работающий с психами, сказать о этой женщине? Как бы не казалось это падением в банальность, но она поистине была удивительной женщиной. Как-то вовремя эпидемии им довелось встретиться на рынке. Тогда людей было довольно мало, никто не хотел заразиться и, откровенно говоря, если не было потребности в еде все бы сидели по домам. Но, по крайней мере, некая паника была устранена, и никто теперь не пытается поджечь психбольницу… Во второй раз. У бедных умалишенных после того развилась боязнь огня и Лукас больше не мог свободно выкуривать свое лекарство. Хорошо, что изобретательности ему не занимать и он с лёгкостью сконструировал огромную маску в виде клюва, правда, в этом случае приходилось тратить намного больше трав и дышать этим постоянно. Да и эффективность мягко говоря хромала, но главное что как-то работало. Никто над ним не смеялся, а главная повариха даже обрадовалась такому изобретению. — Ну уж теперь-то вы выйдете подышать свежим воздухом. Дело было в том, что регулярно под конец месяца обнаруживался недочет продуктов и каждый раз совершенно непредсказуемо в чём будет следующий недочет, и с каждым разом этот недочет увеличивался. Это только через несколько лет случайным образом был найден тайник Лизбет. Эта маленькая злодейка выбирала приглянувшиеся ей фрукты и овощи, и делала из них куклы. Совершенно непонятно по какому принципу это происходило, поскольку Лизбет интересовали и уроды, и аппетитные красавцы. Но вот почему количество потерь увеличивалось в геометрической прогрессии. Она сказать смогла: — Больше людей, больше детей. Также в тайнике было найдено записи по типу: « |А |Б А|АА |АБ Б| АБ |ББ» И это был упрощенный вариант… Лукас искренне не понимал, что это значит и сама девочка не намеревалась давать ответов. Но это не важно поскольку недочет, созданный не разоблаченной Лизбет был идеальным поводом заставить погулять в обществе доктора. Лукас выступал, как дополнительные руки и выбирал среди полу вялой картошки более-менее хорошую. К сожалению, денег на дополнительные расходы было ограниченное количество, особенно после пожара, и приходилось экономить. Как тут сзади чуть слева окликнули: — Ой, Доктор Лукас это вы, — воскликнула Эмма. Как б она не старалась, но отвести взгляд от странного клюва не могла и явно хотела задать вопрос по поводу этого безобразия — довольно непривычно видеть вас без трубки — надо отдать должное все же она старалась. — После пожара мои пациенты пугаются дыма как и огня. Приходиться выкручиваться. — Но тут ни одного вашего пациента. — Это прекрасное приспособление лишило меня каких либо причин отказываться от выхода на свет. Эмма улыбнулась. Для Лукаса до сих пор было загадкой каким образом он умудрялся оставаться приятным собеседником. Они молча продолжили выбирать картошку, но Лукас заметил, что Эмма начала как-то мяться, явно помимо разговора о искусственном клюве ее что-то беспокоило. — Вы ведь не зря меня окликнули? — Да, но это не место чтобы в полной мере это обсудить. — Что ж, зайдите, тогда ко мне через час, или чуть попозже, главное не позже шести и не в пять пятьдесят девять. Эмма хихикнула, проявив свою сторону наивного человека, для которого комедия все еще остается комедией, и удовлетворенная ответом, ушла. Эта женщин, а с первого взгляда, была простой в некотором смысле даже хрупкой домохозяйкой и матерью. Со второго взгляда, была довольно сильной, поскольку, когда её ребенок пропал вела себя настолько стойко, что это трактовалось соседями как бездушие. С третьего взгляда, она была уж слишком проницательной и по отношению к другим, и по отношению к себе. — Когда я сойду с ума. — Когда? — Когда… — повторила она медленно, спокойно и терпеливо. Терпение не было напускным, а было таким естественным. Даже, возможно, какой-то божественной природы, правда, в этом Лукас мог ошибаться за свою жизнь он повидал довольно малое количество добродетели. — Когда я сойду с ума, вы не станете меня лечить. — И когда настанет это когда? — с не верой спросил Лукас — Через три месяца. — бросила так как будто это её совершенно не волновало — Можем составить письменный договор? — Я не давал еще на это свое согласие. Эмма кивнула головой: — Да, конечно. Вы согласны? — Согласен, — Тогда Лукас совершенно не понимал во что вызывается и считал это лишь какой-то шуткой — одной из многих. Так же, как тогда, Эмме казалось шуткой возможность возвращения Кима. Про это она сказала как-то даже невзначай: — Камерон будет пытаться меня вытащить отсюда, не позволяйте ему этого. Разве что, если мой сын вернется. — она издала смешок. Только сейчас Лукас понял, что это был скрытый крик боли. Через две недели заболел муж Эммы. Он увял так же быстро, как сорванный полевой цветок. Лукас как раз застал похороны. Полу-эльф тот ещё любитель кладбища, но похороны ненавидел всей душой, поскольку именно во время них живых на кладбище больше, чем мертвых. Частично Лукас был даже рад возникшей из ниоткуда болячки, поскольку после нее приходит на кладбище мало кто отваживался, разве что ребятня по ночам мертвых кошек кидали, дабы избавиться от болезни. Глупые суеверия. И вот, в этот пасмурный день, Лукас стоял чуть ли не бок о бок с землеройками и мозгоедами, особенно на последних он больше всего смахивал за счёт своего «клюва», скрывало его от глаз людских только одна ветка и то, не полностью — клюв оставался виден. Не удивительно, что потом пошла молва о некой огромной птице в два раза больше мозгоеда. Не в первый раз Лукас уже успел побывать главным героем многих детских, и не только, страшилок. И то, что он наблюдал, было, пожалуй, самыми культурными похоронами за всю его жизнь, а поведал он их не мало. Как и добровольно, так и нет. Пришло лишь только трое человек, если не считать труп. Эмма и двое здоровых и, кажется, немного пьяных мужчин, которые выкопали яму и ещё вдобавок угостили своей выпивкой. Отсюда выражение лица Эммы, от этого пойла, не было видно, но Лукас знал каково это пойло на вкус, и ясно представлял скривишееся лицо женщины. Спустя некоторое время эти два здоровых мужика оставили Эмму наедине со свежозакопаной могилой. У них были дела поважнее — попробовать самогон из разнообразных фруктов бабы Фиолеты. Бабка хоть, и сама не употребляла, но очень любила заниматься этим делом, поскольку таким образом она могла использовать ту часть урожая, которая рисковала сгнить. Вкус её выпивки был великолепен, особенно сравнивая с той бурдой, что сейчас дал попробовать один из могильщиков Эмме, но бабушка то-ли по доброте душевной, то-ли из-за наивности, раздавала все просто так. Хотя, вполне вероятно, что делает она так, поскольку её хозяйство довольно хорошо её кормит, а своих детей она не заимела, вот и бессмысленно ей сейчас на старости лет продавать свой урожай и копить деньги. А насчёт похоронных денег — их она то давно-давно накопила в достатке. Всё же вернёмся к Эмме. Та после убийственной ерунды, кажется, повеселела и стала распевать всякие народные песни на совершенно незнакомом для Лукаса языке. Он собрался уходить, поскольку такие песни пробуждали в нем совершенно не приятные воспоминания. — Доктор…ик… Уже уходите? Вам так противен мой голос? Ик… Или же дело совершенно в другом? — последовала пауза, для Лукаса, конечно, совершенно не напряжения, но эта женщина начинала его пугать. — Вы испугалась? Ох, как жаль, великолепная загадка скрылась и вместо нее подложили какой-то мусор, а вы, доктор, довольно интересны. Остальные все сразу выдают, но вы выдаетесь лишь мелкими крупицами. — Про что вы говорите? — Про портрет, доктор, портрет всех и каждого, который показывает прошлое и указывает на будущее. — Тут она затряслась и начала рыдать, — Но их портреты совершенно не указывали на это… — Она больше не обращая внимания на доктора упала наземь и обняла холодную надгробную плиту. — Ясон, если б я смогла предвидеть исчезновение Кима. Почему я все предвидела, кроме него? Он не должен был исчезать. Не должен был… Ты мне ведь веришь, да? Почему это случилось…— Слезы лились по щекам этой прекрасной женщины, руки потихоньку опустились, и она уснула. Все это время Лукас не отходил и даже наоборот подошёл. Ее монолог, с покойным мужем, все больше завел в тупик Лукаса. Что у нее за способность такая? Хотя вполне возможно, что от горя она сошла с ума и напридумывала про себя странных вещей, но в любом случае, спать на холодной могильной плите ей не стоит. Поэтому доктор укрыл её в свой плащ и хотел отнести домой, но по дороге как раз встретился Камерон. Великан сразу, с презрением к доктору, и излишним беспокойством о женщине, буквально вырвал её из рук врача, и начал на его нападать. На что Лукас по отработанной привычке довольно спокойно ответил: — Я только гулял по кладбищу и наткнулся на нее спящей на могиле собственного мужа… Не успел врач договорить, как его перебили: — Гулял по кладбищу? Ненормальный. — Камерон кинул на врача очередной унизительный взгляд и ушел. Ну и слава богу, только вот эти двое, к сожалению, часто будут пересекаться за следующие пару лет, и даже сейчас, во время похорон Эммы, Камерон не сводит глаз с этого дерьмового доктора.