Ненависть

      Она, наверное, должна рассказать.       Хотя…              Она должна рассказать.       Вилланель жива.       И она вернулась.       Ева совершенно не сомневалась в том, что Вилланель убьёт её. Она была уверена, что в скором времени Оксана придёт прямо на порог её дома с ножом в руке и будет медленно отрезать ей палец за пальцем.       На самом деле, Ева драматизирует. Даже в собственных мыслях. Вилланель не убьёт её. По крайней мере, физически уж точно. Но она определённо собирается медленно высасывать из неё жизнь, мучая ожиданием неминуемого конца. Она собирается выжать из Евы все соки, пугать её во тьме, мстить ей за шрам на её абсолютно идеальном теле и наслаждаться увиденными слезами в глазах Поластри.       Ева выбросила пастуший пирог.       Ей даже было страшно признать, что было жаль это делать, потому что пирог действительно превзошёл сам себя, и теперь Ева понимает, почему. А вдруг Вилланель его отравила? Господи, вдруг Ева уже умирает?       Ладно, Вилланель не стала бы так делать. Это слишком скучно.       Один лишь факт отрезвлял всё происходящее.       Вилланель жива.       Ева не убила её. Она не убила Вилланель. Она дышит, она ходит, она живёт и думает над планом мести.       Господи, она думает.       Ева давно не чувствовала себя… так. Она не могла объяснить, как. Словно она два года сидела в тюрьме, ожидая решения, касаемо своей последующей судьбы, и ей, наконец, говорят, что её не казнят. Она выходит на свободу и видит солнце.       Почему Ева не понимает, что на самом деле, выйдя на свободу, она увидит лишь тучи?

***

      — Вот, что она оставила, — протягивает Ева злополучный кусок бумаги прямо в руку Кенни, который ошеломлённо выслушал всё, что только что рассказала Ева.       Она долго думала над тем, стоит ли это знать хотя бы кому-то. Долгое время большая её часть кричала о том, чтобы на всю жизнь закрыть свой рот, а ключ съесть. Она воспринимала эту ситуацию чем-то очень личным, сокровенным и тайным, но другая её часть понимала, что на самом деле это дикий пиздец. Ситуация уже сама кричит: пожалуйста, увидь, что происходит на самом деле! За тобой следит не мальчик-подросток с бушующими гормонами, а психопатка-убийца, которую ты чуть не убила! Ева из-за всех сил пыталась открыть глаза.       Если об этом будет знать хоть кто-нибудь, значит есть хоть кто-нибудь, кто сможет прийти на помощь. Это казалось абсурдным и даже ненужным. Ева посчитала своим долгом выведать всю правду Кенни, который чувствовал её лучше всех.       — Что ты собираешься делать? — испуганно спросил Кенни, замечая, что подруга ведёт себя подозрительно спокойно.       И это было истиной. В один момент Ева успокоилась. В конце концов, Вилланель сделала Еве намного больше дерьма, чем Ева ей. Её уволили с работы, она потеряла мужа, друга, уважение коллег, свою менталку, большую часть своих средств и адекватное восприятие реальности. Ева минимально ей отомстила, так что теперь они квиты.       — Ничего, — равнодушно сказала Поластри, глядя в глаза своего друга, — пойми, она только этого и ждёт. Она хочет, чтобы я боялась, хочет, чтобы я искала её тень во всех углах, хочет, чтобы моя жизнь превратилась в ад. Но она не знает, что хуже некуда. Пусть ждёт, в конечном итоге это ей надоест, потому что это скучно.       — А если не надоест? Она одержима тобой, почему ты думаешь, что ей наскучит?       — Не знаю, Кенни. Но я не буду её бояться.

***

      Окей, возможно, Ева немного преувеличила, говоря о том, что не будет бояться Вилланель. Как только она выходила на улицу, неумышленно начинала искать высоких блондинок с кошачьими глазами, которые смотрят на неё диким взглядом, намереваясь съесть. Поластри признавала свою глупость, закатывая глаза. Дойдя до офиса, она дала себе ещё одно обещание продолжить жить точно также, как и до этого.       Они с Кенни договорились больше никому не говорить. Ева не хотела, чтобы кто-то знал о том, что Вилланель жива, потому что это угрожает её рабочему месту. То, что она наплела в своём деле, действительно может обернуться против неё, и серьезность этой ситуации Ева начала осознавать только сейчас.       — Ты бы знала, какой там был парнишка! Я была готова его прямо там взять! — Елена делилась своими впечатлениями после зала, которые всегда были довольно бурными.       — Боже, Елена, ты неисправима, — с лёгкой улыбкой отвечала Поластри, пытаясь отвлечься от своих мыслей.       — Ева, мне кажется, или я хочу найти тебе молодого человека больше, чем ты сама? — задала неожиданный вопрос подруга, но Ева совершенно не растерялась.       — Тебе не кажется. Я давно не интересуюсь подобным, мне хватило всей этой рутины в браке с Нико, — закатывала глаза женщина.       — Что за ужасные стереотипы? Быть в отношениях не всегда так рутинно, как ты думаешь! — с азартом отвечала коллега, — ваши с Нико просто слишком изжили себя. Тем более, вы с ним… ну, знаешь, с разных полей.       Ева с недоумением посмотрела на Елену.       — Я имею ввиду, что вы очень разные, и то, сколько лет вы продержались вместе — уже удивляет меня. Подумай сама: ты на досуге изучаешь профили убийц, а он готовит пастуший пирог.       При упоминании этого блюда Ева дёрнулась. Почему всё, происходящее вокруг неё приводит к Вилланель?       — Кстати, насчёт него… Ты не знала никого, кроме Нико, кто мог бы его приготовить? — стараясь не показаться слишком подозрительной, спросила Ева.       Елена лишь улыбнулась.       — Поверить не могу, что ты скучаешь по нему.       — Я этого не говорила.       — До появления Нико в моей жизни я даже не знала, что такая еда существует.       Ева лишь поджала губы.       — А может быть тебя не отношения не интересуют, а мужской пол? М? — спросила Елена, игриво подмигивая.       — Если бы это было так, то, думаю, я заметила это за все свои сорок лет.       — Многие осознают себя как раз в этом возрасте! А что, если…       — Даже не думай, Елена! — вскрикнула Ева, угрожая подруге указательным пальцем, — мне сейчас совершенно не до этого.       — А до чего? Сейчас ведь не происходит ничего, что могло занимать твоё время. Работа стоит, твоя личная жизнь тоже. Давай хотя бы в клуб сходим, Ева? Ну пожалуйста! — стала молить Елена, наивно полагая, что это поможет.       — Боже, не заставляй меня соглашаться.       — Сегодня как раз пятница. Это идеальная возможность развеяться от скучных, по-настоящему рутинных будней.       Поластри молчала.       — Ева, я обещаю, что не буду пытаться найти тебе кого-нибудь. Это лишь попытка расшевелить тебя на танцполе! Я уже сто лет не видела тебя пьяную, — Елена на секунду остановилась, — если хочешь, мы можем взять Кенни.       На этот раз Ева стрельнула глазами в свою подругу.       Это был неплохой шанс развеяться. Тем более, учитывая, что если Ева согласится на эту авантюру, она попадёт туда вместе с Еленой и Кенни, которые явно друг другу нравятся, но не сдвигаются с места.       Не только ведь Елене быть купидоном?

***

      Спустя два часа пребывания в клубе Ева была пьяна.       Спустя три часа пребывания в клубе Ева не стояла на ногах.       — Ева, посиди здесь, хорошо? — кричал поддатый Кенни сквозь громкую музыку, — тебя скоро отпустит!       — Кенни, — Ева говорила очень медленно в силу своего состояния, — иди к Елене! Со мной всё норм!       Друг лишь улыбнулся, оставив Поластри на диване в углу помещения. В глазах всё плыло, а музыка слишком громко била по ушам. Ева сидела и глупо улыбалась пустоте, понимая, что прямо сейчас эти двое танцуют где-то в середине клуба. Она была рада, что все напились, потому что иначе ничего бы не вышло. Елена слишком требовательная, а Кенни слишком нерешительный. Сейчас никто из них не думал о том, что в будущем, скорее всего, будет сложно, если что-то действительно получится.       Кенни думал о том, что у Елены красивые волосы. У неё, оказывается, были необычайно нежные руки и ослепительная улыбка. Он был так счастлив находиться с ней на танцполе прямо сейчас, не думая ни о чём, кроме теплоты её тела.       Елена думала о том, что Кенни невероятно милый. У него были самые глубокие и умные глаза из всех, что она видела. Сама того не ожидая, Елена поняла, что её привлекает его мозг и то, как он в эту секунду крепко держит её в своих сильных руках.       Ева думала о Вилланель.       Ева готова была убить себя прямо сейчас за то, что думает о Вилланель.       Тем не менее, она продолжала о ней думать.       Если быть точнее, она думала о её спине.       Она у неё была особенно сильна. Возможно, даже, сильнее, чем руки. Один раз, когда стрела вонзила своё острие прямо в белоснежное тело девушки, Еве удалось лицезреть её спину. Она была мощная, натренированная и подкачанная, и даже так не теряла своей красоты. Такое телосложение было очень к лицу Вилланель.       Если быть точнее, она думала о её волосах.       Цвета раннего рассвета, или, может быть, свежего цветочного нектара, пахли они точно также. На ощупь казались чем-то самым мягким, что трогала Ева. Они распадались по плечам, щекотя её шею. А когда Вилланель собирала небрежный пучок, они спадали на лицо.       Если быть точнее, она думала о её руках.       Ева часто удивлялась тому, как они смогли остаться настолько нежными и аккуратными после всего, что делали. Длинные пальцы без зазрения совести держали пистолет и много, очень много раз нажали на курок, но продолжали оставаться красивыми и чистыми, бархатными. Ногти Вилланель предпочитала не красить, но уход за ними вела. Её руки всегда оставались идеальными, как на вид, так и на ощупь, хоть и ощутить это Ева смогла всего пару раз.       Если быть точнее, она думала о её губах.       Пухлые и розовые, всегда увлажнённые и мягкие на вид. Пару раз разбитые и кровоточащие, но от этого не менее прекрасные. Почти не дрожащие, а искривлённые в игривой ухмылке или колком комментарии. С алой помадой или дорогим бесцветным блеском. Именно такими Ева запомнила губы Вилланель. Только внешне.       Если быть точнее, она думала о её глазах.       Они были очень, очень глубокими. Большими, внимательными, отслеживающими и анализирующими каждое движение. Конечно же, любознательными, в какой то степени даже детскими, наивными и глупыми. Зелёными, при определённом свете отдавали карими, но точно не серыми. Они были разными, но всегда такими манящими и удивительными.       Если быть точнее, она думала о её лице.       У неё тонкие черты лица. Такие кошачьи глаза. Широкие, но внимательные. Полные губы, длинная шея, высокие скулы. Кожа гладкая и светлая. У неё был растерянный взгляд, но в то же время ясный и пугающий. Она была сосредоточенной и совершенно непроницаемой.       Она думала о Вилланель.       У неё нет почерка, но есть свой собственный стиль. Она необыкновенно умна, настойчива, трудолюбива. Она исключительная личность. Эпатажная, довольно показушная и инстинктивная. Капризная, легко теряет интерес. Любит внимание, как и все психопаты. Она убивала на публику, ведь хотела, чтобы было весело. Чтобы все знали, что она кого-то убила. Чтобы Ева знала.       Из ненавистных мыслей Еву выбила до ненависти знакомая фигура. Подозрительно знакомая девушка играла роль бармена, наливая коктейли посетителям и совсем не обращая внимания на Еву. Светлые волосы, длинная шея, большие глаза и тонкие руки.       Твою мать.       Девушка посмотрела прямо в глаза Евы и улыбнулась.       Твою мать.       Ева, словно ошпаренная, тут же поднялась со своего места. Её всё ещё пьяное состояние не давало понять, что делать: идти в сторону Вилланель или бежать оттуда со всех ног. Второй вариант казался ей менее привлекательным, потому что она даже на трезвую голову бегает не очень. Но идти прямо к Вилланель — собственноручно подписать себе смертный договор.       «Знала ведь, что не нужно сюда идти!»       Вспомнив про парочку воркующих друзей, она бросилась на танцпол. Боковым зрением видя, как девушка за барной стойкой с улыбкой за ней наблюдает, ей хотелось подойти к ней с ножом в руке и снова пырнуть туда же, куда и в первый раз, закончив дело. Несмотря на то, в каком ключе Ева думала о Вилланель пять минут назад (о чём Поластри предпочла бы забыть), она продолжает её ненавидеть.       Пытаясь найти Кенни и Елену в огромной толпе пьяных подростков, она начинает слышать в ушных раковинах стук своего неспокойного сердца. Еве кажется, что сейчас она будет убита Вилланель точно также, как когда то был убит Билл. Только двадцать ножевых ранений окажутся не в грудь, а в живот.       Наконец зацепившись взглядом о шевелюру Елены, она тянет за руку их обоих поближе к себе.       — Она здесь, — кратко сказала Ева, пытаясь вытолкнуть друзей из толпы.       — Кто? — почти в унисон говорят Кенни и Елена, вопросительно глядя на еле стоящую на ногах подругу.       — Быстрее, мы должны уйти отсюда! — кричала Ева сквозь толпу, пока Елена не остановилась прямо по середине.       — Объясни, что происходит, Ева! Кто здесь?       — Вилланель.       Челюсти обоих друзей упали почти до пола. Они расширили свои глаза, удивлённо восклицая вновь.        — Кто?!       — Где? — спросил Кенни.       — Нам нужно уйти. Сейчас. Как вы не понимаете, она убьёт меня, — Поластри говорила с поистине озабоченным видом, в то время, как её друзья смеялись, глядя на неё, — почему вы смеётесь, почему вам смешно? Она убьёт меня!       — Ева, если ты не забыла, то Вилланель мертва. Ты убила её в Париже ножом, — сказала Елена, но Ева не вспомнила о том, что не рассказала ей про недавний случай.       — Послушай, Елена, если ты не веришь мне, иди и убедись сама. Она стоит за барной стойкой и делает коктейли. Она улыбалась мне, чёртова сука!       Взяв под руку Кенни, подруга совершенно спокойно пошла прямо в сторону опасности. Как бы сильно Еве не хотелось убежать подальше от этого проклятого места, она не могла бросить своих пьяных друзей, хотя сама была пуще их. Поластри аккуратно двинулась за ними, наблюдая из-за их спин за стойкой.       Она всё ещё была там. Вилланель разговаривала с посетителем, смеясь с его пьяных мерзких шуток.       Ева не могла поверить. Она просто не в состоянии осознать, что спустя два адских года Оксана снова предстаёт перед ней. Нет, даже если Ева будет совершенно трезва и адекватна, она не сможет понять это. Никогда.       Зрение Евы с каждым шагом всё больше затуманивалось. Голова кружилась, а ноги подкашивались, и, честно говоря, она понятия не имела, как всё ещё стояла и двигалась.       Около бара было светло. Прожекторы ярко светили белым светом на большой выбор алкогольных напитков и огромный ассортимент бутылок у стены. На стойке было много шотов, стаканов с трубочками и тарелок со льдом, в случае чего. Также в открытом доступе находились сухие бумажные полотенца, которые пользовались особым спросом именно по вечерам, когда чересчур пьяные клиенты начинали плохо себя чувствовать. Лица сотрудников подсвечивались также ярко, как всё остальное, и чем ближе Ева подходила к барной стойке, тем больше убеждалась в том, что за ней стоит не Вилланель.       Подойдя впритык, Ева рассмотрела девушку поближе. Её глаза были голубыми, а ногти длинные и накрашенные. Тёмные отросшие корни её волос явно нуждались в срочной помывке, а одежда, наверняка, была куплена в ближайшем сэконде.       — Вилланель, говоришь? — оживилась Елена, демонстрируя в голосе победу.       — Она была…       — Кажется, кому-то на сегодня хватит, — усмехнулся Кенни, попутно вызывая такси.       — Но она точно…       — Ева, не переживай, мы тебя довезём, — улыбалась подруга и, приобняв Еву, потащила её к выходу.       Поластри не отрывала взгляд от барменши.       Она не могла перепутать Вилланель с кем-то.

***

      Солнечные лучи, предательски пробившиеся сквозь не задвинутые занавески, разбудили Еву. Во рту была просто ужасная сухость.       Потянувшись на не расправленной кровати, Ева только сейчас заметила, что одета в уличный костюм. Не пытаясь что-то понять, она встала и двинулась в сторону кухни. Ещё неокрепшие ноги слегка подкашивались, а из-за постоянной зевоты на глазах выступили слёзы. Налив полный стакан воды, она залпом выпила его, издав истошный стон. Голова трещала и ничего не соображала, поэтому Поластри даже не пыталась что-то вспомнить. Скинув с себя вчерашнюю одежду, она решила первым делать помыться, смыв с себя все посторонние запахи. Являясь любителем горячей ванны и такого же душа, Ева понимала, что сейчас ей необходим отрезвляющий ледяной напор. Она ненавидела эту часть после тусовок, и, наверное, по большей части именно из-за этого старалась не тусоваться (ну, или пыталась себе это внушить).       Спустя некоторое время, проснувшись и придя в себя, Ева пыталась хотя бы примерно начать понимать, что вчера вообще случилось. Обычно, в таких делах ей помогал растворимый кофе, но сегодня у неё был только молотый. Разницы, казалось бы, и нет, но по вкусу она сразу виднелась.       «Хорошо, клуб. Елена, Кенни, выпивка, танцы, бар… Бар, шоты, диван, мысли… Мысли, бар, барная стойка… Барная стойка»       Крах.       Вилланель.       Что там говорил Кенни? «Не забывай про теорию вероятности. Из-за того, что ты не знаешь, жива она или мертва, шансы этого события равны»       Вилланель жива. Соответственно, вероятность того, что это могла быть именно, сука, она, равняется ста процентам. Но, учитывая, что это действительно могла быть совершенно другая девушка и Еве могло просто показаться из-за алкоголя, мыслей и всей ситуации в целом, вероятность снова 50/50. Сука.       «Всегда ненавидела эту теорию вероятности»                               Почему Ева вообще думала о Вилланель в ту ночь? Почему именно в таком ключе?       Господи, Поластри всегда запрещала себе думать о ней. Она много раз обговаривала этот вопрос с психологом и каждый раз они приходили к тому, что ставить себе блок на чем-либо нельзя.       «По сути, если я думаю о том, что запрещаю себе думать о Вилланель, я всё равно думаю о ней. Чёртово дерьмо»       Она старалась. Ева правда старалась не думать, несмотря на всё, что говорил ей психолог, она продолжала пытаться её забыть. Она делала вид, что этого всего просто не было в её жизни, что Вилланель не было в её жизни, но не понимала, что всё тщетно. Психолог часто хотел помочь ей прожить эти моменты вновь. Словно хотел заставить её вспоминать всё в мельчайших подробностях, хотел, чтобы она вспомнила, какова фактура кожи Вилланель, но Ева умалчивала о том, что никогда этого не забывала.       И вчера, поддавшись алкоголю, Ева позволила себе вспомнить. Она позволила себе прожить это вновь.       Поластри вспомнила, как сидя на мягком диване, она закрыла глаза, и со спокойной улыбкой на лице вспоминала Оксану Астанкову.       Оксану Астанкову, которую она запретила для себя.       Ева привыкла помнить её грубой, жестокой, мстительной психопаткой, но вчера она позволила себе вспомнить её нежной, красивой, ясной и необыкновенной.       Проблема Евы заключалась в том, что ей очень, очень, очень понравилось.