Истинный враг

      Только заслышав голос контролёра, Кадзу с короткого разбегу бросился на противника. Прямой удар ногой, тот уклонился, ещё пара боковых ударов руками в чужой бок. Соперник ушёл в сторону на несколько шагов. Вновь атака ногой, они сцепились, Кадзу захватил за туловище, повалил бойца на песок. За оградой зазвенело улюлюканье толпы.       Несколько мгновений месилась спиной противника рыхлая поверхность, Кадзу удерживал того, локтём жал в чужие горло и грудь. Контролёр начал считать. До трёх не хватило, соперник перевернулся между ног Кадзу и выбрался из хватки. Пока очухивался от песка, парень вдогонку дал ему пару ударов в шею и плечо. Отступил. Выдохнул. По их стороны другие полили на лицо водой прохладу, смыть песок с лица, из глаз.       Краем уха он слышал громкие разговоры мужиков у арены. От их мерзких голосов ему захотелось сплюнуть. Взгляд метнулся выше по трибуне: высоко над песочной площадкой, возвышаясь над остальными, в особом широком ложе сидел хозяин этого места в окружении красочно одетых молодых девушек с сильно спадающими с плеч кимоно, открывающими шею, ключицы, делая глубокое декольте, при ходьбе их худые и стройные ножки порой выглядывали. Они клали ему в рот зелёный виноград и подавали наполненные алкоголем чаши. Он гладил их по талии и бокам, трогал шеи и пускал руки под ткани, туда, к нежной коже. А они черно улыбались, хихикали и ластились к нему. Кадзу отвёл взгляд, вернулся в самый низ — где находился он.       Обернулся, дёрнул головой, попружинил на ногах и бросился в бой, вновь сокрушая соперника чётким ударом ногой, теперь выше, в шею, сбивая того на колени. Толпа вокруг протяжно охнула. Он кинулся вновь, зажимая чужую голову под мышку, совершая удары другой рукой. Тут соперник сумел сгруппироваться и завалить Кадзу на спину. Кто-то закричал громче. Кадзу крепко обхватил бойца ногами, всё ещё зажимая его голову. Мышцы напряглись до предела в миг. Парень считал в голове, выжидал, когда у противника закончится терпение и он отступит. Кадзу смотрел на жёлтые фонари над ареной, дышал глубоко и ровно, сохраняя баланс внутри себя. Потуги заблокированного бойца подняться не имели результата. Но и тому наконец удалось выбраться из кольца сжатых рук. Собираясь обрушить на Кадзу серию ударов сверху, соперник получил толчок ногами в солнечное сплетение. Он отошёл на шаг и вновь атаковал, не сдаваясь. Кадзу закрыл рукой голову, другой стараясь блокировать удары, коленом не давая сопернику полностью лечь на себя.       Наконец контролёр разнял их, намереваясь переместить бойцов ближе к центру арены, оставляя их положение. Снизу, продолжая получать удары, Кадзу ногами постарался отпихнуть от себя противника. Он повернулся к песку:       — Стоп! Помоем!       После приказа контролёра второй боец отступил на свою сторону. Кадзу поднялся, вернулся на свою. Короткая передышка, вода по лицу и шее, груди и торсу. Не разбирая слов контролёра, но слыша вой и свист толпы, Кадзу вновь дёрнул головой. Вернулся. В стойку. Атака, уклонился, блок, атака, передышка, ложный выпад, не попал, удар ногой, ещё один.       Оба уже начинали чувствовать усталость, поэтому меньше провоцировали схватки на силу, полушажками ходили по кривому кругу, исподлобья наблюдали друг за другом, кулаки всегда в поле зрения. Вновь контролёр разнял их на промывку. Короткий момент тишины — болтовню зала Кадзу уже привык воспринимать именно так:       — Бой!       Стойка, пара шаров вперёд, чуть выжидал, удар ногой, тот увернулся, в ответ потянулся ударить. Громкость толпы увеличилась, режа слух. Устало приоткрытый рот, вяловатые шаги соперника дали Кадзу знак действовать.       — Давай! Давай! — кто-то срывал голос.       Вновь удар ногой, коротко сцепились, он увёл в сторону чужие руки. Соперник повалился на бок. В толпе противно завизжали свиньями. Кадзу несколькими ударами прижал противника к песку, тот закрылся от ударов. Контролёр выждал время.       — У-о-о-о-о-о-о!       Свист, хлопки. Кадзу выпрямился. Контролёр поднял высоко его правую руку с сжатым кулаком. Его противник встал, они пожали друг другу ладони. Он хорош, однако, Кадзу оказался лучше, быстрее, проворнее, хитрее, сильнее. Он должен был быть таким, чтобы здесь с ним оставалась жизнь.       Духотой невозможно было дышать. Кадзу стёр со лба выступивший пот, смешанный с водой. Выбившиеся из тугого пучка на затылке волосы прилипли к шее и вискам, щекам. Парень вновь провёл рукой по лицу. Рев толпы не угасал, стоял в ушах, сердце вдогонку било в груди набатом. Наконец им позволили уйти. На арену вышли другие.       Воздух холодных подземельных коридоров этого места после долгих тренировок и боёв приносил наслаждение. А баня — ещё большее. Кадзу сидел несколько мгновений на маленькой табуретке с закрытыми глазами, изредка выливая на голову с телом ковш тёплой воды, вновь мирясь с реальной тишиной. Она оглушала и настораживала ровно так же, как и неконтролируемый шум.       Предплечья ныли при движениях, в голове стреляло при резких поворотах. Нещадно клонило в сон. Банный воздух раздражал дыхательные пути. Кадзу дёрнул подбитым уголком губ, потёр лицо. Под веками темнота поглощала разум.       Однажды, вместо привычной тренировки, его и ещё пару ребят привели в новую комнату подземелья. Пахло внутри едко, на столах у стены лежали различные инструменты, большую часть из которых составляли иглы. Парень сразу понял причину их визита. Человек, к нему обращались Мастер, осмотрел бойцов, заранее попросив остаться лишь в хакама. Затем раскрыл большой журнал, на пожелтевших от времени и использования листах чёрные чернила изображали множество эскизов для татуировок — знака преступников:       — Ну что, повыбираем? — расслабленно усмехнулся Мастер, кинув взгляд на смотрителя, одного из людей хозяина. Они, помимо охраны, в подземелье следили за порядком среди бойцов.       — Этот похож на тигра, — мужчина задумчиво посмотрел то на рисунок, то на мальца.       — Х-м…тогда он — на змею, — Мастер указал на Кадзу.       — Согласен.       В тот день Кадзу получил имя в этом месте именно ядовитого чешуйчатого животного. Хищника. Его могли использовать только смотрители, наставники, важные чужие люди с верхов трибун и зрители боя.       Когда Мастер намечал ему на правом предплечье набросок будущей тату, тогда пришло понимание — он останется здесь навсегда, жизнь его закончится здесь.       «А ты о чем-нибудь мечтал?»       Прозвучавший несколько пустой в интонации голос в голове Кадзу не знал, он пару раз покрутил в мыслях вопрос, вновь и вновь задавая его себе. А мечтал ли он о чем-то? Выходя на бой, держа тело в напряжении стойки, нанося удары, мечтал ли он? Или сидя в тёмной маленькой камере, скручивая соперника на тренировке, встречая одобрительный взгляд смотрителя. Того самого, кто принял его от мародёров, он видел однажды на одном из своих первых боев с победой. Прищуренный взгляд бледных глаз, спокойно сложенные руки на груди. Так и читалось в его позе: «А эти отморозки не обманули, парень и правда хорош…». Мерзко становилось от одного только убеждения. Тогда он мог мечтать?       «Не обманывайся. Все это место покинуть хотят, и ты тоже…»       По мере появления полного рисунка на коже, Кадзу вырывал из груди наивные надежды. С тех пор, как он попал сюда, глаза его не видели голубого неба, облаков, закатов и рассветов. Забыл он цвет ясный, белизну, шелест деревьев, траву высокую. Кадзу не видел первого снега в этом году. Запах земли ему уже стал привычен, с холодами и под ней всё промерзло, влажная постель теперь казалась тёплой, пыль впитывалась в кожу, свет факелов уже не раздражал. Забылась и мечта.       Когда татуировка полностью зажила, в руке он отныне сжимал крепко нож.       Надеялся ли он теперь на спасение?       Нет.       Верил ли он в богов?       Нет.       Для него перестали существовать радость, счастье, веселье, спокойствие, а постоянное состояние напряжения, выживание, натянутой струной тянулись, как извивалась змея у него на руке. Он лишь ждал следующий день, жил от боя до боя. И, может, ждал, когда придёт его последний.

***

      Как-то по начинающейся весне принёс дзёнину его синоби письмо. Отправивший не подписался, но его личность угадывалась мастером нинсо несомненно правильно. Встретились они в одном из тайных укрытий. После приветствий всегда подозрительный с виду сын богача Гао, который владел несколькими точками незаконной продажи дурманов, рабов и почти легендарной Белой Ареной, вальяжно рассиживался на циновке напротив главы клана ниндзя. Дзёнин сидел прямо:       — В чём дело?       — Я писал тебе о последних новостях. Ты помнишь…? Так вот, отец всё противится, всё мнёт задницу свою старую, девками упивается, Арена растёт, а прихвостни даймё садятся на шею всё более прытко, — он блеснул взглядом, — ты знаешь, зачем я к тебе пришёл. Цель тоже знаешь, а плату… бери сколько хочешь, — мужчина махнул в воздухе кистью, будто гнал от себя муху, — сын и дочь твои, кстати, как поживают? Девочка чай поди уже подросла, ходит наверняка. А сын… Такао, да? Успешно ли он осваивает искусство колдовства?       Мужчина рассматривал потолок, подперев подбородок кулаком, крутил губами.       — Какие сроки? — дзёнин проигнорировал вопросы о семье.       — Чем быстрее, тем лучше, но надобно до конца первого месяца весны. Там дальше начнутся облавы, хочется к ним получше подготовиться.       Показушное неудовольствие избалованного, но хитрого сына богача совершенно не выводило дзёнина из себя, хотя он знал, многие в кругах преступного мира скрепя зубами терпели того. И он не просто так обратился именно к клану Наито с заказом — дзёнин видел в лёгкой улыбке намерение избавиться и от ненавистного отца, заполучив прибыльное дело, и обезглавить клан ниндзя. Мужчина вздохнул — начало подходить время, вот и он стал неугоден. А значит, с делом ему заниматься самому.       — Ещё, что хочу сказать, — Гао-младший наклонился к дзёнину, кладя локти на стол, заговорил приглушённо, будто их могли послушать, — я устроил так, что пока на Арене мало охраны будет. Вклинься там, как умеешь, и проверни по-тихому, как вас учат. Не упусти свой шанс. Вот ещё держи, — он выложил на стол бумагу с чертежами внутренней планировки здания, — это дом Арены, подземелье достать не удалось, не обессудь, отец точно сидит глубоко в этой утробе, постарайся его найти. Охрану можешь косить, а бойцов с тату, покуда сами не полезут, постарайся не задевать. Хорошо?       — Что ещё?       — Да вроде ничего не забыл. А если и да… ай, в Нараку его…       Подписанный контракт скрылся в сумке дзёнина, пока Гао-младший капризно ссасывал из большого пальца капли крови.       — Я терпеть не могу эту вашу традицию. Болеть теперь будет… — он поцокал языком, — сделай уже с ней что-нибудь, как праведники это старье держите у себя.       Вскоре он и его люди сошли с гор, скрываясь за горизонтом на своих скакунах. Дзёнин недолго провожал их взглядом. К ночи он уже вернулся в клан.       Стоило ему переступить порог, как кое-кто потянул подол его тёплого хаори в сторону:       — Папа велнулся! Такяо!       Ясуо снял, отложил одеяние в сторону. Присев на корточки, с коротким смехом взял тянущуюся к нему на руки маленькую, как всегда расплывшуюся в улыбке Мэй. В зале сын собирал в ящик игрушки:       — С возвращением. Ужинать будешь с нами, отец?       — А вы меня, что ли, ждали?       — Ага-а! — пока девочку качали на руках, она крепко держалась ручками за ворот кимоно мужчины.       — Тогда пойдемте-ка.       Ясуо опустил Мэй, и та, зазывая ладошками, убежала на кухню вперёд взрослых.       — Каким же это кулинарным шедевром вы угостите меня сегодня? — мужчина опустился на циновку. Девочка уже аккуратно и тщательно раскладывала столовые приборы и посуду на место каждого члена семьи за столом. Это дело торжественно ей было поручено, и пока она исполняла его исправно. Такао принёс с тёплых углей небольшой казан, сразу убрал крышку, лиц коснулся вырвавшийся пар и аромат тушёных кабачков и моркови. — Рис с овощами, ваше любимое.       — Мэй резала овощи, а братик варил рис, да? — Такао уже заполнял чаши едой ужина.       — Да, — девочка кивнула.       — Какие вы молодцы, — Ясуо легонько погладил собранные в косичку волосы девочки.       — Какого цвета морковка? — Такао поправил завязанный платок на шее у Мэй.       — Олансшевая!       — А лук какого цвета? — продолжал спрашивать он.       — Зелёный.       — Правильно, Мэй, — уже тише юноша добавил, — тебя искали Мэдока и Кими. Сказали, ещё завтра с утра заглянут, — Ясуо кивнул, — Хонг принёс несколько посланий, Чонган по мелочи говорил тебе прийти уже к нему.       Разговоры прекратились ненадолго. После купаний в бане в тот вечер именно Ясуо предстояла очередь уложить малышку Мэй. Перед сном ей нравилось слушать рассказанные истории отцом или братом. Перебирая свои игрушки, будучи уже укрытой одеялом, девочка немного неумело разговаривала с мужчиной. Тот старался не давить на малышку, перегружая информацией, старался говорить более мягко, чем обычно дома. И сам крутил игрушки: какие-то он сделал когда-то для сына, они потрепались, но с ремонтом вновь начали служить на радость подрастающей Мэй, новые, которые он сделал с Такао. Всем игрушкам девочка старалась уделить внимание.       — И тогда принцесса Луны произнесла: «Не бывать тому злу, что вы сделать хотите». Какая луна сейчас на небе?       — Клуглая.       — А ещё?       — Белая.       — А что ещё круглое и белое?       — …мятик.       — А луна близко или далеко к нам?       — Талеко.       — А что ещё на небе ты видела?       — Свёсды!       — Звёзды тебе нравятся, да? Какие они?       — Ялкие и… и маненькие.       — Яркие и маленькие… как ты.       Ясуо продолжил сказку. И вскоре девочка уморилась. Подоткнув ей одеяло, создавая кокон, погладив напоследок по голове, мужчина вышел из комнаты.       В зале Такао убирал угли из очага. Дзёнин опустился на циновку напротив. Из-за особенности использования колдовства его сын не мог в полную силу сражаться. Любые удары могли раскрыть его раны на ладонях, даже если те заживлялись эликсиром. Лишь нож ему позволялось освоить, и юноша с ним прекрасно справлялся. А потому хотя бы в теории дзёнин рассказывал о многих вещах искусства боя.       На Белой Арене, куда он собирался отправиться, брали подростков, реже совсем взрослых, обучали бою и выпускали на публику. Кто справлялся с тренировками и одерживал победы, тем через время били татуировки, давая имена, и окончательно вклинивали в оборот незаконного дела. Дзёнин знал — бои там бывали бешеные, жестокие и порой на смерть.       По обычному устраивались бои до первого сдавшегося и лишь единожды в семь дней на выживание: выпускали безымянных новичков, опытных, именитых. В таких схватках — только один победитель. Таким образом отсеивались слабые, ослабевшие, сломанные, забитые. Мальцов могли привозить с любого конца империи, их хоть отбавляй, только успевай копать подземные коридоры да камеры. Точно у них недостатка бойцов никогда не было бы.       И это место, в чём-то похожее на клан синоби, дзёнин хотел показать сыну.       Хэсу не отказала в просьбе присмотреть за Мэй, и, доделав все срочные дела, через день глава клана и его сын покинули деревню. В седле пару суток и вот, накинув неприметные одежды, они прибыли на территорию Белой Арены. Гао-младший не соврал, как заметил позже дзёнин — охрана вокруг и правда сновала меньше, чаще оставаясь на постах.       Тёмное место с такими же намерениями. В тот вечер им иронично повезло — тогда велись бои на выживание. Их пустили и без ставки, что несколько удивило дзёнина, он не показал эмоций. Когда они вошли, в большом зале в песочной яме заканчивался один бой, выше на трибунах отовсюду слышалось: «Слон! Слон! Слон!». В низине двое бойцов с ножами кружили коршунами. Тогда решалась их судьба. Тот, с именем и татуировкой Слона, вновь пошёл в атаку. Дзёнин и Такао перебрались повыше посмотреть получше. Ниже дышалось на порядок тяжелее. Спины дерущиеся уже успели извалять в песке и соли, забить их в свежие раны: одному полоснули в основание шеи, другому по предплечью. Они крутились, как волчки, контролёр их разнимал иногда, не давал сцепаться, как в рукопашном бою. Такао это заинтересовало:       — Принцип. Бой всегда на ножах. Если один потерял, другой ждёт, пока они не станут равными. Без оружия нет боя.       — Бойцы сами выбирают себе имена?       — Не думаю. Говорить, разговаривать и общаться им запрещено, кроме времени на тренировках.       Бойцы выжидали. Ходили, обманывали ложными выпадами, крутились, уставали, тянули время, бесили толпу и друг друга бездействием.       — Бей его, черт тебя дери!       Такао повёл в сторону уголком губ в отвращении. Дзёнин тем временем смотрел по сторонам, прикидывал, что он мог сделать. Толпа в это время заходила ходуном, наконец приближалась развязка, приближалась чья-то смерть. В унисон дыханию сердце забилось изо всех сил, бойцы приняли каждый свою судьбу. Застучали ноги по дереву, завибрировал пол. Нож и свежая кровь на нём заблестели в свете мутных фонарей. Песок впитал в себя красноту под телом мёртвого. Слон поднялся, с рёвом выбросил сжатый кулак с ножом вверх. Ему вторила толпа. Выживший ударил себя по груди несколько раз, оставляя на огненной и потной коже следы чужой крови.       Ещё никогда Такао не чувствовал себя настолько неуютно. В это место он не вернулся бы никогда. Он знал и принимал, что жизни синоби тоже полны зла и жестокости, но даже не мог представить масштаб катастрофы. Возможно, в нём говорила детская неопытность и наивность, перенятая у маленькой сестрёнки, от вполне мирного уклада быта в их селении, отношения друг к другу, в конце концов его слабохарактерности. Будь здесь Сэцу, он бы точно сделал ставку и присоединился к болеющим. Он содрогнулся и подавил в себе рвотный позыв.       Тело мёртвого унесли. Дзёнин повернулся к сыну:       — Что скажешь?       — Отвратительно.       Смерть осталась. Она уже ждала нового бойца. На площадку вновь вышли двое. Один побольше, его встречали яростно, видимо, многие поставили, на его груди зияла пасть ящерицы. Другой тоще, с завязанным на затылке пучком волос, как дзёнин всегда, у него на правой руке извивался черный змей. Его так и кличали:       — Господа, сегодня здесь и сейчас сойдутся в бою на смерть две рептилии: Зубастый ящер и Змей! — громко обозначил контролёр, обведя взглядом весь затихнувший на мгновение зал.       Он подозвал к себе соперников, в очередной раз проговорил несколько правил. И наконец отступил назад, давая добро сражению:       — Бой!       Оба приняли стойки, заходили кругом, ножи засверкали гранями в свету. Взгляд из-под бровей внимательно следил за противником. Толпа держала низкую тишину.       Выпад Змея, Ящер отшагнул, пресекая атаку. Ещё попытка первого, и вот уже под оханье толпы его соперник и сам попытался нанести удар. Оказавшись слишком близко, Змей оттолкнул Ящера. Вновь стойки, внимание и концентрация.       Ещё выпад с выдохом. Передышка, прямой контакт взглядов, не принимающих на себя бликов света. Обманка, атака, сцепились, контролёр вмешался. Вновь сцепились, чужой толчок. Змей кувыркнулся назад, вскочил к подлетевшему противнику, прыгнул тому за спину, его нож настиг плоть под рёбрами соперника. Крутанувшись, Змей сбил Ящера с ног. Толпа заверещала. И тогда он нанёс последний удар — в самое сердце. Зубастый Ящер побеждён.       Однажды это имя вновь получит молодой боец на этой арене и тоже когда-нибудь закончит свою историю. И Змея это ждало, он не сомневался.       Оба были хорошими бойцами, уже около трёх лет их имена звучали в этом зале, но в тот день обратно в холодную камеру после схватки, словно жерло вулкана, с яростью и огнём в груди, смог вернуться только один из них.       Наконец дзёнин сделал вердикт:       — Быстрее, чётче, точнее.       Его сын не ответил.       Вскоре они покинули Белую Арену. Однако в клан вернулся только Такао. Скрывшись в потёмках леса, дзёнин выжидал, следя за дорогой на её территорию. Идея попасть прямо к хозяину возникла у него неожиданно и приятно. Осталось только дождаться того, чего он задумал. Луна в небе играла роль фонаря, облака открывали ей занавес с каждым часом словно новый акт.       Все мысли гнал он вон, все движения тоже. Ничего не должно мешать. Медитации сжирали ненужное время. Наконец топот копыт, синоби увидел сгорбленную фигуру на ней, направил арбалет.       Выстрел.       Отзвуком с ветвей выше сорвались несколько птиц. Наездник упал с испугавшейся лошади. Синоби спрыгнул с дерева, подошёл, залил в рот упавшему жидкости ядовитой, прекращая его метания и мучения. Оттащил затем тело в кусты, сдёрнул одежду, её на себя напялил. Из сумки своей достал футляр с инструментами для грима. Нацепил бородку, тени на нос и подбородок наложил, сверяя своё новое отражение в зеркале с внешностью только что погибшего мужчины. Когда закончил, спрятал свои вещи и взял чужие, они отныне значились его. Проверил бумаги в сумке, документы, лошадь успокоил и поехал обратно на Белую Арену. Теперь он был гонцом Такимура Ома.       На постах под небом его пропустили, а вот охрана внутри Арены около входов в подземные коридоры потщательнее проверила прибывшего, однако, вечное слабое освещение не дало ей разглядеть искусный грим.       — Мы передадим. Свободен, — кинул один из мужиков.       — Мне велено передать строго лично и в руки, — пролепетал гонец, — взгляните на печати, все важно. Я должен и получить ответ Хозяина.       Охранник вновь взглянул на документы: пафосные формулировки красивыми иероглифами не оставляли сомнений в необходимости исполнения слов гонца. В конце концов так и пропустили, дав одного как провожатого. Тот насчитал — они спустились на пять этажей под землю. Что находилось выше, он не знал, Гао-младший не предоставил информации, но мужчина полагал, что там жили и тренировались бойцы, и все, кто имел к ним отношение.       Такое же тусклое освещение заставляло гонца напрягать зрение больше обычного. Он запоминал дорогу, по ходу мельком смотрел на другие коридоры, считал людей охраны. Вскоре они вышли на комнату хозяина. Неловко поблагодарив охранника, гонец вошёл внутрь.       Пары благовоний зарезали слизистую в носу, появилась неприятная сухость в глотке. Осмотрев одним взглядом обстановку, гонец подошёл ближе к устроившемуся в подушках, на мягких циновках полному мужику уже преклонных лет. Перед первым словом он прокашлялся:       — Такимура Ома доставил вам послание, Господин, от Миморото Каруга.       С низким наклоном мужчина протянул запечатанный свиток. Богач Гао сморщил нос, лениво махнул кистью. Тот разломал печать и подал теперь раскрытый лист. Пока Гао просматривал маленькими глазами мелкий текст чёрными чернилами и закрывал себе обзор на незваного гостя, гонец тем временем из-за пояса достал крошечный бутылёк с особой водой и вылил одним аккуратным и тренированным движением в полную алкоголя чашу хозяина Арены.       Тот отбросил послание на стол, тут же потянулся к заветной чаше и залпом выпил.       Один.       Два.       Три.       Пара вдохов.       Четыре.       Пять.       Ладонь у горла. Грудь уже начало связывать.       Шесть.       Свет расписных фонарей потух во взгляде. В животе загорелось. Пот выступил на висках.       Семь.       Мужик завалился на подушки в шелке, давясь забурливающей жёлтой пеной из рта.       Восемь.       Мелкие глаза остановились на гонце. Белые, как соль, губы шевельнулись, выдали лишь хрип.       Девять.       Десять.       Гонец развернулся. Всюду в этом месте гуляла смерть, и он один из её вестников. Приготовив нож за поясницей, мужчина выглянул из комнаты хозяина, охранник ждал его возвращения. Заметив его, тот подошёл ближе. Неловко переминаясь, гонец позвал ладонью человека внутрь. Стоило закрыться двери, как без шума ребро ладони твёрдо ударило того в затылок.       Гонец остался здесь навсегда. Подправив тени на лице, новый охранник вышел из комнаты хозяина, направляясь на выход. В форме он сразу считался своим. Как только он ступил на третий этаж, по низу начался гул криков:       — Хозяин убит! Искать виновного!       — Быстро-быстро!       Поначалу он сделал вид, что тоже присоединился к поискам. Через несколько мгновений выше на этажах тоже стало известно о произошедшем. На втором смекнувшие опытные бойцы начали бунт и охране, помимо поиска чужака, приходилось сдерживать ещё их. Пробираясь в узком коридоре, человек двигался к другому, более свободному пролёту, иногда давая отпор нападавшим.       Его выхватил в другой ход один из бойцов. Лицо сразу показалось знакомым. Выглядывавшая из-под рукава чуть ниже локтя голова змеи сразу дала ему понять — вёл его Змей, недавно победивший в сражении выживание. На перекрёстке путей юноша прижался к одной из стен и выглянул из-за угла. Никого не заметив, следом коротко бросил неизвестному человеку:       — Тайный выход.       Тот кивнул. Они двинулись дальше. Бежали достаточно, чтобы по ощущениям оказаться почти у границы территории Арены, будь они на поверхности. Показавшуюся дверь в конце очередного коридора выбили и кинулись на пролёт. Перед которой уже лестницей боец остановился, вновь кинул за плечо.       — Ловушка. В полу.       Незнакомец кивнул. Отойдя на пару ступеней назад, сорвался, рывком пробежал по стене в несколько шагов, приземлившись выше на лестнице. Удерживая теперь со своей стороны переворачивающуюся поверхность пола, незнакомец помог перебраться и молодому бойцу. Выбрались, как и предполагалось, у границы. Позади мелькали фонари, летали крики. Беглецы ушли прочь.       Лошадь мёртвого гонца теперь пригодилась, на ней неловко ехал вольный спаситель синоби. Мчали до соседней реки до самого позднего утра. На берегу устроили привал. Дзёнин разжёг огонь, достал мясо вяленое, сыр и печеное рисовое тесто из мешка. Отдал часть парню. Тот молчал всю дорогу и в то утро тоже не молвил и слова сам.       — Твое настоящее имя?       — Кадзу.       — Ты понял, кто я, — дзёнин видел это в его взгляде, — потому предлагаю выбор: идёшь со мной или уходишь своей дорогой. Думай до полудня.       — Нет смысла. Пути нигде такому нет. Уже в крови по локоть руки, так разница…? Веди.       Дзёнин несколько мгновений рассматривал того, наконец кивнул. И для себя он кое-что решил.