Шрамы

      Той ночью в шатре главы Не было тихо. Вернувшись с реки, все трое просто упали в постель: разговаривать не хотелось, и так было сказано уже очень многое. Им нужно было немного тишины, уютной и тёплой, одной на троих. Отбросить все дурные, тяжёлые мысли и переживания и просто насладиться моментом покоя.       Теплолюбивый Ваньинь оказался зажат между двумя любовниками, но с ханьфу Минцзюэ так и не расстался. Старший Не лишь тихо посмеивался, глядя на сонно моргающего Цзян Чэна, завернувшегося в серо-зелёную ткань по самый подбородок и нахохлившегося, словно растрёпанный воробей. Он так и заснул, в гнезде из одежд, одеял и чужого тепла.       Весь следующий день Цзян Чэн ходил задумчивый. Он пытался уложить в своей голове слова, сказанные вчера, и переосмыслить собственные взгляды. Минцзюэ несколько раз ловил на себе его странный взгляд, понять по которому что-либо было невозможно, но подходить и спрашивать Сичэнь его отговорил.       — Дай ему время. В конце концов, у тебя ведь тоже есть то, что вдруг не пересилишь, не забудешь. Ты годами носишь это в себе и до сих пор не отпустил, так не требуй от него невозможного.       Минцзюэ хмыкнул, провожая взглядом мелькнувшую между шатров фигуру в фиолетовом.       — Я-то не требую, только, боюсь, он сам справляется с этой задачей.       Поздним вечером они снова собрались в шатре главы Не. Хозяин, обнажённый по пояс, вытянулся на постели и с прищуром наблюдал за возлюбленными, ожидая, когда они, наконец, закончат с приготовлениями ко сну и можно будет сгрести обоих в объятия. Лань Сичэнь, уже снявший ленту и распустивший волосы, теперь расчёсывал их гребнем, сидя на краю.       Цзян Чэн избавился от верхних одежд и обуви, а помедлив немного, стянул и нижнюю рубаху, оставшись в одних штанах.       — И не холодно тебе? — поддел Минцзюэ, не удержавшись.       — Холодно, — Ваньинь поморщился, зябко поёжившись. — Сейчас согреюсь. С вами…       Последнюю фразу Цзян Чэн буркнул едва различимо куда-то в сторону. Он вцепился в завязки штанов, нервно теребя их, словно собирался ослабить, но не решался.       — Ваньинь, — Сичэнь заметил этот жест, как и перемену в настроении. — Не заставляй себя. Ты не должен…       — Должен! — не дал ему договорить Цзян Чэн. — Вернее, я так хочу. Просто…       Он замолчал, так и не договорив. Что «просто»? Просто не может пересилить себя? Просто боится? Просто не знает, как подступиться, с чего начать?       Лань Хуань, словно прочитав его сомнения, плавно поднялся и подошёл к нему, накрывая ладонь Цзян Чэна своей.       — Всё хорошо, — улыбнулся он и мягко потянул Ваньиня в сторону кровати, держа за руки. — Иди к нам.       Сичэнь опустился на постель, не отпуская Цзян Чэна, из-за чего тот потерял равновесие и начал заваливаться вперёд. Минцзюэ, который словно только того и ждал, поймал и притянул его в объятия, сцепляя руки в замок на животе, а Лань Хуань, лучисто улыбаясь, изящно плюхнулся рядом.       Ваньинь сделал несколько глубоких вдохов, пытаясь успокоить колотящееся от неожиданного падения сердце, и моргнул, глядя в хитрые глаза Сичэня.       — Всё хорошо, — повторил Лань Хуань, мягко касаясь щеки Цзян Чэна и погладив её большим пальцем. — Ваньинь. Не важно, какие шрамы у тебя на душе или на теле. Не важно, что они значат. Говорят они о твоей силе или слабости, о твоём успехе или провале. Они — часть тебя. И мы любим тебя вместе с ними, таким, какой ты есть, понимаешь?       Минцзюэ не проронил ни слова, предоставив говорить Сичэню, у которого это получалось лучше, но Цзян Чэн ощущал его поддержку каждой клеточкой своего тела — буквально. Сильные руки на пояснице, прижимавшие его спиной к широкой груди, горячее дыхание на затылке — Не Минцзюэ как будто поймал его, принял, объял всем собой, даря чувство спокойствия и защищённости.       Цзян Чэн, не моргая и, кажется, даже не дыша, смотрел на Лань Хуаня. Впитывал чужое тепло, жадно ловил каждое слово, отпечатывая его в своём сознании. Сейчас, в этот миг, он чувствовал, что находится на своём месте. Рядом с этими двумя. Которые, казалось, знают его лучше него самого. А значит, закрываться от них, пытаться скрыть что-то бессмысленно, верно? Раз он и так у них как на ладони…       Лань Сичэнь подался чуть вперёд, накрывая его губы своими, целуя нежно, глубоко. Они целовались уже множество раз, но этот ощущался иначе. От него мысли путались, а пальцы против воли начинали подрагивать. По мередианам волной прокатился жар, скручиваясь в тугой ком где-то внизу живота, заставляя мышцы поджиматься под чужой ладонью.       Минцзюэ, немного ослабив хватку, нежно, почти невесомо пробежался пальцами по коже, заставляя дыхание сбиться окончательно. Цзян Чэн почувствовал его губы на своём затылке, а пальцы продолжили мягко скользить по животу, выводя неведомые узоры. Глава Не выглядел внушительно и угрожающе, а кожа на ладонях давно загрубела от мозолей, но прикосновения выходили столь чувственными, что от такого контраста невольно бросало в дрожь.       Лань Хуань чуть отстранился, а ладонь с щеки скользнула ниже. Изящные пальцы очертили скулы и губы, прошлись по линии челюсти, опустились на шею и замерли, считывая биение пульса под кожей.       — Ваньинь? — Сичэнь мягко позвал его. — Мы можем остановиться в любой момент, ты же знаешь?       Цзян Чэн моргнул, понимая, что всё это время не шевелился и даже, кажется, не дышал, словно оцепенел. Не закрывал глаз, следя за каждым движением, словно боялся, что стоит немного расслабиться, и демоны воспоминаний снова вылезут из закромов сознания. Но чужие прикосновения не жгли, как раньше, стыдом пережитого когда-то позора. От них по телу разливалось лишь тепло, приятная истома и что-то ещё, что медленно разгоралось где-то под кожей, бежало по жилам, охватывало всё тело приятным жаром.       Ваньинь шумно выдохнул, заметно расслабляясь, и немного откинулся назад, сильнее прижавшись к Минцзюэ и устроив голову на его плече, больше открывая шею.       — Знаю, — тихо сказал он, облизнув пересохшие губы. — Но не хочу.       Глава Не усмехнулся, дыханием взъерошив ему волосы на макушке, и чуть склонил голову, касаясь губами уха.       — Ты сам сказал.       Низкий голос прокатился волной мурашек по загривку, заставляя Цзян Чэна на секунду зажмуриться. Сичэнь воспользовался ситуацией и коснулся губами подставленной шеи, нежно прихватывая кожу. Ваньинь шумно втянул воздух, когда чужой горячий язык скользнул по заполошно бьющейся жилке.       Руки, до сих пор едва заметно поглаживавшие, словно ожили и пустились изучать его тело. Цзян Чэн, внимательно прислушивавшийся к ощущениям, почувствовал, как разум соскальзывает и тонет в них, теряясь меж двух огней. Такие похожие, одинаково нежные, чуткие, и в то же время совершенно разные. Ваньинь закрыл глаза, угадывая, кому принадлежат прикосновения лишь по тому, как они чувствовались.       Ладонь на бедре, широкая, горячая, шероховатая — Минцзюэ. Изящная, тёплая, немного прохладная на груди — Сичэнь. Губы горячие, неожиданно мягкие и чувственные на плече — Минцзюэ. Сухие, потрескавшиеся на горном ветру, но не менее трепетные на груди возле шрама — Сичэнь…       Цзян Чэн вздрагивал, изгибался, ловил жадно ртом воздух, плавился и горел от новых ощущений. Мягкая ткань штанов начала казаться вдруг неожиданно грубой и тесной, неприятно стесняя в паху. Ваньинь тихо зашипел и заёрзал, невольно дёрнув бёдрами в попытке избавиться от давящего ощущения, и тут же замер, когда Сичэнь сдавленно охнул ему в шею и сжал пальцы на талии.       Сквозь два слоя тонкой ткани прекрасно ощущалось его возбуждение. Цзян Чэн был уверен, что если подастся назад, почувствует то же самое у Минцзюэ — опалявшее ухо тяжёлое дыхание недвусмысленно намекало на это.       Лань Хуань посмотрел Ваньиню в глаза, словно ожидая, что тот в последний миг снова выскользнет из их объятий. Цзян Чэн, не оставляя себе шанса отступить, впился в его губы жадным поцелуем, пальцами скользя по чужому прессу к завязкам штанов. Он хотел их, хотел их обоих, здесь и сейчас, и не собирался отказывать себе из-за глупых страхов. Раз воспоминания не желают отпускать, он вышвырнет их и заменит новыми, прекрасными и яркими, чтоб места для дурных мыслей не осталось!       Над ухом раздалось тихое хмыканье, и горячие ладони Минцзюэ скользнули по животу, быстро освобождая Цзян Чэна от остатков одежды, вырывая у него облегчённый выдох. Хотя, возможно, он был вызван зубами Лань Сичэня, прихватившими кожу на ключице. На краткий миг Цзян Чэна сильнее стиснули с двух сторон, так что дышать стало тяжело, и после короткой возни последние препятствия между тремя разгорячёнными телами исчезли.       Ваньинь чуть повернул и запрокинул голову, пытаясь глотнуть воздуха, который, казалось, накалился — жарко, невыносимо жарко. Чьи-то пальцы — затуманенному рассудку понадобилось несколько секунд, чтобы понять, что это Минцзюэ — скользнули по груди, прошлись вдоль шрама к соску. Обвели, чуть надавили, потёрли, сжали, чуть оттягивая. Цзян Чэн закусил губу, стараясь задавить зарождающийся к груди стон, но его всё же вырвали — вырвали чужой ладонью, обхватившей ноющий от возбуждения член и плавным движением прошедшейся по всей длине.       Ваньинь выгнулся, насколько было возможно в его положении, против воли вцепившись в плечо лежавшего перед ним Сичэня. Он много раз касался себя подобным образом, представляя порой, каково это могло бы быть с ними, но реальность оказалась куда более оглушающей, а чужие пальцы ощущались совершенно иначе, гораздо ярче, гораздо горячее. Он против воли толкнулся в ласкавшую его ладонь, но другие руки тут же опустились на бёдра, удерживая на месте.       Сичэнь приподнялся на локте, чтобы дотянуться поцелуем до Минцзюэ, и Ваньинь, не удержавшись коснулся губами маячившей прямо перед глазами шеи, прихватив зубами кожу и тут же проводя по этому месту языком. Наградой ему стала мягкая вибрация стона в горле.       Цзян Чэн провёл ладонью по чужому боку, перешёл на спину, скользнул по пояснице вниз и сжал ягодицу, так удобно оказавшуюся в руке. Лань Хуань шумно выдохнул, подаваясь вперёд, и Ваньинь почувствовал горячее прикосновение головки чужого члена к своему. Он закусил губу, жадно впитывая новые (и чертовски приятные) ощущения, и, поддавшись внезапному порыву, двинулся назад, ощущая задом прикосновение возбуждения Минцзюэ. Чужие пальцы тут же сжались на бедре, наверняка оставляя отметины, а сдавленный выдох обжёг загривок.       На несколько ударов сердца они застыли, а затем ладони на его коже снова ожили. Пальцы Сичэня, обхватывавшие его член, исчезли, но лишь затем, чтобы смениться другими. Минцзюэ протиснул руку между телами любовников, обхватив широкой горячей ладонью оба члена, заставив обоих одновременно застонать и податься друг к другу. Так непривычно, так приятно…       Лань Хуань оставил короткий поцелуй на виске Цзян Чэна и освободившейся ладонью сжал его ягодицу, чуть раздвигая половинки. Ваньинь невольно дёрнулся от странного ощущения, когда Минцзюэ ткнулся в ложбинку возбуждённым членом и слегка потёрся.       Всего этого было так много, что Цзян Чэн терял связь реальность, и в то же время невероятно мало. Хотелось большего, хотелось теснее, чтобы движения чужой ладони быстрее, а разгорячённые тела ещё ближе. Два горячих дыхания, опалявшие шею и плечи, хотелось впитывать всей кожей, хотелось, чтобы чужие пальцы сжимали сильнее (хотя утром, рассматривая следы, он явно пожалеет об этом). Стремясь хоть как-то усилить контакт, он откинул голову на плечо Минцзюэ, прижимаясь к его груди, и обвил рукой талию Сичэня, притягивая сильнее к себе.       Сбитое дыхание и стоны, свои и чужие, эхом отдавались в черепной коробке. Влажная от пота кожа горела, и каждое прикосновение ощущалось ярко, до звёзд под веками. Движения ладони и бёдер становились всё более быстрыми и рваными, и Цзян Чэн понял, что не выдержит так долго. Вцепившись в Сичэня, он протяжно застонал и излился, в наступившей послеоргазменной тишине эмоций особенно остро чувствуя каждое движение. Сичэнь, уткнувшись куда-то ему в шею, кончил следом, пачкая белыми каплями живот, а через несколько неровных толчков, впившись в выступающий позвонок на его загривке и глуша там стон, кончил Минцзюэ.       Некоторое время (несколько секунд? минут? часов?..) они лежали в наступившей тишине, прерывавшейся только их хриплым дыханием. Сичэнь слабо пошевелился, видимо, намереваясь встать, но Цзян Чэн лишь крепче стиснул объятия, не давая ему сделать этого. Кажется, через его талию перекинулась ещё рука Минцзюэ с той же целью…       — Надо обтереться, — тихо выдохнул Лань Хуань.       — Лежи, — буркнул глава Не. — Всё потом. Успеется ещё…       Цзян Чэн закрыл глаза, слушая их краткие препирательства и наслаждаясь теплом и близостью.       Потом нужно будет действительно встать и привести себя в порядок, чтобы на следующий день выглядеть прилично. Завтра, на параде перед охотой, каждый из них поведёт свой клан, а после они станут соперниками на соревновании. Но это всё потом. А сейчас в голове так пронзительно пусто, а в груди так тепло и спокойно…       Цзян Чэн наощупь переплёл свои пальцы с Минцзюэ, в две руки крепче притискивая Сичэня.       — Всё потом.