Год 2011
Начало нового года Гарри отпраздновал, отправившись на задание под прикрытием. Это заняло у него четыре месяца. Такие задания каждый из них, включая Гарри, ненавидел, поскольку, дабы не рисковать своим прикрытием и не подвергать чужие жизни опасности, он даже не имел возможности показаться дома. Еще это означало, что много времени он должен был проводить наедине с Роном, что само по себе было здорово, кроме того, Рон вместе с совами посылал домой письма — столько, сколько позволяли им меры безопасности, — однако каминная сеть оставалась полностью под запретом. Рядом с ним не было даже Трейси, потому что дело, которое он расследовал, было связано с нелегальным публичным домом, применявшим оборотное зелье и к тому же замешанным в торговле молодыми ведьмами. Гарри мог бы передать дело другой команде, но они с Трейси потратили почти два года на выслеживание этой группировки волшебников, и теперь он не собирался так просто отступать. Да и из всех авроров, имевшихся у них в распоряжении, только у него был такой опыт в работе с оборотным зельем. Трейси не возражала против того, чтобы остаться в стороне. Она сказала Гарри, что теперь, как его напарница, исполняет обязанности Главного Аврора в его отсутствие и бывает очень занята, раздавая приказы направо и налево. Он страшно скучал по детям. Гарри привык к тому, что Джинни могла отсутствовать дома по несколько недель подряд — с её-то расписанием выездных игр, — но своих детей он видел каждый день. Он пропустил два дня рождения, пусть Джинни и передала через Рона сообщение, в котором говорилось, что Джеймс и Альбус все понимают (Джеймс не совсем понимал, и Гарри это знал, а вот Альбус думал, что это круто, когда твой папа «шпион»). Гарри скучал по Трейси, потому что привык к ее постоянному присутствию на работе, и почти так же сильно скучал по квиддичным матчам, в которых участвовал раз в две недели. Он ужасно скучал по Малфою, но осознал это только тогда, когда наступило первое воскресенье нового года и впервые за долгое время они с ним не встретились в их привычном месте в доме на Гриммо-Плейс. Первое, что Гарри сделал, закрыв, наконец, дело — отправился в Нору, чтобы забрать детей. Молли суетилась вокруг него — теперь редкие седые волосы покрывали ее голову, — жалуясь на то, что работа под прикрытием вовсе не оправдание тому, что он так скудно питался. Альбус обзавелся раздражаром, которого нашёл в саду, гоняющимся за гномами; Джеймс и Хьюго соорудили крепость прямо в гостиной, и Гарри потащили оценить укрепление — ведь «это так круто» — прежде чем он успел стянуть с себя мантию. Он поблагодарил Молли и Артура за заботу о детях, но от ужина отказался, потому что его единственным желанием было поскорее очутиться дома. У Джинни были выездные матчи и она должна была отсутствовать всю следующую неделю, но Гарри был счастлив уже только потому, что мог побыть с детьми и отдохнуть. После четырёх месяцев, проведённых на задании, ему полагался отпуск длиною в месяц — впереди было предостаточно времени, чтобы наверстать упущенное. А сейчас ему просто хотелось спать. Уложить детей в постель оказалось легко, ведь Молли не только баловала их сладостями: за все эти годы она научилась множеству трюков и знала как умаять семерых детей так, чтобы они спали без задних ног — справиться с тремя не составило для неё никакого труда. Гарри с блаженным вздохом плюхнулся на кровать, не потрудившись даже раздеться. Когда он только уходил на задание, то с нетерпением ожидал, когда наступят полагавшиеся ему четыре недели свободы, но теперь… все, о чем он мог думать — как бы поскорее вернуться на работу. Но если быть совсем уж честным, все о чем Гарри мог думать — как бы поскорее увидеть Малфоя. Не в первый раз за своё отсутствие он думал о Малфое, но ведь и по Джинни он скучал тоже. Однако в течение нескольких месяцев, проведённых в одиночестве, когда не нужно было отвлекаться на повседневные заботы, у него появилось много свободного времени, которого хватало на то, чтобы кое о чем подумать. Например, о том, что по ночам пробуждало сны, которые должны были приводить в ужас, но вместо этого заставляли просыпаться в горячем поту, с изнывающим стояком в штанах, — отдаленное воспоминание о том, что случилось за последние пару лет, или, что намного важнее, о том, что почти случилось. О том, что происходило или почти происходило у них с Малфоем. О нечто едва осязаемом, словно ты пытаешься шагать по лезвию ножа, держа чью-то жизнь у себя в руках. Это сводило с ума. Это должно было прекратиться. Гарри мечтал, чтобы его подсознание, наконец, включилось в работу, но пока этого не происходило, — когда он дрочил в душе на следующее утро, имя Малфоя едва не сорвалось с губ. Ему ведь даже не нравился Малфой. Черт, да ему даже не нравились мужчины. Во всяком случае, он все ещё любил заниматься сексом со своей женой, и мысль о том, что до этого события придётся ждать ещё целую неделю, вызывала в нем раздражение. Приближалось воскресенье — одно из тех воскресений, когда Гарри должен был встретиться с Малфоем на Гриммо-Плейс, но… Следовало признать тот факт, что Малфой за все это время так и не сдвинулся с мёртвой точки, и Гарри вынужден был согласиться с тем, что, возможно, тот с самого начала был прав: может быть, он был просто неспособен использовать чары Патронуса. Если он, Гарри, захочет все прекратить, Малфой не станет возражать. Несколько лет он вёл себя отчужденно, пытался отдалиться — ещё с той вечеринки в честь дня рождения Энн, — потому что, судя по всему, обладал большим самоконтролем, чем сам Гарри. Возможно, все это было к лучшему: они смогут вернуться к их прежнему расписанию, играть в квиддич каждое воскресенье и проводить вместе ровно столько времени, сколько того требовали их должностные обязанности. Также это значило, что ему придётся смириться с теми гребаными бесполезными интернами, но здесь, вероятно, стоило вспомнить про принцип меньшего из двух зол.***
Почти пять месяцев, проведённые без Малфоя, сделали своё дело: Гарри было гораздо проще, чем он ожидал, убедить себя в том, что все с самого начала было лишь плодом его разыгравшегося воображения. Если Малфой и скучал по нему во время его отпуска, то не сделал ничего, чтобы это продемонстрировать: не отправлял сов с письмами и не связывался с ним по каминной сети. Было похоже, что он давно все для себя решил, но чем больше Гарри об этом размышлял, тем более противоречивыми казались ему сигналы. Он отказывался появляться в баре, избегал Гарри на работе — все это довольно четко говорило о том, что Малфой просил от него отвалить. Возможно, он таким способом пытался сказать, что Гарри все неправильно понял, что сам же все и придумал у себя в голове. С этим он мог справиться. Это было похоже на ситуацию с Трейси до того момента, как Гарри узнал, что она предпочитает женщин и перестал беспокоиться о возможных проблемах в их взаимоотношениях. Если удалить из уравнения даже саму возможность соблазна, он быстро оставит это в прошлом и обо всем забудет. Все вернётся на круги своя. В последнюю неделю отпуска Гарри связался с офисом и попросил переслать ему всю входящую корреспонденцию. Трейси проделала неплохую работу, но было кое-что, требовавшее его личного участия, и прежде чем возвращаться к работе, следовало с этим разобраться. Кингсли написал ему длинное письмо, в котором в основном благодарил за отлично выполненное задание (и напоминал о том, что Грейсон уже очень долгое время работает сверхурочно — черт, Гарри так и знал, что о чем-то забыл); несколько абзацев было посвящено Трейси и тому, как хорошо она справлялась с обязанностями Гарри в его отсутствие, и небольшой постскриптум внизу, сообщавший о том, что у инструктора Харрингтона имеются в распоряжении полдюжины новобранцев, готовых приступить к работе с испытательным сроком в полевых условиях, как только Гарри вернётся из отпуска. Также Харрингтон интересовался, в каком статусе находится аттестация Малфоя, поскольку он допустил его к сдаче теста ещё в 2008, незадолго до того момента, как Гарри вступил в должность Главного Аврора. Кингсли очень осторожно намекнул о том, что он уверен — у Гарри есть какие-то причины не допускать Малфоя к прохождению аттестации (и эти причины не настолько глупые, как, например, их взаимное прошлое), потому что в таком случае это будет крайне непрофессионально, а что ещё хуже — абсолютно незрело. — Ты собираешься сегодня на игру? — спросила Джинни на следующее утро за завтраком. — Не то чтобы мне не нравилось видеть тебя дома, — на пути к раковине с посудой в руках, все ещё двигаясь с осторожностью после прошедшего матча, она поцеловала Гарри в щёку, — но ты уже несколько дней едва не лезешь на стенку от скуки. Гарри побарабанил пальцами по столешнице. — Вообще-то, я не планировал. — Почему? Он пожал плечами. Джинни прислонилась к краю стола, вопросительно приподняв бровь: — Есть что-то, о чем ты хочешь мне рассказать? — Нет, ничего такого, — солгал Гарри. — Я ещё успею наиграться. — То же самое ты говорил на прошлой неделе. — Так ты хочешь, чтобы я пошёл? — Я хочу, чтобы ты был счастлив, — ответила Джинни. — И если честно, всю прошедшую неделю ты выглядел подавленным. Я знаю, ты хочешь проводить больше времени со мной и детьми, но я скорее предпочту, чтобы ты работал допоздна и пропадал вне дома половину выходных, если таким образом ты будешь пребывать в хорошем настроении. — Она вздохнула, провела рукой по его волосам, слегка потянув за непослушные пряди, и продолжила: — Я все понимаю, ты же знаешь. Всю свою жизнь ты находился в постоянном напряжении и тебе трудно просто сидеть дома сложа руки. Работа немного помогает, и я считаю, что квиддич тоже пошёл тебе на пользу. — Секс тоже помогает, — напомнил ей Гарри, слегка обиженно. — Да, получи удар бладжером в низ живота и потом расскажи мне, как здорово для тебя звучит мысль о сексе, — Джинни взлохматила ему волосы. — Наш колдомедик сказала, что через пару недель все должно пройти. Гарри едва не ляпнул, что в ее теле имеется не только один вход, который вполне годится для секса, но вовремя попридержал язык, выдавив из себя улыбку. — Все нормально. — Ты становишься таким ворчливым, когда твоя палочка остаётся без внимания, — пошутила Джинни, приглаживая челку назад и наклоняясь, чтобы легонько чмокнуть его в лоб. — А теперь пойди и немного выпусти пар, хорошо?***
Когда Гарри прибыл в дом на Гриммо-Плейс, то был вынужден выйти на улицу, чтобы убедиться, что он оказался в нужном ему месте. Первое, что бросалось в глаза — это яркий свет. Окна в гостиной всегда были покрыты таким толстым слоем грязи, что казалось, будто небо снаружи было затянуто грозовыми тучами. Но теперь стёкла стали такими прозрачными — можно было подумать, что их и нет вовсе, — и солнечный свет, огибая ряд домов на другой стороне улицы, пробивался внутрь. Вся комната была залита этим светом, и для Гарри она выглядела совсем чужой; тёмный ковёр и обои были новыми, на всех деревянных поверхностях в гостиной играли яркие солнечные блики. Мебель осталась прежней, но выглядела чистой и отреставрированной, так что казалась почти что новой. Выглянув в коридор, он обнаружил, что все портреты исчезли со стен, вместе с ними исчезли и головы домовых эльфов, которые длинным рядом тянулись вдоль лестницы. Гарри медленно, не отрывая взгляда, обходил комнату за комнатой, пока путь не привёл его в просторный зал, который подвергся тем же самым изменениям. Даже гобелен с фамильным древом Блэков был тщательно очищен и, как оказалось при более близком рассмотрении, восстановлен: имена Сириуса и Тонкс были возвращены назад, также как и имена всех остальных родственников, что когда-то были выжжены огнём. — Тут ещё много работы, — раздался голос у Гарри из-за спины, — но, мне кажется, неплохо получается. Что думаешь? Гарри ещё какое-то время разглядывал старинное фамильное древо, прежде чем развернуться лицом к своему собеседнику: — Ты сам все это сделал? — Ну, может прибегнул к помощи парочки домовых эльфов, — Малфой слегка ухмыльнулся, сознаваясь. На нем были темные брюки и белая рубашка, расстегнутые верхние пуговицы обнажали горло. В этой одежде он казался не таким бледным, как обычно, его кожа приобрела краски; он отлично выглядел. — Домовики здорово разбираются в таких делах, а прямо сейчас, пока мы с тобой здесь разговариваем, они приводят в порядок кухню. Гарри ещё раз кинул беглый взгляд на гобелен и снова посмотрел на Малфоя, медленно выговаривая каждое слово: — Понятно. Но… зачем? — А почему нет? — Тот беззаботно пожал плечами. — Чем мне еще было заниматься, пока тебя не было? — Играть в квиддич? — предложил Гарри, подозрительно прищурив глаза. — Или, не знаю, тренировать заклинание, с которым, как предполагалось, ты испытываешь большие трудности? Должно быть, Малфой что-то почувствовал по тону его голоса, потому что мигом побледнел и отступил на шаг назад. — Я полагаю, что благодарности от тебя ждать не стоит. — Ты предлагаешь поблагодарить тебя за то, что ты попусту тратишь мое гребаное время? — Это была твоя идея. — Да, потому что ты мне солгал! — потерял терпение Гарри. Малфой затряс головой. — Я действительно не могу. — Не можешь или не хочешь? — Какого черта тебе от меня нужно? — Как насчёт правды? — Забудь, — Малфой резко выдохнул. — Это была ужасная идея. Он развернулся, намереваясь уйти, но Гарри не позволил: в два быстрых шага преодолел разделявшее их расстояние и схватил за руку: — Малфой… Тот предпринял попытку высвободиться, но Гарри только усилил хватку. — Отпусти меня! На этот раз он послушался, и Малфой отскочил назад так быстро, что с глухим ударом стукнулся спиной о стену рядом с дверью. Лицо его раскраснелось, дыхание отрывистыми вздохами вырывалось из груди, пряди волос беспорядочно упали на лицо. — Четыре года, — заговорил Гарри. Малфой смотрел в пол, отказываясь встречаться с ним взглядом. — Все это время ты мог… — Тебе никогда не приходило в голову, — перебил его тот тихим голосом, — что я просто не хотел? — Нет, — для Гарри все это звучало как сплошные отговорки. — С чего бы тебе не хотеть… — Может я, черт возьми, просто не хотел видеть твоё лицо больше, чем было положено? — Ну конечно, — он сделал шаг ближе. — Именно поэтому мы и здесь. Потому что ты не хотел видеть меня больше, чем положено. Малфой попытался отступить назад, но только сильно удивился, обнаружив, что стоит, прижимаясь спиной к стене. — Как будто ты дал мне хоть какой-то выбор. Гарри остановился, больше не подходя ближе, но и не оставляя Малфою свободного пространства: для того, чтобы выбраться, тому придётся для начала как-то его обойти. — Покажи мне. Малфой наконец поднял на него взгляд, глаза его сделались большими-пребольшими. — Да пошёл ты. Гарри оставался на месте, но ему стоило больших трудов сдерживаться. Малфой напротив него продолжал тяжело дышать. — Это всего лишь заклинание, Малфой. — Это не имеет к тебе отношения. И я не имею к тебе никакого отношения. — Прекрати придумывать оправдания. — Я не… — Именно этим ты и занимаешься. Причём не очень успешно. Может, повзрослеешь уже наконец? Малфой опасно прищурился, и Гарри понял, что на этот раз удар пришёлся по самому больному. Вот и хорошо. Кажется никакие аргументы с ним не срабатывали, и Гарри был готов — если того требовали обстоятельства — к упорному противостоянию. — Чего ты вообще боишься? — он продолжал давить, и Малфой снова упёрся взглядом в пол. — Скорее всего, тебе даже не придётся пользоваться этим заклинанием. Это всего лишь меры предосторожности, и как бы там ни было, я всегда буду находиться поблизости. Малфой в один миг вскинул на него глаза. — Мне не нужна твоя защита, Поттер. — Тогда докажи. Его палочка взвилась в воздух так быстро, что Гарри, ожидая атаки, инстинктивно потянулся к карману за своей собственной. Но Малфой не собирался на него нападать: он нацелил палочку в сторону и со злостью выплюнул слова заклинания — и на какое-то мгновение Гарри решил, что это сделал он сам, по ошибке. Однако Патронус совершенно точно возник из палочки Малфоя — полностью сформировавшийся и очень крупный — и вихрем пронёсся по комнате в несколько изящных прыжков. Наконец, легко приземлившись, животное — словно зеркальное отражение Патронуса Гарри — покрутило во все стороны рогами, выискивая источник опасности. Свет от его призрачной фигуры заполнил всю комнату, мерцая ровно в такт его, Гарри, сердцебиению: он сиял ярче, чем все Патронусы, что доводилось ему видеть раньше, за исключением, разве что, его собственного. Не найдя искомого, призрачный олень издал одному ему понятное фырканье и топнул копытом. Малфой не предпринимал никаких действий, и серебристая фигура, встряхнув напоследок головой, просто растворилась в воздухе, при этом словно забрав с собой весь свет. Гарри сопротивлялся желанию повернуться к Малфою лицом и спросить — ну что, было же совсем не трудно, правда? — но он не стал этого делать, потому что пока он разглядывал то место, где только что растаяла в воздухе призрачная фигура, все внезапно встало на свои места. В конце концов, Малфой получил допуск к сдаче экзамена незадолго до того, как сам Гарри получил назначение на должность. У него не было никакой возможности сохранить свой секрет в тайне: Главный Аврор курировал вопросы аттестации и получения сертификата. Отказ от сдачи квалификационного экзамена был единственным выходом в сложившейся ситуации. Малфой нарушил тишину первым. — Ты хотел знать, в чем проблема. Гарри тихо выдохнул, даже не догадываясь, что какое-то время простоял, затаив дыхание. — Он… — Всегда был таким? — закончил за него Малфой лишенным эмоций голосом. — Да. — Как давно? — Какое это имеет значение? — Гарри наконец решился на него посмотреть, но Малфой повернул голову, направив взгляд куда-то в сторону окна. — Ты хотел, чтобы я научился вызывать Патронуса. Миссия завершена. Ремонт в твоём дурацком доме тоже закончен, так что мы можем вернуться к квиддичу… — Я играл в квиддич только из-за тебя, — вырвалось прежде чем Гарри успел захлопнуть рот. Малфой весь ощетинился и снова повернулся в его сторону, наконец отлипнув взглядом от окна: — Не смей. Не смей переводить все стрелки на меня. — Зачем, по-твоему, я… — Гарри замолчал, сцепив зубы. Он хотел обсуждать эту тему не больше самого Малфоя, но они избегали этого годами и все равно в итоге оказались здесь. — Я только хочу… — Мне наплевать на то, чего ты хочешь. Пошло оно на хрен. Гарри помолчал, размышляя над сказанным. — Ну, если так подумать… Малфой встретился с ним взглядом, уголок его рта слегка дернулся вверх. И Гарри не сдержался — на лице сама по себе расцвела ухмылка. — Это было не приглашение. — Нет? — переспросил он невинным голосом. — Потому что… Уголки тонких губ вновь опустились вниз. — Нет. Я не могу. Какая-то нотка отчаяния проскользнула в его словах, словно Малфой проговаривал их вслух, чтобы заставить себя поверить. Раздражение, что копилось внутри Гарри долгих четыре года, грозилось вырваться наружу; он шагнул вперед, подбираясь ближе. — Снова то же самое? Ты не умеешь врать, Малфой. Тот продолжал прижиматься к стене: он выглядел напуганным. Эта картина не должна была волновать настолько сильно, не должна была становиться причиной тому, что в штанах стало тесно, не должна была вызывать желание преодолеть разделявшее их расстояние и наброситься на него. В конце концов, не было ничего особо привлекательно в этом образе испуганного Малфоя… может, только то, как тяжело вздымалась его грудь при каждой попытке втянуть в себя воздух, или то, как ярко-алый румянец скользил вверх по длинной, бледной шее, или то, как он стоял, натянутый, словно струна, готовая вот-вот оборваться. Бисеринки пота на обнаженном горле поблескивали в лучах солнца, проникающих сквозь задернутые шторы, и Гарри находился достаточно близко, чтобы почувствовать легкий аромат того дурацкого одеколона, которым Малфой всегда пользовался, чтобы перебить запах формальдегида, и который маскировал гораздо более сильный запах его собственной кожи. Гарри всмотрелся в его глаза — в два серебряных обруча, в которых отражались золотые всполохи, — и увидел, как напряжение между ними медленно расправляет свои крылья, разносится все дальше, множится и множится, переплетая свои нити. Скоро они натянутся и порвутся, и тогда Малфой вновь сбежит, и они оба вернутся… к чему? К Малфою, избегающему его взгляда каждый раз, когда бы Гарри не пытался установить с ним зрительный контакт? К Малфою, прилагающему все усилия, чтобы избежать с ним встречи? К тому Малфою, который одним лишь своим молчаливым присутствием сводил Гарри с ума? Нет, у него больше не было сил вновь проходить через это. Он даже не понимал толком, что происходит, лишь знал, что непременно должен это выяснить — сейчас или никогда. — Малфой, — позвал его Гарри почти полушепотом, вновь сокращая расстояние. — Не надо. — Вытянутая вперёд рука с раскрытой ладонью останавливает движение. — Не делай этого. — Я ничего не делаю. — Лжец. Гарри сделал последний шаг и дотянулся рукой, убирая с лица Малфоя волосы, падающие ему на глаза. Тот поморщился, но не предпринял попытки уклониться. — Может быть, — согласился Гарри. Упираясь спиной в стену, Малфой понимал, что отступать больше некуда. — Нет, Поттер. Не сейчас. Никогда. — Эй, — Гарри прижался лбом к его лбу, вдохнул. Пахло мылом и немного летучим порохом. — Все нормально. — Ничего не нормально, — прошептал тот тихо-тихо, но вырваться не пытался. — Нет. — Нет, ты не станешь этого делать? Или нет, ты не позволишь мне этого сделать? — Поттер… Гарри выдохнул горячий воздух, лишь едва-едва не касаясь чужих губ своими. — Ты хочешь, чтобы я остановился? — Да, — тотчас же выпалил Малфой, но вопреки собственным словам, остался стоять на месте. — Нет. Я не знаю. — Расслабься, — Гарри сделал глубокий вдох, закрыл глаза и наклонился к его лицу. — Просто… Он дернулся в сторону так быстро, что Гарри едва не потерял равновесие. Пошатываясь и спотыкаясь, Малфой добрел до дивана и тяжело опустившись на него, обхватил руками голову. Гарри, поколебавшись, двинулся следом; со стороны дивана доносилось тихое, мерное бормотание — нет, нет, нет, нет, нет… Нахмурившись, он сократил дистанцию ещё на пару шагов. — Что не так? — Что не так? — с отчаянием переспросил Малфой, путаясь пальцами в волосах, до боли сжимая их. — Черт возьми, Поттер. Я даже не знаю, с чего начать. Гарри остановился, приблизившись вплотную, и опустил взгляд вниз, на светлые спутанные волосы. — Все из-за того, что это я? — Помимо всего прочего, — голос его звучал совершенно бесстрастно, и когда Гарри опустился рядом на колени, Малфой лишь непонимающе моргнул: — Что ты делаешь? — Все в порядке, — Гарри обхватил его запястья и потянул, заставляя выпустить волосы из цепкой хватки. — Нет, не в порядке. — Но в этом ответе больше не слышалось прежнего категоричного «нет», Малфой не остановил его рук, когда те скользнули ему под рубашку у кромки пояса. Голая кожа под одеждой казалась обжигающе-горячей, словно в лихорадке, и стоило Гарри провести по ней подушечками пальцев, тут же покрылась мурашками. — Почему? — Гарри приподнялся, наклоняясь ближе и зарываясь лицом в изгиб шеи. — Потому что это неправильно? — Губы прошлись по линии шрама. — Или потому что мы не должны? — Поттер… — Или просто потому, что ты чертов трус? — прорычал он, продолжая выводить носом невидимые линии на шее. — Мы не можем… — Малфой замолчал, тяжело сглатывая набежавшую слюну — его кадык дернулся прямо у Гарри под губами. — Прекрати повторять одно и то же. Я устал с этим бороться. — А я нет. — Лжец. Малфой прикрыл глаза, попытался ещё раз: — Поттер… пожалуйста. — Пожалуйста, что? — прошептал Гарри прямо ему в шею, уже успев опьянеть от запаха кожи, умирая от желания попробовать ее на вкус. — Пожалуйста, остановись? — Он впился зубами в мягкую плоть, оставляя два красных следа и тут же зализывая их языком. Во рту остался резкий привкус пота, и Малфой вздрогнул, стоило только провести губами дальше, продвигаясь к вороту рубашки. — Или пожалуйста, не останавливайся? — О, Мерлин, помоги мне, — обнажив зубы в диком оскале, Малфой схватил Гарри за волосы, оттаскивая от своей шеи и прошептал прямо в губы: — Я чертовски тебя ненавижу. Гарри его поцеловал. Откровенно говоря, это было последнее, чего он мог от себя ожидать. До этого момента он действовал на чистом автопилоте, не обдумывая и не планируя следующий шаг, поэтому он никогда по-настоящему и не задумывался о том, что хочет просунуть свой язык Малфою в рот. Прикоснуться к его шраму, попробовать на вкус его кожу, проверить, на самом ли деле его ноги были такими же длинными, какими казались, — да, все это приходило в голову. Но поцелуй? Целовать Драко Малфоя — это ни с чем не сравнимое ощущение. Это не было похоже на поцелуи с женой. Для начала, Гарри было неудобно, мешался нос, который болезненно вжимался в его собственный, сбивая, в конце концов, набок очки. Сам Малфой без стеснения использовал зубы, впиваясь ему в губы и покусывая их достаточно сильно, чтобы оставить ранки. Гарри вцепился в чужую рубашку, подтягивая ближе, тут же яростно засасывая язык, который Малфой протолкнул ему в рот. Длинные пальцы впивались в волосы, тянули за пряди, и сладкая боль, что пронзила Гарри, словно заряд электричества, плавно перетекла от позвоночника прямо к члену. Он даже не помнил, когда успел сдвинуться с места, просто ощутил силу удара через Малфоя, когда впечатал его тело в деревянный пол. Тот выругался и лишь усилил хватку, притягивая его за волосы ниже, и Гарри послушно опустился, просовывая руку ему под рубашку. Малфой охнул, выгнулся вслед за прикосновением, руки заскользили ниже, вцепляясь Гарри в бёдра, удерживая, хотя губы его все продолжали твердить: — Нет, нет, нет, чёрт, Поттер, мы не можем… Гарри схватил его за запястья, задрал вверх над головой и, перехватив одной рукой, прижал к полу. Малфой не давался легко — он боролся, он был сильнее, чем казался на вид, — но Гарри весил больше и гравитация была на его стороне. Он устроился у Малфоя на бёдрах, но как только справился с его руками, чуть сдвинулся в сторону, скользнул правым коленом ему между ног и надавил со всей силы бедром. С глухим ударом Малфой откинул голову на пол, открывая доступ к своей длинной, тонкой шее, и тут же зашипел: Гарри прикусил кожу над его ключицей, зализывая укус языком. Все это время, не переставая, Гарри терся об его пах, и даже через толстый слой одежды трудно было не ощутить меж их телами твёрдый, горячий член. — Я тебя ненавижу, — прошипел Малфой в губы. Гарри втянул в рот его нижнюю губу, весьма ощутимо прикусывая зубами: — Лжец. Тот в ответ согнул ногу в колене и протиснул бедро ему между ног, повторяя движение, проделанное им самим минутой назад. Дрожь прокатилась по телу, и Гарри уткнулся лицом в мокрую от пота и такую сладкую на вкус шею. Где-то глубоко в подкорках сознания мелькнула мысль, что он должен испытывать хотя бы что-то — вину, стыд, страх, или странное сочетание всего этого сразу, — но сил хватало лишь но то, чтобы сосредоточиться на ощущениях; на том, как приятно было чувствовать давление чужого бёдра рядом с членом — это выбивало все связные мысли из головы. У Гарри не было секса несколько месяцев, и все, что ему сейчас было нужно — это получить, наконец, разрядку. Он хотел бы, оглянувшись назад, сказать, что это было сногсшибательно — настолько идеально, что все внезапно обрело смысл и встало на свои места, — но ничего такого сказать не мог. Все вышло слишком быстро, жестко и беспорядочно — ещё более неловко, чем его первый секс с Джинни. Слишком много ушло сил на то, чтобы приноровиться друг к другу, подстроиться под нужный ритм, и, в отличие от Джинни, Малфой сопротивлялся едва ли не каждому движению — недостаточно сильно, чтобы заставить Гарри остановиться, но достаточно для того, чтобы причинить как можно больше боли. Его ногти впивались ему в шею и грудь, они сталкивались лбами, и стоило Гарри протолкнуть язык ему в рот, как он тут же принимался кусаться. Лишь ноги Малфоя оставались послушными: его горячие и упругие бёдра прижимались к члену Гарри и сводили с ума. А ещё на протяжении всей их возни Малфой, распластавшись под ним, продолжал издавать звуки — тихие, резкие и прерывистые. Гарри ощущал их вибрацию, прижимаясь к мокрой шее, слышал их прямо у себя над ухом и уже тогда знал: он больше никогда не сможет дрочить, не воспроизводя эти звуки у себя в голове. — Дотронься до меня, — Малфой, задыхаясь, повернул голову, уворачиваясь от его настойчивого рта. Гарри приподнялся на одной руке, все ещё продолжавшей сжимать запястья, другой скользя вниз, по гладкой груди. Малфой под ним дернулся, огрызнулся: — Ниже! — Нет, — Гарри толкнулся бёдрами, и не отрывая руку от груди, огладил сосок, сжал пальцами; Малфой вновь дернулся, сильнее надавил ногой, и Гарри выпустил из хватки одно из его запястий. — Твою мать. — Ну же, — воспользовавшись свободой, Малфой вплёл свои пальцы Гарри в волосы, с силой потянув за пряди. Застонав, Гарри позволил притянуть себя вниз, снова возвращаясь к своему любимому лакомству — к влажной шее. — Сильнее, сукин ты… Прикусив мокрую кожу, он услышал всхлип: придавленное к полу тело застыло, по нему прокатилась волна дрожи. Даже после того, как Малфой под ним расслабился, Гарри продолжал терзать его шею и тереться пахом, не совсем понимая, чего в нем накопилось больше — раздражения или возбуждения. Он усилил хватку на его запястье настолько, что на коже уже наверняка должны были проступить синяки, но тот даже не попытался вырваться — лишь сильнее вцепился пальцами в волосы, закинул ногу Гарри на заднюю поверхность бедра и притянул его вниз, снова выгибая своё тело навстречу. — Черт возьми, — прохрипел Гарри, уткнувшись в шею и продолжая двигаться, пытаясь найти нужный угол. Малфой зашипел, и тогда он протиснул и вторую ногу ему между бёдер, слегка надавливая, заставляя развести колени шире, одновременно впиваясь в рот, чтобы заглушить рвущиеся с его губ звуки. Гарри вряд ли мог представить, что когда-нибудь наступит момент, когда он кончит прямо вот так: все ещё в одежде, толкаясь бёдрами в распластавшегося на полу Малфоя. Но вот он был здесь, и тугой узел удовольствия внутри сжался резко и тут же отпустил; напряжение выходило из тела вместе с прерывистым дыханием и рвущимися наружу проклятиями. Малфой под ним простонал от внезапно навалившейся на него тяжести, и пришлось протолкнуть в легкие пару глотков воздуха, прежде чем наконец скатиться с него. Дышал Малфой тяжело, грудь часто подымалась и опускалась. Зрение было расплывчатым без очков, но видел Гарри достаточно, чтобы различить ярко-алые пятна, украшавшие его шею. — Малфой… — Замолчи. Просто… заткнись, Поттер. Ни слова больше. Глаз он при этом не открывал. Гарри послушался и просто лежал, наблюдая; ждал, когда придёт в норму собственное дыхание. Малфой приподнялся, медленно, двигаясь с осторожностью, словно испытывал боль. Гарри оставался на полу, стараясь не обращать внимание на влажные брюки, и пытался хоть как-то уложить в голове то, что только что с ними случилось. Когда Малфой поднялся на ноги и двинулся к выходу, он, приподнявшись на локтях, окликнул его: — Куда ты собрался? — Домой. Лицом к нему он так и не повернулся. — Малфой. Нам нужно об этом поговорить. — Нет, — огрызнулся тот и бросил злой взгляд через плечо. — Нет, Поттер, не нужно. Все, что нам нужно сделать — это забыть об этом и больше не вспоминать. Никогда. Гарри смотрел, как он уходит. Дождавшись, когда захлопнется входная дверь, он с глухим стуком рухнул обратно на пол. Ну и дерьмо.***
Ночь Гарри провёл в доме на Гриммо-Плейс. У него не хватило духу воспользоваться камином, чтобы связаться с женой. Да и как он мог? Он не смел смотреть на себя в зеркало, не то что Джинни в глаза. Черт, да она, вероятно, лишь взглянув на его лицо, сразу же все поймёт. Вначале он пытался заснуть на диване, но весь воздух в комнате был пронизан запахом секса, а влажные брюки начинали доставлять все больше неудобств. Очищающее заклинание справилось с задачей, но ощущение грязного тела никуда не делось. Отправившись на экскурсию по дому, Гарри обнаружил, что в главной спальне уже успели навести порядок эльфы — точно так же, как и ванной комнате напротив. Включив душ и стянув с себя всю одежду, Гарри ступил под обжигающе-горячий поток и простоял под ним до тех пор, пока кожа не приобрела красноватый оттенок и не сморщились подушечки пальцев. Запах секса на его коже остался даже после душа, но, по крайней мере, теперь он чувствовал себя чистым. Нужно было поесть, но аппетита не было, и Гарри просто рухнул на постель со свежими простынями и постарался привести в порядок разбегающиеся мысли. Оставшуюся часть ночи он пролежал с открытыми глазами и, когда часы пробили четыре утра, сдался, приняв решение вернуться, наконец, к работе. Офис — что неудивительно — был пуст, и ему пришлось побороть искушение спуститься вниз, к моргу, и лично выяснить, удалось ли Малфою, в отличие от него, сомкнуть сегодня глаза. Что мог Гарри ему сказать? Малфой выразился предельно ясно — он не собирался обсуждать случившееся, — и Гарри не хотел больше испытывать удачу, ведь за последние годы тот точно так же довольно ясно давал понять, что хорошо умеет избегать тех людей, с которыми у него нет желания общаться. Возможно, не видеть друг друга стало бы наилучшим решением проблемы, но Гарри не особо нравилась такая перспектива. Прошлый раз у него ушло больше года на то, чтобы заставить Малфоя сделать ответный шаг, но тогда все было гораздо проще, потому что вопрос о сексе даже не мелькал ещё на горизонте. Помимо всего прочего, была ещё одна вещь, которая должна была его беспокоить: у него был секс с Малфоем, который, на секундочку, был парнем, — но Гарри твёрдо решил, что разберётся с этой проблемой позже, если у него когда-нибудь ещё появится возможность пересечь эту черту. В тот день Малфой на работе не появился, но после почти шестимесячного отсутствия у Гарри накопилось достаточно дел, чтобы постараться не придавать этому значения. Он откладывал возвращение домой так долго, как только мог, но пришло время для чая, у Гарри заурчало в животе, и он решил, что если произошло самое худшее и Джинни обо всём догадалась, то нужно, наконец, просто взять себя в руки и быстрее со всем покончить. Джинни улыбнулась ему, стоило только зайти на кухню, все ещё отряхивая летучий порох с брюк. — Ну привет. Чувствуешь себя лучше? — Эээ… — Гарри растерялся, потому что признаться в том, что да, он чувствовал себя намного лучше, было сродни тому, чтобы признаться ей в том, как сильно он был виноват. — Неплохо. А ты как? Она подозрительно прищурилась, и Гарри почувствовал, как у него одеревенело все тело. Джинни закатила глаза: — Вот блин! Ты не спал всю ночь, да? — Что? — Тебя слегка шатает, милый, — она придержала его рукой. — Когда я посоветовала тебе выпустить пар, я не имела в виду до такого состояния, чтобы ты валился с ног. — Джинни кинула на него полный нежности взгляд, и Гарри почувствовал, что его мутит. — Иди наверх. Я присоединюсь к тебе, как только уложу детей. Гарри не стал спорить, хотя и умирал с голоду. В любом случае, он очень сомневался, что ему что-то полезет в горло.***
Малфой так и не прошёл аттестацию, но формально Гарри видел, как тот использовал заклинание Патронуса, знал, что он был более чем способен накладывать защитные чары и вполне неплохо умел шпионить за другими людьми, так что просто одобрил выдачу сертификата. Малфой не обмолвился об этом ни словом и так ни разу и не появился лично на месте происшествия, вместо этого посылая своих самых тупых интернов собирать улики — просто потому, что он был тем ещё засранцем и любил выводить Гарри из себя. Первый месяц был самым тяжелым, но у Гарри было чем отвлечься: много работы с новобранцами и его грядущий тридцать второй день рождения, который, судя по всему, требовал большой вечеринки, так как до этого ему удавалось избегать празднований целых два года подряд. Рон пригласил Малфоя, но тот не явился, за что Гарри был крайне благодарен — алкоголь на вечеринке тёк рекой, из-за чего он бы непременно сотворил что-нибудь очень глупое. На работе Малфой был таким же, как и прежде: вёл себя сугубо профессионально, и, пусть больше и не был холоден, не был также и особо дружелюбен. Он отказывался смотреть Гарри в глаза (до тех пор, пока к нему не обращались напрямую), и больше не врывался к нему в офис после того, как его интерны получали очередную взбучку, — хотя, сказать по правде, Гарри практически перестал их запугивать и просто оставил ребят в покое. Он понимал, что они стараются изо всех сил, и пусть до Малфоя им было далеко, чем больше они набирались опыта, тем менее бесполезными становились. Он также знал, что если позволит им вывести себя из равновесия, Малфой только получит от этого извращенное удовольствие, потому что он был той ещё сволочью с садистскими наклонностями. Все могло быть и хуже, — вот, что Гарри говорил себе. Он повторял это всякий раз, стоило только одному из интернов снова напортачить; повторял, когда Джинни забиралась в кровать и укладывалась рядом с ним; повторял, когда ему почти удавалось заглянуть Малфою в глаза, прежде чем тот успевал отвести взгляд. Все могло быть и хуже. Гарри знал это. Но в то же время чувствовал, что могло быть и гораздо лучше. Впервые после того инцидента ему удалось поговорить с Малфоем наедине только на дне рождения Лили. Ей исполнилось три. Скорпиус был приглашён на праздник, потому что он был другом Джеймса и Альбуса, и теперь, судя по всему, эта дружба распространялась и на их младшую сестру. Гарри, наблюдая, как они кругами носились по гостиной вместе с Розой и Хьюго, задавался вопросом: каким, черт возьми, образом судьба свела их всех вместе. Тедди тоже был здесь, но в свои четырнадцать был убеждён, что уже «слишком стар» для глупых детских праздников, поэтому практически всю вечеринку пытался подобраться поближе к Виктуар, чтобы незаметно подбросить ей в платье шоколадную лягушку. Что ж, уж он-то точно попал на подходящий ему факультет. Вдвоём они оказались по чистой случайности — все остальные взрослые ушли в дом за напитками, — и пока мальчишки гонялись по саду за раздражаром Альбуса, Гарри с Малфоем стояли неловко у задней двери. Зверёк обзывался и кричал, на какое-то мгновение скрывался в корне дерева, чтобы через пару секунд вновь вынырнуть на поверхность, дразня детей. Альбус безуспешно пытался поймать его, в то время как Джеймс и Скорпиус, опустив головы и перешептываясь, стояли позади, разрабатывая план. Гарри чувствовал себя тревожно в гнетущей тишине, поэтому поинтересовался: — Ну как, ты уже отрёкся от него? — Астория ничего не хочет слышать об этом. Она считает, что твои отпрыски хорошо на него влияют. Мальчики замолчали; Гарри заметил, что они поставили Альбуса у самого дерева, дав ему задание отслеживать местоположение зверька, а сами присели на корточки в ожидании, когда раздражар вылезет наружу, чтобы их подразнить. — Джеймс — да, возможно, — сказал Гарри и сам удивился, осознав, что и в самом деле так считает. Он любил своих детей, но ожидал, что Джеймс будет… ну, больше похож на своего отца, как был похож Альбус — будет вечно влипать в неприятности и доставлять проблемы. Но вышло так, что Джеймс унаследовал от Джинни достаточно здравого смысла, чтобы держать себя под контролем, а вот за Альбусом, напротив, нужен был глаз да глаз. — Но они с Альбусом идут в комплекте. — Не знаю, мне нравится твой младшенький. Он гораздо более приятный, чем был ты в его возрасте. — Мы с тобой познакомились, когда мне было одиннадцать. — Ну, когда тебе было одиннадцать, ты вёл себя так, как будто тебе пять. — Только по отношению к тебе, — вернул ему Гарри любезность. — Что я могу сказать, Малфой — ты всегда пробуждал во мне все самое плохое. Малфой повернулся к нему, и только тогда до Гарри дошёл весь смысл сказанных слов и как, должно быть, эта фраза прозвучала вслух. Но добавить ничего не успел, потому что тонкие губы уже сложились в презрительную усмешку: — Да, полагаю, что так и есть. Он ушёл, оставив Гарри стоять в одиночестве и тишине, если не считать доносившихся из-под дерева приглушённых криков раздражара и визгов трёх мальчишек, пытавшихся его поймать. Хотелось догнать его и объяснить, что он совершенно не то имел в виду, что это была всего лишь шутка, но Малфой уже был внутри вместе с женой, и Джинни, и Роном, и Гермионой… и вместе со всеми остальными людьми, которые не были — не могли быть — в курсе того, что произошло между ними. Это бесило, потому что впервые после того случая (инцидента — вот как Гарри называл это у себя в голове) Малфой завёл с ним разговор на обычные, повседневные темы. Конечно же, они смогут увидеться снова, и даже снова смогут заговорить друг с другом, но Малфой вновь вёл себя как прежде, избегая каждой предпринимаемой Гарри попытки обменяться с ним хотя бы парой слов. Он вёл себя так, словно боялся, что Гарри набросится на него прямо там, на глазах у всех остальных, как будто ему, Гарри, были неведомы возможные последствия. Или, может быть, Малфой полагал, что ему просто было на это наплевать. Гарри начинал подозревать, что ему действительно скоро станет наплевать, если таким образом Малфой соизволит хотя бы, черт его возьми, с ним поговорить. По молчаливому согласию они вернулись к своему прежнему расписанию — к квиддичу по воскресеньям. Гарри продолжал ходить туда, поскольку понимал — Малфой больше не появится на Гриммо-Плейс; Малфой продолжал приходить, потому что мог избежать любых неловких столкновений, используя отличную тактику — окружив себя членами команды и не разлучаясь с ними ни на минуту. Гарри надеялся, что квиддич — и пребывание в воздухе на протяжении нескольких часов — смогут помочь, но, если такое возможно, стало только хуже. От полетов на метле внутри вскипала кровь, в голову лезли ненужные мысли, и каждый раз, касаясь земли, он был вынужден бороться с желанием просто затащить Малфоя в душевую и толкнуть его к стене. Ему не удавалось выпустить пар и с Джинни, потому что все, о чем он думал в эти дни — это Малфой, а даже от одной мысли о том, чтобы заняться сексом с женой, в то же время думая о сексе с Малфоем, ему делалось дурно. Так что вместо этого Гарри часто встречался с Виктором и его товарищем по команде (Димитров, наконец-то он запомнил его имя), и они вместе ходили в их излюбленный бар класса люкс, где он всю ночь заглушал свою эрекцию неприлично дорогим виски. Прошло только несколько месяцев, но пока этот способ работал. Гарри считал, что либо рано или поздно Малфой сдастся и поговорит с ним, либо Гарри потеряет терпение и заставит его поговорить с ним. Он в самом деле хотел лишь этого — просто поговорить. А секс… что ж, можно прожить и без него. Это будет отстойно, но он справится. Проблема была в том, что если Гарри и заставит Малфоя с ним поговорить, он не был уверен, что ему удастся вовремя остановиться и сказать себе «стоп». Они разрезали торт, Лили открыла подарки, Тедди получил по лбу от Виктуар за то, что подсунул шоколадную лягушку ей под юбку, а Гарри налил себе выпить и со стаканом в руке сбежал в сад. Лучи августовского заходящего солнца грели спину и, прошествовав мимо сарая для мётел, Гарри прислонился к растущему рядом дереву, которое хорошо скрывало его от чужих взглядов. Было непросто находиться в одной комнате с Малфоем и его женой, но видеть, как тот беседует с Джинни, играет в шахматы с Роном, смеётся над выходками Тедди было выше его сил: Гарри боялся, что он просто взорвется. Как он мог вести себя как ни в чем не бывало, когда Малфой продолжал делать вид, что его, Гарри, просто не существует — у него не нашлось для него ни улыбки, ни лишнего слова. Вскоре ему составил компанию Рон, и Гарри напрягся. О боги, он ведь даже не подумал о том, что сделает с ним Рон, если узнает. — Привет. — Привет. Гарри старался не смотреть на него, устремив взгляд куда-то вдаль. Рон, прислонившись к дереву рядом с ним, засунул руки в карманы. — Не хочешь рассказать мне, что происходит? Гарри моргнул и перевёл на него взгляд. — Ничего не происходит. Что, в общем-то, было правдой. — Ага. Как долго мы с тобой знакомы? Он действительно задумался над ответом, с опозданием сообразив, что вопрос ему был задан риторический, и повторил: — Ничего не происходит. — Послушай, — Рон, задрав голову, поглядел в небо. — Ты знаешь, что я стараюсь оставаться в стороне, потому что Джинни моя младшая сестра, а ты сам всегда был мне как брат, но не забывай, что я живу с Гермионой, а значит все равно обо всем узнаю. — Он прервался, словно почувствовав себя неуютно, но сделав глубокий вдох, снова продолжил: — Дело в том, что она о тебе беспокоится. Говорит, что ты выглядишь несчастным с тех пор, как вернулся. — Я в порядке. — Ничего не было в порядке, но причина была совершенно в другом; она не имела ничего общего с тем заданием, которое он выполнял под прикрытием. — Я ведь составлял отчеты. Я знаю, чем занимались те ублюдки. Это любого бы выбило из колеи. — Я в порядке, Рон, — повторил Гарри, слегка расслабившись. Само собой, его друг предположил, что напряженная работа была всему виной. Гарри протянул ему стакан, попытавшись сменить тему. — Правда. Просто устал. — Ну ладно, — Рон принял выпивку из его рук и сделал глоток. — Но ты ведь скажешь мне, — он прочистил горло, возвращая стакан обратно, — если тебя что-то будет беспокоить? Гарри вновь приложился к виски. В этот момент он подумал о распластавшемся на полу Малфое — мокром от пота, сыплющем проклятиями, выгнувшем спину в экстазе, — и тяжело сглотнул. — Само собой.