Из огня

      Солнце припекало так сильно, что Гавриил снял рубашку и сапоги. Ссадины и порезы уже почти не были заметны. Рубашку он прополоскал в воде больше из уязвлённой гордости и разложил на камнях сохнуть, пока занимался обломками.       Корабли, чьи останки прибивало к берегам, чаще были торговыми: в ящиках он находил шёлковые ткани и выдохшиеся, подмоченные специи, которые везли с далёкого востока, черепки глиняной посуды с юга, шкурки зверей из родных земель… В одном ящике нашёл стекло. Прозрачное, цветное и больше похожее на мрамор, осколки искусно сделанных ваз и тарелок, Гавриил смотрел на него долго, напряжённо думая. Он хотел убить дракона, и чем лучше быть пойманным врасплох, можно было приманить его огнём. Устроить хитрую ловушку, чтобы ранить в уязвимое место, если шкура его была так прочна, что защитила от копий. Гавриил не видел больше ничего, что могло бы заменить кресало, так что фокус южных торговцев мог стать единственной возможностью. Обернув несколько осколков в обрывок паруса, Гавриил спрятал их в своей пещере до лучшего времени как самое ценное сокровище.       Иногда он подливал в несколько выставленных у скалы бочек и полуразбитых горшков воды по мере того, как она испарялась — медленно и натужно, а на Дьяволицу, кажется, рассчитывать можно не всегда. Гавриил всё же оборачивался на неё время от времени, искал взглядом маленькую фигурку, что шла бы от крыла, но или она проскочила мимо, пока он копался в очередных обломках, либо всё ещё сидела в воде. Не сгинула ли — и отчего бы? Неужели всё же одержимая Дьяволом? Он не знал чему верить и что думать.       А дракона всё не было.       Ближе к вечеру Гавриил пошёл изучать растения на другом крыле, где, как ему показалось, растений было больше. Он надеялся найти там хоть что-то знакомое, что видел на берегах Великого моря или на рынках в Риме. Дьяволица говорила про съедобное растение, но вот как оно должно выглядеть, не сказала. На этом крыле росло пять деревьев, одно из которых Гавриил узнал. Оно было массивным, с множеством стволов и ветвями и, хвала Господу, сладкими плодами — даже самым жарким летом в родных лесах не росло ничего подобного. Удивителен и пышен был мир под вечным солнцем, где земля не знала снегов и густых туманов. Римский торговец со звучным именем Константин научил Гавриила отличать спелые плоды, и сейчас ему удалось найти несколько штук и поесть. Он уже смирился с тем, что лёгкое чувство голода будет постоянным, но на короткое мгновение позволил себе расслабиться, представить, что опасность далеко… Потом он тщательно исследовал берег правого крыла, но здесь нашёл лишь сети да несколько досок. И увидел странное создание, о котором, верно, говорила Дьяволица: округлый узорчатый камень, из которого торчали когтистые лапы и огромная голова ящерицы. Поблизости не было птиц, но существо и без них вело себя презабавно, лениво перебирая лапами воду, роясь в песке и пытаясь укусить то мелкую рыбёшку, то водоросль, то камень, и будто бы искренне удивляясь, почему он не лезет в пасть.       Вряд ли кто-то подобный ему беспокоился за свою жизнь каждую секунду, спал с ножом в руке и оборачивался. Иногда в свободные минуты Гавриил смотрел на зверей, на птиц, мальчишкой, ловя рыбу, думал: хорошо им, спокойно. Только услышать хищника вовремя, чтобы спастись, а так — плавай, броди по лесу, тыкайся мордой в траву или песок, ищи еду целыми днями; лежи и смотри на небо из-под полузакрытых век… Они Бога не знали, а Он всё же был к ним, невинным, добр. Ни испытаний, ни козней.       Гавриил посмотрел в сторону левого крыла и наконец увидел Дьяволицу, что, чуть пошатываясь и всё прижимая сжатую в кулак руку к груди, шла к скале. Она не оглядывалась, смотрела под ноги и забралась в свою пещеру прежде, чем Гавриил успел подойти или решиться окликнуть её. Дольше нужного потом стоял он под скалой, гадая над судьбой Дьяволицы, да так и не примирился с мыслями. Свернул в пасть острова, но разбирать обломки там было неудобно. Дно уходило глубже, и большую часть времени Гавриил провёл в воде по грудь, и снова ничего дельного не нашёл. Потом кое-как разделал рыбу и, собрав крупицы соли, оставил на ночь в своей пещере; сменил воду и забрал одежду. Остаток вечера Гавриил стачивал каменный нож и размышлял, как получше к нему приделать рукоятку. Всё же, Бог был к нему несказанно благосклонен, давая возможность выжить. У него была пища и вода, оружие и убежище, и когда прилетит дракон… Постелив на камень внутри своей пещеры шкуры и обрывки парусов, Гавриил перед сном усердно молился, благодарил за милости и просил сил покончить с нечистой силой.       И сон долго не шёл к нему, мучимому образами огнедышащей твари, чьё дыхание и шум крыльев слышались в шёпоте набегающих волн; мерещился взгляд Дьяволицы, будто бы стоявшей над ним с сестринским ножом, а потом, объятой пламенем, исчезающей в ночи. И будто кто-то другой делил с Гавриилом еду и протягивал целебные листья, будто другая женщина говорила про отца и монстра, с которым она жила.       Гавриил поклялся, что с достоинством расстроит козни Дьявола, что смиренно пройдёт испытание Господне… Но он устал бороться на пустом острове всего лишь с девчонкой с горящим взглядом и твёрдой тонкой рукой, устал опасаться и стоять стеной. Он вздохнул, мечтая о доме, наставляющих речах сестры и всём том, о чём успел подумать в церкви.       Утром, перекусив несколькими финиками, он занимался солью и затачивал палки под копья. Всё ещё пытался приладить рукоятку к ножу, но камень был совсем не удобным для такого. После полудня Гавриил отправился исследовать левое крыло, куда вчера из-за Дьяволицы так и не добрался. Ящики, сети, доски, разбитые лодки… Гавриил затаил дыхание, вытаскивая из-под кучи обломков целую лодку, без пробоин, без гнили, разве что некуда было приделать мачту… Но целые вёсла у него были, значит хотя бы до торговых путей добраться сможет.       — Господи, благодарю Тебя за ниспосланную милость, за помощи на пути моём… — молился Гавриил, закрыв глаза и припав на колени, молился и в голове прояснялось…       Пока из-за спины не раздался недовольный голос Дьяволицы.       — Ты не уплывёшь.       Гавриил вздохнул, поднимаясь. Опять не услышал её.       И всё же он ей не верил. Её слова об острове и драконе пошли оттуда же, откуда и данские сказки — от Дьявола, и не нужна ему помощь её ложных богов, которых ещё убеждать придётся в своей правоте. Покончить с нечистой силой во славу Господа и с его милостью и добрым течением вернуться в родные края — вот что нужно.       Но спорить с Дьяволицей было трудно.       — Неужели ты сама не хочешь вернуться домой и не бояться дракона? — обернулся он и теперь увидел, что она пришла с бочонком, и что-то держала за спиной.       — Мой дом здесь, — сказала она твёрдо, посмотрев ему в глаза. — Здесь родилась я, мой отец, и его отец, и другого места я не знала. И дракона я не боюсь. Есть будешь?       Её взгляд бы так невинен, будто вчера она не гнала Гавриила прочь, бившись в припадке, словно сейчас не указывала ему снова, что делать, и не носила имя Дьявола, и не жила на острове одна, как проклятая. Он должен был держаться от неё дальше, не совращая дух, не доверяя незнакомке больше необходимого — и потому, какой бесхитростной она могла быть.       Дьяволица села, не дожидаясь ответа, а потом протянула Гавриилу нож. Его, выпавший из голенища сапога, нож.       — Возьми.       Гавриил опешил и опустился на колени, забирая оружие.       — Где ты нашла его? — спросил он тихо, незаметно для себя оглаживая престарую рукоять.       — На дне у берега, где встаёт солнце, после того, как дракон принёс тебя и улетел.       — Так почему же не вернула сразу? — он посмотрел на неё, не скрывая обиды и возмущения. Пусть Дьяволице и было невдомёк, как ценен этот нож.       — Хотела, — кивнула она, раскладывая тряпицу со странным яблоком. — Но сперва ты испугался моего имени, а потом всё пытался позвать дракона огнём. Я не думала убивать тебя.       И он не подумал, что пряча нож, она могла бы убить его. Что, зная этот остров и двигаясь как дикий зверь, давно могла убить его. А вместо того делила пищу.       Господи, защити его от лукавого, да прости грехи нечаянные, по слабости людской совершённые…       — Ешь, — она придвинула бочонок. — Сегодня я взяла птицу.       Теперь они ели на берегу в молчании, кидая косточки кружившим вокруг птицам. Гавриил смотрел то на них, вслушиваясь в перебранку, то на нож, то мельком — на Дьяволицу, словно пытался заметить Божий знак.       Вместе с птицами шумело только море и ветер, как будто чудище здесь не жило.       — Дракон обычно улетает надолго?       — Обычно улетает, — кивнула она, сдирая шкурку. — Но он чувствует огонь и слышит песни и может вернуться очень быстро, как будто был здесь.       — Но если драконоборец убил дракона, почему он жив?       Дьяволица потупила взгляд и пожала плечами. И ответила спустя долгое время, растягивая тишину между предложениями:       — Был дракончик. Отец не смог убить его, потому что дракон охранял его, но когда они умерли, я хотела убить его сама. Только он жил высоко, и я не могла залезть туда, а потом он вырос, и мне уже было с ним не справиться.       Она больше не брала еды, оперлась локтями о колени и смотрела вдаль. Тосковала ли? Гавриил зачем-то повторил её позу.       — Его выковала моя сестра, — сказал он, показывая нож, словно Дьяволица не видела его. Солнце блеснуло на острие лезвия. — Конечно, она не поднимала молот, но часами точила сталь, сбегая от матери к кузнецу, а потом крепила рукоять. Он совсем простой, с таким ходят обычные мужики, но когда я был мальчишкой, то не мог вообразить лучшего подарка. Потому… благодарю тебя, что вернула.       Дьяволица усмехнулась. Как будто не верила. Гавриил сам опустил голову, вдруг устыдившись.       Если всё это было уловкой?       — А ты что, не простой? — она посмотрела с явным весельем в глазах.       Гавриил горько вздохнул.       Он гордился своим титулом и положением, только на ум приходили шепотки, до сих пор летавшие за его спиной. Выродок. Сын шлюхи. И задевало оттого сильнее, что было неправдой.       Он посмотрел на Дьяволицу, а она улыбалась мягко в ожидании его ответа.       — Почему ты приходишь?       Вопрос смутил её и заставил отвернуться к горизонту. Она дёрнула уголком рта.       — Я кормлю птиц на этом острове, я берегу маленьких ножек, пока они бегут от берега к воде, я ношу воду растениям, когда долго не бывает дождей. Остров бережёт тех, кто живёт на нём, и я делаю так же, — голос её отвердел, и следующие слова она произнесла почти грубо, сжав руки в кулаки. — Это мой остров.       Гавриил не успел спросить что-либо ещё, как Дьяволица вскочила, забрав бочонок, и спешно пошла к скале.       — И зачем ты уходишь? Вельзевул!       Она не ответила. И не откликнулась на имя, но Гавриил видел, как покачнулась её фигура.