Дом виверны

      Пасмурный и несвойственно холодный для лета день. Снаружи моросил дождь, выл ветер, а ветки небольшого, аккуратно подстриженного кустарника периодически стучались в окна просторной комнаты. Внутри же, напротив, было слишком тихо, лишь редкий звон столовых приборов разбавлял атмосферу. За широким столом сидели трое — статная женщина, взглядом бегающая по небольшой брошюре, которую ей незадолго до этого передал слуга, девушка и молодой мужчина с копной чёрных волос.       Дверь скрипнула.       — Опаздываешь, Рафаэль, — сказала женщина, ни на секунду не оторвав взгляд от клочка бумаги.       — Прошу меня простить, матушка, Камаль никак не хотел успокаиваться, — ответил Рафаэль.       Он присел за стол, где его уже ожидал свежий чай — обязательно чёрный — пиала с орехами и множество разнообразной посуды, доверху заполненной закусками. Напротив, неспешно потягивая чай, сидел Уильям. Он пристально посмотрел на Рафаэля, а когда их взгляды пересеклись, поспешил прикрыть улыбку фарфоровой чашкой.       Рафаэль отметил эту милую реакцию, которая выглядела так забавно, учитывая возраст.       — Я же говорила тебе запереть это создание подальше от нас, — герцогиня нахмурилась, услышав о драконе, и сразу же отложила своё чтиво.       По какой-то причине она с первых секунд невзлюбила черношкурого, хотя, будучи матерью, такая реакция была вполне естественна. Она сослала Камаля в самую дальнюю конюшню, запретив дворне и близко подходить к нему, а местные конюхи в страхе разбежались, боясь, что кого-то из них поставят на кормёжку чудовища. И если бы Рафаэль не упёрся, не оскалил бы зубы на мать, надолго зародив в ней обиду, то она бы приказала выкопать в поле яму и оставить монстра там. Так и вышло, что за драконом ухаживать приходится Асселю, Роберту и Джинджеру, периодически сменяя друг друга.       — Разве ты совсем не боишься за сестёр? — спросила она, рукой махнув в сторону дочери.       Рафаэль перевёл взгляд на сестру, спокойно доедающую свой шоколадный эклер, и понял — её совершенно не беспокоит соседство с драконом.       — Матушка, он не навредит им, я вам это обещаю, — иных слов он не нашёл, но, несмотря на это, говорил твёрдо, ибо был уверен и в своих людях, и даже в драконе.       — Ваше Высочество, хоть вы ему скажите, — герцогиня резко повернулась к Уильяму, будто ища в нём опору, которую не ощущала в собственном сыне.       — Не стоит так переживать, тётушка, он знает, что делает.       Победа. Уильям ей на встречу не пошёл, выбрав совсем другую сторону. Ожидаемо, конечно, но это всё-таки заставило Рафаэля понервничать. Казалось, заручись она поддержкой принца, то точно бы избавилась от Камаля, наплевав на всё.       Женщина обречённо вздохнула и со звоном поставила чашку обратно на блюдце.       — Я позволю, только потому, что вы так говорите, — который раз эти слова слетали с её губ — Рафаэль и сосчитать не мог.       Каждый раз она говорила это, каждый раз отступала, стоило только Уильяму не согласиться с ней. В юношестве Рафаэль часто пользовался этим, отправляя друга спрашивать разрешения на что-то, точно зная — мать не откажет. Он выучил её вдоль и поперёк, так что отстоять свои границы, хоть и такими методами, сможет.       — Однако сейчас не это главное, Рафаэль, я хочу тебе кое-кого представить, так что надеюсь, ты не посрамишь наш род.       — Клянусь.       Он скрестил пальцы под столом.       — Я тебя прошу, — женщина прищурилась и нарочито медленно продолжила, глядя на сына исподлобья: — очень прошу.       Рафаэлю ничего не оставалось, кроме как молча кивнуть, краем взгляда замечая, как Уильям снова прикрывает улыбку.       — Фелия, покажи его высочеству сад, — опомнилась герцогиня, — если вы не против, — обратилась она уже к Уильяму.       — Зачем вы отсылаете принца, матушка? — Рафаэль уже не мог остановиться подлавливать мать.       Все прекрасно поняли, что хочет сказать женщина, придумав предлог с садом, а то, что это предлог было очевидно: Уильям с Калистой буквально росли в этом имении, так что наизусть знали каждый уголок.       — Боюсь, его высочество затмит тебя своей красотой, — язвительно ответила она.       Уильям поперхнулся.       — Вы меня смущаете.       — Ну что вы, устами старой женщины глаголет истина.       — По-моему там немного иначе говориться, — заметил Рафаэль.       — Что вы в итоге думаете на счёт недолгой прогулки, Ваше Высочество?       Герцогиня проигнорировала Рафаэля, продолжая гнуть свою линию.       Амелия Дэ Балуа, а в девичестве Сэлмон, была женщиной гордой, что сильно мешало ей наслаждаться праздной жизнью, ибо мысли её всегда вертелись вокруг одного — наследие. Герцогиня лелеяла идею выдать одну из дочерей за имперского принца, будто пытаясь искупить вину за частицу своей баронской крови, которую она сама считала почти крестьянской. Она то и дело сводила их с Уильямом, однако никто из участников этой мечты не был согласен.       — Что вы, тётя, мне только в радость провести время со своей милой младшей сестрой. Холодная война между герцогиней и Уильямом продолжалась уже на протяжении нескольких минут. Так и повелось в их привычной жизни — молодой ворон не упускал ни единой возможности упомянуть об их дальнем родстве, а женщина периодически засовывала Фелию в компанию братьев. При жизни герцога она не была такой напористой, предпочитая тихо подталкивать со стороны, но в последнее время её намерения были написаны на уставшем лице.       — Рада видеть, что вы хорошо общаетесь с моими детьми, однако, Ваше Высочество, не пора ли вам тоже жениться?       — Что вы…       В дверь тихо постучали.       — Госпожа, прибыла гостья, — низкорослая служанка в чепчике сделала низкий поклон. Отчего-то она напомнила Рафаэлю рыжую Нэлу, но была ниже и младше.       — Ах, — вскочила герцогиня, — что же ты ждёшь, пригласите её скорее войти!       Женщина бросила взгляд на Фелию, сидящую по её правую руку, и та тут же поднялась с места, бросая недопитый чай.       — Ваше Высочество, недавно нам завезли новые цветы с юга, не желаете ли взглянуть?       — С удовольствием, — кивнул Уильям, откладывая тоненький шёлковый платок.       Он медленно встал из-за стола и, проходя мимо Рафаэля, легонько коснулся его спины.       — Найди меня позже в моих покоях, Элли.       Рафаэль удивился, по затылку пошли мурашки. Уильям говорил так только в моменты раздражения, когда кто-то самовольно разлучал их, и ему это было прекрасно известно. Внутри всё ликовало — просьба, почти граничащая с приказом, неповиновение под запретом — всё это заставляло нутро переворачиваться.       — Приветствую вторую звезду Империи, — раздалось позади, буквально вырывая его из размышлений.       Рафаэль обернулся.       Уильям не успел покинуть комнату и сейчас стоял перед белокурой девушкой, склонившейся перед ним в изящном реверансе. Рафаэль помнил её, она стояла рядом с его матерью, днём ранее, но в тот день он не смог разглядеть ничего, кроме её чёрного одеяния и светлых волос. В этот раз он изучающе скользнул по ней взглядом и хмыкнул — в ней ничего не изменилось с тех пор: чопорное тёмно-синее платье, украшенное лишь одним единственным камнем у самого ворота, тонкая вуаль, закрывающая её лицо и собранные в низкий пучок белые волосы. Если бы Рафаэлю не доложили о ней, он бы подумал, что перед ним старуха, держащая траур, но на деле это была совсем ещё юная аристократка.       — И я вас приветствую, — ответил Уильям, — но, к сожалению, сейчас у нас с леди неотложные дела.       С этими словами они и вышли.       — Госпожа, — девушка поклонилась герцогине, — я счастлива приветствовать вас.       — Не стоит, скорее, подойди, — улыбнулась женщина, — это мой сын, о котором шла речь.       Девушка немного повернулась, и взгляд её упал на Рафаэля.       — Прошу простить мою грубость, — сказала она, кланяясь, отчего вуаль её чуть качнулась, — вас приветствует Альбина Дэ Лация.       Рафаэль замешкался на секунду, пока не заметил суровое лицо матери.       — Это вы меня простите, леди Лация, стоило представиться вам раньше, — он подскочил, — Рафаэль Рубелио Дэ Балуа к вашим услугам.       Он подхватил протянутую женскую кисть и оставил лёгкий поцелуй на тыльной стороне ладони. Подражал Уильяму.       — К чему такие формальности, — встряла герцогиня, — присаживайся, Альбина.       Альбина? Иногда даже среди членов семьи не принято было обращаться друг к другу по имени, а его мать сейчас так вальяжно обращается к единственной наследнице той пугающей старухи?       — Благодарю.       Девушка аккуратно присела. Слуги резко засуетились, меняя старые закуски на новые, более сладкие. Видимо, матери уже были известны вкусы гостьи.       Сейчас Рафаэль мог разглядеть её лицо, больше не скрытое тонкой тканью: бледная кожа, светлые ресницы и брови, глаза фиалкового оттенка и острый нос.       «Её будто в муке поваляли, — подумал Рафаэль, отмечая выбеленность девушки, — дочь мукомольника».       Тёмная одежда только создавала контраст с её белыми кожей и волосами, но Альбина была по-странному красива, объяснить это было очень сложно, словно эта девушка представляла собой абсолютно новую красоту, совсем не так, как Калиста, хотя мало кто мог соревноваться с принцессой, по мнению Рафаэля.       — Я слышала, что ты плохо себя чувствовала? — первой нарушила молчание герцогиня.       — Ох, — Альбина вздрогнула от неожиданного вопроса, — всё хорошо, большую часть жизни я провела на севере с отцом, так что мне немного тяжело привыкнуть к жаркому климату востока.       — Вот как, но придётся привыкнуть, дитя, — без тени сомнений заключила женщина.       — Полагаю, что так.       После этого время текло нарочито медленно. Никогда ещё Рафаэль не выпивал четыре чашки чая за один раз, однако других развлечений, помимо выслушивания женских разговоров, не было. Он пытался считать тиканье массивных часов, но сбился после второй сотни, пытался размышлять о своём, но мать, замечая это, будто невзначай уточняла у него что-то, вновь возвращая к обсуждению. И Рафаэль ушёл бы сразу, если бы мимолётно заметил во взгляде матери хоть намёк на разрешение, однако она настойчиво требовала его присутствия. Так он узнал немного больше об Альбине — «Лацийской принцессе-полукровке». О её любви к вышивке павлинов, которых она видела на фресках в родовом имении Лации, об аллергии на персики и о желании когда-нибудь посетить имперский дворец.       — Ты, наверное, устала? — в конце концов, спросила герцогиня, чему Рафаэль был несказанно рад, — ступай к себе, отдохни до ужина.       — Тогда надеюсь продолжить нашу беседу немногим позднее, — Альбина поднялась, поправила платье и вежливо поклонилась, — молодой господин.       Рафаэль кивнул в ответ на прощание, после чего дверь за ней захлопнулась.       — Как она тебе? — неожиданно спросила женщина, не подождав и пары минут от ухода собеседницы.       — Очень воспитанная и красивая девушка, — неохотно согласился Рафаэль.       Отрицать нечто настолько очевидное было бы кощунством, и каждый в этой комнате это знал.       — Это хорошо, что она тебя не отталкивает, вам ведь ещё жить да жить.       Говорит уверенно.       — Мне не нравится, к чему всё идёт.       — Твой отец так хотел, — герцогиня поспешила оправдать себя, наспех раскрыв все карты.       — А ты?       Рафаэль сам не заметил, как перешёл на «ты», но мать в ответ на это даже не моргнула лишний раз.       — Мне она нравится.       — Даже несмотря на то, что она бастард?       Рафаэль спросил прямо, зная, как мать относится к этому, но, на удивление, она осталась спокойной.       — Она женщина, а в Лации это всё решает, — короткая улыбка.       — Поэтому хочешь женить меня на ней?       Женщина замолчала. В голове её, видимо, всё было так запутанно, что потребовалось немного времени, чтобы ответить.       — Я организую всё в кратчайшие сроки, от тебя лишь нужно смирение, так что подумай об этом тщательно, и жду утвердительный ответ, — бросила она.       — Почему отец этого хотел? И почему Лация согласилась? — Рафаэль не унимался, ему будто жизненно необходимо было знать ответы на все эти вопросы, хотя, по существу, договорные браки не были чем-то редким среди аристократов, а в том, что это будет договорной брак, сомневаться не приходилось.       Даже если Альбина привлекательная женщина, даже если так хотят родители Рафаэля, даже если они хорошо поладят — им не быть любящей парой. Максимум, который ждёт этот союз — уважение.       — Он не посвящал меня в свои дела, но у него была какая-то договорённость с её отцом, — ответила она.       — Он вне милости её светлости, так что она бы не позволила, — вспоминая последние новости, рассказанные Джинджером во время их путешествия, заключил Рафаэль.       — Видимо, она всё-таки любит своего сына, даже не смотря на то, что он вытворял, — герцогиня сказала это так, будто в конце следовало добавить: «как и я тебя».       Та старая охочая до власти женщина, которая ещё и одержимая идеей доминирования? Любит своего, во-первых, сына, а, во вторых, сбежавшего из дома и сделавшего ребёнка на стороне? Рафаэль очень сильно сомневался в этом, как сомневались и все, с кем он был знаком.       — В любом случае, это будет на пользу роду, — устав от этой темы, женщина поднялась со своего места, — ступай, не заставляй Его Высочество ждать ещё дольше.       С этими словами мать Рафаэля покинула его, оставляя наедине с мыслями, но идти к Уильяму он не спешил.       Он стучал по столу указательным пальцем, глядя в одну точку и думал. Думал, сам не понимая о чём, просто сумбурно задавал сам себе вопросы, в попытке найти хоть какие-то ответы. О браке? О своих чувствах? А какие у него были чувства? К Альбине — никаких. Женщина, которую он видел впервые, женщина, которая может стать его женой, женщина, ключевое слово — женщина. Однако пришло время признать — эмоции в нём вызывали совершенно другие люди, более близкие, более крепкие и мужественные, совсем не похожие на мягких и податливых юных дев.       К Джинджеру он испытывал дружбу, а тот охотно отвечал тем же, искренний парень без чёрных мотивов — другими словами, Рафаэлю он нравился. Хоть с чем-то разобрался. Роберт? Он был ему как отец, сильный, всегда заботливый и почти родной, не оставлял и защищал от всех опасностей. И Рафаэлю было стыдно вспоминать, что когда-то он запутался в себе и напрочь забыл грань, думая о Роберте совсем не в том ключе. Ассель? Ах, белокурый цветочный рыцарь. Стоило лишь волоску его появится в мыслях, как Рафаэль тут же становился мягче, уступчивее. Он уже и не помнил, кем считал его ранее, не помнил и как дошел до такого. Мужчина вызывал в нём жар, и Рафаэль признает это, хотя бы в своих мыслях.       Однако Ассель не был единственным, кто вызывал такую реакцию в молодом теле, и сегодня он в этом убедился. Стоило только увидеть его вчера, ощутить крепость объятий, в которых сложно было не задохнуться от пьянящего запаха его парфюма, краем глаза заметить короткие улыбки, тщательно скрываемые от посторонних, и Рафаэль понимал — это падение. Уильям. Его друг детства, его кузен, родной брат его первой любви, его мимолётная похоть, его муза и самый главный грех. Этот человек толкал его в бездну на протяжении многих лет, и сегодня Рафаэль отпустил последний палец. Прости, любимая Калиста, будь счастлива, ты, наконец, освободилась.       — Молодой господин, — тонким голоском раздалось сбоку, вырывая Рафаэля из размышлений, — не желаете яблочного пирога?       — Нет, я ухожу, убери тут всё.       Девушка поклонилась, когда он прошёл мимо.       Коридоры встречали его тишиной: все слуги на первом этаже, готовятся к ужину. Рафаэль медленно прогуливался по родному дому, иногда трогая тумбы кончиками пальцев. На стене портрет его прабабушки в молодости, когда она ещё была красивой и незамужней, а на низком столике ваза, расписанная синими виноградными лозами. Их поместье было доверху забито разным антиквариатом, редкими, но бесполезными вещами и просто красивыми безделушками.       Поворот, и он в восточном крыле, ещё поворот — перед комнатой Уильяма. Не самая светлая и просторная, но навсегда закреплённая за ним комната, заставленная тёмной мебелью, и со старинным камином. Будучи ребенком, он сам выбрал её, сам же и заселился, но только потому, что комната Рафаэля находилась неподалёку.       Дверь распахнулась.       — Я ждал тебя, — сказал Уильям, затягивая Рафаэля внутрь.       В комнате ещё темнее, чем было в воспоминаниях. Большая кровать с балдахином выделялась на общем фоне, а посредине стоял столик с раскиданными на нём бумагами. Комната гостевая, так что здесь не было даже малейшего разграничения между спальной зоной и рабочей, но молодой ворон никогда не жаловался.       — Разговор затянулся, — ответил Рафаэль, увлекая друга в объятья.       Теперь он может дать себе волю и отвечать на мартовские повадки Уильяма.       Тот на секунду замер, одеревенел, даже дыхание задержал, но, опомнившись, обвил руками чужую спину и спросил:       — Что-то не так?       — Нет, всё нормально, — поспешил уверить в обратном он.       Так они простояли несколько минут. Рафаэль отчаянно вжимался в изгиб сильной шеи, вдыхал запах и сдерживался, чтобы не рассказать о его возможной женитьбе. В конце концов, это ещё не точно.       — Кстати, почему ты тут? — решил начать разговор о другом он.       Уильям немного отстранился, оставляя руки легонько сжимать чужие предплечья, и хмуро посмотрел.       — Ты сам меня обнял, — сказал он.       — Я не об этом.       Рафаэлю очень хотелось рассмеяться, но он сдержался.       — Тогда что ты имеешь ввиду? — не унимался Уильям.       — Ты должен был быть в Сури, — сказал Рафаэль, падая на мягкий диванчик.       — Я сбежал.       Тишина.       — Зачем?       — Я безответственный принц, — улыбнулся Уильям, показывая на себя пальцем, но, заметив серьёзный взгляд собеседника, продолжил: — просто волновался за тебя.       — Я уже не ребёнок, — выдохнул Рафаэль.       — Да, да, — согласился Уильям, подойдя к столику, чтобы налить воды, — ты так и не рассказал о своих приключениях.       — Это долгая история, так что приготовься, — Рафаэль не шутил, именно этому человеку он был готов рассказывать о себе снова и снова, лишь бы получить желанный блеск в чужих глазах.       — Готов, — со всей серьёзностью ответил Уильям.       После недолгого вступления, Рафаэль рассказал другу и о том, как им пришлось ночевать под открытым небом, и о городе, где они нашли гостиницу. Рассказал о пышной Бланш, надолго засевшей в его голове своим зубом, о двух мужчинах из сторожки, которые просили денег за проезд по мосту, и о своих впечатлениях, когда он впервые увидел тот самый мост. О старой кобыле Джинджера, на которую было больно смотреть, и о неловкости их первой встречи. Уильям напрягался, глаза его распахивались, когда Рафаэль упоминал о нападении, или когда он рассказал, как перед ним упала отсечённая рука, крепко сжимающая оружие.       — Ты выяснил, кто за этим стоит? — обеспокоенно спрашивал тот.       — Поручил кое-кому.       Потом Рафаэль перешёл к самому интересному. Изначально не упоминая о таинственных снах с видениями о будущем, он старательно избегал этой темы. Нападение монстра, скатывание с холма на пару с Джинджером, потерянный им зуб. Рассказал о великолепном озере, сплошь заполненном драгоценностями, и о большом камне посредине.       — И вот когда я притронулся к нему, пошли трещины и из булыжника вылез чёрный ящер, — без остановки говорил Рафаэль.       — Так символично, — согласился Уильям.       — Ты тоже так думаешь, да?       — Конечно, видимо, это судьба, что он так похож на герб вашего дома.       — Знаешь, Уил, я, когда его увидел, мне так страшно было, но я чувствовал что-то необъяснимое, будто мы так с ним похожи, будто так и должно быть, — пытался объяснить свою мысль Рафаэль, — и я до сих пор ощущаю эту невидимую связь.       — Ты так настрадался, страшно было, наверное.       — Да, но я же сильный, — сказал Рафаэль, — тем более со мной всегда был Ассель.       Воздух в комнате вдруг стал горячее. Повисло напряжённое молчание, прерываемое только тиканьем небольших часов на тумбе и дыханием двух людей. Рафаэль сглотнул и повернулся, натыкаясь на тяжёлый взгляд Уильяма. Он улыбался, но в глазах его не было и намёка на радость или веселье, лишь нечто иное, отличное от его обычных эмоций.       — Кстати об этом, между вами что-то было? — спросил он, подойдя к диванчику.       — Что?       Рафаэль занервничал. Стоило ли рассказывать о тех моментах, когда желание заполняло его, глядя на приставленного? Стоило ли обозначить, что между ними в итоге ничего не произошло? Как теперь называть Асселя перед Уильямом? Он только начал осознавать себя в полной мере, так что вряд ли решился бы выпалить всё как на духу.       — Почему он смотрит на тебя так, — продолжал допрос Уильям, — перед тем как вы отбыли, ничего подобного не было, а стоило вам вернуться, я сразу это заметил. Повторяю вопрос, что между вами было?       Он присел рядом, так ни разу и не разорвав зрительного контакта. Диванная подушка под ним прогнулась, и Рафаэль бёдрами почувствовал насколько близко сейчас сидел Уильям. Между ними не было и восьми дюймов, да так, что можно было ощутить чужое дыхание.       — Почему это тебя так заботит? — спросил Рафаэль.       Вопрос до боли глупый, но ни один мускул на лице Уильяма не дрогнул.       — Я всегда буду на твоей стороне.       — Я знаю.       Знает сейчас и знал всегда.       — Тогда как долго ты ещё будешь делать вид, будто не понимаешь?       Что-то внутри бушевало, азарт захлестнул Рафаэля с головой и, смешиваясь с гормонами, выводил его на какой-то совершенно иной уровень. Ему хотелось ответить, но в то же время желание останавливало его, горячо шептало дразнить мужчину ещё больше.       Он усмехнулся.       — Я люблю Калисту.       Губы Уильяма искривились в подобие улыбки и, подвинувшись ещё ближе, он прошептал:       — Лжец.       По телу Рафаэля прошла дрожь. Он весь сжался, а ногти уже болезненно впивались в ладони. На лбу проступил пот, лицо раскраснелось.       — Ты знаешь, что это не так, — с вызовом ответил он.       — Тогда ты представлял, как делаешь это с ней? Хотел ли ты сжать её в своих объятиях, а затем войти в неё? Ночами ты ублажал себя, думая о её теле?       Тяжёлая рука легла на бедро Рафаэля, но тот даже не попытался скинуть её. Становилось опасно.       — Уильям, прекрати, — жалобно попросил Рафаэль, уже полностью вжавшись в диван.       — Ты бы никогда не смог возлечь с женщиной, Рафаэль, — сказал полушёпотом Уильям, несильно сжав чужое бедро, от чего с губ Рафаэля сорвался судорожный вздох, — только ты один этого не замечаешь.       — Зачем ты мне это говоришь? Что ты хочешь услышать? — не выдержав, Рафаэль задал давно волнующий вопрос.       — Скажи, что я тебе не нравлюсь, скажи, что не представлял моё лицо, глядя на Калисту, — парень моментально убрал руку с ноги и одним движением перехватил уже подбородок, заставляя Рафаэля поднять голову, — глядя мне в глаза.       — Ты…       Тела раскалены до предела. Казалось, от них шёл пар, ещё секунда, и кто-то точно сорвётся.       — Я не стану этого говорить.       — Я знаю.       Знает сейчас и знал всегда.       Подушки под ними зашуршали, и Уильям коснулся чужих губ своими.

***

      Рафаэль сидел в кабинете отца. Большой, просторный и, в отличии от комнаты Уильяма, залитый светом заходящего солнца. Стол из красного дерева, на нём все так же, как помнил Рафаэль, высокий шкаф, заполненный документами, и твёрдая кушетка, запрятанная в неглубокой нише в стене. Однако, если раньше попасть сюда было высшим желанием, то сейчас нахождение здесь не вызывало никаких приятных эмоций, лишь напоминало о потере. Он сидел на стуле с высокой резкой спинкой и совсем не ощущал себя таким же статным, каким был отец.       Вместо этого его мысли были совсем о другом. Тот поцелуй с Уильямом всё никак не выходил из памяти, вновь и вновь возвращая к тем эмоциям. Температура чужого тела, влажность языка, сбивчивое дыхание — они целовались, словно сумасшедшие, словно нет в этом мире никого и ничего, кроме них двоих. Нормально ли это? Уже не имеет значения. Что будет дальше с их отношениями — тоже неизвестно. Пару раз в дверь комнаты стучали слуги, но, не получая ответа, быстро уходили. И неизвестно, сколько времени прошло, прежде чем они смогли оторваться друг от друга.       — Как там Камаль? — пробормотал Рафаэль, рисуя на небольшом клочке пергамента разные фигуры.       — За ним следят Роберт и тот рыжий, — ответил Ассель, уже давно наблюдающий за душевными терзаниями своего господина. Он пришёл ещё двадцать минут назад, но только сейчас смог услышать хоть что-то.       — Хорошо, я навещу его после ужина, — Рафаэль поднял на приставленного непонятный взгляд, но тут же вновь его опустил в документы.       Ассель ничего не понял, но решил промолчать, он лишь улыбнулся и кивнул, даже не смотря на то, что ужин уже прошёл и, как он слышал, господина на нём не было.       В дверь тихо постучали, и тут же в комнату зашёл высокий худощавый слуга.       — Прибыл граф Палвин.       — Кто? — не понял Рафаэль, вновь оторвавшись от всплывающих в голове образов, — а, да, зови.       Граф Тристан Палвин был близким приближённым отца, мужчина за сорок хорошо обращался с мечом и, в своё время, считался самым одарённым среди знаменосцев Балуа. В детстве Рафаэль часто сбегал посмотреть на то, как он воспитывал своих учеников, которые впоследствии вошли в состав специального отряда. Именно из-за этого мужчины никто не пришёл на помощь, когда она требовалась.       — Приветствую вас, молодой господин, — отчеканил мужчина, гордо вставая перед ним.       Рафаэль от такой наглости опешил. Как мог этот человек, поклявшийся в верности его отцу, так нагло стоять сейчас здесь без тени неловкости. Будто так и должно было быть, будто сейчас не наследник Балуа перед ним, а обычный трактирный мальчишка. Он опустил все правила приличия и даже не подумал склонить голову, вместо этого он так самодовольно поднял подбородок и посмотрел сверху вниз, что, будь здесь кто-то ещё, то это бы стало самой обсуждаемой сплетней.       — Так ты ещё помнишь, кто я, — закипал Рафаэль, — похвально.       Мужчина улыбнулся своими сухими губами, и морщины на его лице стали чётче.       — Как я могу забыть вас, — протянул он.       И что-то в этих словах отталкивало, нечто по-странному фальшивое.       — Почему ты считаешь, что вправе не подчиняться своей госпоже?       Рафаэль решил не церемониться. Теперь он не ребёнок, который с восторгом наблюдает за взмахами меча, сидя на балкончике, сейчас он лицо рода и обязан защищать свою семью и честь.       — Тебе есть, что сказать? — он не давил, он давал мужчине возможность оправдаться, хоть и не было в этом праве ни малейшей пользы.       Всё было решено ещё в тот момент, когда во мраке тесной лесной хижины его сестра рыдала, хватаясь за него, будто то и впрямь была их последняя встреча. Зная Фелию, Рафаэль догадывался — она будет винить себя в том, что недостаточно хороша, как и в том, что не смогла взять власть в руки.       — Прошу простить мою вольность, но, при всём уважении к вам, как к одному из наследников, этот отряд был сформирован лично главой и никак не мог выполнить требование юной госпожи, — старый мечник сразу понял, в чём суть вопроса, по которому его вызвали, он не нервничал и не дрожал, лишь небольшая полуулыбка не сходила с его лица.       — Давно ты стал таким? — спросил Рафаэль.       Говорить с ним было уже невозможно. Внутри всё закипало, стоило только взглянуть в это наглое лицо. Но самое раздражающее то, что ничего неправильного тот не сказал.       — К чему вы клоните?       — Да так, вспоминал былое время, — Рафаэль выдохнул, махнув рукой, — можешь идти.       Мужчина пожал плечами и, не ожидая и секунды, вышел прочь. Разговор получился короткий, сумбурный и совершенно бесполезный, Рафаэль только время зря потратил.       — Вы так просто отпустили его, — заметил Ассель, — я ожидал куда большей жестокости.       Жестокости? Он никогда не был жестоким. На словах, конечно, он мог пригрозить, этого не отнять, но до действий никогда не доходило. Он вырос богатым господином, которому не требовалось марать руки кровью, отец его был сильным человеком, а мать любящей, но местами строгой. Его всегда опекали другие люди, готовые отдать всё ради его счастья, и, быть может, в этом и заключался его главный талант.       — Он вам не предан, — Ассель поднялся с кушетки, на которой сидел всё это время, — следует держать подальше этого человека, как и весь тот отряд.       — Не стоит, — ответил Рафаэль, откидывая голову назад, — все те люди клялись моему отцу, поэтому я должен дорожить этими душами, однако есть среди них и перебежчики, которые нужны мне не меньше.       Пока Рафаэль не был полностью принят герцогством, радикальные меры были для его правления ядом, но когда-нибудь всё изменится.       — Вы задумали что-то грандиозное?       — Отнюдь, — сказал Рафаэль, прикрывая глаза, — мне не даёт покоя одна мысль.       — Я выслушаю, можете мне верить.       Ассель. Верный пёс Ассель. Если бы только он знал, как важна для Рафаэля была эта слепая и глухая верность. И как терзала его совесть, стоило только посмотреть в лицо приставленного.       — Они так уверены, что я не стану главой, даже несмотря на то, что видели дракона, — начал Рафаэль, — почему?       — Подчиняются Ластору?       — Ластор не настолько влиятельный человек, чтобы слепо верить в него, вернее — да, они на его стороне, но по какой причине? Почему даже граф Палвин переметнулся, сразу же забыв о пятнадцати годах верной службы? Он ведь никогда не принимал опрометчивых решений, что же заставило его пойти этим путём?       — Хотите сказать, что за этим есть что-то большее? — удивился Ассель, подходя немного ближе.       — Я в этом уверен, — вздрогнул Рафаэль, замечая, — либо Григорий совершил что-то ещё более невероятное, чем я, либо есть какое-то обстоятельство, которое точно помешает мне занять место отца.       Ассель промолчал. Брови его нахмурились, а тело напряглось.       — Есть ещё вопрос, куда всё-таки пропало завещание? — спустя некоторое время спросил он.       — Очевидно, что в этом замешан Ластор и его люди, — ответил Рафаэль, но, подумав пару секунд, продолжил: — но всё-таки одна деталь не даёт мне покоя — почему Император так просто замял это дело?       — Что? — Ассель искренне удивился.       Рафаэль кивнул в ответ на такую реакцию.       — В тот день, когда я был при дворе, Его величество даже не упомянул о расследовании по поводу хищения документа, просто перевёл тему, а старая Лация подтвердила, обрубив все возражения.       — Это действительно странно, — согласился рыцарь, — думаете, им что-то известно об этом?       — Не знаю, — пожал плечами Рафаэль, — я очень надеюсь, что никто из них не замешан, иначе я просто не смогу сопротивляться.       — Не накручивайте себя, ваша светлость, Императору незачем так ухищряться, чтобы избавиться от вас, а Лация не стала бы настаивать на браке, отдавая одну из потенциальных наследниц, пусть и нечистой крови.       Рафаэль замолчал. Он постучал пальцами по подлокотнику своего стула и спросил:       — Откуда ты знаешь про мою женитьбу?       Ассель немного удивился, но быстро пришёл в себя.       — Сообщили.       — Матушка уже и тебя сюда впутала, — устало выдохнул Рафаэль.       Скорее всего, герцогиня решила воспользоваться близкими отношениями, чтобы наверняка убедить Рафаэля жениться, хотя его согласия там даже не требовалось.       — Не думайте об этом так настойчиво, — Ассель улыбнулся.       — Ты прав, но это всё ещё кажется мне слишком запутанным. Я ничего не понимаю, думаю об этом постоянно, но никак не складывается. Зачем Император затеял этот спор? Кто стоит за Ластором Буржуа? Была ли смерть отца естественной? Помимо этого надо ещё с просьбой Хель разобраться, голова кругом идёт.       — Хель? Мать вашего дракона? — спросил Ассель.       Рафаэль замер. Нет. Невозможно. Женщина, которая показывала ему будущее во снах, и дракониха, отложившая яйцо в Великом лесу — это одно и то же существо? Догадка невероятная, но имела место быть. Она сказала, что люди зовут её Хель, следовательно, она не человек, а мать Камаля тоже зовут Хель. Получается, человек, которого она попросила защищать и есть вылупившийся из камня в её озере Камаль. Но он ведь не человек вовсе, хотя и она не человек. Если систематизировать все сны, то можно было бы проследить всю картину. Хель появилась в каждом сне, кроме первого, монстр от туда определённо точно говорил, что Рафаэль забрал нечто важное, значит есть вероятность, что этим монстром была мать Камаля, а иначе Хель. Во втором сне она показала ему место, где было яйцо, а когда Рафаэль нашёл его, она появилась перед ним последний раз. Тогда она подарила ему два аметиста и попросила позаботиться о ком-то, кем предположительно является Камаль, и сгинула в огне.       — Я ведь не мог быть настолько невнимательным, верно? — ошарашенно спросил Рафаэль.       Всё это время разгадка находилась прямо под его носом, но он упорно держал глаза закрытыми.       — Ассель, ты что-нибудь знаешь об обречённых?       — Учитель теологии рассказывал об этом, разве вы не слушали? Обречёнными называют существ высших, но свергнутых и вынужденных искупать свои грехи. Честно говоря, я и сам этого не понимаю, но во всех книгах только близкие к этому определения.       — Ты когда-нибудь слышал, чтобы дракон мог обращаться человеком?       — Исключено, — отрезал Ассель, — церковь уже поднимала этот вопрос, но совет академии опроверг эту теорию.       — А обладают ли они магией? — не унимался Рафаэль.       — Вы про ту антицерковную идею о фундаментально иной форме святости? Сомневаюсь, драконы лишь одни из монстров, обладающие чуть большим потенциалом, чем другие, однако я не могу утверждать, что они совсем не имеют отношения к Аттаче.       — Что это значит?       — Аттаче — это место, это существо и это пространство, это нечто, что зовётся истинным воплощением, так что, отталкиваясь от этого, мы всё, в какой-то степени, имеем к нему отношение.       — Ты рассуждаешь слишком глубоко для простого рыцаря, — выдохнул Рафаэль, — а мне лишь нужно знать, верна ли моя догадка.       — Тогда вам следует поговорить об этом с его высочеством первым принцем, слышал, он очень увлекается этой темой, — задумался Ассель.       — С Астером? — не понял Рафаэль.       Ассель кивнул.       — Впервые слышу об этом.       Они росли вместе, хоть Астер и был даже старше Калисты. Рафаэль видел в нём старшего брата и любил всем сердцем, как не любил даже Уильяма. Астер, в его глазах, всегда сильный и с непоколебимой волей, он всегда держал слово и был смышлён не по годам, но Рафаэль никогда не замечал, чтобы он был увлечён чем-то подобным. Хотя умные люди всегда находят себе неожиданные предметы исследования, а в том, что Астер умён, знала вся Империя.       — Такие слухи ходят, — ответил Ассель.       — Тогда навещу его по прибытии в столицу, — кивнул Рафаэль.       — Тогда я позабочусь о вашей безопасности, — ярко улыбнулся Ассель.       Рафаэль на секунду забыл, о чём они говорили. В груди появилось небольшое жжение. Между ними ничего нет — он сам так решил, но на душе становилось тяжело, когда в голове вновь всплывал образ Уильяма с красными щеками и влажными от слюны губами. А только ли из-за Уильяма его сердце выпрыгивает? Помнится, Ассель тоже трогал определённые струны, да так, что от одного взгляда Рафаэль был готов умолять.       — Ассель, — позвал его Рафаэль.       — Да, Ваша Светлость, — Ассель отозвался без промедления, и даже улыбка его не сошла с губ.       А что если те чувства, которые Рафаэль испытывал с Уильямом — ложь? Ему так понравился поцелуй или поцелуй именно с Уильямом? Это ведь не был его первый раз, но по ощущениям, в тот момент он полностью растворился в нём. Так было ли ему так хорошо лишь из-за партнёра?       — Ты служишь только мне? — спросил Рафаэль.       Ассель испугался такой резкой смене настроения — это было видно по его лицу, но, быстро взял себя в руки.       — Конечно, только вам, выполню любой приказ, в пекло прыгну ради одного вашего взгляда.       Рафаэль не сомневался. И секунды он не сомневался в словах этого человека.       — Тогда поцелуй меня, — тихо попросил он.       — Что?       Ассель замер. И не только он. Казалось, весь мир вокруг них остановился и только массивный метроном на полке продолжал отсчитывать секунды. Ассель стоял на месте и молчал. Рафаэль отвёл взгляд, щеки его густо покраснели и он сжал губы в узкую ниточку. Как же ему было стыдно за себя сейчас, что за несуразицу он сейчас попросил? Воспользовался своим положением и решил проверить что-то там — бред. Но это было больно, ведь ему казалось, что приставленный испытывает к нему какие-то иные чувства, чем просто долг, но, видимо, он ошибся.       — Ах, нет, я не то.., — начал оправдываться Рафаэль, но речь его прервал Ассель.