Дом виверны

      Императорский дворец, по своему обыкновению, величественно возвышался над столицей. В вечерних сумерках зажжённые факела отбрасывали яркие пятна света на холодный камень, из которого были аккуратно выложены стены. Как и городские ворота, ворота дворца были построены из обожжённого фигурного кирпича: широкие, крепкие, почти полностью неприступные. Не сосчитать, сколько раз Рафаэль проезжал под этой аркой, скучающе разглядывая стражников, сурово проверяющих документы.       — Почти прибыли, — сказал он, поворачиваясь к Альбине.       Она пересела к нему в экипаж немногим раньше, когда на подъезде к дворцу Уильям и герцогиня с сестрой отделились от них, следуя к другим воротам. Альбина по-детски восторженно прильнула к окну и, даже не позаботившись о шторке, бегло осматривала всё вокруг. Рафаэль улыбнулся — возможно, позже, если всё сложится хорошо, он покажет ей сады, которые они с Уильямом облюбовали ещё в детстве.       Сейчас Рафаэль в какой-то степени чувствовал себя отцом, будто он привёл ребёнка на фестиваль, хотя, быть может, так же взволновано он сам и выглядел в своё первое посещение дворца. И, даже если сравнивать взрослую девушку и четырёхлетнего ребёнка немного неправильно, он не мог этого не делать, видя, как сильно Альбина была счастлива.       — Кто нас встретит? — спросила она.       На пару секунд в экипаже повисло молчание.       — Первый принц.       Альбина замерла. Плечи её опустились, а рука, до этого расслабленно лежащая на бедре, сжала ткань платья.       — Значит, — тихо начала она, — сестра тоже будет там?       Рафаэль понимал её беспокойство. До сих пор у Альбины не было ни единого хорошего воспоминания, связанного с родственниками, но, даже не смотря на это, Рафаэль был уверен, что Рудилия не станет принижать свою кузину из-за происхождения.       — Да.       — Вот как.       Следующие десять минут они ехали в тишине. Рафаэль неловко отвернулся к своему окну, а Альбина молча смотрела в одну точку прямо перед собой. Её больше не привлекала архитектура дворца, как и не интересовало всё происходящее. Она снова закрылась и обросла слоем фарфора.       Наконец, когда они добрались до южного крыла, Рафаэль смог увидеть ожидающих хозяев — всего трое: высокая женщина и двое мужчин. Его сердце сразу же быстро забилось, когда среди встречающих он разглядел Астера. Чуть ниже Уильяма, уже в плечах, он стоял там, сцепив руки за спиной. Каштановые волосы, отражая свет от огня, местами казались ярко-рыжими, а карие глаза в темноте становились ещё глубже. Принц отличался от своих полукровных сиблингов вздёрнутым носом, доставшимся ему от первой императрицы, и глазами, которые будто бы всегда были чуть прищурены. Как давно Рафаэль не видел его, не говорил с ним, не слышал его приятного голоса, не чувствовал насыщенного запаха сигар, которые принц курил вечерами. Астер — его наставник, его следующее солнце, его любимый старший брат. И пусть между ними нет кровного родства, он навсегда останется его единственным старшим братом. Особенно сейчас, когда их с Уильямом отношения переросли в нечто иное. Когда карета остановилась, Рафаэль вскочил со своего места, напрочь забыв помочь Альбине, одним движением толкнул дверь и спрыгнул.       — Ваше Высочество!       — Добро пожаловать, Рафаэль, — мягким тоном сказал Астер, положив свою большую руку на чужое плечо, — как обычно, никаких манер.       Астер шуточно пристыдил Рафаэля, а тот чуть покраснел, вновь вспоминая свою дурную привычку, но улыбаться не прекратил.       Принц подошёл к карете и протянул Альбине руку.       — Добро пожаловать, леди, — сказал он, помогая девушке выйти.       — Альбина Дэ Балуа приветствует Ваше Высочество первую звезду империи, — она склонилась.       — Не стоит, леди ведь часть нашей семьи, — неловко улыбнулся Астер.       — К слову, Рудилии здесь нет? — спросил Рафаэль, только сейчас заметив отсутствие принцессы.       — Она с Павлом, передавала свои извинения, что не смогла встретить вас должным образом. — Ответил Астер, подозвав слуг. — Леди, это управляющая южным крылом Вивьен Блэк и сэр Арнольд Шульц, они сопроводят вас в вашу комнату.       — Благодарю за заботу, — вновь поклонилась Альбина.       — Пройдёмте с нами, госпожа.       Рафаэль наблюдал, как Альбина уходит, прихватив с собой собственных слуг, которых ей выделила мать незадолго до этого.       — Ого, младший братец, а ты подрос, — неожиданно засмеялся Астер, — идём, совет уже собрался.       — А ты выглядишь неважно, — по-доброму заметил Рафаэль.       В слабом освещении лицо принца казалось уставшим: под глазами залегли глубокие тени, а взгляд периодически блуждал.       — Бессонница.       Рафаэль чуть напрягся. Всю дорогу до дворца он думал лишь об одном — спросить, наконец, у Астера о драконах. Сейчас, когда они с братом остались наедине, представилась идеальная возможность начать эту тему.       — Астер, я хочу кое-что узнать о драконах, ты ведь увлекаешься этой темой?       — Откуда ты знаешь? — неожиданно громко спросил принц.       По его удивлённому лицу стало понятно, что Астер не ожидал этого вопроса. Быть может, Рафаэль ошибся, когда решил вот так сразу спрашивать об этом, а, может, ошибся Ассель, когда упоминал слухи об этом. Думая об этом чуть глубже, с чего вообще Рафаэль решил поверить в это? Лишь потому, что это озвучил Ассель? Похоже на то.       Рафаэль замялся на пару секунд, но всё-таки ответил:       — Ассель сказал.       — Ааа, тот твой рыцарь, — сказал Астер, будто вспоминая о ком идёт речь, — тогда конечно, что ты хотел узнать?       Рафаэль ошибся, думая, что тот вопрос застал Астера врасплох? Или принц просто не ожидал, что слухи о нем уже дошли так далеко? Думать об этом сейчас — бессмысленно, так что, собравшись с духом, Рафаэль спросил:       — Ты что-то слышал про обречённых?       Астер задумался. Несколько секунд они шли в молчании, пока принц, наконец, не кивнул.       — Когда я был в Теохине, слышал, что это изгнанные за какой-то из грехов боги. В наказание они перерождаются и забывают себя. Обречены почувствовать смерть, чтобы вновь вернуться на Аттаче. Вот кто это такие.       Хель упоминала нечто подобное. Она говорила, что они осознают себя в момент смерти, а это значит, что с самого начала женщина, которую он видел перед собой, была мертва. Тогда Камаль тоже обречённый? Может, стоило убить его в тот день, а не тащить за собой. Нет, Хель просила позаботиться о своём ребёнке, а не убивать его.       — А ты знаешь что-нибудь о магии? — аккуратно спросил Рафаэль.       В этот момент они уже вошли в просторную комнату, где Рафаэля уже ждали.       — Сейчас нет времени, я расскажу тебе позже, — сказал Астер, кивая статному пожилому мужчине, — сейчас мне пора.       Рафаэль перевёл взгляд на удаляющуюся спину Астера, а затем обратно на незнакомого старика. Мужчина совсем не был похож на их семейного дворецкого, за исключением старческих морщин и строгого чёрного костюма. В нём чувствовалась сдержанность и присущая всем обитателям дворца эпохи Цезии чопорность.       — Приветствую, молодой господин, — сказал он, — меня зовут Вальтер Жилье, я — мажордом южного крыла. Прошу вас обращаться ко мне по любым вопросам. Скоро совет пригласит вас, а пока предлагаю отдохнуть за чашечкой чая.       Рафаэль не ответил, он лишь устало упал в приготовленное заранее кресло и жестом позвал стоящую у дверей служанку. Девушка тихо подошла и аккуратно налила в маленькую фарфоровую чашку зелёный чай.       Только сейчас Рафаэль почувствовал, что бежать уже не нужно, не надо поддерживать темп, лишь бы успеть куда-то. Этим вечером все, наконец, решится. Либо он уснёт, держа в руках власть, либо же уснёт без возможности проснуться утром. Ластор сделает всё, чтобы навсегда избавиться от угрозы в виде Рафаэля, но это уже не пугало так сильно, как раньше. Он уже не беспокоится о своей жизни, он так устал, что даже мысли об этом не вызывали тех волнений, которые были месяц назад. И в случае его смерти, сожалеть он будет лишь об одном — о том, что переложил всю ответственность на хрупкие плечи сестёр и матери. Прости, дорогая Фелия, возможно, тебе придётся повзрослеть сегодня.       Сидя в тишине, ожидая, когда совет позовёт его, Рафаэль молился. Просил богов помочь его семье, даже если сам он сгинет этой ночью, и просил дать им сил пережить его смерть.       — Благодарю за ожидание, совет готов принять вас.       Рафаэль нехотя поднялся со своего места, так ни разу и не попробовав предложенного чая, поправил свою одежду и медленно подошёл к резной двери. Вальтер пару раз постучал, и через пару секунд на его стук откликнулась стоящая с другой стороны стража, резко открыв двери.       Зал представлял собой огромное помещение с высокими потолками и большими во всю стену окнами. Кроме комнаты, где ожидал сам Рафаэль, он заметил ещё три двери, расположенные по бокам. Он был здесь всего пару раз, когда они с Уильямом играли в детстве, но тогда к залу совета примыкала всего одна комната, в которой стояло большое чучело медведя. Калиста возненавидела это чучело почти сразу же, как увидела, и её можно было понять.       Закончив вспоминать прошлое, Рафаэль перевёл взгляд чуть правее, где, опустив голову, стоял некто очень высокий. В этом человеке не сразу можно было узнать аристократа — до того неправильная у него была осанка — но, стоило внимательнее разглядеть его, и всё становилось понятно. Перед Рафаэлем понуро стоял его дальний родственник, который так самонадеянно вступил в битву за титул. Григорий Буржуа практически не изменился с их последней встречи: всё те же тёмно-русые волнистые волосы, тот же нос с небольшой горбинкой и те же болотного цвета глаза, уголки которых, по своему обыкновению, тянулись вниз. На нём был удлинённый коричневый камзол, прошитый золотыми нитями, а из-под рукавов торчала кремового цвета блуза. Обут он был в дорогие кожаные туфли, натёртые так, что те, казалось, вот-вот начнут отражать свет. Стоило ему заметить Рафаэля, во взгляде его что-то изменилось, а тонкие губы чуть приоткрылись, будто он вот-вот собирается сказать что-то важное.       Видя его сейчас, Рафаэль не мог утихомирить в своей груди какое-то щемящее чувство. Это был целый комплекс, состоящий из гнева, уязвлённости, жалости к себе и к нему, бессилия, грусти, подавленности и даже стыда. Рафаэль, конечно, ожидал, что полностью обособиться от этого нельзя, но разом принять эту волну, которая обрушилась на него с такой разрушительной силой, всё ещё было сложно.       Раз за разом, засыпая среди тумана в холодном лесу, он представлял момент их встречи. Представлял, как неуверенный Григорий стыдливо опустит взгляд, боясь даже посмотреть на кузена. Думал, что же почувствует, когда они встретятся — разозлится ли он или будет равнодушен. Но привычные тревоги ушли, как и все остальные волнения, оставляя вместо себя лишь мерзкий комок самых негативных эмоций.       Григорий осторожно кивнул, приветствуя, но Рафаэль ничего не ответил, лишь медленно обвёл взглядом совет, пытаясь думать о своём.       Во главе овального стола сидел Император. Излучающий невероятные силу и здоровье, он уверенно рассматривал их с Григорием обеспокоенные лица, будто знал о них нечто большее, чем можно было представить. Справа от него сел первый принц Астер, видимо, ждали только его. Уильяма же тут не было. Скорее всего, его посадили под домашний арест, как все и думали. Не сказать, что Рафаэль сильно расстроился, но небольшое волнение присутствовало, с каждой секундой нарастая где-то внизу живота. Он, конечно, не ждал, что Император сжалится и позволит принцу участвовать в принятии решения, но, зная Уильяма, тот обязательно пошлёт кого-то проверенного занять его место.       Так и вышло, повернувшись чуть левее, Рафаэль встретился взглядом с улыбающейся Императрицей. Женщина, обычно не принимавшая участие в совете, сейчас спокойно восседала на месте своего сына. Утончённая, но совсем не хрупкая женщина с прямыми светлыми волосами и отдающими стальным оттенком глазами. Высокая, статная, с плотной бордовой мантией на плечах и жемчугами в волосах. Её дети, несомненно, взяли от неё самое лучшее, лишь цветом волос и глаз пойдя в отца.       Остальные двое не вызывали у Рафаэля приятных чувств: глава Лации — бабушка Альбины, смешавшая её с грязью, и герцог Рантэ, такой же настырный дед, толкающий свою внучку в постель Уильяма. Если на счёт Лации всё было ясно изначально — старуха по какой-то причине не выносила Рафаэля, — то отношение герцога Матиуса до сих пор оставалось неоднозначным. Его цели понятны каждому жителю империи и, не зная подробностей, можно было считать, что Рафаэль никаким образом не помешает ему в их достижении. Однако, стоит только той женщине Малисе что-то заподозрить, и их с Уильямом отношения сразу же всплывут, возможно, обрастая ещё более извращёнными подробностями.       — Пятого июля одна тысяча пятьсот шестьдесят восьмого года, — громко заявил глашатай, — по имперскому календарю начинается семьдесят пятое заседание совета при девятом императоре — Иоане Гризском.       Теперь совет официально начался, и всё, что будет сказано в стенах этой комнаты, будет тщательно задокументировано.       Рафаэль перевёл взгляд на Григория, а затем они оба, не сговариваясь, преклонили колено.       — Рафаэль Рубелио Дэ Балуа приветствует уважаемый совет Империи.       — Григорий Буржуа приветствует уважаемый совет Империи.       — Здравствуйте, молодые господа, — сказал Император, — можете подняться.       Григорий немного замялся, бросая взгляд обратно на Рафаэля. Этот поступок немного позабавил, но не более, поэтому Рафаэль, уверенно расправляя плечи, встал. Спустя какую-то долю секунды, Григорий так же поднялся.       — Я удивлён, что мы смогли собраться на день раньше назначенного срока, — Император улыбался.       По его хитрому прищуру можно было понять, что мужчина, в руках которого находится целое государство, сейчас сгорает от нетерпения. Словно вновь молодой парень, он нетерпеливо осматривал их с Григорием лица, теребил какие-то бумажки, лежащие перед ним. А голос его менял свой тембр, становясь немного выше, с каждым произнесённым словом.       — Как бы они посмели занимать ваше внимание во время завтрашнего праздника.       Голос герцогини Лации тоже был немного не таким. Нет, он определённо был, как обычно, скрипучий и прерывистый, но именно сегодня в нём можно было услышать нотки предвкушения. Только вот, Рафаэль не мог сказать точно, какого именно характера были эти чувства.       — Герцогиня права, Ваше Величество, — чуть заикнувшись в конце, сказал Григорий.       Рафаэль покосился на бедного родственника. Неужели он решил задобрить всех своими речами? Однако таланта и уверенности ему недостаёт. Рафаэль чуть улыбнулся — настала пора показать этой торгашке настоящую силу слов.       — Я так же согласен с вами, Герцогиня, — кивнул Рафаэль, — вы, конечно же, как никто другой знаете, как сильно на рассвете занято солнце. Ваше Величество, во имя вашего правления я вернулся с великими вестями.       — Что же, — Император по-отцовски улыбнулся, — тогда не будем терять время. Прошу.       — Всем интересно, что же такое вы предоставите нам сегодня, молодой Балуа, — почти насмешливо произнесла герцогиня.       Астер недовольно посмотрел на неё, но, уловив на себе взгляд Рафаэля, кивнул.       — Дракон.       На долгие несколько минут воцарилось молчание. Рафаэль чувствовал, как сильно другие были шокированы его заявлением. По спине медленно потекла капля пота, кудри прилипли к вискам. На мгновение ему показалось, что сердце, громко бьющееся под рёбрами, выскочит.       Он осмотрел лица всех присутствующих. Императрица прикрыла рот рукой, узкие глаза Рантэ стали неожиданно большими и круглыми, старая Лация, казалось, поседела ещё больше, почти сравнявшись с Альбиной, а Император восторженно улыбался, схватившись за мантию жены. Даже чиновники, обычно тихо шептавшиеся в уголке, молчали. И лишь принц Астер с Григорием выглядели более-менее спокойными.       Так прошло немало времени, пока женщина не вскочила со своего стула и не завопила:       — Ты притащил в имперский дворец монстра?!       «Лацийская карга, — подумал Рафаэль, — хуже тебя тут монстров нет».       Неприязнь к этой женщине росла с каждой минутой, проведённой в одном с ней помещении.       — Герцогиня, прошу вас успокоиться, — неуверенно сказала Императрица Алисия, — давайте не делать поспешных выводов.       Рафаэль немного расслабился. Стоя там, под взглядами всех этих людей, спиной он чувствовал защиту своей тёти, двоюродной сестры его отца.       — При всём уважении, Ваше Величество, но герцогиня Лоран права, этому монстру действительно здесь не место, — по какой-то причине старый герцог присоединился к оппозиции.       — Рантэ, — твёрдо сказала Императрица, — здесь не вы решаете, кто прав, а кто нет.       — Прошу прощения, но для чего тогда совет? — не унимался герцог Матиус.       — Рафаэль, — неожиданно позвал Император, все споры сразу же утихли, — расскажи, как ты собираешься нас убедить? Как видишь, совет против тебя.       Пришло время представить те доказательства, которые так тщательно собирал и систематизировал для него Генри — приближенный Уильяма.             Рафаэль сглотнул накопившуюся слюну, выдохнул и начал:       — Мы провели анализ разрушений, которые принесли драконы, — сказал он, протягивая секретарю бумаги.       Мужчина взял стопку листов из его рук, а затем передал их каждому из членов совета. Император с женой сразу же принялись заинтересовано разглядывать таблицы и графики, которые, незадолго до этого, Генри добавил в спешке. Астер так же проявил интерес к этим данным, он посмотрел на Рафаэля и, чуть подняв листок вверх, намекнул, что хотел бы забрать его себе. Однако старые хранители сторон света не торопились даже взгляд бросить на предоставленные документы, Лация демонстративно отодвинула от себя бумагу, предпочитающая рассматривать потолок, а Рантэ, хоть и прошёлся по тексту, интереса не показал.       Рафаэль решил, что дал всем достаточно времени, чтобы они смогли привязать графику к его следующим словам.       — Хельсмир Гремучий виновен в разрушении столицы Иоахимской Империи, трёх городов Гриза и шести деревень. Бальмера Красная Погибель шестнадцать лет терроризировала Сури, каждый год, нанося невероятный ущерб. Шестизубый потопил более трёх тысяч кораблей за время своего пребывания в водах Западного океана. И это только часть. Они виновны во множестве трагедий, ужасных бедствий и личных травм, однако есть возможность это контролировать. Дракон признал меня своим родителем, сейчас между нами сформирована связь.       — Какая ещё связь? — будто бы выплюнув, спросила герцогиня Лация.       — Не знаю, — ответил Рафаэль.       Он мог бы сказать, что Хель доверила ему заботу о своём ребёнке, взамен давая подсказки о будущем, и, если сейчас совет ополчится против него, Империю неизбежно ждёт война, но кто поверит в это?       Астер кивнул ему, прося продолжить.       — Я не могу указать точную причину, но связь существует. Я чувствую его, а он меня. И, думая об этом в глобальном масштабе — я защитил Империю от будущих разрешений, которые мог устроить Камаль.       — По вашей логике, молодой Балуа, я могу убить вашего дракона, бросить вас в темницу и сказать: «я спас Империю от будущих разрушений»? — спросил старый глава Рантэ.       — Боевая единица, которая поможет Империи в случае войны. Так же гарантия того, что другие драконы не нападут на гнездо своего сородича. Слава первопроходцев в приручении вершины пищевой цепи. Главенство на континенте. Всё это я могу обещать Солнцу и Луне.       — Громкие слова, — Император стукнул кулаком по столу, — где он? Покажи мне прямо сейчас!       — Ваше Величество, — как и ожидалось, начала отговаривать Лация.       Но мужчина не унимался.       — Ты можешь его привести сюда?       Рафаэль кивнул. Он заранее узнал, где именно будет проходить заседание, так что сейчас был полностью готов к импульсивности Императора Иоана.       Он подошёл к толстой двери, постучал ровно четыре раза и, получив в ответ ещё два стука, открыл дверь, наваливаясь на неё всем весом. За пределами зала его уже ждали. Роберт и Джинджер стояли по бокам от Камаля, на голове которого был накинут чёрный хлопковый мешок. Ассель беспокойно стоял рядом, он встретил взгляд Рафаэля, а затем, посмотрев куда-то за его плечо, нахмурился.       Сердце Рафаэля пропустило удар. Но совсем не из-за приставленного.       Стоящий перед ним на четырёх лапах напуганный Камаль заставлял его душу выворачиваться. Рафаэль чувствовал его страх. Существо высотой почти в два с половиной метра дёргалось от каждого прикосновения горячей ладони к своему телу. Даже имея такое массивное тело и раскидистые крылья, он всё ещё оставался лишь напуганным ребёнком, которого вдруг притащили в странное место. Рафаэль подошёл вплотную, положил руку на его загривок и погладил. Камаль сначала вздрогнул, но уже через мгновение успокоился, заваливаясь на пол.       — Невероятно, — Император наблюдал за происходящим, раскрыв рот.       Мужчина был полностью пленён видом дракона, которого до этого он мог видеть только на изображениях. Очень большой для своего возраста, с блестящей смоляной чешуёй, он приковывал к себе внимание всех присутствующих. Астер так же изумлённо наблюдал за каждым движением ящера. Он, не моргая, взглядом следил за длинным хвостом, качающимся туда-сюда.       — Это точно безопасно? — Лация скривилась от вида Камаля, а затем вообще закрыла половину лица веером, такого презрения она не оказывала даже Рафаэлю. — Если с Его Величеством что-нибудь случиться, будь уверен, Балуа, ты за всё ответишь!       Попытки старухи дискредитировать Рафаэля только вызывали у него раздражение.       — Всё хорошо, — со вздохом ответил он.       — Рафаэль, как тебе это удалось? — громко спросил Астер, подходя чуть ближе к дракону.       — Удача, — не стал врать Рафаэль, — я был первым, кого он увидел после рождения.       Астер на секунду замешкался, пытаясь собрать информацию в единую картину, и, когда ему это удалось, он спросил:       — Он что — птенец?       Рафаэль уже было открыл рот, чтобы ответить на вопрос, но Император не дал этого сделать, резко крикнув:       — Ты оставишь его короне?       В комнате совета воцарилась полная тишина, и лишь звуки раздражения Камаля её разбавляли. Вопрос от Императора был естественным. В какой-то степени Рафаэль ожидал, что он может попытаться отобрать дракона.       — При всём уважении, я не могу, — Рафаэль уважительно поклонился, отказывая, — он не станет подчиняться, если меня не будет рядом.       Но стоило ему только закончить своё объяснение, как старая Лация тут же попыталась вцепиться ему в горло.       — Я так и знала! — заверещала она. — Этого монстра нужно удалить из столицы, а лучше — переправить его в страну песков.       Императрицу эти слова не устроили, она нахмурились, и строго посмотрела на женщину.       — Будьте осторожнее со словами, Лация, этой ночью мой сын туда отбывает.       — Ваше Величество, — подключился Рантэ, — мы не должны оставлять такое опасное существо рядом с вами и вашей семьёй.       — Дракон уже привык к принцу Уильяму, — воспротивился Рафаэль.       — Это ещё ничего не значит! — герцогиня не унималась.       — Уильям ехал с вами? — строго спросил Император.       Рафаэль немного стушевался, но не отступил.       — Только до столицы.       — Понятно.       — Отец, нам все ещё нужно узнать о втором кандидате, — вдруг напомнил Астер.       Император кивнул.       — Ты прав. Григорий, что же приготовил нам ты? — не скрывая своего интереса, спросил он.       Григорий сначала побледнел, затем покраснел, а потом и вовсе покрылся испариной. На его лице испуг смешался со смущением и неловкостью.       — А, я… Я да, — начал мямлить он, — оно тут.       Григорий залез в карман своих брюк и вытащил оттуда небольшую деревянную коробочку с золотыми вставками. Рафаэль затаил дыхание, а чуть позже, когда Григорий открыл коробку, перевёл взгляд на совет, пытаясь отследить их реакцию. Как и ожидалось, Лация была в восторге, по лицу Рантэ было сложно что-то понять, а Императорская чета показывала явное удивление, Астер же, наоборот, был спокоен.       — Реликвия императорской семьи, — начал Император, — утерянная во времена правления Цезии? Где ты взял её?       Григорий немного расслабился, почувствовав на себе интерес, и, почти не заикаясь, ответил:       — Весь месяц я вёл расследование и нашёл его… В руинах Заречья…       Император молчал несколько долгих секунд, обдумывая информацию.       — Я не стану спрашивать, почему ты изменил своё мнение, но, Григорий, назвать это подвигом я не могу.       Рафаэль напряжённо слушал. И самым пугающим было то, что Григорий представил не то, что собирался изначально, и Император был в курсе. Почему? Существует какой-то заговор или Григорий заранее рассказал о своих планах? Но как, если, как сообщил Генри, Григорий прибыл всего немногим раньше.       — Ваше Величество, за возвращение реликвии предусмотрено награждение орденом Святого Валентина, так что игнорировать это достижение будет неправильно! — Лация снова воспротивилась, пытаясь отодвинуть Рафаэля любыми способами.       — Кто сказал, что я собираюсь это проигнорировать? — спросил Император. — Он получит свой орден.       Лицо женщины перекосило, когда она поняла, что слушать её, по видимому, никто не собирается.       — Подумайте ещё раз! — сказала она.       — Герцогиня, вы подозрительно настойчивы, — выдохнула Императрица.       — Герцогиня просто пытается быть объективной, — неожиданно вступился за женщину Астер.       Лация просияла, поняв, что в этом споре первый принц на её стороне.       — Ваше Высочество, хоть вы скажите! — попросила она, хватаясь за сердце.       — Не волнуйтесь, Герцогиня, мы скоро всё обсудим, — сказал Астер, по-странному зыркнув на Рафаэля.       Тот буквально окаменел. Всё разговоры вмиг стали звучать где-то в дали. Рафаэль шокировано раскрыл глаза, пялясь на Астера, который так добродушно смотрел на старую Лацию и кивал на каждое её слово. Неужели Астер передумал поддерживать Рафаэля? Да быть такого не может.       — Выйдите, — громко сказал Император, из-за чего Рафаэль очнулся.       — Прошу, проследуйте за мной в зал ожидания, — сказал уже знакомый Вальтер, жестом приглашая их отойти.       На ватных ногах Рафаэль кое-как дошёл до зала ожидания, где совсем недавно нервничал перед началом совета. И, если тогда он беспокоился из-за Григория, то сейчас его переживания были направленны на Астера. В отличие от Императрицы, тайно исполняющей волю Уильяма, принц Астер был таким же свободным членом совета, как и сам Император. С чего вообще Рафаэль был так уверен, что Астер безоговорочно будет на его стороне? Возможно, реликвия его рода перевесит его любовь к драконам. А говорил ли Астер, что любит драконов? Во время их разговора он лишь отвечал на вопросы, ответы на которые хотел знать сам Рафаэль.       — Рафаэль, — неожиданно жалобно позвал Григорий.       Но ответа не последовало. В комнате, где были только они, грузно висела тишина.       — Послушай, — он мялся, пытался подобрать нужные слова, но по какой-то причине никак не мог сформулировать мысль, — мы же были так близки в детстве…       — Гриша, — начал было Рафаэль, но, вновь взглянув в эти большие глаза, остановился.       Этот ребёнок хоть и был на пять лет старше, сейчас выглядел хуже загнанной в тупик добычи.       — Я один считал нас семьёй?       Услышав этот неуверенный тон, Рафаэль не выдержал.       — Да что ты? Знаешь, мы были семьёй, но только до того, как вы с дядей затеяли всё это, — он обвёл руками воздух, имея в виду всю ситуацию, — отцовское завещание, убийцы и остальное. Хотя, ты, наверное, и сам знаешь.       — Я здесь ни при чём, — встрепенулся Гриша.       В тот момент в его глазах было столько страха, словно Рафаэль наставил на него охотничье ружье. Бледный, запуганный Гриша. Ничего не знающий Гриша. Совсем не Григорий — лишь маленький, почти плачущий Гриша.       В тот момент Рафаэль всё понял. Не нужно было быть гением, чтобы догадаться о появлении очередной куклы.       Дрожь этих рук выдавала все намертво привязанные к конечностям нити, за которые дёргали так долго, что каждый палец посинел и покрылся запёкшейся кровью. В своём великом отчаянии он так сильно напоминал Альбину, что смотреть на него, и не видеть привычного серебра, было дико.       — Рафаэль, я хочу попросить тебя…       — Что? Что ты от меня хочешь? — сорвался Рафаэль, повышая голос.       Невыносимо было просто слышать эти слова от человека, который, пусть и не своими руками, но предал. Рафаэль мучился, и хотел, чтобы Гриша тоже ощутил хотя бы небольшую долю этой боли, хотел затянуть в это же болото, в котором сам он стоял уже по колено. Пусть неправильно, пусть это незрелый поступок, но он не хотел сгорать в этом костре один.       — Я…       Но закончить фразу Григорию не дали. В дверном проёме появился мажордом.       С холодной улыбкой на дряблом лице он сказал:       — Господа, совет готов огласить решение.       Когда они вошли обратно в зал, Рафаэль вновь почувствовал на себе враждебный взгляд Лации. Причины такой ненависти были непонятны ему, ведь он был тем, кто женат на её внучке с согласия самой Герцогини. Но раз старая хочет войны — она её получит.       — По причине невыполнения Григорием Буржуа условий соглашения, — начал свою нескончаемую речь глашатай, — он выбывает из борьбы, но будет награждён орденом Святого Валентина за заслуги перед Империей. В случае, если совет признает действия Рафаэля Рубелио Дэ Балуа неопасными, соглашение будет исполнено и все права перейдут ему. В случае, отличном от вышеизложенного, будет предусмотрен иной способ разрешения ситуации.       — Совет готов огласить решение по делу Рафаэля Рубелио Дэ Балуа.       — За, — сказала Императрица.       — Против, — герцогиня Лация.       — Против, — Матиус Рантэ.       — За, — Император.       Поровну.       Рафаэль затаил дыхание.       В этом вопросе уже не было того противостояния между ним и кем-то ещё. От этого зависела его жизнь и жизнь дракона.       Астер посмотрел Рафаэлю прямо в глаза. В этом взгляде можно было уловить что-то непонятное — хитросплетённый клубок, расшифровать который Рафаэль так и не смог. Принц улыбнулся одними губами и сказал:       — За.       — Три голоса в пользу и два голоса против. С перевесом в один голос, совет признает действия Рафаэля Рубелио Дэ Балуа безопасными для Империи, так же совет присваивает этому событию «геройское» звание. Так как условия удовлетворяют заявленным — Рафаэль Рубелио Дэ Балуа признаётся новым герцогом Балуа и получает все права главы дома.       — Таким образом, пятого июля одна тысяча пятьсот шестьдесят восьмого года по имперскому календарю завершается семьдесят пятое заседание совета при девятом императоре — Иоане Гризском.       — Рафаэль! — Астер быстрым шагом подошёл к нему, — поздравляю тебя.       — Астер…       Эмоции били через край. Рафаэль был несказанно рад, что все, наконец, закончилось, однако в этот самый момент, когда Астер с такой тёплой улыбкой поздравлял его, Рафаэль почувствовал ужасный стыд. Он сам не понимал, как позволил себе сомневаться на счёт собственного старшего брата.       — Да? Что такое?       — Ноги не держат.       — Охо, присядь.       — Господин Рафаэль, я так рад за вас! — Джинджер, казалось, был рад даже больше, чем Рафаэль, — приветствую вас, первый принц Астер. Сэр Роберт тоже передаёт вам свои поздравления, господин. Он говорит, что попросит Матильду приготовить что-нибудь особенное.       — А Ассель? — неожиданно для самого себя, спросил Рафаэль.       — Сэр Ассель? Он…       На лице Джинджера застыло неловкое выражение. Было видно — он не знает, что сказать.       — Понятно.       — Я думаю, он тоже счастлив за вас, — поспешил успокоить своего господина Джинджер.       — Неважно, мне нужно к Уильяму, — Рафаэль отмахнулся, а затем, осознав, что сейчас сказал, поднял обеспокоенный взгляд на Астера.       — Он ведь под арестом, — сказал первый принц.       — Мы договорились увидеться, — тихо сказал Рафаэль, — ты ведь нас не сдашь?       Астер ответил не сразу, он с подозрением оглянул Рафаэля, а затем кивнул.       — Так и быть, прикрою.       — Спасибо, брат, — просиял Рафаэль, срываясь с места.       — Но если он снова сбежит к тебе, я покрывать не стану!       Да, Рафаэль знает, и он сделает всё, чтобы Уильям больше не гневил своего отца, чтобы, не приведи Аттаче, его вновь не сослали на месяц в другую державу. С этими мыслями Рафаэль дошёл до небольшой библиотеки в закутке Южного крыла.       Парафиновые свечи с трудом освещали пространство, их свет тёплыми пятнами ложился на поверхности стен и пола, на высокие полки. Когда Рафаэль вошёл, старая дверь противно заскрипела, словно совсем не знала, что же такое масло.       Широкую спину Уильяма тяжело было не заметить среди многочисленных стеллажей со старыми книгами. Было непривычно видеть его здесь: библиотека никогда не была его любимым местом. И, если даже по какой-то невероятной случайности Уильям оказывался тут, то чтению он уделял едва ли пару минут своего драгоценного времени, предпочитая мирно дремать на удобной софе. Те дни были особенно любимы Рафаэлем. Сидя рядом, он часто бросал взгляды на умиротворённое лицо принца, рассматривая его черты, случайно появившиеся царапины, и то, как красиво солнечный свет падал на него сквозь кружевные занавески. Быть может, уже тогда между ними сформировалась связь чуть более близкая, чем может быть у братьев? Когда-нибудь Рафаэль найдёт ответ на этот вопрос. Возможно, когда перестанет колебаться. А сейчас он просто отдаст себя тем чувствам, которые разрывают его изнутри.       Рафаэль всего за несколько размашистых шагов подошёл к Уильяму и обнял его со спины.       — Элли? Что такое? — забеспокоился Уильям, кладя свои тёплые руки поверх чужих, — Что решил совет?       Рафаэль улыбнулся. Спрашивает так, будто ничего не знает, хотя всем во дворце известно, что принц прибыл раньше и первым делом по приезде отправил на разведку своего ассистента.       — Всё получилось, — ответил Рафаэль, вновь уткнувшись в рубаху Уильяма.       В нос сразу же ударил приятный солнечный аромат смеси порошка и собственного запаха принца.       — Правда? О, Аттаче, какое облегчение.       Уильям радовался, шумно выдыхая и до последнего делая вид, что он только что узнал. Рафаэль тоже чувствовал облегчение, но ровно до того момента, как в его голове всплыла тревожная мысль.       — Ты уезжаешь сегодня?       Уильям вздрогнул, будто к спине его прижимается не чьё-то лицо, а холодное лезвие ножа. С самым серьёзным видом он медленно обернулся.       — Отец был очень зол, — сказал он, — Астер уговорил его не отправлять меня сразу, так что у нас есть немного времени.       Рафаэль смотрел в чёрные глаза и молчал. Только-только обретя уверенность в завтрашнем дне, он совсем не хотел, чтобы Уильям так скоро уезжал. Раньше для них было нормой не видеть друг друга месяцами — первым не выдерживал именно принц, срываясь и сбегая в Балуа, Рафаэль же, наоборот, больше любил видеться в столице, — однако сейчас отпускать Уильяма не хотелось. Быть может, не имей он обязанности вернуться в герцогство и созвать лордов Востока, то последовал бы за ним в Сури, каждую ночь, наслаждаясь его компанией.       — У меня дежавю, — грустно улыбнулся Рафаэль, поддаваясь ласкам горячих ладоней Уильяма, — в те дни, ровно месяц назад, ты так же готовился к поездке, так же смотрел мне в глаза и улыбался. Тогда я ещё не думал о тебе, как о партнёре.       — Я знаю.       Отходя назад, почему же Рафаэль вообще ответил на чувства Уильяма? Была ли это минутная слабость от напора разозлившегося мужчины или он уже давно инстинктивно подавлял свою привязанность? Тогда, будь это Ассель, смог бы Рафаэль так же легко отдаться в чужие руки? С такой же страстью отвечать на ласки? Приставленный был для него вожделением в чистом виде. Ассель будто бы стал одним из рычагов, которые, опускаясь один за другим, открывали ему глаза на самого себя. Думая об этом сейчас, Рафаэль не мог дать чёткий ответ. Нет, он определённо знал, что Уильям невероятно дорог его сердцу, но чем же тогда были чувства к Асселю? Страсть. Разве человек может так желать? Желать так сильно, что перепутать это с любовью. Верно. То была не любовь. Называть это так — неправильно. А в жизни Рафаэля уже достаточно неправильного.       — О чём ты думаешь? — спросил Уильям.       Рафаэль ответил не сразу. Он пару раз хлопнул глазами, а затем озорно улыбнулся и сказал:       — О том, что ты мне нравишься?       — Ты это у меня спрашиваешь? — чуть громче желаемого сказал Уильям.       — Да?       Они засмеялись в унисон. Их голоса то сплетались в одну протяжную ноту, то расходились так далеко, что в моменте идеально дополняли друг друга. Казалось, там, где кончается один, сразу же начинается второй.       — Достаточно вопросов, — Уильям пытался успокоиться, накручивая на палец светлые кудри, — я буду ждать нормального признания.       — И я.       — К слову, у меня кое-что есть для Вашей Светлости, — вдруг опомнился Уильям и потянулся к карману своих брюк.       — Я ещё не герцог, лишь завтра вечером на банкете меня официально признают, — Рафаэля смущало слышать от принца такое обращение, так что он поспешил перевести тему.       Уильям чуть прикрыл глаза, уголки его рта опустились, а нижняя губа чуть надулась — по его лицу было видно, что он сожалеет, что не сможет быть рядом в такой важный день.       — Тогда, если ты не будешь против, наденешь? — спросил он, открыв небольшую коробочку, где яркими искрами переливался рубин.       — Перстень?       Уильям довольно улыбнулся, отмечая, как сильно Рафаэлю приглянулось кольцо.       — Это моей матери, — сказал он, — передаётся старшим дочерям, так что можешь считать, что я возвращаю его в Балуа.       В ответ на это Рафаэль на секунду замолчал, а потом поднял нечитаемый взгляд на Уильяма и сказал:       — Я ведь не дочь.       — Но ты же старший, — парировал тот.       Рафаэль потерял дар речи. Спорить с принцем дальше было бессмысленно, да и незачем, ведь мгновением позже Уильям взял его за руку, а затем аккуратно коснулся губами костяшек его пальцев.       Поцелуй, оставленный на сухой коже, чувствовался невероятно лёгким. На время Рафаэль потерял связь с настоящим, млея под осторожными ласками принца. Он наслаждался этим настолько сильно, что даже не заметил, как на его пальце засиял рубиновый перстень. Уильям обхватил его за талию и одним движением посадил на стол, на котором несколькими минутами ранее лежали книги. Рафаэль охотно отдавался властным порывам принца, когда тот, будто бы забывая себя, с силой сжимал чужие бедра, и так же охотно он отдавался их беспорядочным поцелуям. Губы принца были такими же мягкими, как и обычно, но именно сегодня их вкус казался Рафаэлю особенно сладок. Уильям скользнул пальцами под множество слоёв одежды и поднял мешающую ткань вверх, оголяя плоскую безволосую грудь. По коже Рафаэля мгновенно пошли мурашки, он чуть нахмурился, а затем вздрогнул, когда почувствовал на себе горячий язык. Голова сама по себе запрокинулась, а поясница выгнулась, выпячивая грудь навстречу.       Их ласки с каждой минутой становились всё более несдержанными: лёгкие поцелуи плавно перешли в покусывания, а горячий шёпот во влажные полустоны. Они, гонимые опасностью, цеплялись друг за друга, будто каждый был той самой спасительной соломинкой для другого. Заниматься подобным в одной из имперских библиотек было страшно, но их тела уже настолько распалённые, что не получить долгожданного освобождения, казалось, кощунство. В моменте Рафаэль ухватился за плечо Уильяма, тот поднял на него свой затуманенный взор и оба поняли, чего хотят на самом деле.       Рафаэль не впервые видел чужой член, но каждый раз алел, словно девственница, только-только вошедшая в пубертат. А член Уильяма, по сравнению с его собственным, казался Рафаэлю весьма внушительным.       Будто сорвавшись с цепи после затяжного голода, Уильям собственной возбуждённой плотью прижался к плоти Рафаэля и рукой обхватил сразу оба их органа. Ладонь его, большая и горячая, казалось, была создана не для меча или пера, а лишь по одной единственной причине — доставлять удовольствие. Плавные движения то становились быстрыми и резкими, то замедлялись до предела, заставляя судорожно желать большего. Их голоса сливались воедино в этой адской гонке, становясь сиплыми и сорванными. Рафаэль с силой сжал чужие плечи, когда его напряжённое естество, наконец, получило долгожданную разрядку. Почти сразу же за ним закончил и Уильям, смешивая семя между их плотно сомкнутыми животами.       Пару минут они даже не двигались, пытаясь до конца осознать сделанное, затем Уильям все же отстранился, доставая из своего кармана носовой платок. Рафаэль молча наблюдал, как с его тела счищают следы их недавнего греха. Ему нравилось взглядом блуждать по сильным рукам Уильяма, на которых, всего несколькими секундами ранее, тоненькой ниточкой тянулась их смешанная сперма. Однако внезапный грохот заставил их замереть.       — Я что-то слышал, — Рафаэль побледнел, пытаясь высмотреть что-то в темноте.       Уильям напряжённо отодвинулся, а затем медленно пошёл в сторону шума. На несколько минут, пока он пытался понять, в чем же дело, в библиотеки воцарилась должная тишина.       — Книга упала, — сказал Уильям, возвращаясь обратно.       Рафаэль выдохнул с облегчением. Ничего хорошего бы не вышло, будь здесь кто-то ещё. Даже представить страшно, если бы их секрет раскрыли таким образом. Тогда их бы точно разлучили, запретили бы подходить друг другу более чем на двадцать метров. Такие перспективы Рафаэля не устраивали, но сделанного не воротишь, они уже совершили этот сеанс взаимной мастурбации.       Рафаэль взглянул на большие часы, стоящие чуть поодаль, стрелки показывали почти три часа ночи. Внезапно в голове Рафаэля всплыла одна мысль.       — Как долго ты будешь в «ссылке»? — спросил Рафаэль, опуская взгляд.       Уильям тут же вплотную подошёл к нему, обхватил его щеки обеими руками и силой заставил их взгляды пересечься.       — Я вернусь, ты даже соскучиться не успеешь. Обещаю. — Сказал он.       Рафаэль верил. Он верил. Уильям не из тех, кто стал бы врать о таком, и, если он говорил, что это не займёт больше месяца, то сделает всё, лишь бы вернуться раньше.       — Хорошо, — кивнул Рафаэль, увлекаясь в их последний поцелуй.

***

      Следующим вечером настало время императорских именин. Размах в этом году был даже больше, чем на фестивале в честь основания Гриза: приглашённые из союзных государств представители знати, талантливые выпускники академии, популярные музыканты и художники, а так же почти вся императорская семьи, так редко собирающаяся вместе, разумеется, кроме Уильяма.       Император Иоан с женой прибыли на банкет первыми. Они, как всегда, были ослепительно красивы в своей стати. Одетые в парные наряды, они сияли драгоценными камнями. За ними в зал прибыл первый принц Астер. В белом строгом костюме с мантией он по своей изящности не отставал от Императрицы.       Рядом с первым принцем Рафаэль заметил Рудилию. Девушка, которая выглядела на пятнадцать лет, даже надев каблуки, едва ли достигала ста шестидесяти сантиметров. Большие голубые глаза излучали равнодушие, из-за чего она очень сильно напоминала Альбину на самом пике её печали, однако волосы принцессы не были такими же белоснежными. Длинные локоны медового оттенка были собраны в сложную причёску, состоящую из множества больших и маленьких кос, украшенных жемчугом и платиновыми украшениями в виде цветов. Одетая в темно-синее платье, расшитое сапфирами, она гордо ступала под взглядами присутствующих, ни разу не оступившись. Стройное тело с хрупкими конечностями, казалось, вот-вот сломается от веса уже окрепшего Павла, которого она держала на руках. Имперский внук полностью пошёл в первого принца Астера: такие же выразительные черты лица, такие же тёмные волосы и глаза, из-за чего его светлая кожа выглядела чересчур бледно.       Рафаэль краем глаза заметил взгляд Императрицы, который намекал, что пришло время начинать. На открытие банкета был назначен обряд по признанию за Рафаэлем всех прав на герцогство, а так же его становление вассалом императорской семьи. Сам обряд посвящения ведёт своё происхождение от отдалённых, дорыцарских времён, когда юных мальчиков нарекали защитниками, однако сейчас же это действие носит чисто светский характер.       Рафаэль подошёл ближе к возвышению, где находилась правящая чета, и сказал:       — Рафаэль Рубелио Дэ Балуа приветствует Ваше Величество солнце империи Иоана Фелио Ла Гриз. — Рафаэль преклонил колено перед возвышающимся над ним Императором.       — Сегодня день, когда империя станет сильнее, — начал свою речь он.       Стоящий рядом с Императором Рантэ медленно подал двуручный меч.       — Готов ли ты, Рафаэль, служить верой и правдой?       — Готов.       — Готов ли ты, Рафаэль, защищать земли, на которых стоишь?       — Готов.       — Пусть Аттаче благословит сей меч, — сказал Император, остриём касаясь макушки Рафаэля, — как благословит и путь твой, — новое касание пришлось уже на левое плечо, — против еретиков и неверных, — закончил он, оставляя лезвие на правом плече.       — Благодарю.       Церемония прошла быстро. Рафаэль почти ничего не запомнил, кроме своего волнения.       — Поздравляю, Ваша Светлость, — маркиз Люмин подошёл бесшумно.       На его уставшем лице совсем не было никаких эмоций, кроме печали, и, казалось, будто это дворец поглощает всякое проявление чувств. Серые мёртвые глаза, прямые тёмные волосы, собранные в низкий пучок, густые брови — другими словами, ничего особенного в нём не было.       — Благодарю, маркиз.       Перислав. В мыслях Рафаэль произносил его имя тысячи раз, когда, утопая в истерике от потери любимой, проклинал и себя, и его. Перислав — недавний соперник, истинный вор и нелюбимый зять. Ставший главой дома по случайности и по такой же случайности женившийся на принцессе, он не заслуживал даже стоять рядом с ней, не говоря уж о том, чтобы держать её руку. Но маркиз и не выглядел так, будто желал этого, лишь изредка сопровождая жену на важных мероприятиях.       — Тогда наслаждайтесь приёмом, — равнодушно кивнул маркиз, удаляясь.       — И вы.       Последние слова Рафаэль произнёс уже в спину уходящему мужчине. Встреча эта не была приятной. Не почувствовав ни капли искренности в словах, Рафаэль навсегда избавился от чувства вины, которое просыпалось в нём, когда он в очередной раз мысленно злословил о маркизе.       За следующие двадцать минут к Рафаэлю подошли с десяток человек. Графиня Тедам сватала ему своих дочерей, а чуть позже, узнав, что Рафаэль в самом разгаре медового месяца с герцогской внучкой, сначала побледнела, затем покраснела, а после спешно извинилась и скрылась в дамской комнате отдыха. Родственники Рафаэля из дома Персефон так же подошли поздороваться и поздравить его со становлением главой. Его троюродная сестра Юлия по-дружески похлопала его по плечу, отмечая, как сильно он вырос с их последней встречи, а Густав с детской невинностью спрашивал, можно ли посетить его родовое поместье. Рафаэль был рад видеть их и с радостью пригласил погостить в своё имение.       К середине вечера он, наконец, получил приветствие от всех гостей, которые хотели представиться новому герцогу, так что, завидев слугу с подносом вина, подозвал его. Однако, едва ли тот успел подойти, как перед Рафаэлем возникла молодая девушка, которая на вид была не старше двадцати лет. Эти каштановые волосы, волнами лежащие на плечах, раскосые карие глаза и две аккуратные родинки на подбородке Рафаэль помнил ещё с детства.       — Приветствую, Ваша Светлость, — девушка улыбнулась, — мы с вами очень давно не виделись, так что позвольте вновь представиться. Внучка герцога Рантэ — Малиса Иордания О Рокурт.       Её амбиции были видны невооружённым взглядом. Так просто пренебречь своим домом и представиться внучкой Рантэ, даже нося другую фамилию, было бы ужасно грубым поступком для всех, кроме неё. Малиса не считалась с какими-то моральными нормами и этикетом, если они шли вразрез с её желаниями, она легко манипулировала правдой и ложью, лишь бы быть на вершине светского общества.       Рафаэль помнил её такой и в детстве, когда она липучкой цеплялась к Калисте, чтобы иметь возможность быть ближе к Астеру. Даже будучи племянницей императрицы Елизаветы и, соответственно, двоюродной сестрой Астера, она всегда мечтала сделать его своим. Какой же шок она, наверное, испытала, узнав, что её желанный билет к престолу достанется другой женщине? К женщине более знатного происхождения, более красивой и умной, из более богатого дома.       Все в империи знали эту холодную, но одностороннюю войну, которую Малиса вела против жены первого принца. И сейчас, стоя перед ней, Рафаэлю было интересно, как же она отнесётся к Альбине? К сестре своей соперницы, и к той, кто забрал «цель №3» в её списке.       — Рад вас видеть, леди Рокурт, — Рафаэль фальшиво улыбнулся, — как же я мог забыть вас, это совсем не так.       — Приятно слышать. Вы случайно не знаете, где сейчас второй принц? — с самым невинным видом спросила она.       По этому взгляду легко можно было прочитать мысли, которые крутились в голове этой особы. И от осознания чужого желания, направленного на Уильяма, в груди Рафаэля становилось тяжело.       — Прошлой ночью он отбыл в Сури.       Малиса никак не поменялась в лице. Она не скрывала, что её интерес никак не связан с романтическими чувствами, ибо единственной её любовью был и остаётся Астер. Однако терять выгодную партию только из-за детских привязанностей было для неё, по крайней мере, глупо, поэтому всем в Империи было известно об её избалованном отношении к жизни.       — Как жаль, — заигрывающе хихикнула она, — тогда могу я рассчитывать на вашу компанию этим вечером?       Такая прямолинейная.       — А где же сэр Юстаф? — язвительно спросил Рафаэль.       Юстаф — бастард герцогини Рантэ и полукровный дядя Малисы, с которым они почти одного возраста. О её любимой игрушке ходило множество слухов: Джинджер рассказывал, что между этими двумя существовала не только родственная, но так же и интимная связь, которую постарались сразу же пресечь женитьбой. Рафаэль совсем не осуждал их за это, а, наоборот, чувствовал какую-то связь, будто они забирают на себя часть их с Уильямом греха.       — Юстаф сегодня сопровождает свою невесту, — через какое-то время ответила Малиса.       Она не называла его дядей, как принято, лишь ограничилась именем. Рафаэль знает это чувство — смятение заставляет избегать этих слов, ведь в какой-то момент они становятся аморальными.       — Вот как. Однако при всём уважении, моя жена будет против нашего с вами партнёрства.       Малиса наигранно удивилась.       — Ох, прошу прощения, мне так и не удалось представиться молодой герцогине, — сказала она, уже собираясь откланяться.       — Я вас познакомлю.       Краем глаза Рафаэль заметил, как сильно помрачнело её лицо: губы чуть сжались, а глаза уже не были распахнуты так широко. В глубине души ему было жаль, что, имея в своих руках такую силу, она не смогла заполучить всего одного мужчину.       — Благодарю.       Альбина нашлась очень скоро. В компании незнакомых Рафаэлю леди, она застенчиво пыталась отвечать на их вопросы. Со стороны это выглядело так, будто её задирают, однако, немного присмотревшись, можно было заметить на её лице довольный румянец.       — Альбина, — позвал её Рафаэль, подходя ближе, — позволь представить тебе дочь маркиза Рокурт — Малису Иорданию.       Рафаэль не стал играть в игры этой женщины, представляя её не внучкой герцога, а дочерью маркиза, ещё раз подчеркнув её чуть более низкое положение. Малиса же на это ничего не ответила, лицо её оставалось спокойным и уверенным. Рафаэль был под впечатлением от её сдержанности, ведь за всё это время она лишь раз потеряла контроль над своей мимикой.       — Для меня честь познакомиться с вами, герцогиня Балуа, — склонившись в реверансе, сказала Малиса.       Альбина удивлённо смотрела на девушку сверху вниз. Они не были знакомы, никогда не встречались, да и такой низкий поклон обычно не использовался девушками такого положения, но только по причине того, что Малису представил герцог, она обязана была проявить уважение.       Да, Рафаэль поддался своему внезапному порыву. Он хотел, чтобы Альбина испытала это чувство, когда некто, кто ранее был недосягаемым, уважительно склонял голову. Может быть, тогда она бы смогла стать увереннее. В какой-то степени, этим поступком он извинялся перед ней за те резкие слова, которые он произнёс совсем недавно.       — Взаимно, леди Рокурт, — Альбина одарила девушку своей дежурной улыбкой.       — Вы с Её Высочеством женой первого принца совсем не похожи, — невинно заметила Малиса.       Рафаэль не смог понять комплимент это или оскорбление, однако Альбина никак не отреагировала.       — Ваша правда, — сказала она.       — Тогда я оставлю вас, наслаждайтесь банкетом, — видимо, произошедшее сильно разозлило Малису, ведь она развернулась, даже не дождавшись ответных пожеланий.       Леди, стоявшие за их спинами, зашептались, обсуждая такое грубое поведение.       — Как впечатления? — спросил Рафаэль, посмотрев на Альбину, — ты ведь так хотела увидеть имперский дворец.       Девушка смутилась и отвела взгляд.       — Ты запомнил.       — Как-то само получилось, — Рафаэль неловко почесал щеку и спросил: — скоро начнутся танцы, окажешь честь?       Альбина неожиданно искренне улыбнулась.       — Конечно.       Остальной вечер прошёл без происшествий. Они с Альбиной станцевали несколько раз, прежде чем Император с женой, наконец, покинули праздник, разрешив тем самым расходиться гостям. Следом за ними ушёл и сам Рафаэль, попросив младшего брата присмотреть за Альбиной.       Время уже было далеко за полночь, когда Рафаэль грузом рухнул на широкую кровать в своих покоях. Перина под ним просела, принимая форму его тела. За последние дни это будет первая ночь, когда рядом не будет Уильяма, не будет даже лёгкого флёра его присутствия где-то там. С этими мыслями Рафаэль заснул.       Наутро в комнате стоял полумрак: слуги заботливо зашторили окна, да с такой педантичностью, что ни один лучик света не проходил. На невысокой прикроватной тумбе стояли часы. Рафаэль заметил их только сейчас, когда, лёжа в своей кровати, наконец, мог полностью расслабиться. Три часа дня. Недурно. Он со стоном поднял руку, потёр глаза и заметил на себе вчерашнюю торжественную одежду. Видимо, он настолько сильно устал, что провалился в сон, даже не переодевшись в ночную сорочку. Выдохнув, он поднялся.       Расстреливая драгоценные пуговицы на его одеянии, Рафаэль краем уха услышал неестественно шумную атмосферу за дверью его комнаты. Топот слуг, туда-сюда бегающих, казался каким-то странным. Рафаэль не мог объяснить этого, он лишь чувствовал некое напряжение, витающее в воздухе, и он не мог различить до конца, его это эмоции или Камаля. Оставив попытки переодеться, он решил проверить, что твориться снаружи. За дверью, оказалось, стоял Джинджер. В тот момент Рафаэль был несказанно рад, что сегодня именно его смена, ведь Феделио был кладезем сплетен.       — Джинджер.       — Доброе утро, Ваша Светлость, — как обычно лучезарно улыбнулся рыцарь.       По его виду несложно было понять, что о ситуации он знает не больше, чем сам Рафаэль. Джинджер с любопытством и беспокойством наблюдал за слугами, мотающимися по коридору, и периодически хмурился, не смея оставить своего хозяина без разрешения.       — Что происходит? — прямо спросил Рафаэль.       Джинджер ещё раз оглядел напряжённые лица прислуги и сказал:       — Не знаю, но могу выяснить.       — Вперёд.       Рафаэль кивнул, провожая широкую спину своего рыцаря. Предчувствие было паршивое, будто новость, о которой никто не говорит вслух, обязательно должна прийтись ему не по нраву. Ощущение кошмарное. Такое он чувствовал лишь однажды, когда в самом первом своём сне с Хель увидел её искажённую форму среди тумана, однако эти два события немного отличаются. Во сне он чувствовал животных страх, а сейчас лишь нарастающее с каждой секундой беспокойство. Но что-то внутри подсказывало ему, что это не предел.       Рафаэль попытался успокоиться. Он выпил целый стакан воды, затем, наконец, снял с себя тяжёлую одежду, надев вместо неё привычную лёгкую блузу на завязках, и сел на кровать. Беспокойство, которое уже понемногу перерастало в панику, никак не проходило. Рафаэлю уже даже казалось, что он сам доводит себя до истерики своими рассеянными мыслями, но, вновь слыша смешные шаги снаружи, убеждался в обратном. Он пытался отвлечься, но ничего не получалось, пытался думать о хорошем, но каждый раз мысли искажались и рисовали пугающие картинки.       Джинджера не было уже двадцать минут — за это время можно было спуститься на первый этаж, а затем подняться обратно. Рафаэль уже хотел сам идти и выяснять причины этой суеты, но стук в дверь остановил его. Он быстро встал с кровати, цепляя ногой аккуратно сложенное поверх перин покрывало, и чуть не рухнул прямо там.       — Входи!       Дверь раздражающе медленно открылась, пропуская внутрь побледневшего и напуганного Джинджера. Рафаэль убедился — что-то не так. Рыцарь робел, смотря на Рафаэля своими круглыми от шока глазами, и пытался что-то мямлить, но как бы сильно он не старался у него ничего не выходило. Он нервно сглатывал, часто моргал и сжимал в своих руках какую-то бумажку.       Рафаэль за два шага подошёл к Джинджеру вплотную, протягивая руку.       — Дай.       Джинджер, как послушная собака, вложил помятый клочок бумаги в господскую руку и отошёл, бессильно склонив голову. На маленькой бумажке красивым почерком было аккуратно выведена лишь одна фраза, прочитав которую, вся кровь в жилах Рафаэля застыла: «пограничной службой были доставлены останки второго принца Уильяма Декарта Гризского».       В один миг в голове всплыл образ чернопёрого. Его губы, которыми он шептал успокаивающие речи о том, как быстро он возвратится, которыми так ярко улыбался, а затем нежно целовал. Его всепоглощающие глаза, бывшие темнее неба, в отражении которых Рафаэль каждый раз видел собственное наслаждение, вспыхивающее румянцем на лице. Его копну смоляных волос, так идеально ощущавшуюся между пальцев. А что теперь? Шутка. Шутка. Шутка. Это не может быть так. Что ещё за розыгрыши? Верно, Джинджер ошибся.       — Так ведь? — спросил Рафаэль, поднимая на рыцаря свои полные слёз глаза.       Джинджер прикусил губу, отводя взгляд. Это стало для Рафаэля последней каплей: он медленно осел на пол и зарыдал.       Я вернусь.       Обманул.       Ты даже соскучиться не успеешь.       Обманул.       Обещаю.       Лжец.       Прямо сейчас, сидя над помятым подобием некролога, где витиеватые буквы складывались в имя его любимого, Рафаэль понимал — это конец. Конец всему, что они называли «своим» — их отношения, их чувства, они сами. Будто внезапно ему сломали и с корнем выдрали крылья — по иному этой боли не описать. Будто после долгих мук ему дали вдохнуть свежий воздух, а затем бросили в самые глубины океана, где холод медленно убивал его и без того измученное тело.       — Хотя в чём-то ты был прав, Уильям, ты действительно вернулся очень скоро, — сквозь слёзы бормотал Рафаэль, — но знаешь, Уильям, это слишком несправедливо.