ID работы: 12409691

Дом виверны

Слэш
NC-17
В процессе
16
автор
.RottenSoul. бета
Размер:
планируется Макси, написано 170 страниц, 16 частей
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора / переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
16 Нравится 11 Отзывы 18 В сборник Скачать

Глава 12

Настройки текста
Примечания:
      Невероятно огромный зал с высокими потолками, расписанными религиозными мотивами, был заполнен мелодией. Вокруг кружил дым от сожжённых благовоний, распространяемый через кадило, а посреди зала висел большой золотой колокол. Хоровое пение отражалось от гладких стен и эхом разносилось вокруг, создавая впечатление, будто вокруг множество голосов. Но то была не баллада и не свадебный марш, а полная скорби заупокойная месса. Империя в трауре, этим вечером в последний путь провожали любимого всеми второго принца Гризского — Уильяма.       Гроб его вынесли четверо мужчин. Одетые в чёрные робы, они медленно шли со слезами на глазах, и каждый их шаг отзывался болью в сердцах присутствующих. Мужчины и женщины от мала до велика держали в своих руках цветы, которые вскоре возложат рядом с принцем, прощаясь. Сегодня, если прислушаться, можно было услышать, как разрываются родительские сердца.       Хор мерно продолжал свою последнюю молитву, пока сквозь их пение отчаянно прорывались стенания народа. Когда гроб был выставлен на постаменте, главный священник — бледный, словно сама смерть — подошёл ближе и аккуратно вложил в холодные руки принца широкий золотой крест, украшенный бриллиантами. Мужчина кивнул и, вторя его желаниям, пение прекратилось, тогда дрожащим голосом он принялся читать молитву:       — Помяни, Аттаче, сына твоего Декарта, даруй ему прощение прегрешений его вольных и невольных, избавь от вечных мук и огня геенского и даруй ему светлый путь по святым землям в его последнем походе. Вита.       После его слов вновь стало тихо, даже рыдания на миг прекратились, но через время зазвенел прощальный колокол. Ровно девятнадцать раз.       Первым к мёртвому сыну подошёл Император. Без каких-либо украшений и изысков, облачённый в траурную одежду он ничем не отличался от обычного человека. На уставшем лице выражение страдания: брови сведены, губы плотно сжаты, а глаза блестели от слёз, которые он не мог отпустить. Мужчина, за ночь постаревший на десять лет, навис над сыном и прошептал что-то, аккуратно укладывая маленький цветок душистого горошка своей трясущейся рукой. Напоследок он посмотрел вверх, с трудом сдерживая слёзы, и, отворачиваясь, вышел прочь из зала. Императрица же этой сдержанности не поддерживала. Она была полна отчаяния, которое, становясь водой, покидало её тело горькими слезами. Женщина, потерявшая сына, только и могла, что покорно оставить рядом с ним приготовленный цветок, вложив в него все свои материнские чувства. Так подле почившего принца появилась розовая гвоздика.       После правящей семьи честь проводить принца перешла герцогским домам.       Рафаэль наблюдал за этим молча. С прошлого вечера он едва ли смог прийти в себя, вновь и вновь проживая момент, когда он узнал о смерти Уильяма. Всю ночь он без остановки рыдал в подушку, пока к утру вовсе не лишился чувств. Очнувшись позже, всё казалось лишь затянувшимся кошмаром, похожим на один из тех, которые показывала ему Хель. Но что бы он ни делал, проснуться у него не выходило. Каждый раз, открывая глаза, у него в руках был несчастный клочок бумаги.       Пограничной службой были доставлены останки второго принца Уильяма Декарта Гризского.       И ему следовало разорвать его, сжечь в огне и больше никогда не вспоминать, но что-то внутри противилось. Казалось, избавься он сейчас от записки, то окончательно потеряет связь с реальностью.       Спустя почти сутки слуги привели его вымотанное тело в порядок, одели в чёрные одежды, а Альбина набросила ему на голову вуаль. Увидев тогда своё отражение в зеркале, Рафаэль и двух слов связать не смог, лишь безучастно продолжал смотреть в пустоту. Так же беспомощно он наблюдал за тем, как выносят гроб Уильяма.       Сперва он не верил. Отрицал происходящее, обвиняя всех вокруг во лжи: такой грязной и мерзкой, что и вслух произносить грешно. Казалось, будто все сговорились и решили уничтожить его самым жестоким способом, который только могли придумать. Однако, стоя здесь и сейчас, через тонкий фатин смотря на гроб, в котором неподвижно лежит тело его любимого, Рафаэль, наконец, осознал. Это действительно шутка. Шутка судьбы, решившей свести их спустя долгие годы, а затем разлучить, дав им лишь на кончике языка ощутить ту сладость взаимности. А, быть может, они с самого начала казались богам смешными? Сейчас это уже неважно.       Сжимая в руках незабудки, как символ памяти, которую он навсегда сохранит в своём сердце, Рафаэль на ватных ногах подошёл ближе к заваленному цветами гробу. Там, среди белых хризантем и чёрных перьев, лежал он. Высокий молодой человек в парадной одежде, скрестив руки на груди, держал крест. Из-под погребальной ткани, закрывающей лицо, виднелись чёрные волосы. Острая боль пронзила грудь Рафаэля — что-то внутри, до этого отчаянно цеплявшееся за призрачную надежду, резко оборвалось. Он окончательно сломался, и этот звук был смешан со звоном колокола. По щекам вновь потекли слёзы.       Уильяма невозможно было не любить. Яркий и открытый, он притягивал к себе весь свет этого мира, а затем охотно делился им с другими. Наверное, поэтому рядом с ним было столько цветов, но чего Рафаэль точно не ожидал — бутонов ибериса. Рафаэль прикусил губу от обиды. Сердце вдруг снова забилось и, поддавшись необъяснимому порыву, он потянулся к шёлковой ткани, традиционно закрывающей лицо усопшего. Однако, стоило лишь приподнять её уголок, как на его плечо легла тяжёлая рука. Астер, до этого тихо наблюдающий со стороны, с болью на лице отрицательно покачал головой и прошептал:       — Не стоит.       Рафаэль даже сквозь вуаль заметил, как сильно тот устал. И без того страдающий бессонницей принц сейчас, казалось, был на грани. Астер переживал потерю острее остальных — это было слишком очевидно.       В последний раз взглянув на прикрытое лицо, Рафаэль оставил рядом букет из маленьких голубых цветов, а затем, утерев вуалью слезы, незаметно добавил и гроздь акации.       — Я люблю тебя, — напоследок прошептал он, — прости, что не сказал этого раньше.       Признание далось тяжелее, чем можно было представить. Но, если бы он не сказал этих слов хотя бы сейчас, эти чувства грызли бы его до конца жизни. Почему же в тот день в библиотеке он колебался, хотя и осознал всё уже тогда? Может, нужно было упереться в землю, оставить его подле себя, а потом броситься в ноги к Императору и умолять не отсылать Уильяма.       Рафаэля подняли и оторвали от гроба силой, он даже не понял, что произошло, когда его ноги на несколько сантиметров оторвались от пола.       Подлетевший Ассель принялся объяснять, что у его господина всего-навсего затекли ноги, и гвардейцы, обеспокоенные долгим молчанием новоиспечённого герцога, передали его в руки рыцаря. Словно ребёнок Рафаэль стоял, опираясь на чужую руку. Он задыхался от тяжести воздуха в лёгких, а его одежда была уже насквозь пропитана слезами. Он беспомощно наблюдал, как священник заканчивает читать свои молитвы, как лакированный гроб вновь поднимают и медленно выносят, чтобы затем спустить в крипту под храмом. Дальше пойти ему не разрешили, несколько следующих дней доступ в крипту был только у ограниченного количества людей, в которое Рафаэль, к сожалению, не входил. Через семь суток и он сможет спуститься туда, поговорить с каменной статуей, которую возведут над могилой Уильяма и, быть может, отпустить его.       — Идёмте, — тихо попросил Ассель.       Рафаэль пришёл в себя, услышав эти слова. Подумать только, новый герцог и на ногах устоять не может, опираясь на свой эскорт — завтра об этом будет трещать вся столица. Рафаэль сжал кулаки, позорить свой только-только приобретённый потом и кровью титул не хотелось, иначе на том свете без стыда в отцовские глаза не посмотреть. Он мягко отстранил от себя Асселя.       — Сам пойду.       Приставленный ничего не сказал, лишь покорно отпустил господскую руку, давая Рафаэлю полною волю. Но, не успел он и шагу ступить из зала, как на него буквально кто-то налетел.       Рафаэль кое-как сфокусировал взгляд, и перед ним тут же возникли уже давно знакомые раскосые карие глаза. Малиса сегодня выглядела совсем не так, как в момент прошлой их встречи. От яркой, эффектной женщины, смотрящей лишь вперёд, осталась лишь маленькая, напуганная девочка, которая всем своим видом вызывала лишь беспокойство. В её глазах яркими вспышками читался страх, но, даже так, она решительно посмотрела на Рафаэля, чем порядком его удивила.       — Малиса! — резко позвал герцог Рантэ.       Раздражённый тон заставил Малису вздрогнуть. Старик явно спешил, в его поведении было что-то непонятное и, если присмотреться, казалось, будто он сбегает.       Девушка сжала губы и, заметив на лице деда безмолвный приказ, спешно вложила что-то в руку Рафаэля.       — Вы…       — Оставьте себе, — тревожно бросила она полушёпотом, вновь следуя за своим дедушкой.       Рафаэль смотрел ей вслед и долго не мог понять, что сейчас произошло. И лишь спустя пару долгих минут он опустил взгляд на свою ладонь, где грустно лежала помятая бегония. Берегись? Остерегайся? Не всем ты нравишься, так же, как мне? Какое из этих значений выбрала Малиса, когда отдавала ему цветок? Сомнений не было — это предупреждение.       — Господин, — позвал Ассель, пытливо заглядывая в глаза Рафаэля.       Тот сжал цветок в руке и, пока никто посторонний не увидел, незаметно убрал его во внутренний карман одежды.       — Идём.       Сил разбираться с этим сейчас не было. Ему хотелось поскорее уйти в свои покои, закрыться от всех и отдохнуть, а, быть может, ещё несколько раз поплакать. Желудок скручивало уже несколько часов, голова невыносимо болела, а в глаза будто насыпали песок. Казалось, постой он ещё немного, и свалится прямо тут.       С трудом дойдя до своих покоев, Рафаэль уже мог не бояться чужих взглядов. Он с шумом упал на большую кровать и вытянулся. Ноги гудели, а сам он был на грани между сном и реальностью.       Почему же всё вышло таким образом? Герой ли он какого-то третьесортного любовного романа, сам мир которого толкает его навстречу героине? Абсурд, но, видимо, в этом романе совсем нет места для второго героя. Быть может, по замыслу великого творца он должен был попасть в треугольник между женой и первой любовью. Страдать по первой или же по второй. Вот только Рафаэль пошёл по другому пути, возжелав себе в партнёры таких же мужчин, как и он сам, а затем и вовсе влюбившись. Поэтому ли вселенная решила разлучить их? Как же она ошиблась, считая, что теперь он послушно пойдёт по сюжету, проложенному для него. Если всё так, то он разрушит и его, и себя.       Дверь тихо приоткрылась, впуская в комнату тихие перешёптывания служанок, число которых, благодаря заботе его матери, выросло в три раза. Считала ли герцогиня Балуа, что её сын способен причинить себе вред? Вероятно, она так и думала.       Беспокойные женские голоса только раздражали Рафаэля, с трудом сдерживающего себя от срыва. Он вздохнул, сел на кровати и поднял свои пустые глаза на гостью. Перед ним стояла уже давно знакомая ему фигура. Альбина не отличалась от себя обычной: с собранными в низкий пучок волосами, в своём любимом чопорном платье, закрывающем всё, что только можно, и с тонкой траурной вуалью, похожей на ту, что не так давно носил сам Рафаэль. Смотря на неё, он думал, а не знала ли она заранее, что так все произойдёт? Или, быть может, она и есть вестник смерти.       — Как ты себя чувствуешь? — тихо спросила она, присаживаясь на край кровати.       Какое-то время они молча смотрели друг другу в глаза. Альбина терпеливо ждала ответа, пока Рафаэль пытался справиться с внезапно накатившим на него раздражением.       Такой глупый вопрос. Как самочувствие? А как может чувствовать себя человек в такой ситуации? Его злили лишь мысли о том, что даже в собственных покоях он не может расслабиться и отдохнуть от разговоров. Что же им всем от него было нужно. Раз знают, как тяжело он переживает потерю Уильяма, тогда зачем приходить и ворошить рану, которая кровоточит и без этого.       — Плохо.       — К сожалению, его уже не вернуть, — не к месту ляпнула Альбина.       Рафаэль замер. Слова, которые ему так не хотелось слышать, будто наотмашь хлестнули ему по лицу. Он сжал зубы в попытке не сорваться и поднялся с кровати, почти сразу же опираясь на стену.       — Уходи, — на выдохе попросил Рафаэль.       Горло будто в тиски сжали — все не высказанные слова становились ядом и выжигали его внутренности, но Рафаэль держался. Он сжимал кулаки, старался глубже дышать, лишь бы не сорваться. Но стоило ему посмотреть на Альбину, все его усилия рассыпались пеплом. Снова это безразличное лицо. Видя его, перед глазами Рафаэля вдруг всплыл чуть подзабытый образ.       — Это ведь ты подложила ему иберис? — спросил он.       Альбина ничего не ответила. Верно, кроме неё никто не мог. Выросшая в Северной крепости женщина без любви и привязанностей не могла дать ничего, кроме холода. Даже сейчас она всем своим видом показывает отстранённость. Зря Рафаэль считал, что кукла способна стать человеком.       — Ты злишь меня больше всего, — слова сорвались в порыве гнева.       Где-то глубоко в душе он не хотел снова её обижать, и уже через секунду, увидев в глазах жены разочарование, Рафаэль всё осознал. Она тут ни при чём, но так больно. Она не виновата в смерти Уильяма, но хочется плакать. Она пришла поддержать, но желание умереть, следуя за любимым, крепнет. И, быть может, он бросился бы за ней, остановил бы её уходящую фигуру, но сил подняться не было. Поэтому он молча наблюдал, как дверь за ней захлопнулась.       Стоило ему убедиться, что Альбина ушла — ноги сразу же обессилели, и он рухнул на пол мёртвым грузом. Ассель, безмолвно наблюдавший за этим, сразу же подбежал к своему господину и, взяв того под руку, помог подняться. Только сейчас Рафаэль понял, что вся та неловкость, бывшая между ними двумя ещё со времени того разговора в отцовском кабинете, вдруг улетучилась. Нельзя бы точно сказать, кто именно развеял её, но факт того, что всё вернулось на круги своя, очевиден. Так даже лучше, как был убеждён Рафаэль. Сейчас он разлагается изнутри, и лишние хлопоты с Асселем добили бы его окончательно.       К ночи у Рафаэля начался жар. Вымотанный и телом, и разумом, он несколько часов страдал, то задыхаясь от жара, то дрожа от невыносимого холода. Его голова раскалывалась, а воздуха постоянно не хватало. Его нос кровоточил несколько раз, а потом его рвало этой же кровью, вперемешку с желчью, потому что желудок был пуст. Ассель был рядом всю ночь: менял охлаждающее полотенце на лбу, вытирал кровь и рвоту, успокаивающе гладил по спине. Но к утру, лёжа на влажных от пота простынях, в бреду Рафаэль произносил не его имя.       Ассель не жаловался, не обижался и не пытался уйти. Он знает — он покорный пёс, которому остаётся только ждать, когда господин обратит на него свой взор. К его большому сожалению, он только и мог смотреть на бледное лицо Рафаэля, покрытое испариной, блуждать взглядом от светлых волос, вдоль аккуратного носа к губам, и вытирать с ресниц слезы.       — Ваша Светлость, — Ассель прижал к себе безвольное тело Рафаэля, жадно втягивая запах его кудрей, — выбери меня.       В его дрожащем голосе было столько отчаяния, что, казалось, не выполни Рафаэль его желание, он сразу же убьёт себя, потеряв всякую надежду. Ассель хватался из последних сил, будто не человек перед ним вовсе, а та самая спасительная веточка. Он зарывался носом в хлопковую сорочку и негромко бормотал:       — Вместо него. Сделай меня его заменой, называй его именем — я не против. Я отдам всё без остатка, только выбери меня.       Мольбы заполнили всё пространство. Полные боли и страха слова лозой сковывали тело Рафаэля. Он не мог ответить, даже если бы хотел. Именно сейчас, чувствуя чужие объятия, он вновь вспоминал Уильяма: его взгляды, дыхание, мимолётные касания, которые тот дарил, пока никто не видит. Но вместе с этими дорогими воспоминаниями желудок выворачивало чувство вины. Асселя нужно оттолкнуть — нельзя хвататься за его тепло. Нельзя идти на поводу и отвечать на его взывания, но руки не слушались — Рафаэль не чувствовал даже кончиков пальцев. И так, убаюканный бормотаниями рыцаря, он заснул.

***

      Пару дней спустя, когда лихорадка окончательно стихла, Рафаэль уже сидел в саду на неудобном плетённом из прутьев стуле. События той ночи до сих пор крутились в мыслях, но напрямую спрашивать об этом Асселя он не решался — не хотел вновь строить стену между ними.       Вокруг царила атмосфера спокойствия и уюта: крытый стеклянными сводами сад, полный ярких благоухающих цветов, пёстрые бабочки, порхающие туда-сюда, и он, который явно не вписывался в эту картину. Уставший, с глубокими темными кругами под глазами, ничем не отличающийся от трупа Рафаэль безразлично пил чай, заботливо приготовленный матерью. Он бы хотел отказаться от этого чаепития, но в письме мать настойчиво просила его прийти, и теперь, сидя здесь, ему нечего было сказать.       — Альбина мне всё рассказала, — со звоном поставив чашку, сказала женщина.       Рафаэль не сомневался. Было ли до этого такое, чтобы Альбина не крутилась рядом с его матерью и не разбалтывала ей обо всем? Оглядываясь назад — нет.       Он улыбнулся одними губами и с сарказмом спросил:       — Твой личный доносчик?       Мать лишь обеспокоенно посмотрела на сына, и в этом взгляде Рафаэль, неожиданно для себя, заметил её собственное горе. Это не было чем-то сбивающим с толку, это был просто он — его отражение.       — Она волнуется за тебя, — сказала она, — как и мы с Фелией.       Рафаэль сглотнул накопившуюся слюну. Как бы сильно он не хотел перестать отталкивать близких людей, не получалось. Будто что-то иное в нём берет контроль каждый раз, как рот его открывается для ответа.       — Не стоит.       Лицо матери исказилось, словно от удара: уголки губ опустились, а на лбу залегли морщины.       — Сейчас всё очень неспокойно, Рафаэль. Его Величество Император заперся в своих покоях, а убитой горем Императрице пришлось решать все дела.       — К чему ты клонишь?       — Тебе следует скорее возвращаться домой, — женщина посмотрела на него с таким серьёзным взглядом, что игнорировать это и дальше он не мог, — мы с твоей сестрой отбываем завтра утром.       — Она виделась с Калистой? — неожиданно спросил Рафаэль.       Он держал обиду на неё. На женщину, которая не пришла на похороны своего кровного брата. Женщину, закрывшуюся в своих землях и забывшую о своей страдающей семье.       — Ещё до всех событий, — ответила мать, — тогда маркиза чувствовала себя отлично и они даже прогуливались в саду.       Рафаэль вдохнул полной грудью и, выдыхая, спросил:       — А сейчас?       Она замолчана на несколько секунд, а затем поддерживающе накрыла его кисть своей. Рука матери была горячей и сухой, и в этом жесте было столько понимания, что Рафаэлю становилось стыдно за свою резкость.       Женщина заглянула в уже полные слёз сыновьи глаза и сказала:       — Рафаэль, не вини её.       — Как? — спросил он, — Уильям умер, а она не пришла проститься с ним. Как я могу не обижаться на неё, мама?       Он никогда не называл её так вслух. Она была матерью в мыслях и матушкой на устах, но никогда мамой.       Герцогиня, наплевав на все свои усилия в поддержании образа идеальной аристократки, неожиданно для всех резко встала и уже в следующую секунду сжимала сына в своих объятиях. Знакомые из детства, тёплые и крепкие, с запахом молока и мёда, ровно такие же, какими Рафаэль их и вспоминал объятья. Он уткнулся в материнский шарф и несколько минут пытался успокоиться, пока она медленно поглаживала его по голове.       — Порой я забываю, что тебе всего семнадцать, дорогой.       Слова, которые он желал услышать все эти годы, принесли его сердцу спокойствие. Именно сейчас, в нежных руках матери, он, наконец, может снять с себя эту огромную тяжесть обязательств и ожиданий, которую на него возложили. Хотя бы на этот короткий миг он смог почувствовать себя защищённым. Рафаэль отстранился первым — до этого бушующие в нем эмоции успокоились, и теперь он чувствовал себя лучше.       Герцогиня Балуа, аккуратно убирая шёлковым платком проступившие слёзы, села обратно на свое место.       — Всё понял, сын? — спросила она. — Помирись с Альбиной и возвращайтесь в Балуа.       Рафаэль кивнул. Они вернутся сразу же, как он хотя бы раз спустится в крипту к Уильяму.       — Есть ещё кое-что, — вдруг вспомнил Рафаэль, — леди Рокурт предупредила меня на похоронах.       Женщина немного удивилась, услышав это имя, но виду не показала.       — Та амбициозная внучка Рантэ? Что она сказала?       — Ничего, — пожал плечами Рафаэль, — она дала мне бегонию.       В тот момент Рафаэль был так убит горем, что его мозг просто отказывался думать об этом, но сейчас, вспоминая беспокойные глаза Малисы, в памяти всплывало множество странных моментов.       — Если вспомнить, — задумалась герцогиня, — Рантэ покинули столицу ещё ночью.       Внучка, в тайне от герцога предупредившая о угрозе, неестественное поведение, его ломаные движения, выражение некой нервозности на старом лице — всё это в совокупности вызывало вопросы. А теперь ещё и выясняется, что они буквально сбежали? Скверное предчувствие, незамеченное до этого, вдруг вышло на первый план. Рафаэль пытался сложить все эти знаки в одну цельную картину и, когда у него это получилось, по спине прошёл холодок.       — Матушка, — вскочил он, — собирайтесь в дорогу, я отправлю вместе с вами Роберта.       Женщина удивлённо смотрела, как сын быстро удаляется из сада, а затем, набрав в лёгкие больше воздуха, крикнула:       — Куда ты?       Рафаэль даже не обернулся.       — Выяснять правду, — через плечо бросил он, выходя.       На выходе из сада его уже ждали. Роберт и Джинджер стояли рядом, но смотрелись весьма забавно. Взрослый мужчина с тёмными волосами и серьёзным лицом, а рядом яркий и рыжий молодой человек с веснушчатым лицом. Джинджер, хоть и был выше, но впечатления личного рыцаря совсем не вызывал, а рядом с Робертом казался и вовсе ребёнком.       — Ваша Светлость, — сразу же подбежал Джинджер.       Широкая улыбка не сходила с его лица, но в глазах глубоко засевшее беспокойство. Последние дни на него сбросили заботу о драконе, так что справляться о состоянии своего господина он не смог. А учитывая, что Ассель, который единолично занял покои Рафаэля, недолюбливал его, то даже близко подойти было невозможно.       Рафаэль слабо улыбнулся им.       — Роберт, — на ходу раздавал приказы Рафаэль, — сопроводи мою семью в Балуа и оставайся там, пока мы с Альбиной не прибудем.       Мужчина покорно склонил голову, выражая подчинение. В столице он сразу же провёл между ними невидимую черту — Роберт чётко разделял их позиции и чувства, которые испытывал.       — Приказ принят, — сказал он, резко поворачиваясь в сторону конюшен, — берегите себя, мой лорд.       Рафаэль одобрительно кивнул, ловя на себе взгляд приставленного. Дальше они продолжили путь без Роберта.       — У Её Светлости огромный эскорт, почему вы отправили сэра Роберта?       Джинджер не мог понять, как ни старался. На пальцах посчитав десятки людей, которые обычно сопровождали герцогиню и леди, он нахмурил брови.       — Что-то происходит, — ответил Рафаэль, — и для тебя у меня тоже есть задание. Отправляйся в то место, где Уильяма должны были встретить послы из Сури, и узнай, что именно произошло.       Джинджер затих. Ему и в голову не приходило сомневаться в официальных заявлениях, но, если так просит его господин, значит, он это сделает.       — Я больше не намерен сидеть в неведении. Если его действительно убили они, то я позабочусь о том, чтобы разрушить эту страну.       — А как же вы? — чуть наклонился Джинджер. — Вам ведь тоже нужна защита.       Рафаэль немного притормозил, переводя взгляд на Джинджера, а затем, прокашлявшись, промямлил:       — Со мной останется Ассель.       — Вы помирились? — искренне удивился рыцарь.       — Вроде того.       Не то, чтобы они действительно ругались с Асселем, просто недопонимания, которые появились между ними, заставили их немного отдалиться.       — Тогда я поеду сразу же, как соберу всё необходимое, — сказал Джинджер, стоя уже у самых дверей в комнату Асселя, — будьте аккуратны.       — Поторопись.       Рафаэль улыбнулся, провожая его взглядом, пока Джинджер быстрой походкой не скрылся за первым же поворотом.       В коридоре сразу же стало тихо. Наслаждаясь этим спокойствием одиночества, Рафаэль почувствовал желание просто насладиться этим моментом. Он отошёл от тяжёлой двери на пару шагов. Места было мало, так что окна, аккуратным рядом идущие вдоль всей стены, были совсем близко. Снаружи было спокойно. Залитое вечерним солнцем тихое и красивое место, поросшее кустами ярко-алых роз. Совсем как тогда. Он вдруг вспомнил, как на закате прогуливаясь возле сада, последний раз видел Калисту. Вспомнил её живую улыбку, когда она заметила его, безмолвно наблюдающего. Её звонкий голос. О чём же она думает сейчас, отгородившись от всех в своей крепости? Мать сказала не винить её, но, чем больше Рафаэль думал об этом, тем тяжелее становилось его сердцу.       Дверь в комнату вдруг открылась. В проходе показался Ассель. Держа в одной в руке синий плащ, а в другой кожаную сумку, он с удивлением впился взглядом в Рафаэля.       — Ваша Светлость? — непонимающе спросил он.       Рафаэль кивнул.       — Нужно поговорить.       Приглашая господина в свою скромную комнату, Ассель не переставал задавать вопросы:       — Почему вы один? Где Роберт и… тот вольник?       — Они… Я отправил их сопровождать матушку.       Получилось не так правдоподобно, как хотелось бы, но Ассель ничего не сказал. Говорить ему о настоящих причинах отсутствия Джинджера не хотелось. Не потому, что Рафаэль не доверяет, а совсем наоборот. Просто втягивать в это дело ещё и Асселя не входило в его планы.       — Как вы себя чувствуете? — спросил он, присаживаясь на стул.       — Сейчас не об этом, — поспешил перевести тему Рафаэль, — я думаю, Рантэ что-то замышляют.       — Что вы сказали?       Мужчина действительно удивился.       — Помнишь наш разговор в кабинете отца? Кто-то стоит за Ластором Буржуа и я думаю, что это был Крант Рантэ.       — С чего такие выводы?       — На совете больше всех противилась Лация, но, если подумать, то и Рантэ были против. Так же на похоронах Уильяма мы с Малисой столкнулись, и она оставила мне предупреждение в тайне от своего деда. И ночью они в спешке покинули столицу.       Закончив приводить аргументы, Рафаэль взглянул на рыцаря в надежде на понимание.       — Подождите, — Ассель покрутил головой, выставив перед собой руки, — но если они что-то хотят сделать, то зачем предупреждать вас?       — Возможно, это идёт против мотивов Малисы, поэтому она решила сделать это.       Если говорить откровенно — много что идёт против мотивов Малисы. Но эта женщина, будучи ценителем власти и силы, всегда знает, чего именно хочет, так что её поведение в тот вечер было совершенно ей несвойственно.       — Может, они тут не замешаны? — спросил Ассель, приложив руку к подбородку.       Рафаэль откинулся на стуле. Гораздо легче было понять движения старой Лации, брюзжащей своей слюной, чем ход мыслей старого герцога Рантэ.       — Я вспомнил! — вдруг воскликнул Рафаэль. — В день совета, когда мы ждали решение, Гриша хотел мне что-то сказать, но я был так обижен, что оттолкнул его. Идём.       Рафаэль вскочил со своего места и направился к двери.       Коридоры противоположного крыла были полны жизни. Многочисленные служанки мельтешили туда-сюда, таская в своих сильных руках стопки с постельным бельём. Когда одна из них согласилась провести их до комнаты Григория, Рафаэль внутренне выдохнул. Они не общались с самого заседания совета, так что прийти сейчас к нему будет немного неловко, но ради цели вполне выполнимо.       — Прошу прощения, Ваша Светлость, но этим утром господин Григорий с отцом покинули дворец.       Высокая женщина, заправляющая этим крылом, ответила почти моментально, стоило ей только услышать, что герцог ищет своего кузена.       — Куда? — растерянно спросил Рафаэль.       — Я не знаю, Ваша Светлость.       Рафаэль ещё пару секунд лихорадочно соображал. Неужели его дядька забрал Григория, когда понял, что тот в силу слабости своего духа может что-то выболтать? И, даже если они уехали, то куда? Обратно на свои бедные земли?       — Нужно сообщить об этом Астеру.       — Его Высочеству? — всполошился Ассель, — не стоит вам его тревожить.       Но Рафаэль не слушал. Его уже почти физически влекла эта игра. Все эти загадки, крутящиеся вокруг, которые он упорно не замечал всё это время. На задворках сознания он даже злился на себя то то, что так долго ходил, словно слепой ребёнок, от которого скрывают «взрослые» дела.       — Я знаю, что ему сейчас очень тяжело, но он должен знать, — на ходу говорил Рафаэль.       По подсказке главного дворецкого, они пошли в центральное крыло. Торжественное место, где обычно решались рабочие вопросы. Последнее время на Астера навалилось так много работы, что кабинет, который располагался здесь, буквально стал его покоями.       Ассистент Астера — многообещающий сын виконта — впустил их без лишних вопросов. Мальчишка в очках и сам выглядел не лучшим образом, так что был рад и такой возможности отдохнуть. Даже если потом ему придётся объясняться перед принцем, по какой причине приглашает в кабинет посторонних людей. Рафаэлю было совестно, но он надеялся, что их с Астером привязанность повлияет на его выговор.       Астера они застали за работой. Сидящий среди высоких башен из документов, уставший и с проступившей щетиной, он не вызывал ничего, кроме беспокойства.       — Что ты тут делаешь? — спросил он почти сразу же, как увидел Рафаэля.       — Брат, ты должен кое-что узнать.       Астер устало снял свои очки и отложил их в сторону. Вечно аккуратный костюм сейчас выглядел довольно помято: лента на воротнике небрежно висела, запонки расстёгнуты и рукава закатаны до локтей. Он жестом указал Рафаэлю на широкий кожаный диван, стоящий посреди кабинета, а сам остался на своём месте.       — Мне передали, что ты носишься по дворцу с самого утра, — сказал Астер, достав из выдвижного ящика стола небольшую шкатулку.       — На это есть причины, — кивнул Рафаэль.       В кабинете воцарилась тишина. Астер нарочито медленно открыл резную крышку шкатулки, достал от туда одну толстую и явно дорогую сигару и поднёс её кончик к гильотине. Одно точное и резкое движение, и шапочка с тихим стуком упала на стол. Астер вдохнул запах холодной сигары и заторможено кивнул.       — Какие же?       Рафаэль будто очнулся от транса, услышав этот вопрос.       — Я всё объясню, — сказал он, — но сперва расскажи мне о смерти Уильяма.       Астер не ответил. Он лишь чиркнул спичкой и, вращая сигару в руке, принялся её разжигать над пламенем.       — Ты же знаешь, — спустя время, когда табачные листья начали тлеть, Астер, наконец, начал говорить, — это не та информация, которой я могу делиться.       Рафаэль сжал в руке ткань брюк.       — Я знаю, но разве…       — Я веду расследование, — поспешил уверить его Астер, — не переживай об этом.       — Как я могу не переживать? — всполошился Рафаэль, взглядом следя, как принц выдыхает густой дым. — Он был моим… лучшим другом.       Астер поднялся со своего стула, обошёл стороной стол и присел на другой край дивана.       — Отец болен. После похорон он слег, жалуясь на сердце. Калиста заперлась в своём дворце и не выходит, маркиз говорит, что она даже не ест. Я отправил Рудилию с Павлом в Лацию, а Императрица, потерявшая сына, завалена государственными делами. Я помогаю ей, но мои полномочия весьма ограничены. Нам всем сейчас тяжело, понимаешь?       — Я понимаю это, но…       Астер устало вздохнул, снова втягивая в себя дым.       — Ладно, — наконец, согласился он, — но то, что я тебе сейчас скажу, не должно выйти за пределы этой комнаты. Ты меня понял?       Рафаэль кивнул.       — Грядет война, и убийство Уильяма было её объявлением.       Рафаэль подозревал. Вернее будет сказать — знал. То ли это будущее, которое предсказала однажды Хель? Возможно. Но есть кое-что, что он знает наверняка — даже если это так, теперь он не намерен останавливать эту войну. Пусть даже останутся одни руины, пусть столица рухнет, но он примет участие.       — Но всё же шло к тому, чтобы заключить торговые отношения с новым королём, зачем затевать что-то подобное?       Астер запрокинул голову и закрыл глаза, расслабляясь.       — Больше я ничего не могу сказать.       — Тогда зачем они сожгли его лицо? — спросил Рафаэль и в тишине комнаты вопрос прозвучал слишком громко.       Астер замер.       — Ты видел?       — Думал, что мне показалось, — кивнул Рафаэль, — но теперь уверен.       — Я не знаю, мы пытаемся это выяснить. — Астер зажмурился, будто бы причиной влаги, скопившейся в его глазах, был едкий дым сигар. — Что насчёт тебя? Теперь твоя очередь делиться информацией.       — Рантэ странно себя ведут последнее время. Они сбежали сразу после похорон, и на самом прощании внучка герцога дала мне бегонию.       Астер улыбнулся, прикусывая нижнюю губу.       — Что ж ей на месте не сидится. Хорошо, я понял, можешь идти, мне нужно кое-что обдумать.       Рафаэль не стал противиться. Он молча поднялся и направился к выходу. Астер один из умнейших людей империи, так что, если он говорит, что ему нужно что-то обдумать, то Рафаэль ему уж точно не помощник. Последний раз, бросив взгляд на принца, сидящего на диване среди дыма, они с Асселем ушли.

***

      Три дня спустя Рафаэль всё ещё находился в столице. Держа траур, он покорно ждал момента, когда и ему разрешат войти в крипту, чтобы попрощаться с Уильямом и помолиться за его благополучие в ином мире. Сейчас он отчасти понимал свою набожную мать, стремящуюся прочитать все молитвы мира, лишь бы боги услышали.       От Джинджера не было никаких вестей с тех самых пор, как он уехал, но сегодняшний день был особенный. Перед его отбытием они договорились, что в случае чего, он отправит весточку в замок, поэтому уже с самого утра Рафаэль ждал. За то время он успел выпить три кружки чая, почистить свой меч и даже ответить на несколько писем. Но, занимаясь всеми этими делами, его взгляд то и дело возвращался к маленькой коробочке, аккуратно поставленной на туалетном столике. Подаренный Уильямом перстень сверкал ярче, чем когда-либо. С того самого дня Рафаэль так и не смог его надеть. Даже просто смотреть на него было невыносимо. Чувства, которые тот вызывал, были слишком сильны, чтобы принять их без остатка, но сегодня он был уверен, что сможет.       Дрожащими руками Рафаэль достал кольцо из коробки и покрутил на свету — грани рубина красиво переливались, вбирая в себя солнце. На палец перстень сел идеально. Впервые Рафаэль был рад, что его руки, из-за которых сестры часто дразнили его в детстве, были худыми и тонкими. В алом цвете он вновь видел пламя свечей, стоящих на столе в тот день в библиотеке, в металле видел отражение образа Уильяма. Придя в себя, Рафаэль резко стянул с руки перстень. Сейчас нельзя страдать, для этого у него будет вся ночь. Убрав кольцо обратно в коробку, он положил её в ящик, а затем сделал глубокий вдох, чтобы успокоится. Сеанс медитации прервал громкий скрежет. Рафаэль вздрогнул от испуга, когда случайно задетая колба на столе неожиданно упала на пол. Повернувшись в сторону окна, он ахнул.       На широком подоконнике сидела белая голубка. С красивой большой грудкой, в широких штанишках из перьев, она принесла на своей лапке записку. Рафаэль помог птице освободиться от сковывающих нитей и она, убедившись в выполнении своей миссии, сразу же упорхнула. А Рафаэль только изумлённо наблюдал, как пернатая уделяется всё дальше и дальше от дворца.       Развернув свёрток, Рафаэль прошёлся взглядом по кривым буквам: «Всё сложнее, чем мы предполагали, этой ночью вы срочно должны покинуть дворец. Жду вас в месте, отмеченном на карте. Имбирь».       Даже глупая подпись не смогла затмить посыл. Рафаэль занервничал. Раз даже Джинджер, который никогда не был образцом серьёзности, пишет такое, то что же на самом деле происходит? Думать об этом слишком долго было бессмысленно. Рафаэль поджог записку и выбросил её из окна, а затем принялся собирать свои вещи. В маленькую сумку он положил самое необходимое: мешок с монетами, платиновую табличку с именем и гербом дома, ещё пару мелочей и коробочку с перстнем.       — Куда вы собираетесь? — из-за спины раздался знакомый голос.       Рафаэль в панике повернулся, чуть не выпустив из рук сумку, но, увидев перед собой Асселя, расслабился.       — Я должен поехать в то место, где убили Уильяма, — продолжая собираться, говорил Рафаэль, — заберу Камаля и отправлюсь.       Ассель тут же подошёл, перетягивая на себя внимание.       — Это слишком опасно, вам нельзя туда ехать.       — Это совсем не далеко, — Рафаэль попытался успокоить приставленного, — всего полдня пути от сюда, если гнать лошадей.       Однако Ассель и не планировал сдаваться.       — Этой ночью будет дождь, умоляю, оставайтесь в покоях. Утром, когда экипаж будет готов, отправимся вместе.       — Вместе…       Рафаэль неловко замолчал, смотря на светловолосого рыцаря. Воспоминания той ночи, когда он страдал от жара, всё ещё были свежи, но Ассель, по-видимому, догадался о причине этой паузы.       — Вы не спали, верно? — вдруг спросил он.       — Что?       — В ту ночь, когда я умолял вас обратить на меня внимание, вы ведь не спали.       Рафаэль впал в ступор. Ассель смотрел на него со всей своей искренностью, но ответа на его слова не было.       — Я все ещё надеюсь, что вы останетесь со мной… — вновь начал он, однако в этот раз Рафаэль решил сразу это закончить.       — Нет.       Ассель сжал губы. Ваза с цветами, которую он принёс, со стуком была поставлена на стол. Продолжать умолять было бессмысленно, так что он, уныло развернувшись, направился к двери. Рафаэль с облегчением вздохнул, когда тяжёлая рука Асселя легла на ручку. Однако мужчина передумал и, облокотившись на дверь спиной, со всей мольбой в голосе тихо сказал:       — Элли…       Рафаэля словно током прошибло. Ярость, спящая в нём до этого момента, неожиданно начала вырываться наружу.       — Заткнись.       — Пос…       — Закрой рот, Ассель Бридж! Не смей называть меня этим именем! — резко крикнул Рафаэль.       Как посмел этот пёс обращаться к нему так же, как когда-то обращался он. Нагло забирать частичку чужой связи и присваивать себе, полностью очерняя её одними лишь губами. Элли больше нет — он умер. Теперь остался только Рафаэль — герцог Востока — и этот человек, в отличии от мягкого ребёнка, коим он был до этих пор, вполне мог решиться на убийство.       — Ваша Светлость, это ради вашего же блага, — не унимался Ассель, обеспокоенно прикусывая нижнюю губу.       — Сгинь.       — Ваша Светлость, послушайте! — воскликнул Ассель.       В тишине раздался хлёсткий звук шлепка. Рафаэль ударил своего рыцаря. Чувствуя, как горит его ладонь и как быстро чужая щека становится красной, он сказал:       — Выметайся.       Ассель шокировано замолчал. Никогда прежде его нежный господин не поднимал руку на человека, не говоря уже о самых близких ему людях. По пальцам одной руки можно было посчитать, сколько раз Рафаэль угрожал кому-то, но, даже закрывая глаза на все его слова, он никогда не переступал эту черту. До этого момента Ассель был уверен, что молодой мастер не способен на такое, но сейчас, видя сколько боли в этих зелёных глазах, он всё понял — Рафаэль никогда не сделает его своим.       — Вы не даёте мне и шанса, чтобы помочь вам, — вдруг спокойно сказал Ассель, отводя пустой взгляд на окно, а затем, наспех поклонившись, вышел за дверь.       Рафаэль осел на пол. Вновь вывернувшая его ярость потихоньку успокаивалась, оставляя после себя лишь опустошение. Он лёг на кровать и, сжимая до сих пор горящую после удара руку, тяжело вздохнул.       Этой ночью Рафаэль долго ворочался в постели. Он тихо ревел в подушку, вспоминая детские годы, а потом зажимал рот рукой, когда служанки приходили проверить его. Уснул он к полуночи: утомлённый долгими рыданиями, он, кажется, потерял сознание от усталости, как и несколько дней до этого. Но проспать до утра ему не удалось. Когда луна ещё была в своём зените, Рафаэль неожиданно легко проснулся. Головная боль, преследующая его в последнее время, отступила, сознание сразу стало ясным, будто этих страшных событий не происходило. Однако неизвестное чувство тревоги витало в воздухе. Сперва ему показалось, что это дурной сон, но ощущения были настолько яркие, что сложно было не признавать очевидного. Нечто подобное он испытал в тот день, когда Джинджер принёс известие о смерти Уильяма — липкая, напряжённая атмосфера, совсем не присущая этому месту. Рафаэль поднялся с постели, налил себе воды из графина, совсем недавно оставленного молодой служанкой, и подошёл к двери.       Снаружи было тихо, даже лёгких шагов не было слышно. Немного подождав, он, наконец, решился и толкнул тяжёлую дверь. В комнату сразу же проник тонкий луч света. Рафаэль, словно нашкодивший ребёнок, заглянул в щёлку и замер: на полу, в паре метров от его покоев, лицом вниз лежала девушка. Он сразу же вышел, подбежал к ней и, пальцами нащупав место, где должна была проходить артерия, убедился — она мертва.       Собственные руки уже были окровавлены, от чего Рафаэль на пару секунд завис, но, с трудом придя в себя, он аккуратно перевернул труп девушки.       В светловолосой и миниатюрной служанке, с ног до головы испачканной в крови, Рафаэль узнал Арию. Совсем ещё юная девочка, всего на год младше его самого, была преемницей Нэлы, которую отправили в отпуск. Когда-то голубые глаза Арии, так полюбившиеся герцогине Балуа, потускнели, искра жизни в них навсегда пропала, а в груди была страшная рана. Он снова посмотрел на лицо девочки, и прикрыл её веки, оставив на юном лице свои кровавые отпечатки. Дрожащими руками Рафаэль прижал её к себе и замер, роняя на пол слёзы. Он не знал, что ему делать, не знал куда бежать, кого звать, ничего не знал. Сердце бешено колотилось, а щеки и спина горели огнём.       В тишине коридора вдруг послышались тяжёлые шаги, звучащие как звон металла о камень. Рафаэль замер, когда перед ним появился неизвестный рыцарь. Мужчина под два метра ростом, с густой тёмной бородой и множеством морщин в уголках глаз, полностью в сияющих доспехах, скалой возвышался над ним. Суровым взглядом он прошёлся сначала по девочке, которую прижимал к себе Рафаэль, а затем и по нему самому.       — Вставай.       Голос низкий, полный силы, но Рафаэль так и продолжил сидеть, не отпуская тело Арии.       Повисло напряжённое молчание. Они смотрели друг на друга неотрывно, казалось, так ни разу и не моргнув. Рафаэль был уверен, если он сейчас встанет — его убьют. Ситуация ужасная: незнакомый мужчина, на поясе которого так явно висел двуручный меч, и убитая совсем недавно Ария.       — Не глупи, — неожиданно спокойно сказал рыцарь, присаживаясь рядом, — это переворот.       Рафаэль вздрогнул, но усилием воли остался на месте. Мужчина отстегнул от доспехов тёмно-синий плащ и накинул на спину неподвижно сидящего Рафаэля.       — Тебе уходить надо, — тихо сказал он, — я позабочусь о девочке.       Рафаэль сжал зубы, заглушая крик. Бросать Арию не хотелось, но и оставаться он тут не мог. Ему действительно нужно уходить, как и сказал этот мужчина.       — У меня дети вашего возраста, — продолжил уговаривать он, но времени не осталось, сбоку вновь послышался звон металла, — вставай!       Мужчина одним сильным движением оторвал Рафаэля от тела Арии и поднял на ноги, заставляя стоять ровно.       — Кто ты? — одними губами спросил Рафаэль, но мужчина прекрасно его понял.       — Барт Кромель.       Рафаэль кивнул, отворачиваясь. Он был благодарен ему и, если в конце всего этого кошмара им ещё доведётся встретиться, обязательно отблагодарит.       По началу ноги не слушались, против воли сгибаясь в коленях, они отказывались и шаг ступить, пока Барт с силой не толкнул Рафаэля в перед. Подхватывая заданное движение, он продолжил бежать. Не оглядываясь назад, в одной ночной рубашке и воинском плаще, взятом у Барта, Рафаэль выбежал в большой холл. В его голове навязчиво крутилась лишь одна мысль — забрать дракона, и их связь вела его, поэтому лежащие повсюду тела мелькали мимо, словно их и не было вовсе.       Выйдя на переход между двумя шпилями, Рафаэль вскрикнул, когда холодный ветер неожиданно содрал с него плащ одним порывом. На улице было зябко, настолько, что кожа сразу же покрывалась мурашками. Но, стоило лишь Рафаэлю вновь посмотреть перед собой, сердце вдруг замерло.       Слава Аттаче, теперь всё будет хорошо. Впереди, с несколькими рыцарями стоял он — его статный блондин с добрыми глазами, его навечно преданный цветочный рыцарь Ассель. Рафаэль облегчённо выдохнул, когда они встретились взглядами. Всё тот же безгранично привязанный к нему взгляд, смешанный с удивлением и страхом.       — Ассель!       На лице Рафаэля расцвела облегчённая улыбка.       — Ваша Светлость, — рявкнул Ассель, от чего Рафаэль замер, всматриваясь в лицо рыцаря, — вам следовало просто сидеть в своих покоях.       В воздухе повисло напряжение, и лишь ветер завывал, пока Ассель обдумывал что-то. Спустя время, рыцарь выдохнул клубок пара. В тот момент, когда Рафаэль разглядел перед собой кого-то другого, совсем не знакомого, его захватило настойчивое желание сбежать.       — Вот-вот пойдёт дождь, — сказал Ассель, поднимая ладонь к небу, — идеальная погода, чт…       Конец фразы Рафаэль не услышал. Сознание покинуло его раньше, чем Ассель успел закончить. Но до того, как рухнуть на холодный камень, Рафаэль отчётливо запомнил — это предательство.
Примечания:
Отношение автора к критике
Приветствую критику в любой форме, укажите все недостатки моих работ.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.