Дом виверны

      Спёртый запах земли, скрежет металла, тяжёлое дыхание. В тёмном и сыром месте время текло неожиданно быстро, хотя определить его можно было лишь по смене охраны. Астер позаботился о том, чтобы Рафаэль чувствовал сильнейший дискомфорт, находясь здесь. Однако, стоило отметить, что за всё это время он ни единого раза не причинил тому физической боли. Исключением оставались только глубокие порезы от цепей на руках и ногах, которые Рафаэль в приступах паники имел неосторожность наносить себе сам.       Вместо ненужных пыток Астер отдавал предпочтение издевательствам другого плана — куда более разнообразным и изощрённым. Каждый день он отдавал приказ держать Рафаэля в состоянии наркотического опьянения хотя бы по три или четыре часа, пока сам он был занят делами. Затем, если его бессонница вновь обострялась, под вечер он приходил в темницу и подолгу говорил всякие мерзости пугающе монотонным голосом. В какой-то момент Рафаэль перестал разделять настоящего Астера от вызванных наркотиками видений. И, будь он хоть немного в себе, решил бы, что это точно конец, однако измученный циклом сменяющих друг друга фантазии и реальности он уже не мог думать здраво.       Одним из любимых Астером забав было то, что сам он в шутку называл «наблюдение».       Поставив напротив скованного железными кандалами Рафаэля невысокий стол, чтобы тот был аккурат на уровне его лица, он во время своего отсутствия оставлял там стеклянную банку, в которой лениво плавали глазные яблоки Альбины. Немного помутнев и напитавшись влагой, они уже не сияли тем же ярко-сиреневым цветом, как в момент, когда Астер впервые вложил их в руки Рафаэля. Позже он сделает это ещё несколько раз, но, оставшись неудовлетворённым скудной реакцией, прекратит.       Первое время Рафаэль старался не смотреть в ту сторону. Его терзало смутное чувство вины. Смазанное и неясное оно слабо пробивалось из-под ненависти, вызванной казнью Калисты, но в итоге так и не смогло поглотить разум — высохло под действием наркотика, которым Рафаэля щедро накачивали. И если несколькими днями ранее он ещё мог чётко представить себе образ жены, то сейчас его способностей хватало разве что на большое чёрно-белое пятно. Поэтому он старался забыть о существовании злополучной банки и самой Альбины, как делал множество раз до этого, когда со всей своей страстью отдавался Уильяму. Но как бы Рафаэль ни пытался, как бы сильно ни жмурился, отворачивая лицо, Астер каждый раз возвращал его в реальность.       Рафаэль сжался, руками обхватывая колени, настолько, насколько позволяли его наручники. Металл звенел при каждом движении, а темница подхватывала этот звон и эхом разносила повсюду. Какое-то время назад Ассель проявил небывалую милость и чуть ослабил кольцо, к которому цеплялись цепи, так что тело Рафаэля не было постоянно натянуто, как прежде, однако теперь он был больше похож на раба, чем на пленника. Астер же это, несомненно, заметил, в тот день его глаза опасно прищурились, но даже так он ничего не сказал и не сделал — незачем. Рафаэль был этому только рад. Ему меньше всего хотелось навлекать на себя гнев из-за мимолётной жалости Асселя, который сделал этот поступок неизвестно ради чего. То ли это действительно был акт милосердия, то ли очередной приказ, направленный на то, чтобы вызвать у Рафаэля доверие, в любом случае, это уже неважно.       Неожиданно слабый свет факелов, закреплённых на сырых стенах, дрогнул. Рафаэля вновь охватила тревога, изводившая его каждый раз, когда решетчатая дверь камеры со скрипом открывалась. Однако в этот раз скрипа не последовало. Рафаэль нехотя поднял голову и на секунду почувствовал облегчение.       — А, — ухмыляясь своей пугливости, сказал Рафаэль, — снова ты…       Над ним, таким потерянным и измученным, возвышался уже давно знакомый образ. Рафаэль уже привык к своим чересчур ярким снам и видениям, да так, что уже начинал сомневаться, а не была ли его покойная бабушка кем-то вроде ведьмы, и именно сейчас, сидя здесь, он начал понимать подсказки, которые ему давала Хель.       За последнее время галлюцинации мучали его намного чаще. Сначала мельком, затем всё больше и больше смешиваясь с реальностью в одну неделимую кучу, а теперь вовсе став чем-то отдельным и самобытным. И самым назойливым из всех был он.       — Ты сильно похудел. И глаза покраснели.       Фальшивое беспокойство. Даже с трудом различая действительность, Рафаэль всё ещё мог это понять. В обычной жизни это не стало бы проблемой, но сейчас, когда день и ночь смешались воедино, ему становилось всё труднее чувствовать эту разницу.       — Ты — не он, — ответил Рафаэль без особых эмоций, — оставь меня.       — Я этого не говорил.       Верно. В ответ на вопрос, заданный однажды Рафаэлем, этот человек ничего не сказал, но, казалось, само отсутствие ответа всё доказывало. Рафаэль не хотел верить, что это Уильям, но очень боялся, что это может оказаться правдой, так что в собственных мыслях называл его просто «оно».       Оно совсем не отличалось от черноволосого принца: такие же тёмные глаза, густые брови, та же улыбка. И всё-таки что-то в нём было не так, однако вычленить что-то конкретное из его образа Рафаэль не мог. Была ли эта неестественность результатом его исказившихся воспоминаний об Уильяме, или вовсе истинным характером почившего принца — неизвестно.       Не раз и не два Рафаэль говорил о том, что оно фальшиво, подолгу объяснял, как сильно тот мешает, и просил уйти. Но оно не слушало, будто чувствуя, что и сам Рафаэль не до конца верит собственным словам. Быть может, так всё и было — он не верил и настойчиво видел в этом человеке Уильяма, но вместе с тем отвергал, из-за чего сам окончательно запутался.       — Элли…       — Всё нормально, иди, — не в силах снести больше это обращение, Рафаэль постарался очередной раз выпроводить настойчивое видение.       По какой-то причине ему это удалось. Оно несколько секунд беспокойно теребило подолы собственной одежды, а затем тихо растворилось в воздухе, будто кроме Рафаэля тут никого и не было. В действительности всё так и было, он тут один, но даже так вдруг свалившееся на него чувство одиночества ощущалось острее.       В полумраке Рафаэль шумно выдохнул. Кому он подыгрывал каждый день в перерывах между издевательствами Астера и состоянием невменяемости? Галлюцинациям или самому себе? Для кого он делает вид, что держится? И сколько ещё это будет продолжаться? Рафаэль до конца не понимал и в глубине души не хотел понимать. Он настолько устал от собственной беспомощности и бесполезности, что единственное, что занимало все его мысли, было оставить всё и, наконец, сломаться, как и просил Ассель.       Рафаэль здесь уже достаточно долго, чтобы перепробовать всё, что только можно было.       Сначала был период, когда ему казалось, что всё нереально. Он отрицал происходящее, хотя, казалось бы, пытаться оправдать нечто подобное невозможно. Затем он злился, мечась из стороны в сторону с такой силой, что кожа на запястьях становилась похожа на одну большую кровоточащую рану, из-за чего на следующие сутки доза наркотиков увеличивалась. Позже он пытался подстроиться под Астера, выпытать у него цели и мотивы, обещал исполнить всё, что только прикажут. Но Астер никогда не отвечал на вопросы, увиливал или вовсе уходил, вновь оставляя Рафаэля наедине с собой, из-за чего его с головой накрывала безысходность. И хуже всего то, что Рафаэль потихоньку стал понимать, как мало от него зависит.       Всё с самого начала было так. Рафаэль, чьи руки никогда не касались чужой крови, всегда был под чьей-то защитой. Он ни разу не смог сделать всё сам, без поддержки приставленных или Джинджера, и даже тот план с убийством дракона придумал Уильям с помощником. А единственное решение, которое он принял сам, не подняв в тот день меч на дракона, было продиктовано волей Хель. Что же тогда остаётся ему самому? Что он сделал за всё это время? Следовал чьей-то воле, бросаясь смелыми речами и обещаниями защиты, и только. Он всё это время ступал по тропе из цветов с повязкой на глазах. Слепой, глухой и совершенно слабый, как все те люди с площади, которых Рафаэль ненавидит, а вместе с ними и себя. И лишь на секунду он действительно почувствовал счастье — в тот вечер в библиотеке, когда последний раз видел Уильяма живым. Но раз уж этому счастью не суждено больше повториться, то к чему это бессмысленное сопротивление? Аттаче свидетель этого отречения — Рафаэль больше не станет противиться воле господа.       Будто почувствовав чужое отчаяние, в темницу снова пришёл Астер. В своих роскошных одеждах он совсем не вписывался в обстановку, создавая лишний контраст. Рафаэль взглянул на своего мучителя исподлобья. Изводившая Астера бессонница отпечатывалась на его лице хронической усталостью. Темные круги под глазами с каждым разом становились всё больше, а цвет лица стремительно ухудшался и обретал землистый оттенок. Сложно было понять, кого тут действительно изводили, до того изнеможённый вид был у Астера, но даже так он не пропускал больше двух дней, стараясь наведываться к Рафаэлю.       Позади Астера едва ли можно было заметить ещё одну фигуру. Следуя за мастером словно тень, Ассель так же казался полуживым. Блеск его волос исчез, мягкие локоны стали больше походить на солому, а губы, на которых Рафаэль часто задерживал взгляд когда-то, высохли и покрылись кровоточащими трещинами. В нём уже нельзя было узнать того человека, который клялся в верности, чуть ли не ползая в господских ногах. И даже хладнокровного предателя, наплевавшего на ту самую верность, тоже. Перед Рафаэлем стоял незнакомец.       — Ну, как ты тут? — будто невзначай спросил Астер, бедром опираясь о стол.       Рафаэль ничего не ответил, но мысленно заметил — сегодня у Астера хорошее настроение.       Такие дни, как этот, для Рафаэля были сродни выходным. Всего это случалось дважды, но даже с таким циклом он успел почувствовать разницу в отношении к себе: обычно раздражённый Астер становился спокойнее и разговорчивее, а в сопровождение брал только самых приближенных.       — Мне жалко эту девушку, — Астер положил руку на банку и немного наклонил её.       Рафаэль замер, безмолвно наблюдая.       — Но в её глазах я не уловил сопротивления, — содержимое едва заметно сместилось, прильнув к прозрачным стенкам. — Она не злится на меня, я в этом уверен.       В голове Астера всё давным-давно смешалось, и сейчас уже нельзя было отделить чёрное от белого. Казалось, его последняя черта, через которую нельзя было переходить, была где-то далеко — настолько, что и на лошади не добраться.       — Честно, мне уже так это всё надоело, — вдруг заявил он, и от этого признания внутри Рафаэля начала подниматься злость, — после той встречи я смог осознать многое, но ничего из этого не было благосклонно ко мне.       В воздухе повисло напряжение. Рафаэль на секунду завис, пытаясь осознать сказанное, но Астер не тот человек, которого можно было так легко понять.       — Даже ты сейчас смотришь так, будто я совершил что-то отвратительное.       Звон цепи эхом прошёлся по подземелью. Рафаэль неосторожно дёрнулся, когда их с Астером взгляды встретились. Искренне не понимающие глаза вызывали только отторжение. Неужели Астер действительно не осознает, насколько его поступки аморальны? Или он считает, что может творить такое? Рафаэль схватился за рубашку на груди, с силой сжимая.       — Ты всех предал, — выплюнул он, исподлобья сверля Астера взглядом.       Тот наигранно удивился. Казалось, будто именно этих слов он и ждал, будто ради этого и пришёл сегодня.       — Да нет же, — Астер отрицательно покачал головой, — это меня предали. Ты, кто не знает и половины всей правды, не имеешь права бросаться такими словами.       Рафаэль не шелохнулся. Быть может, он действительно ничего не знает, но это не означает, что ему нельзя было злиться. Астер Гризский — некогда бывший его братом и следующим солнцем, его недосягаемый идол и самый жестокий мучитель, мужчина, убивший отца и беременную сестру, и тот единственный, кто очень скоро возложит цветы в гроб самого Рафаэля.       — Ты всех предал.       Астер глубоко выдохнул. Похоже, сегодня он был готов рассказать чуть больше, и Рафаэль это чувствовал.       — Повтори ещё раз, а затем ещё и ещё, если хочешь.       По какой-то причине брошенные Рафаэлем слова сильно задели Астера. Никогда ещё он не терял контроль так легко.       — Ведьма мешала, а твоя женитьба с самого начала была моим решением. Очнись, я их не предавал.       Действительно ли Астер не мог понять очевидного? Или он так сильно не хочет быть злодеем, что отрицает весь ужас содеянного? Рафаэль видел это в его глазах. Тёмное и липкое море, в котором сам Астер утонул задолго до того, как смог это осознать, и теперь Рафаэль нагло воспользуется этим.       — Уильям тоже тебе мешал?       Астер в мимолётном порыве уже открыл рот, чтобы ответить, но в последнюю секунду передумал. Он глубоко задумался, будто пытаясь, прежде всего, дать ответ себе, но, видимо, правда всё же рвалась наружу, и с этим ничего нельзя было сделать.       — Да. — Твёрдо заявил он. — Больше, чем ты думаешь.       Рафаэль в глубине души догадывался. Подложенные в тот день иберисы чётко всплывали в памяти каждый раз, когда он смотрел на Астера. И если тогда это были лишь мысли, то теперь Рафаэль уверен, что никто другой не мог так сильно любить и ненавидеть Уильяма, как его собственный брат.       — А что? Хочешь поговорить об этом? Ну, так давай, заодно и расскажи, какие отношения вас с ним связывали.       Почти физически можно было ощутить, как сильно Астер злился, поэтому, отбросив все сомнения, Рафаэль задал главный вопрос:       — Зачем ты меня пытаешь?       Молчание. Глаза Астера вдруг округлились от шока. Казалось, он был действительно ошарашен.       — Пытки? — будто не поняв с первого раза, переспросил он, — Рафаэль, ты, видать, совсем недалёкий. Тебя здесь и пальцем не тронули. Мне нужно лишь одно — чуть-чуть ослабить твою волю. Хотя, — Астер подхватил Рафаэля за подбородок, — если ты так этого желаешь, можем отрубить тебе пару конечностей, но мне бы не хотелось менять твою судьбу слишком сильно.       Рафаэль стиснул зубы. Он смотрел на перекошенное от раздражения лицо Астера, ощущал на себе пальцы, которые с силой давили на челюсть, и встречал взгляд, в котором явно читалась эта всепоглощающая жажда превосходства. Теперь он окончательно понял — Астер видит себя наравне с богом.       — Да и изначально я очень старался тебя не втягивать. Ты всего лишь ребёнок, который должен был оставить всё взрослым, но твоё внезапно проснувшееся чувство долга только всё запутало.       По темнице прошёлся тихий смех       — Ты играл со мной.       — Я играл с каждым, Рафаэль, — ответил Астер, — не считай себя особенным. Думаешь, твой братец-мямля сам смог достать реликвию? Или лацийская старуха просто так согласилась отдать полукровку? Или всё ещё считаешь, что твой Ассель действительно из вольных городов? Да даже все те, кто был против тебя на совете, сделали это по моему приказу.       Рафаэль почувствовал невыносимую горечь. Всё это время он был лишь интересной игрушкой в руках Астера. И если происходящее было не божьим замыслом, а частью плана, тогда что было реальным?       — Зачем? Ты бы всё равно получил трон.       — Спроси это у Уильяма, в последнее время вы часто ведёте беседы.       Заметил. Как бы Рафаэль ни был осторожен, как бы сильно ни старался не произносить это имя вслух, видимо, не смог. Астер всё понял, и теперь получил ещё один рычаг давления.       — Это последний раз, — сказал Астер, а затем замахнулся и кинул в стену — точно над головой Рафаэля — небольшой фарфоровый горшочек.       Тот разлетелся в разные стороны множеством мелких осколков, и в скудном свете факелов Рафаэль увидел, как в воздухе медленно расходится какая-то пыль. Сперва Рафаэль подумал, что это очередной наркотик, и, к своему ужасу, внутренне даже обрадовался, но затем увидел напротив лицо Астера. Прикрывающий рукой ухмылку он продолжал сидеть на столе, внимательно наблюдая за своим подопечным.       — Что это?       — Это? — спросил он и, после недолгого молчания, продолжил: — прах ведьмы.       Взгляд его вдруг стал серьёзнее, а и без того прищуренные глаза стали ещё уже. Астер будто ждал чего-то, пристально изучая чужую реакцию.       До Рафаэля не сразу дошёл смысл сказанных слов, поэтому он молча наблюдал, как пепел медленно оседает на его руках. Светло-серый, неоднородный на ощупь, пахнущий огнём.       Внезапно Рафаэля захлестнуло чувство неминуемой гибели. Он будто полностью потерял контроль над собой. Возникла одышка, сердце бешено забилось, грудь сдавливало, руки и ноги начали беспорядочно дрожать. В один момент воздух полностью исчез, Рафаэля будто схватили за горло и душили с такой силой, что из глаз брызнули слёзы. Он отчаянно пытался вдохнуть, но ничего не получалось, а затем, стоило ему вновь увидеть на своих дрожащих руках пепел, всё повторялось вновь.       Это длилось долгие двадцать минут. Приступ паники то утихал, то вновь нарастал. Периодически состояние Рафаэля ухудшалось: ему чудилось, что он тонет, затем он ясно ощущал скорую смерть, а потом и вовсе на несколько секунд отпустил нить сознания. За этим всем наблюдал Астер. Так же внимательно, как если бы проводил одно из своих исследований. Казалось, дай ему волю, и он зальёт Рафаэля формалином, поставив на полку к остальным своим экспериментам.       — Обидно, что я не смог ничего изменить, — спустя какое-то время заявил Астер, — но я знал, что так и произойдёт.       Рафаэль уже не пытался постичь мысли этого человека. Он, лёжа на сыром полу своей камеры, лишь хотел вновь обрести способность нормально дышать.       — Дам один совет — болтливому ребёнку язык отрубают, — приложив указательный палец к губам, произнёс Астер.       Неожиданно металлическая дверь открылась и в камеру проскользнула служанка. Невысокая и худощавая, с собранными в пучок волосами и холодным взглядом. Рафаэль сразу узнал эту девушку. Они столкнулись лишь однажды на какие-то доли секунды. Она была с Калистой, когда он в последний раз посетил её перед казнью. Тогда она показалось ему не такой значительной, чтобы запоминать её имя, но теперь, когда Рафаэль стал немного разбираться в приближенных Астера, это было бы кстати.       — Ваше Величество, — обратилась она к Астеру, — всё готово.       Рафаэль поник. Величество? Значит, ему всё же удалось взойти на престол? Рафаэль совсем не так представлял следующего правителя своей страны. Хотя мысли о том, что трон займёт Астер, всё же были, он никогда не задумывался об этом всерьёз. Однако теперь, зная его истинную натуру, он был разбит.       — Займись им, — жестом показав на Рафаэля, Астер широкими шагами направился к выходу.       В камере резко опустело. За Астером удалился и Ассель, которого, конечно, теперь следовало называть Йота, однако для Рафаэля это было слишком тяжело. Ассель, прежде чем уйти, бросил непонятный взгляд, но всё же удалился, вновь показывая свою псовую сторону.       Когда дверь открылась, Рафаэль разглядел и Каппу, который сопровождал его в тот день. Огромный мужчина не растерял своей суровости и до сих пор выглядел весьма угрожающе.       — Моё имя Тета, — Рафаэль вздрогнул от испуга, когда девушка начала говорить.       Её тонкий голос прорезал тишину, она поклонилась, а затем достала из бокового кармана своей формы связку ключей.       Рафаэль не мог поверить, что это происходит. За последнее время звук проворачивания ключа в замочной скважине был настолько желаемый, что слышался в наркотическом бреду. И вот теперь он наяву видит, как кандалы падают с его запястий, обнажая израненную кожу. Теперь его руки едва ли можно было назвать нормальными. Некогда красивые тонкие запястья, которые было трудно отличить от женских, сейчас больше напоминали рабские. Если бы только он знал, как они будут выглядеть, может, не стал бы ненавидеть их так сильно в юности.       — Прошу, следуйте за мной.       Рафаэль сделал первый неуверенный шаг, затем второй и третий. Казалось, цепи всё ещё сковывали его, мешая двигаться, отчего каждый шаг давался ему с трудом. Тета же терпеливо ждала его у выхода. Ровно там, где ещё пару часов назад хотел оказаться Рафаэль.       Они покинули камеру несколькими минутами позже. Снаружи, оказалось, ждал Каппа, чтобы их сопроводить. Обычно Астер не брал его с собой, предпочитая себе в охрану другого мужчину. Тот был чуть ниже, имел густую бороду и почти никогда не показывал своих эмоций. Несколько раз в разговоре Астер упомянул его имя — Сигма — и тогда Рафаэль понял, как отличать слуг Астера, от обычных.       Тета шла впереди, показывая дорогу, а Рафаэлю только и оставалось послушно идти за ней, ведь позади всё ещё был Каппа. Какое-то время они шли по длинному коридору, где не было ничего, кроме факелов на сырых стенах. Оказалось, камера, где Астер держал Рафаэля, была в самом конце: изолированная от внешнего мира, тёмная и мрачная — так он её запомнил. В очередной раз Рафаэль подумал, что рад выбраться от туда, даже если сейчас его ведут на плаху. А в том, что это было именно так, он не сомневался.       В конце коридора была ещё одна тяжёлая дверь. Своими силами Тета с трудом её открыла, несколько раз наваливаясь всем телом. За ней была винтовая лестница, бесконечно ведущая вверх, по которой Рафаэля пришлось почти тащить — ноги не справлялись. Он слез с рук Каппы только когда Тета остановилась перед какой-то комнатой.       — Нам сюда.       Рафаэль осторожно вошёл внутрь. Каппа остался снаружи.       Комната оказалась просторной: в ней почти не было ничего лишнего, соблюдался порядок. Окна выходили на солнечную сторону, поэтому сейчас ее щедро заливали лучи заходящего солнца. Рафаэль давно не видел ничего подобного. Окружённый тьмой, время он определял лишь по смене караула, а секунды мог отсчитать с помощью воды, капающей с потолка.       Он осмотрелся. Широкая кровать, кофейный столик, банкетки, письменный стол и софа. Почти всё, как в его прежней комнате. Рядом с кроватью находилось большое зеркало. Рафаэль подошёл к нему, пока Тета бегала туда-сюда. В отражении он увидел исхудавшего, бледного и уставшего себя. Ещё совсем недавно он был совсем другим: складным, румяным, немного занятым, но вполне здоровым. Время, проведенное в подземелье, оставило свой след.       — Господин, — позвала его девушка, и Рафаэль последовал за ней в купальню.       Тета начисто вымыла его, натёрла душистыми маслами вперемешку с какими-то травами, затем причесала запутанные кудри, вплетая в них тонкие платиновые колечки разной формы, а в конце подготовила костюм. Одежда была вовсе простой: шёлковая блуза на завязках, больше напоминающая халат, и из такого же материала брюки. Ткань переливалась на свету, словно настоящий жемчуг, а на ощупь была холодной и скользкой.       Стоя перед тем же зеркалом, неожиданно Рафаэль вспомнил день собственной свадьбы, когда его так же усердно готовили и наряжали. Тогда он без конца пил вино, лишь бы не поддаться собственным желаниям и не сбежать. Теперь же, мысленно прощаясь со всеми, он жалел, что так и не сделал этого. Следовало бросить всё, похитить Уильяма и сбежать из Гриза, а затем счастливо жить где-нибудь далеко, обрабатывать землю своими руками, возможно, держать скот. А что теперь? В каком они оба положении? Успокаивало лишь одно — скоро встретятся.       — Вам пора, — сказала Тета, накидывая на плечи Рафаэля лёгкую мантию.       Каппа сопроводил их из дворца и очень скоро они стояли перед небольшим сооружением. Снаружи оно было похоже на укреплённый бастион: прямоугольный, небольшой, причудливо украшенный и увенчанный сложным куполом. Здание снаружи полностью облицовано плитами цветного мрамора: белого, красного и черного, — образующими сложные узоры.       Внутри капелла оформлена в пышном стиле — с фресками, иконами и позолотой. Рафаэль поднял взгляд. Огромный прямоугольный зал со сводами овальной формы, разделённый на две части мраморной оградой. Там, на высоких сводах — фрески с изображением церковных сюжетов. Посреди зала стоял престол — невысокий столик на четырёх ножках перед алтарной апсидой, покрытый белой тканью. Стены были прорезаны большими окнами: два со стороны входа, ещё по шесть окон обеспечивали доступ света и воздуха внутрь со стороны боковых стен. Если бы не обстоятельства, Рафаэль бы часами разглядывал фрески на стенах и потолке — до того великолепными те были — но толкающая его в спину рука Каппы всё портила.       Астер поджёг лампаду и поставил на престол. В воздухе сразу же запахло какими-то травами. Неожиданно для себя Рафаэль почувствовал необъяснимую радость — будто он нашёл то, что упорно искал всё это время. Сердце его забилось быстрее, вспотели ладони, он уже не мог найти себе места, лихорадочно оглядываясь вокруг. Но вопреки ожиданиям, в капелле не было никого, кроме Астера и его приближенных. Конечно, там было несколько человек, которых Рафаэль видел впервые, но к ним он ничего не чувствовал.       Радость быстро прошла, когда Астер жестом подозвал его к себе.       — Садись, — сказал он.       Рафаэль спиной прильнул к престолу, однако тот был слишком высокий, чтобы он смог взобраться с первого раза. Сделав ещё две неуклюжие попытки, Рафаэль собирался развернуться и залезть другим способом, но руки Астера не позволили ему это сделать. Подхватив Рафаэля за талию, он усадил его на престол одним коротким толчком. Через тонкую ткань брюк Рафаэль сразу же почувствовал холод мрамора, на котором сидел, не спасало даже покрывало, заранее постеленное сверху.       Астер аккуратно развязал первый узел на одеждах Рафаэля. От неожиданности тот вздрогнул. Неужели перед смертью его ещё и изнасилуют? Он попытался отстраниться, но Астер взглядом дал понять — следовало сидеть смирно. Его холодные руки скользнули ниже по шёлковым тканям, принимаясь развязывать следующий, а затем ещё и ещё, пока чужая грудь полностью не обнажилась. От этих действий Рафаэль оцепенел. Он ожидал чего угодно, но не этого.       — В доме господа мы совершим грех, — прошептал Астер так, чтобы это осталось лишь между ними.       Рафаэль в тот момент оцепенел от ужаса. Немногим ранее он заметил разнообразные ножи и кресты, инкрустированные драгоценными камнями, так что теперь он понятия не имел, что Астер собирается с ним делать.       Тета подошла почти бесшумно. Держа в руках поднос, на котором стояла серебряная пиала, она молча ждала приказов. Астер заметил её не сразу. Только когда ему это понадобилось, он повернул голову, в этот же момент, наткнувшись на неё. С подноса он взял ёмкость, в которой Рафаэль смог разглядеть какую-то жидкость, и протянул вперёд.       — Пей, — приказал Астер, с силой ухватившись за затылок Рафаэля.       Отвернуть голову он никак не мог, и в целом сопротивляться было бессмысленно, так что он покорно принял из рук Астера пиалу с чем-то похожим на молочный чай. На вкус это оказалось не так уж и плохо: что-то ореховое с мягким послевкусием.       — Что это?       Астер не стал умалчивать, так что после недолгой паузы ответил:       — Маковое молоко.       С того же подноса, на котором Тета приносила маковое молоко, Астер взял небольшую коробочку, из которой достал подвеску с ярко сияющим голубым камнем. Рафаэль видел украшение лишь однажды, когда на совете его представил Григорий, но даже подумать не мог, что то, что Император называл реликвией, вскоре окажется здесь.       Астер нажал на серебряную окантовку, и камень с щелчком выпал ему в ладонь. Заметив растерянность на лице Рафаэля, Астер решил объясниться.       — Он подчинит твою волю короне.       Секунда и короткий закруглённый на конце нож оказался в руке Астера. Рукоять ничем не была украшена, но на самом лезвии виднелись кем-то неаккуратно выцарапанные символы. Рафаэль инстинктивно отстранился.       — Не дёргайся, я сделаю только один маленький надрез.       Но не успел он и кончиком ножа коснутся кожи, как в капеллу с шумом ворвался запыхавшийся слуга.       — Ваше Величество! Монстр вырвался! — кричал он.       Астер сжал губы, стараясь сдержать поднимающуюся внутри него ярость.       — Плевать, сейчас важнее другое.       — Он… — начал было слуга, как стены затряслись, а с потолка посыпались камни и пыль.       Рафаэль заторможено наблюдал, как святые лики расходятся трещинами, и как стекла в окнах вылетают с громким звоном.       — Ваше Величество, нужно уходить, — сказал только что подошедший Ассель.       — Я не закончил, — выругался Астер, а затем крыша двинулась и начала подниматься вверх.       Все шокировано смотрели, как большой чёрный дракон возвышался над капеллой. Высотой с десять метров он полностью закрывал собой луну.       — Чёрт, — прошипел Астер и насильно запихнул камень в рот Рафаэлю, — неважно, глотай!       Рукой он зажимал чужой нос и давил, чтобы тот точно проглотил. Но Рафаэль чувствовал, сделай он это, то больше никогда не сможет освободиться, так что, собрав все силы в руках, он оттолкнул Астера от себя.       — Ваше Величество! — напугано крикнул Ассель, бросившись поднимать своего мастера.       Рафаэль почувствовал, что это его единственный шанс и бросился бежать. Однако первый же шаг его подвёл — ослабевшие ноги запутались, и он рухнул на землю с громким хлопком. Лишь внезапно проснувшееся в нем желание жить заставило его подняться.       — Стой! — крикнул Астер.       Рафаэль остановился, но лишь на секунду, и в тот же момент его язык пронзила резкая боль. Сравнить это можно было лишь с раскалённым железом, плавящим плоть. Ему будто выжигали метку глубоко внутри рта. Он последний раз обернулся и, поднеся ладонь к подбородку, демонстративно выплюнул в неё камень. Взгляд Астера в тот момент был непередаваемый. Гримаса злости, отчаяния и шока надолго застрянет в памяти Рафаэля. Ассель же смотрел сквозь, будто увидел призрака.       — Ваша Светлость, — женский голос, которого Рафаэль ранее никогда не слышал, — сюда!       Он повернулся и замер. Перед ним, зажимая кровоточащий бок, стояла она.       — Нэла?       Рыжая служанка, одетая в потрёпанную темную одежду, совсем не была похожа на прежнюю себя.       — Скорее, — послышалось откуда-то сверху.       Нэла протянула руку и помогла Рафаэлю взобраться на полуразрушенную стену капеллы. Он поднимался по обломкам с фресками, которые не так давно с изумлением рассматривал. Ассель и Каппа попытались остановить их, но Камаль не позволил им подойти близко, клацая зубастой пастью почти перед самыми их носами.       Когда Нэла протолкнула Рафаэля на спину дракону, он заметил там незнакомого человека. Ростом чуть ниже Рафаэля, стройного телосложения, он был одет в тёмно-синий плащ, который традиционно носили рыцари дворца, высокие кожаные сапоги и маску, закрывающую всё лицо.       — На юго-запад, — сказал он, и Камаль в ту же секунду расправил большие чёрные крылья и поднялся в воздух.       Уже с высоты наблюдая за тем, как Астер в ярости раздавал пощечины своим приближенным, Рафаэль расслабился. Неужели он, наконец, свободен? Сколько времени прошло с того момента, как его заперли в глубоком подземелье? Что ему теперь делать? Он крепко сжимал шипы, растущие из позвоночника дракона, и думал, но долго наслаждаться тишиной ему не удалось.       — Отдайте камень, — тонкий голос едва вошедшего в пубертат парня.       Рафаэль поднял на того взгляд и без колебаний вложил камень в протянутую руку незнакомца, а тот, не думая и секунды, достал из-за пазухи карманные часы и спрыгнул со спины дракона. Когда Рафаэль посмотрел вниз в следующий раз, незнакомец исчез. Их встреча была очень спутанной и довольно короткой, но Рафаэль был благодарен, и по какой-то причине он чувствовал, что тот человек ему близок.       — Кажется, это конец, — тихо сказала Нэла.       Рафаэль сразу же забыл о тайном спасителе, который, к тому же, мог управлять Камалем. Для себя он решил, что подумает об этом позже. Гораздо важнее сейчас была Нэла. Рафаэль до сих пор не мог поверить, что всё то время, которое они провели вместе, она не была немой. Из-за этих мыслей, он начал сомневаться во всём.       — Кто вы такие?       — Меня воспитал ваш отец, чтобы защищать вас, — принялась объяснять она, — позже, когда вернётесь в Балуа, дворецкий расскажет вам об остальных.       Рафаэль кивнул.       — Нужно на восток.       Нэла резко побледнела и принялась отрицательно качать головой.       — Нет, тот мальчишка запретил.       — Тебе плохо, — Рафаэль заметил нездоровый цвет лица девушки, — вниз.       Камаль, почувствовав хозяина, стал медленно снижаться.       — Со мной всё хорошо, оставьте меня здесь, — попросила Нэла, когда они уже были на земле.       Бескрайнее поле тюльпанов радушно встречало их. За всей этой суматохой они даже не заметили, как солнце уже начало подниматься.       — Нет, давай найдем деревню, — просил Рафаэль, но девушка лишь тепло улыбалась.       — Простите.       Она убрала от себя окровавленную руку и Рафаэль понял, насколько всё было плохо.       — Прошу, — принялся упрашивать он, но все попытки были безуспешны, она качала головой.       Спустя время он аккуратно уложил Нэлу себе на колени, а та, будто поддавшись сонливости, начала потихоньку проваливаться в сон.       «Невероятно, — подумал Рафаэль».       Никогда ещё цветы не казались ему настолько прекрасными. Сидя здесь, на залитой светом восходящего солнца поляне, он окончательно понял, что сошёл с ума. В своих руках он, казалось, сжимал саму смерть: хрупкая девушка, хватающая его за одежду, стремительно бледнела.       Она стала его личной служанкой в девятнадцать. Будучи сиротой, она не умела читать и писать, да и в дом герцога попала случайно. Побитая жизнью калека с тяжёлым детством, вот такая она — немая Нэла. Вечно заплетённые рыжие волосы сейчас волнами ложились на бутоны тюльпанов и на окровавленную руку Рафаэля. Мягкость её кожи, тускнеющие с каждым мгновением карие глаза и железный запах крови, в воздухе смешавшийся с ароматом цветов.       Эти ощущения свободы и горечи были весьма яркие — настолько, что списать их на галлюцинации от наркотиков было невозможно.       — Тот мальчишка… — прошептала она, — вы бы только его видели…       Рафаэль наблюдал, как её глаза закатываются, а грудь перестаёт вздыматься. Это действительно был конец. Немой Нэлы больше нет. Она умерла на руках своего господина.