Невыносимо

*** – Арина, Сёма, мы едем домой! – грозно сказала Оля, наконец отыскав детей. – А папа? – А папа работает, не будем ему мешать. – с этими словами они вышли с подстанции и сели в машину. Оля раздела детей, помыла руки и подала обед, макароны с сосиской. – Мам, а почему они в кучу слиплись? – спросила Арина, ковыраясь вилкой в тарелке. Оля кормила Сёму с ложки, правда, вместо сосиски у него была котлета на пару. – Не хочешь, не ешь. – А вот папа бы сделал нормальные. – бросила Аринка и сползла под стол, опасаясь гневной реакции мамы, а затем серьёзно спросила. – Папа больше с нами жить не будет, да? – Аришенька, конечно, будет. – неуверенно ответила Оля и подумала. – Наверное. Доев сосиску, Ариша убежала в комнату и забралась на кровать: девчонку панически трясло от одной только мысли, что у папы может быть "другая тётя". Ужасающе страшное потрясение для сознания ребёнка пяти с половиной лет. До самого вечера она так и просидела, закрывшись от всего мира, в своей комнате. Паша пришёл ближе к девяти вечера, когда Сёмка уже спал и наблюдал тридцать третий сон, а Оля, погрузившись в раздумья, пыталась переварить случившееся. – Я дома! – воскликнул он, ожидая, что темноволосая кудрявая девчонка тут же бросится к нему на шею, но этого не произошло. – Оленька, – это тебе, – он протянул ей букет красных роз, но она лишь отбросила "веник" в сторону, – Ясно. А Ариша где? – В детской. – отстранённо ответила Ольга. Паша стремительно направился в комнату, и увидел шокированную девочку. – Тук-тук, к тебе можно? – Уходи. – А сказку от папы, м? – Не хочу. Ты плохой. – Воображение Ариши рисовало родного папу в смокинге и какую-то блондинку в подвенечном наряде, и это вызывало у неё чувство омерзения. Представлять кого-то, кроме мамы рядом с Пашей мучительно. – А почему я плохой? – Ты любишь другую тётю. – Аришенька, я очень-очень сильно люблю тебя и твою маму, какая другая тётя? – Не знаю. Наверно, красивая. – фыркнула Арина и завернулась в плед. Поняв, что Ариша потрясена, Павел вышел из комнаты и не придумал ничего лучше, как поговорить об этом с супругой. – Оль, ну это уже слишком. – Арефьева демонстративно молчала, выжидая, когда тот продолжит пламенную речь. – Ты зачем настроила дочку против меня? – Чего!? Рыков, ты больной, тебе лечиться надо, и, кстати, с сегодняшнего дня ты спишь в гостиной или в комнате, куда мы думали переселить Сёмку. Короче, где угодно, только не со мной. – Закончив повествование, Оля осторожно заглянула в спальню дочки и присела рядышком. – Аринка, ты грустишь? – мягко спросила она, пытаясь понять, в каком малышка состоянии. Но девчонка ничего не отвечала, находясь в оцепенении, ею овладел какой-то паралитический страх за то хрупкое, что когда-то называлось семьёй. В её светлой детской головке совершенно не было места для третьих лиц и понимания, что делать дальше: обоих родителей она любит одинаково, и если сейчас отец исчезнет, то как тогда жить? – Ты не волнуйся, мы с папой просто немножко поссорились, но это не значит, что папа плохой человек или что он тебя не любит, понимаешь? – Угу. – кивнула девчонка и прилегла на Олины колени, восстанавливая дыхание. Арефьева нежно поглаживала её по голове, а затем ласково спросила: – Почитать тебе сказку? – Не, там опять наврут про "долго и счастливо". – безрадостно произнесла Ариша. – Я сама усну, ты только не уходи. До самого утра Оля сидела рядом с подросшей дочкой, почти не смыкая глаз и на утро полушёпотом сказала: – Садик переносится.