Невыносимо

*** – Мамусик, – Маша нежно погладила Олино предплечье, – ты только не ругайся. – Оля зыркнула на неё сквозь очки, и Маша тут же потупила взор. – Что ты натворила? – Это я взяла твою карту. – призналась девчонка. – От гнева у Арефьевой выступали вены на шее, кровь пульсировала настолько сильно, что даже шея покрылась пятнами, образуя большой конгломерат из пунцовых пятен. Ярость настолько ею обуяла, что она отвесила дочке затрещину и упивалась собственным величием. Маша громко рыдала, пытаясь оправдаться и добиться доброго расположения мамы, но Оля не слышала ничего. – Ты хоть понимаешь, что на эти деньги мы могли купить продукты!? Одежду тебе!? – кричала она настолько интенсивно и выразительно, что Сёма вышел из комнаты и от греха подальше развёл их по разным углам. – Бестолочь малолетняя! Совсем уже крыша поехала со своим телефоном! – От обиды и неумения противостоять матери, Маша тихо забилась в угол, и чтобы заглушить боль, укусила собственную руку. Сёминого упорства и дипломатии надолго не хватило, Арефьева подошла к дочери и ударила её ладонью. – Мама… – с надрывом произнесла девчонка, захлёбываясь слезами. Оля рухнула на пол, по щекам рекой катились слёзы. Она сорвалась. Впервые в жизни позволила себе не только повысить голос на детей, но и поднять руку. – Прости меня, солнышко. – теперь уже Арефьева вымаливала прощение у дочки, рыдая и пытаясь выстроить контакт. – Я не хотела. – Но сделала. – буркнула Маша, после встала, демонстративно положила телефон на стол и ушла в комнату. *** К вечеру, когда дети уже спали, Оля никак не могла уснуть и ворочалась в кровати. – Что случилось? – осторожно спросил Паша, обнимая её за талию. – Рыков, я чудовище. Я Машку сегодня ударила. – Паша вопросительно на неё посмотрел, и рука его была убрана с талии. – Я просто устала. Эти десять тысяч, которые она спустила на свои игры без моего ведома, стали последней каплей. За последний месяц столько херни произошло, что я не знаю, как жить эту жизнь. Я ничего не понимаю, Паша. – Тебе следует меньше работать, Оль. – Он подал ей пачку сигарет, зажигалку и пепельницу. Вообще-то, он не приветствовал пагубную привычку, но сейчас он не видел иного варианта, чтобы привести жену в состояние душевного спокойствия. – Тут работа не при чём, – Оля затушила окурок, сглотнула нервный ком и продолжила, – я не хотела раньше говорить, но когда я увидела этого Сергея Алексеевича, у меня как будто мир остановился и всё, чего я хотела, так это того, чтобы «это» никогда не случилось с Ариной. – Но это случилось? – Павел уточнил это несколько дежурно, ответ он и сам прекрасно знал. Особенно после того, как нашел в постовом ящике приглашение на допрос. Он давно всё узнал. – Его закрыли. Я вздохнула спокойно, и тут Маша со своими алмазами. – Олька, – с болью произнёс мужчина, – мы с тобой должны держаться вместе, слышишь?