Муза (Musa)

And now he's so devoid of color He don't know what it means And he's blue Halsey

В университете занятия делились на обязательные, факультативные и специализированные предметы. Количество учебных часов превалировало в сторону, очевидно, обязательных предметов. За каждый такой предмет в течение семестра начислялось определённое количество баллов, которое в сумме помогало как при экзамене, так и при получении диплома. Факультативы — это предметы, которые не имели прямого отношения к получаемой специальности, но за них также можно было получить оценочные баллы. Это не обязательно. Ничего не произойдёт, если вы в конечном итоге не выберете этот предмет. Однако, важно помнить, что в вашем учебном плане к концу года так или иначе должно стоять определённое количество факультативных баллов. Специализированные предметы были напрямую связаны с выбранным вами направлением, и им требовалось уделять особое внимание. В Сеульском университете танцевальное направление не считалось специализированной отраслью как таковой. Танцы являлись частью исполнительского искусства, которое включало в себя несколько предметов сразу. Поэтому, выбирая направление «исполнительное искусство», необходимо было набрать баллы по всем предметам в отрасли. Этот факт немного раздражал преподавателей танцев, так как, по их мнению, уже одно понятие «танец» включало в себя достаточно ответвлений. И было возмутительно то, что этому не уделяли должного внимания, сливая с другими спец. предметами. Поэтому многие преподаватели поощряли своих учеников на перевод в другие заведения. Учебная программа была построена так, что на потоковой лекции могли быть собраны студенты старших курсов, первокурсники и студенты-специалисты. Всё зависело от предмета. Таким образом, студенты получали опыт социального взаимодействия не только среди одногруппников, но и других ребят. Курс «Введение в антропологию искусства» являлся обязательным предметом на факультете искусств, независимо от направления и конечной специальности. Ещё момент, о котором стоит упомянуть: курс можно было пройти на любой ступени обучения, первый год обучения или выпускник — неважно. Но, опять же, следовало помнить, что этот курс был обязательным, поэтому, чтобы успешно закончить обучение в университете (или перевестись в другое учебное заведение), необходимо было набрать баллы за него. Минхо подумывал оттянуть момент с посещением курса как можно дальше, но, если он всё ещё хотел получить шанс поступить в Джульярд в следующем году, нужно было закрыть все обязательные предметы. Поэтому он сидел в аудитории с 13:00 вместе с Хёнджином и Феликсом, ожидая преподавателя. Тот был американцем и, к раздражению Минхо, не самым пунктуальным человеком в мире. В аудитории находилось около пятидесяти студентов, от первокурсников с музыкального направления до старшекурсников драматического. Некоторых из них Минхо видел исключительно по средам и пятницам, поэтому не собирался утруждать свою память подробным запоминанием лиц. Курс шёл с августа, и за всё это время они продвинулись только на две темы. Минхо это злило. Две темы за три месяца? В начале года профессор говорил им, что по плану они пройдут не меньше пятнадцати! Так Минхо никогда не успеет к поступлению. Если бы только он записался на курс раньше! — Это пустая трата времени, — проворчал Минхо, постукивая ручкой по столу. — Почему этот предмет вообще сделали обязательным? Мы за весь курс проходим только вводную часть. — Думаю, его сделали обязательным для того, чтобы заложить в нас основы на случай, если они нам понадобятся, — скучающим тоном ответил Феликс, рисуя в блокноте что-то похожее на кролика. — Сидя за партой танцевать не научишься, — настаивал Минхо. — И уж точно не научишься, изучая историю. — Ты слишком много жалуешься для того, кто хочет казаться взрослым и серьёзным, — заметил Хёнджин, заставив Минхо прищуриться, и тут же поднимая ладони, капитулируя. — Хён, прости, но ты правда ноешь. — Он прав, — согласился Феликс. — Возможно, мы ещё успеем нагнать материал, а в случае чего просто продолжишь курс в следующем году. То, что Минхо хотел поступить в Джульярд — не было каким-то секретом. Более того, многие были уверены в его успехе, так как он являлся одним из лучших танцоров. Его бы запросто приняли, кроме того, его дисциплина в отношении балета была причиной зависти огромного числа людей. Шарлотта приложила много усилий для этого. — Надеюсь, в Джульярде не будет такого мусора, — пробормотал Минхо и, когда дверь открылась, вздохнул. — Наконец-то. В аудиторию зашёл профессор Сэмюэл, американец, который преподавал предмет с такой страстью, что это было почти заразительно. Профессор вёл введение в антропологию у всего университета, и именно поэтому он всегда опаздывал. Иногда его занятия длились дольше необходимого и с такой страстью, что ему приходилось постоянно держать в голове, с кем он сейчас имел дело, чтобы случайно не уйти в дебри биологической антропологии для тех, кто занимался искусством. — Прошу прощения за опоздание. Добрый день, молодые люди, прошу достать свои сочинения, и мы начнём обсуждать прошедшее чтение, чтобы обговорить возникшие у вас чувства и сомнения и, конечно, подискутируем. Если и было что-то, что Минхо ненавидел почти так же сильно, как недисциплинированность, то это написание эссе в чёртовом формате АПА. Дело не в том, что он ленился делать домашнее задание, он всегда сдавал все работы вовремя, ничего не оставляя напоследок, но эссе — самое худшее, что можно было придумать. За свою жизнь Минхо написал больше сотни сочинений и ненавидел каждое из них. Возможно, это была больше практика, чем теория. — Передавайте ваши сочинения, и так я отмечу посещаемость, — уточнил профессор. — Начнём с ваших вопросов о чтении, а потом… Дверь распахнулась, прервав его речь. Все взгляды тут же переместились к источнику шума, Минхо, завидев вошедшего, сморщил нос. В аудиторию влетел растрёпанный, взмокший парень. И это несмотря на то, что на дворе была середина осени. Парень пытался отдышаться, как будто только что пробежал марафон, а его лицо было красным, словно спелая земляника. Это же какой наглостью надо обладать, чтобы прийти даже позже, чем вечно-опаздывающий профессор? — Джисон, серьёзно? — воскликнул тот, обернувшись. — Пройди и сядь, а то ты сейчас упадёшь. — Прошу… прощения, з-за… опоздание, профессор, — пытаясь отдышаться, сказал он, усаживаясь на свободное место. — Не мне тебя упрекать, просто сядь и сдай свое эссе. Минхо наблюдал за тем, как парень сел прямо перед ним, и поморщился, увидев, как тот споткнулся о собственные ноги, чуть не завалился на парту и всё же плюхнулся на стул. Хёнджин и Феликс, сидящие рядом, прикрыли рты руками, пытаясь скрыть хихиканье. Им доставляло удовольствие видеть, как Джисон выводил Минхо из себя. Вообще, глядя на его выражение лица, можно было подумать, что перед его носом находилась куча дерьма, которую он упорно продолжал вдыхать. Взяв эссе Феликса и Хёнджина и положив своё, он посмотрел на сидящего перед ним парня, который, казалось, собирался вывалить содержимое своего рюкзака на стол, пытаясь найти, очевидно, домашнюю работу. Это было отвратительно, правда. Судя по всему, он не стал утруждать себя поиском чистой толстовки, но как можно было не проверить наличие домашнего задания перед выходом из дома? Почему нельзя было рассчитать своё время так, чтобы не нужно было бежать сломя голову? Почему теперь Минхо должен был смотреть на это? — Прости? Можешь передать наши сочинения? — услужливо спросил он, постучав пальцем по чужой спине. Несмотря на то, что даже слепой видел, насколько Минхо неприятно его общество, тот не был груб с ним. Парень же ничего ему не сделал, по крайней мере, напрямую. Просто Минхо не нравилось, насколько тот был суетлив и беспорядочен. Парень обернулся, вздрогнув, прежде чем посмотреть на Минхо своими огромными глазами и слегка приоткрытым ртом. Да, он был красив. Зачем скромничать и отрицать очевидное? Минхо не нужно было кокетничать, когда кто-то делал ему комплименты, говорить, что они преувеличивали и всё в этом духе. Это же было не так. Он был красивым. Точка. У него был приятный профиль, тёмные глаза, которые, по словам Феликса, немного напоминали кошачьи. Губы — умеренно полные, очерченные, да, может быть, не такие красивые, как у Хёнджина, но Минхо мало это волновало. Его шоколадно-каштановые волосы всегда были разделены чётким пробором. В школьные годы, когда он экспериментировал с причёской, он позволял прядям беспорядочно спадать на лоб. Очевидно, что Минхо было не привыкать к реакциям окружающих. Парень казался таким же очарованным. Здорово, конечно, но он по итогу застыл, словно изваяние, к неудовольствию Минхо, не забирая их эссе. И теперь уже он сам смотрел на парня, пытаясь не морщиться. Его волосы были выкрашены в синий. Какого чёрта кто-то мог позволить себе такую безрассудную прическу? Это неправильно, неформально, неряшливо. И ладно бы, если в этом был какой-то смысл, ладно, если бы он осветлил их, перекрасив в естественный цвет, как, например, Феликс или Хёнджин. Но синий, серьёзно?! Минхо боролся с желанием закатить глаза и презрительно фыркнуть. — Может, всё-таки заберёшь их у меня? — спросил он, видя, что парень так и не пошевелился. Его глаза сияли. Чёрт возьми, они действительно сияли, как у щеночка. Парень натурально залип, да какого чёрта? — Я думаю, ты его сломал, хён, — всё ещё пытаясь сдерживаться и не засмеяться, сказал Феликс. — Может быть, когда он полетел в клумбу, в его мозгу случилось короткое замыкание? — прошептал сидевший рядом Хёнджин. Минхо обернулся. — Это тот самый парень, который упал ничком в клумбу? Слова Минхо, казалось, вывели его из оцепенения. К лицу прилила краска, и, пробормотав что-то невнятное, он посмотрел на трёх ребят перед собой, двое из которых пытались сдержать смех, а третий… он просто казался раздражённым его дерзостью, словно того факта, что он опозорился перед ним утром, было недостаточно. — Что ты хочешь, чтобы я сделал с этим? — спросил он, смотря на протянутые листы. Даже его речь была какая-то неряшливая. Парень говорил, запинаясь, чем выводил Минхо из себя. Тому пришлось на силу себя одёрнуть, досчитать до трёх и напомнить себе, что особенности других людей не должны раздражать его до такой степени. Это была не их вина. — Всё, забудь, — вздохнул он, поднимаясь. — Я сам всё отнесу. Джисон увидел, как Ли Минхо поднялся со своего места. Проворный, плавный, ни разу не спотыкаясь на ходу. Несмотря на то, что ему приходилось маневрировать среди рюкзаков, разбросанных то тут, то там, он словно не шёл, а летел. Он подошёл к столу профессора, сдавая то, что, возможно, было домашним заданием, которое Джисон не положил в свой рюкзак. Опять. Казалось, день уже просто не мог стать ещё хуже. Джисон вздохнул, с тихим стоном уронив голову на стол, отчего по крайней мере пять учеников вокруг него вздрогнули. Проходящий мимо Минхо одарил его неопределённым взглядом, усаживаясь на своё место. — Ну что, все всё сдали? — спросил учитель, заслужив коллективное угукание, за исключением отрицательного мычания Джисона, который даже не соизволил поднять голову с парты. — Ладно, давайте перейдём к вопросам, возникшим во время чтения. Никто не поднял руку, по крайней мере, так показалось Джисону. Он-то отвечать уж точно не собирался. Потому что признаваться, что он ни черта не понял в тексте, который он прочитал по диагонали вчерашней ночью перед сном… да, это было всего двадцать семь страниц, но Джисон едва ли мог вспомнить название этого текста. Он был уверен, что делал заметки, или, по крайней мере, пытался их делать. Джисон немного поспрашивал о тексте Чанбина, но тот заявил, что читал его когда-то, но что-то определённого о нём вряд ли вспомнил бы. — У меня есть вопрос, — послышалось сзади, отчего Джисон испуганно вздрогнул и сжался. — Автор текста упоминает, что Гелл хотел отделить антропологию искусства от других областей изучения, таких как история искусств и социология искусства. Мне непонятно, каким образом у него это получится. Это имеет отношение к эстетике и культурной ценности, которую придают науке? Это связано с субъективной интерпретацией и сентиментальностью, которую люди придают самому искусству? Мне также непонятно, есть ли разница между культурной ценностью, которую социология придаёт искусству и тем, как антропология видит искусство в обстоятельствах, в которых оно было создано. Джисон моргнул несколько раз, чувствуя, как перенапрягся его мозг в попытке обработать такой набор слов одновременно. А когда профессор Сэмюэл принялся давать длинное и очень подробное объяснение, Джисону показалось, что голова сейчас и вовсе взорвётся. Ему никогда не удавалось высказывать что-то подобное. Его вопросы, как правило, вращались вокруг комментариев, которые авторы давали другим авторам в своих произведениях. Джисону искренне не нравилось читать подобные статьи, потому что он особенно сильно чувствовал, что так ничему не научится. Он не мог запомнить подобного рода информацию. Половина их чтений была на английском, а когда удавалось найти корейский перевод — текст, казалось, становился только хуже. Но, несмотря на это, он был хорош в написаниях эссе. Слова словно сами текли и сочетались друг с другом. Да, Джисон не полностью понимал поставленный перед ним текст, но, заручаясь поддержкой Чанбина, он выдавал приемлемые результаты. Джисон так сильно погрузился в свои мысли, что полностью проигнорировал разглагольствования профессора и, только обернувшись, он увидел Чанбина, сидящего за парту от Хана, позади одного из блондинов, достающего ручку. Джисон в очередной раз пожалел, что опоздал, так у него хотя бы был шанс сесть рядом с другом. Снова развернувшись, Джисон уперся взглядом в стол, говоря себе, что нужно сконцентрироваться. Нужно записать все слова, что говорил профессор, все эти непонятные имена людей и как-то с ними связанные даты. Ну, или не нужно. Прислушавшись, Джисон понял, что профессор Сэмюэль в конечном итоге объяснял в более синтезированной форме то, о чём он читал прошлой ночью. — … тогда на этом мы закончим с вами тему об искусстве в антропологии. Нужно двигаться дальше. Да, ребята, я знаю, что мои занятия занимаюсь всего шесть часов в неделю, и из-за этого мы сильно отстаём, — услышав это, Джисон поморщился. Когда преподаватель начинал говорить о том, что они отставали по предметам — случались плохие вещи. Очень плохие вещи. В последний раз, когда преподаватель сказал нечто подобное, у Джисона случилось три панические атаки. В конечном итоге он потерял сознание прямо в аудитории из-за истощения от количества материала и домашних заданий, которые накопились за всего лишь один семинар. Конечно, это не было оправданием, но было бы здорово, если профессора хоть немного заботились о психическом здоровье своих учеников. Так что он просто откинулся на спинку стула, скрывая лицо в капюшоне. Он отчетливо слышал, как парень позади него громко выдохнул, непонятно, правда, из-за чего. Тоже так напрягает грядущая нагрузка? — Я решил, что из-за того, что мы отстаём, экзамена в ноябре не будет, — продолжал профессор Сэмюэл, заставив Джисона расслабиться. — Но вам придётся выполнить интеграционную работу в парах. Проект затронет темы, которые мы изучим до ноября, и когда придёт время, я распределю вас по группам, так что пока можете не волноваться. Что ж. Пока что всё складывалось не так плохо, как казалось Джисону. У него всё ещё было время мысленно подготовиться к проекту, так что ситуация его вполне устраивала. — Ну что ж, продолжим? Сегодня мы начнём изучать тему: «Искусство в Древней Греции», — Джисон чуть приподнялся, тема звучала намного интересней остальных. — Как мы все знаем, греки… Хан выпрямился только для того, чтобы обнять свой рюкзак, укладывая подбородок на ткань, наблюдая за профессором, который что-то рисовал на доске. Он полностью утонул в мыслях, представляя богов и богинь, устраивающих вечеринки, на которых музы танцевали и разыгрывали пьесы. Позади него Ли Минхо вместе со своим братом делал заметки в тетради, стараясь ничего не упустить, в то время как Хёнджин предпочёл листать ленту твиттера, справедливо решив, что всю недостающую информацию он почерпнет на следующем чтении. *** — Что значит ты забыл свой бандаж? — недоверчиво спросил Минхо, стоя рядом с Феликсом, который отчаянно рылся в своей сумке. — Я же сказал тебе проверить, всё ли на месте, прежде чем мы уйдём! — Не кричи на меня! Я всё проверял. Он точно был в сумке. Минхо сжал переносицу указательным и большим пальцами, считая до трёх, чтобы ненароком не задушить Феликса. Он повторял себе, что Феликс — его младший брат. О нём надо заботиться. Нельзя угрожать ему убийством. Просто сегодня была среда, и это и так нервировало. Просто сегодня занятия длились с 8 утра до 8 вечера. Но это всё ещё не повод убивать Феликса. Если бы тот забыл, например, трико или лосины — проблем бы не было. Минхо бы одолжил ему запасные. Да даже если бы он забыл пуанты. У них был один размер обуви, но бандаж… даже если бы тот был чистым — это немыслимо. Тем более, они не могли танцевать без него. На практиках наличие бандажа обязательно для танцоров-мужчин! — Вещи не двигаются сами по себе, Феликс, — спокойно сказал Минхо, не открывая глаз. — Если его нет в сумке, значит ты его не брал. — Я брал его, — прорычал парень. Он сидел на лавке возле института Искусств, роясь в содержимом своей сумки, а Минхо беспокойно стоял рядом, пытаясь не выйти из себя. У них пока оставалось время перед занятием, но даже Хёнджин уже ушёл, сказав, что ему нужно переодеться до того, как в раздевалку набьётся куча народу, пообещав Феликсу занять ему место. Минхо должен был пойти на трёхчасовую практику с Шарлоттой, а затем на трёхчасовую лекцию по истории балета, прежде чем поехать с Феликсом домой, у которого в это время должна быть лекция по исполнительному искусству. Среда правда очень долгий день, в котором почти не было перерывов, и пообедали они только сейчас. Если тётя Шарлотта узнает — она сделает им выволочку. — У меня будут проблемы, если я не найду свой бандаж, — заныл Феликс. — И я не успею, если побегу за ним домой. Минхо открыл глаза, смотря на беспомощное лицо брата, чувствуя жалость. Но да, Феликс был прав. У них не оставалось времени на то, чтобы вернуться домой за всем необходимым, даже если его отвезёт Минхо. До занятий оставалось десять минут. На машине они доедут за пять. Плюс, пять минут на дорогу назад, не учитывая времени на поиск, плюс, им ещё нужно было переодеться. Если тётя Шарлотта узнает, что Феликс забыл что-то столь важное, она разозлится. Тётя никогда не злилась на них в общепринятом смысле этого слова. Она иногда гримасничала, но всерьёз никогда не ругала. Лишь качала головой, указывая на ошибку и надеясь, что они найдут способ всё исправить и сделать так, чтобы подобного больше не повторялось. Минхо вспомнил все те два раза, когда та была очень расстроена из-за них. И, да, это были неприятные воспоминания. — Какова вероятность, что если я пропущу хотя бы один урок за всю мою университетскую жизнь, я не сгорю в аду? — совершенно серьёзно спросил Феликс, заставив Минхо ахнуть. — Для тебя или для средне-статистического студента? Потому что это две противоположности, — слова заставили Феликса со стоном зарыться в рюкзак. — Ликс, всё, что сейчас происходит — лишь следствие того, что ты невнимательно собирался. — Минхо, я собираю свою танцевальную сумку с тех пор, как научился завязывать шнурки, хорошо? Я проверял, и я точно знаю, что этот чёртов бандаж был в сумке! — воскликнул Феликс. Минхо закусил губу, раздражаясь таким обращением. — Я люблю тебя, но я всё ещё твой брат и твой хён, — тихо прорычал Минхо. Тон его голоса не был таким низким, как у Феликса, но менее пугающим не становился. — Достань свою чёртову голову из рюкзака. Это стыдно и отвратительно. Феликс подчинился, нервно проведя руками по волосам, бормоча извинения, всё ещё настаивая на том, что это не его вина, что у его бандажа выросли ноги, и он умотал из его сумки. — А у тебя нет запасного? — спросил Феликс, заставив Минхо сморщить нос. — О, да ладно, хён! Я же иногда мою и твой бандаж тоже, ну в чём проблема? — Носить чужие бандажи негигиенично, — проворчал Минхо, но всё же открыл сумку. — Ну я же не прошу тебя снять его с себя, — закатил глаза Феликс, раздражённый поведением брата, когда вопрос стоял о жизни и смерти. — Клянусь, такого больше не повторится. — Тоже самое ты говорил, когда забыл свои туфли, — пробормотал он, доставая из сумки две пары спортивных бандажей, показывая Феликсу. — Ладно, выбирай. Феликс на мгновение задумался, прежде чем взять один, сияя яркой улыбкой, отчего его глаза по форме напомнили полумесяцы. Это заставило Минхо улыбнуться, пока он убирал свой чёрный бандаж назад. Он любил Феликса больше всего на свете. Брат был светом в его жизни, он был всем, что у него осталось после смерти родителей. Конечно, тётя Шарлотта всегда была рядом с ними, она заботилась о Феликсе, чтобы Минхо не приходилось брать на себя обязанности, которые не соответствовали его возрасту. Не каждый мог таким похвастаться. Феликс был его младшим братом, мальчиком, о котором Минхо заботился независимо от обстоятельств. Тем мальчиком, который продолжал забираться к нему в постель, когда ему снились кошмары. Тем мальчиком, который крепко держал его за руку, когда они посещали могилу родителей. Тем мальчиком, который смягчал боль Минхо, не заставляя его говорить о ней открыто. — Тебе повезло, что я слишком сильно люблю тебя, — пробормотал Минхо, вызывая хихикание у Феликса. — Я тоже тебя люблю, Хён, — пропел он, складывая вещи назад. — Ты мой любимый брат. — Феликс, я твой единственный брат. — Не с таким отношением ко мне. У меня, вообще-то, есть ещё и Хёнджин. Минхо, казалось, задумался, прежде чем состроить ужасно обиженное выражение лица. — А, да? Тогда, может быть, Хёнджину стоит… — ПОСТОРОНИСЬ!!! Синий — единственное, о чём Минхо мог думать в тот момент, когда, посмотрев на Феликса, резко сменил положение. Синий — единственное, что было у него в голове. И нет, речь не о голубизне дневного неба, не о той характерной сероватой синеве осени, не о тёмно-синей ночи. Речь идет о странном, сияющем, словно сапфир, насыщенном, словно цвет Атлантического океана (не то, чтобы это был любимый океан Минхо) синем цвете. Тёмно-синий. Минхо моргнул, почувствовав тупую боль в голове и спине. Он упал, рассыпав содержимое своей сумки и рюкзака. Тысяча бумаг и одежды смешались в один сплошной беспорядок. Прищурившись, Минхо обнаружил пару карих глаз, которые смотрели на него в панике. Он смотрел на губы, которые были так близко, что он чувствовал чужое дыхание на своих. Их носы почти соприкасались, заставив Минхо посмотреть с недоумением и плохо скрываемым раздражением. Это снова был тот парень! Тот парень, который утром свалился в цветочную клумбу. И, чёрт возьми, Минхо не падал годами. Он годами не падал на пол, если это не было частью номера. И подумать только, какой-то незнакомец так просто взял и сбил его с ног? — Господи, слезь с меня! — вскрикнул Минхо, грубо отпихивая парня от себя. — Прости-прости-прости, — затараторил тот, пытаясь подобрать свои вещи и отделить их от чужих. — Я опаздываю, и я честно пытался остановиться, мне так жаль… — Не трогай ничего, ты делаешь только хуже, — Минхо, несмотря на то, что был весь пунцовый от гнева, пытался звучать дружелюбно. — Если ты опаздываешь, то тебе, наверное, лучше идти. Синеволосый парень снова покраснел, как тогда в классе, и, подхватив вещи с пола, запихивая их в рюкзак и совершенно не заботясь о том, в каком они будут состоянии, понёсся дальше, оставляя Минхо сидеть на полу в куче своих вещей. — Если я ещё раз его увижу, то клянусь, задушу собственными лосинами, — яростно зашипел Минхо, пытаясь привести себя в порядок. — Неужели так сложно смотреть, куда идёшь?! — Ты задушишь его дважды, когда я скажу тебе, что мы уже опаздываем, — прошептал Феликс, пытаясь помочь собрать вещи как можно быстрее. — А нам ещё нужно переодеться. — Я убью его, клянусь! — воскликнул Минхо, поднимаясь с пола и перекидывая сумку через плечо, тут же сам срываясь на бег. Феликс поспешил за ним. — И ты тоже виноват, если бы ты не забыл этот чёртов бандаж!!! — Ну, ты мог сесть ко мне на лавку, не обязательно было стоять посреди коридора, правда? Минхо проигнорировал его, перепрыгивая через две ступеньки, тут же залетая в раздевалку. Синий — определённо его новый самый нелюбимый цвет. *** Когда Джисон достал свою толстовку, чтобы переодеться перед сменой, он увидел, как что-то упало на пол. Нахмурившись, он наклонился, поднимая предмет, думая, что это, может быть, одна из вещей Чанбина или что-то в этом духе. Однако то, что он увидел — заставило его покраснеть до корней волос. В руках Джисон держал чёрный спортивный бандаж, и он точно никогда в жизни его не видел. Парень, осторожно убирая его в сторону, задумался о происхождении этого предмета среди его вещей. Никто из его знакомых не носил подобного. Он даже не знал никого с танцевального. Тем временем, зайдя в студию перед началом занятий, Минхо получил раздражённый взгляд от своей тёти Шарлотты. Его отправили тренироваться в дальний угол зала, наказав за то, что он не мог выполнять работу наравне с остальными, потому что его бандаж, похоже, отрастил ноги и умотал из сумки. И Минхо, пребывая в чистой ярости, ясно подозревал, что этому поспособствовало нечто с синими волосами.