You walked into the room, On a Friday afternoon, That's when I saw you for the first time, And I was paralyzed. Big time rush
Феликс вместе с Хёнджином покинули студию сразу после практики, чувствуя себя слишком измотанными для того, чтобы снова переодеваться в повседневную одежду, поэтому они остались в своих обычных спортивных костюмах и повязках на голове. Поравнявшись со студией, где были занятия у Минхо, Феликс, пропустив вперёд его однокурсников, заглянул внутрь, ожидая увидеть брата, чтобы спросить о зонте. Его отвлекла тирада Хёнджина о предстоящем семинаре по английскому, его соседе и о том, что тот натворил утром. Феликс застал Шарлотту и Минхо в самый разгар их, очевидно, серьёзного разговора. Парень нахмурился, видя, что тётя была чем-то ужасно расстроена, практически тыча в Минхо пальцем. Брат же, казалось, пытался объясниться, смущённый тем, что его отчитывали, раздражаясь тому, что эта ситуация вообще произошла. — Я что, попал в зазеркалье? — спросил Хёнджин, положив подбородок Феликсу на плечо. — Минхо хёна ругают? — Можешь загадать желание, — рассеянно прошептал он. Шарлотта взмахнула рукой, словно отгоняя назойливую муху, а затем сделала глубокий вдох, пытаясь успокоиться. Минхо снова, извиняясь, поклонился, прежде чем схватить свою сумку с пола и вылететь из студии весь красный, ничего не замечающий вокруг, врезаясь в Хёнджина и Феликса. — Хён… — Тот парень, что сбил меня сегодня, забрал мой бандаж, — пробормотал он, сжимая пальцами переносицу. — Я всю тренировку простоял в углу студии. Тётя Шарлотта была мною очень недовольна. Феликс поджал губы, чувствуя себя ужасно виноватым из-за этого. У Минхо был запасной бандаж, но он отдал его брату, потому что тот не удосужился проверить свои вещи. Феликс мгновение смотрел на Хёнджина, надеясь, что тот догадается, что им нужно поговорить наедине, и просто уйдёт. Парень только улыбнулся, кивая. Они часто понимали друг друга только по одному взгляду, особенно, когда речь касалась вещей, о которых не хотелось говорить вслух. — Мне пора на семинар, — извинился он, с хрустом потягиваясь. — На улице льёт как из ведра, и если я хочу попасть в нужную аудиторию, не выходя под дождь, мне лучше поторопиться. — Будь осторожен, — улыбнувшись, сказал Феликс. — Увидимся завтра, Ликс, пока, хён. Убедившись, что Хёнджин исчез в коридоре, Феликс посмотрел на Минхо, дёргая его за рукав толстовки, как когда они были детьми, а Ликс слишком стеснялся, чтобы озвучить свою просьбу вслух. Несмотря на то, что люди думали о Феликсе, он действительно был очень стеснительным и сдержанным. Он всегда бежал за Минхо, когда не справлялся. Всегда поддерживал брата в его боязни остаться одному, но даже несмотря на то, что они были практически неотделимыми друг от друга — это не переходило рамки нездорового. Феликс любил своего брата больше всего на свете. Он мало говорил об этом, потому что Минхо был не самым эмоционально-вовлечённым человеком. Он всегда старался показывать свои эмоции действиями. Поэтому, видя его таким, немного расстроенным из-за того, что его отчитали, Феликс снова почувствовал себя маленьким. Тем самым маленьким мальчиком, который не раз опрокидывал цветочные горшки тёти Шарлотты и бежал за Минхо, чтобы тот был рядом, когда нужно было сознаться. — Это моя вина, — прошептал Феликс. — Я скажу тёте, что это моя вина. Если бы я не забрал у тебя запасной бандаж… — То отругали бы обоих, — сказал Минхо, медленно расслабляясь. — Парень мог запросто забрать оба бандажа, и вот тогда бы у нас были бы серьезные проблемы. — Но если бы я не забыл свой — он бы в тебя не врезался, — заявил Феликс, скрестив руки на груди. Минхо ухмыльнулся, наклоняясь к брату и целуя его в макушку, смотря поверх его головы и видя, что несколько однокурсников смотрели на них. Некоторые ухмылялись тому факту, что идеальный студент Ли Минхо допустил ошибку. Но в основном, все были сосредоточены на себе, никому до них не было дело. Это был не в первый раз, когда Минхо ругали вместо Феликса. Может быть, тот слишком сильно его опекал? Но дело в том, что для Минхо забота о брате была превыше всего. Да, он никогда не менял ему подгузники, не носил его на руках без надобности, и не кормил с тех пор, как тот не научился держать ложку в руке, но… он всегда держал его за руку, когда тот боялся. Вытирал ему слёзы, когда память о родителях причиняла нестерпимую боль, поддерживал его, когда тот учился танцевать. В мире не нашлось бы причины, которая заставила бы Минхо всерьёз разозлиться на Феликса. — Всё в порядке, — прошептал он, поглаживая его по голове. — Я рассказал ей, что произошло, и думаю, она больше расстроилась из-за того, что я позволил кому-то сбить себя с ног, чем из-за бандажа, — Феликс на это тихо рассмеялся. — А вообще, что ты тут делаешь? Разве тебе не нужно в другое крыло? — Нужно, но на улице проливной дождь, а у тебя же занятия наверху, верно? Я принёс зонт. — Спасибо, тогда после я заберу тебя на машине прямо у корпуса, — Феликс, улыбнувшись, кивнул. — А теперь иди, пока тебе не пришлось нестись по коридорам и сшибать других людей, как некоторым. — Мне хочется верить, что даже в таком случае я буду как грациозная газель, — самодовольно заявил Феликс, обходя брата. — До скорого! Минхо смотрел ему вслед, видя, как Феликс подпрыгнул, несясь по коридору, пытаясь сымитировать газель, чтобы доказать свою правоту. Если честно, он был больше похож не на газель, а на грациозного лебедя, пересекающего пруд. Смех Феликса эхом разнёсся по коридору, прежде чем тот повернул налево, оказываясь перед сотней дверей, из которых то и дело выходили другие студенты. Поток казался непрерывным, поэтому его не охватывало чувство, словно он находился в третьесортном фильме ужасов. В подвале факультета искусств находились танцевальная и музыкальные студии. Классы представляли собой комнаты со сплошной стеной зеркал, а также кабинами для звукозаписи, в которых студенты могли выполнять проектную работу, если это было необходимо. Здесь же находились душевые и раздевалки. Иногда Хёнджин и Феликс шутили, что подвал факультета искусств чем-то напоминал отдельный ото всех город. Добраться до этой рекреации проще всего было через то, что все студенты называли туннелем. Все здания в кампусе были соединены серией коридоров, попасть в которые можно было только спустившись в подвал каждого здания и идя вдоль туннеля прямо до конечной цели. Это было большим подспорьем в дождливые дни. Можно было спокойно переходить из кампуса в кампус, не будучи промокшими до нитки. Туннель представлял собой длинный коридор со стеклянной крышей, который всегда вёл в какую-то точку кампуса. На самом деле, Феликс именно так себе и представлял муравейники. Огромный город, который соединялся подобными туннелями, чтобы муравьи могли продолжать эффективно выполнять свою работу. Ночью или в особо пасмурные дни туннель освещался флуоресцентными лампами, в дополнение к тем, которые были закреплены на потолке, создавая загадочную атмосферу. В такие дни, как сейчас, казалось, что небо падало. Туннель был очень многолюдным местом: студенты приходили и уходили. Студенты-юристы пересекались со студентами-архитекторами, пытающимися добраться до своего корпуса. Подобные туннели вели также к общежитиям для студентов. Разница лишь в том, что эти туннели были очень длинными, и света на них просто не хватало. По словам Хёнджина, это было ужасающе. Поэтому он всегда возвращался в свою комнату только вместе со своим соседом. Феликс шёл по коридору с лёгкой улыбкой, ослепляя проходящих мимо людей. Как и Минхо, Феликс был привлекателен, и это было сложно игнорировать. Но при этом, если поставить их рядом — невозможно было сказать, что они братья. Общее во внешности у них были только глаза. Красота Феликса же распространялась не только на внешность, казалось, он был пропитан ею. Его аура светилась красотой, и перед этим было сложно устоять. Они были словно две крайности: красота Минхо была холодной, отстранённой. Смотря на него, казалось, словно смотришь на скульптуру, вырезанную из мрамора. Смотря на него, люди восхищались им. Не отрывали глаз от его тела. От его лица. Феликс же был тёплым. Он был из тех, кто краснел, когда делали комплименты, из тех, кто мог на это нервно захихикать. Он казался гораздо более живым, чем Минхо, но, несмотря на это, им было комфортно друг с другом. Феликс поднял голову к потолку, чувствуя, как его уши закладывало от звуков дождя, бьющегося по стеклу, наблюдая за каплями, создающими странные формы. На это можно было смотреть бесконечно, однако туннель продолжал жить своей жизнью, поэтому, чтобы не повторить участь Минхо, нужно было двигаться. Но даже это не спасло Феликса от столкновения. Парень в кожаной куртке, идущий впереди него, резко развернулся, желая сменить маршрут, тут же налетая на Феликса. Всё, что происходило дальше, было практически на уровне рефлексов, или, возможно, взыграл инстинкт выживания. Увидев надвигающегося на него парня, Феликс поднялся на носки, делая танцевальное вращение, едва избежав настоящего столкновения, которое произвело бы эффект домино. Парень был небольшого роста, можно было даже сказать, что он был низким, но при этом каким-то коренастым. У него были тёмные глаза, которые из-за отбрасываемых теней на лице казались пустыми глазницами. Впрочем, это всё, что увидел Феликс, заканчивая движение, улавливая какой-то снисходительный взгляд. — Прости, — сорвавшись на фальцет, извинился Феликс, будто бы это он пёр на человека словно таран. Парень фыркнул, пробормотав что-то похожее на «вот же фея», что заставило Феликса покраснеть, напоминая времена, когда мальчики в старшей школе дразнили его только за то, что тот занимался балетом, настолько часто, пока он не устал от этого и не попросил тётю Шарлотту записать его на занятия по тхэквондо. Потому что защищаться или хотя бы припугивать тоже нужно было уметь. Наверное поэтому его стиль танца был агрессивней, чем у Минхо. Ликс отошёл назад, натягивая капюшон на голову, скрывая своё смущение от прозвища. Да, на него это особо не действовало: феи были красивыми. И Феликс ни раз интерпретировал их образ в своих постановках. Фея — необязательно оскорбляющее прозвище, но всё равно, когда в этом слове слышалась насмешка, было неприятно. Он достал из кармана телефон и скривился, поняв, что у него осталось совсем немного времени, чтобы успеть добраться до кабинета без опозданий, поэтому Феликс развернулся, ускорив шаг. Опаздывать после того, как Минхо и так наругали — не входило в его планы. Чанбин, забывший свою тетрадь в одной из кабинок для занятий музыки, улыбнулся. Парень, которого он чуть не сбил, был каким-то нереальным. Он правда был похож на фею. *** Восхитительным и невыносимым соседом Хёнджина был Ким Сынмин. Третьекурсник, изучающий что-то, связанное с законом, что совершенно не интересовало Хенджина, также как и Сынмин описывал его специализацию как «что-то, связанное с искусством». Они не были друзьями, но и врагами их назвать было нельзя. Феликс дразнил Хёнджина, заявляя, что их отношения колебались от врагов к влюблённым, поскольку они делили самую маленькую комнату в общежитии, и на этой почве у них постоянно были распри. Хёнджин, слыша это, не собирался поправлять ни одно из его утверждений. В студенческих общежитиях как в мужских, так и женских, студенты располагались по четыре человека в комнате: в каждой было по четыре двухъярусные кровати, под которыми находился стол, в таких комнатах было достаточно места, чтобы студенты не ощущали себя скованными, словно им было мало того, что приходилось ходить мыться в общий душ практически в подвал, который был рядом со слабоосвещённым туннелем, граничащим с прачечной. Однако в резиденции Красного корпуса, в которой жил Хёнджин, была никому не нужная комната на третьем этаже. Она находилась рядом с подсобным помещением, в котором держали утварь для уборки комнат. Консьержи не убирали общежития и коридоры, это была обязанность студентов. Рядом с подсобкой находилась маленькая комната, настолько маленькая, что в ней было место только для двух двухъярусных кроватей, интернет ловил паршиво, окна выходили на парковку, а отопление, казалось, никогда не работало. В том году это была единоличная комната Хёнджина, которая за год смогла отразить в себе всю мощь его эмоциональной нестабильности. Теперь же ему приходилось делить её с Сынмином, своим раздражающим соседом, который, несмотря ни на что, не пытался поладить с заскоками Хёнджина, отчего частенько случались стычки. И именно Сынмин ждал его у входа в туннель, который вёл к институту языка, был закутанный в серый свитшот с сердечком посередине, в круглых очках, чем-то похожих на очки Гарри Поттера, с крайне скучающим видом листая ленту в телефоне. Хёнджин, завидев его, тут же замедлил шаг. Сынмин был на пару сантиметров ниже, но шире в плечах, у него были тёмные волосы, но Хёнджин всё равно был уверен в том, что это — подарок генетической лотереи, а не результат занятий спортом. У него было такое очаровательное лицо и тембр голоса, что, казалось, любой человек, не проговоривший с ним и пяти минут, непременно бы влюбился, но только не Хёнджин. Он всё ещё злился за утро. — Не думал, что ты правда подождёшь меня, — прошептал он, поравнявшись. Сынмин, приподняв бровь, хмыкнул, убирая телефон. — Ты всегда ноешь о том, как жутко идти по туннелю в это время, — парень был достаточно любезен, чтобы уколоть. — Ну и к тому же, у меня было свободное время. — О, мой благородный рыцарь в сияющих доспехах, — драматично приложив одну ладонь ко лбу, другую к сердцу, воскликнул Хёнджин. — Теперь я ощущаю себя в полной безопасности. Сынмин фыркнул, пряча улыбку. Он уже привык к уровню драматичности Хёнджина в моменты, когда они ругались. А всё дело в том, что его будильник звучал уже, наверное, раз пятый, разбудив, казалось, всё общежитие. Сынмин был хорошим другом и отличным соседом, помогая Хёнджину проснуться, переживая, чтобы тот не проспал. Да, возможно, его методы были несколько прямолинейны, когда он со всей силы бросил в него подушкой, добавив вторую, пока Хёнджин не проснулся, чтобы выключить этот чертовски надоедливый будильник. Но и Сынмина можно было понять, его-то пары начинались в одиннадцать, и он не планировал просыпаться в такую рань. Излишне было говорить о том, что Хёнджин проснулся в отвратительном настроении, потратив ещё минут пять на дискуссию о том, как правильно будить людей, и в итоге он ещё и опоздал к Минхо и Феликсу. Но, несмотря на это, они всё равно встретились около страшного туннеля, чтобы вместе пойти на семинар по английскому в тишине, которая была приятной, несмотря на то, что раздражающее напряжение всё ещё витало в воздухе. Хёнджин для проформы спросил Сынмина о его прошедших занятиях, а тот, в свою очередь, уточнил его о практике. Но на этом всё. Они всё ещё не ощущали достаточного доверия и близости друг к другу, чтобы обсуждать что-то ещё, но они были достаточными приятелями, чтобы поддержать будничный разговор. — Нам скоро нужно сделать закупку, — сказал Хёнджин, как только они зашли в аудиторию. — У меня заканчивается рамён, и это преступление. — Я думал, ты на диете, — задумчиво протянул Сынмин, идя за Хёнджином. — И, насколько я понимаю, рамён не входит в перечень разрешённых продуктов. — Если бы у нас была хотя бы плита, чтобы можно было приготовить то, что мне можно есть, — пожал плечами Хёнджин, склоняя голову на бок настолько, пока не упёрся ею в оконное стекло. — А рамён не такой уж и плохой. В нём есть овощи, мясо и всякие минералы, которые мне будут полезны… наверное. — Отрицание действительности ни к чему хорошему не приведёт, — рассеянно пробормотал Сынмин, доставая книгу. — И, кстати, я не видел, чтобы ты делал домашку на этой неделе. — Феликс бегло говорит по-английски, и мне этого достаточно. — А основной язык у него какой? — Французский, — рассеянно пробормотал он. Помните про обязательные предметы? Один из них иностранный язык. Всем студентам университета требовались баллы за изучение хотя бы одного языка из семи представленных. Чтобы набрать нужное количество баллов, достаточно было отходить три курса, поэтому, например, Минхо уже был освобождён от этих занятий. Одним из самых востребованных языков был, очевидно, английский, который отнимал у студентов с утра до ночи. Это было ужасно. Феликс, изучая французский, тратил на изучение всего час каждый день. Минхо, изучая немецкий, говорил, что посещал занятия три дня в неделю во второй половине дня. Были и другие языки, такие как испанский, китайский, индонезийский и итальянский, по крайней мере, это те языки, о которых помнил Хёнджин. Он сам хотел пойти на итальянский, потому что тот был приятный на слух, но английский, если быть совсем честным, был гораздо нужнее, но это, правда, была недостижимая высота, сколько бы раз Феликс не пытался ему помогать. Хёнджин ненавидел английский. У него, как и у Сынмина, пары проходили в вечернее время и занимали они два часа. Когда с 19 до 21 вечера, а когда (и в те дни Хёнджин проклинал всё живое) с 21 до 23. — Если после пары дождь поутихнет, то мы можем дойти до круглосуточного и перехватить что-нибудь на ужин, — заметил Сынмин, наблюдая за бушевавшей за окном стихией. — Кажется, из-за грозы интернет совсем накроется, — невпопад простонал Хёнджин. — Как же я ненавижу нашу комнату. — Я думаю, мы сможем найти оптимальную точку приёма, — погладив его по голове, заверил Сынмин. — Электричество же не отключили. Не говори «гоп», пока не перепрыгнешь. Не предсказывай то, что может произойти. Потому что в итоге всё идёт наперекосяк. Практически в ту же минуту, когда Сынмин озвучил свою мысль, — во всём корпусе погас свет. Хёнджин поймал себя на том, что бьёт своего соседа туда, куда дотягивался, обвиняя его в том, что, каким-то образом, именно он повлиял на электроподстанции, вызывая тем самым громкий хохот. Да, их отношения определённо строились на линии: от ненависти до любви. *** Прежде чем Минхо успел дойти до кабинета на своё последнее занятие, преподаватель отправил им на почту письмо, сообщая о том, что урок придётся отменить, так как из-за шторма она застряла в пробке и неизвестно, когда доедет до университета, и тратить их личное время на непонятное ожидание было попросту бессмысленно. Она заверила, что отправит все необходимые материалы позже на почту, чтобы можно было обсудить на следующем семинаре без потери продуктивности. Минхо не любил непредвиденных ситуаций. Они доставляли ему дискомфорт. Но он понимал, что иногда с этим ничего нельзя было сделать, поэтому теперь ему предстояло дождаться восьми вечера, чтобы заехать за Феликсом, и, смотря на стихию, бушевавшую за окном, последнее, что ему хотелось — выходить из машины. Он остался в салоне, читая лекционный материал под фоновую музыку, перекрываемую шумом дождя, стучащего по крыше машины. Это был тихий звук, который отрезал его от остального мира, как будто он был где-то между ничем и всем, погрузившись в свои мысли. Словно поставил жизнь на паузу, пока вокруг всё било ключом. Тем не менее, тревога пробудила чувство голода. И подошло бы что угодно, кроме колпачка от ручки, которую он так яростно грыз. Неприятная привычка, о которой Минхо был в курсе, и которой сложно было противостоять, находясь наедине с собой. Посмотрев на часы, он решил, что поход до ближайшей закусочной не займёт много времени (а, может быть, к этому моменту прекратит так лить), Минхо остановился около подходящего заведения. По крайней мере, там был свет, возможно, удалось бы поймать сеть, и, что самое главное, он поест и перестанет зацикливаться на этом чёртовом колпачке. Бросив телефон на пассажирское сидение, Минхо ненавидел читать материал в электронном виде, он лучше воспринимал информацию на бумаге, ведь тогда можно было делать заметки, он завёл машину, осторожно выезжая с парковки, стараясь ничего не пропустить, и уж тем более не задавить какое-нибудь напуганное животное. Как же Минхо ненавидел мысли о бродячих животных, особенно, когда на улице стояла такая погода. Будь его воля — он бы упрятал дома их всех, но тётя Шарлотта ясно дала понять, что если он принесет домой ещё хоть одно животное, то будет жить на улице. Минхо на это шутил, что готов пойти на такой шаг, лишь бы у зверушек был свой дом. Тётя Шарлотта на это грозилась оставить у себя только Суни. Минхо припарковался прямо около кафе, которое имело название «Лотос». Это было красивое, уютное заведение в несколько этажей, которые приводили Феликса в восторг, а Хёнджин всегда говорил, что это попытка воссоздать французский интерьер, но никто не жаловался. В конце концов, ценник у кафе был разумный даже для студентов, а работали они почти круглосуточно. Минхо убрал бумажник в карман толстовки, взял телефон и зонт, и, выскочив на улицу, проворно перепрыгивая через лужи, стараясь не намочть свои кроссовки, практически залетел в уютное кафе, встречающее его запахом свежесваренного кофе, и… — Добро пожаловать в Ло… тос… — приветствующий голос словно рассыпался в воздухе, когда Минхо поставил свой зонт в подставку. Откинув чёлку с лица, он посмотрел за прилавок, чувствуя, как гнев, только-только улёгшийся снова вскипел внутри него, словно лава, извергнувшаяся из жерла вулкана, наполняя его глаза яростью, заставляя работника за прилавком побледнеть и присесть, обняв колени и пытаясь исчезнуть. Серьёзно, Минхо уже ненавидел синий. Он обратил внимание, как второй парень смотрел на него, пока тот подходил к стойке, пытаясь сохранять спокойствие. У него были каштановые волосы, лисий взгляд, и он выглядел совсем ещё юным, если уж на то пошло — старшеклассником. Парень переводил взгляд с Минхо на своего коллегу на полу, разочарованно вздохнув, подходя к кассе. — Добрый вечер, чем я могу быть полезен? — с улыбкой спросил он. Минхо прочитал бейдж. Чонин. Что ж. С ним будет лучше всего коммуницировать, потому что, если быть честным, парня под стойкой ему хотелось убить. — Добрый вечер, можно мне американо со льдом? — с улыбкой спросил он, доставая бумажник. — И латте с собой, пожалуйста, — он вспомнил о Феликсе. — С ванильным сиропом, спасибо. — Конечно, с вас 1659 вон, — парень набивал заказ на аппарате, разворачивая к нему терминал для оплаты. — На чьё имя будет заказ? — О, Минхо, спасибо, — сказал тот, прикладывая карточку к экрану. — Отлично, устраивайтесь, и мы принесём ваш заказ. Минхо благодарно улыбнулся, всё ещё надеясь выцепить синеволосое нечто, прячущееся от него за прилавком, но, похоже, это было из разряда «невозможное», поэтому, раздражённо фыркнув, он уселся за один из столиков у окна, надеясь, что заказ сделают как можно быстрее, и он снова сможет вернуться обратно в машину, подальше от этого надоедливого мальчишки, который начинал действовать на нервы. Созерцание дождя всегда притягивало к себе. Капля за каплей, и так без остановки, медленно стекающие по окну, создавая бесформенные созвездия, по которым можно провести пальцами, создавая воображаемые узоры. Когда они были детьми, и летом шёл сильный дождь, Минхо и Феликс всегда сидели на подоконнике и смотрели, как вода орошала лужайку перед домом тёти. Иногда каждый из них набирал дождевую воду в ладони, и они устраивали гонки друг за другом, радостно крича вслед. Иногда они опаляли дыханием стекло, рисуя на запотевшей поверхности разного рода рисунки. Из-за тепла внутри помещения и холода снаружи — окно запотело, размывая всё, что происходило извне. Минхо протянул руку, лениво рисуя на стекле и улыбаясь рисунку кошки. Он также нарисовал цветок и пару пчёлок рядом. Бросив взгляд в окно, в сторону университета, он сразу нахмурился, увидев, что здание было в полной темноте, задаваясь вопросом, что там случилось, прежде, чем почувствовал вибрацию в кармане. Феликс. Маленький кот ♡: Хён, свет отключили! (ТТ-ТТ) Нам отменили урок, и сейчас я на улице Ты где? Тут холодно, темно и со мной стрёмный чувак: с Минхо вздохнул, зная, что Феликс воспринимал всё это куда хуже, чем остальные. Он, как и Дори, боялся грозы, особенно, если в это время отключали электричество.Большой кот ♡: Пять минут.
— Минхо! — прокричали из-за стойки. Тот встал, всё ещё смотря в свой телефон, едва ли оглядываясь по сторонам, улыбаясь тому количеству рыдающих эмодзи, что прислал Феликс. И снова. И снова! В одно мгновение Минхо шёл к стойке за своим заказом, а уже через секунду он был облит с головы до ног чем-то похожим на шоколадный молочный коктейль. Удар был настолько сильным, что сладкая жижа стекала по его волосам. Его любимый белый свитер, который Феликс купил ему несколько лет назад во время путешествия по Норвегии, его любимый, пушистый белый шерстяной свитер, который он обожал за то, каким он был тёплым — весь был заляпан какой-то жижей. Первое, что бросилось в глаза — синий. Серьёзно. Он ненавидел этот цвет. Парень стоял, сжимая поднос в руках, в то время как стакан с молочным коктейлем валялся на полу. — У нас будут серьёзные проблемы, если мы продолжим сталкиваться в том же духе, — хриплым голосом рыкнул Минхо, отчего парень инстинктивно закрыл лицо подносом. — Вот сейчас это твоя вина. Эти слова заставили Минхо драматично ахнуть, чувствуя, как его уши стремительно краснели, несмотря на то, что он весь был в холодной жиже, которая с него почти стекала. Господи, он чувствовал её повсюду: на лице, на волосах, на свитере! На своём любимом свитере! Это катастрофа! Просто ужасно! Что сказала бы тётя Шарлотта, если бы увидела его? — В чём моя вина, если ты появился из ниоткуда? — воскликнул он, осознавая, что его голос звучал расстроенно и уязвимо, несмотря на все старания. — Ну… ты смотрел в свой телефон и не смотрел по сторонам, — сказал парень, всё ещё прячась за подносом. — А я нёс заказ клиенту. — Что же, ты налажал, — Минхо разгневанно вскинул руки. — Господи, и даже не извинился. Он зарычал, отходя от парня, направляясь к выходу. — Господин, ваш заказ, — сказал Чонин, слегка напуганный подобной перебранкой. — Оставьте себе, у меня пропал аппетит, — рыкнул он, вытаскивая свой зонт из-под стойки, чувствуя взгляды других посетителей, направленных на него. — И, да, я всё ещё хочу вернуть свой бандаж! — воскликнул он, уходя на улицу, в самую гущу бури. Как только за ним закрылась дверь, Джисон обернулся, смотря на всё ещё немного бледного Чонина. И, несмотря на обстоятельства, — это было забавным. — Сколько клиентов мы теряем, после того, как ты выливаешь на них чужие заказы? — Это не смешно. Но вообще, он пятый. Джисон раздражённо ворчал, уходя в подсобное помещение за шваброй, чтобы убрать беспорядок. Из всех дерьмовых дней, которые у него были, этот определённо выиграл Гран-при, ну почему нельзя было вылить этот чёртов коктейль на кого угодно, кроме Ли Минхо? Джисон чувствовал, что с каждым разом всё больше попадал в чёртов ромком.