Муза (Musa)

That’s what we were A simple cliche It wasn’t made to work But i wouldn’t have it any other way mxmtoon

Хёнджин практически жонглировал сумками с покупками и своими ключами, пытаясь открыть дверь, не имея ни малейшего понятия о том, где был сейчас Сынмин. Его способность перерасходовать кредитку, покупая вещи, которые в целом ему не нужны, — была потрясающей. Хёнджин постоянно задавался вопросом, почему Феликс не останавливал его, когда видел, что того заносило. Например, почему он позволил Хёнджину купить светящиеся в темноте звёздочки-наклейки? Он же вполне мог бы прожить и без них. Его целью было помочь выбрать подарок для Минхо хёна, а не книжки-раскраски, наклейки и куча других вещей, которые, вполне вероятно, ему были даже не нужны. Скорее всего, когда до него дойдёт, что эти вещи просто захламляли всё вокруг и не несли практической пользы — будет слишком поздно. — Милый, я дома! — сказал он, открывая дверь. — Ты же знаешь, что вовсе не обязательно обозначать своё присутствие таким образом? Приятно, что Сынмин был дома, потому что в противном случае Хёнджин выглядел бы крайне нелепо, разговаривая с пустотой. — Ну это же будет и в половину не так интересно. Он оставил пакеты у входа и бросил взгляд на койку Сынмина, сталкиваясь с любопытными и явно не принадлежащими ему глазами. Перед Хёнджином сидела очень красивая девушка с длинными светло-каштановыми волосами и полными губами. Она выглядела, словно какая-то модель с обложки, несмотря на то, что была одета в серую толстовку с красным сердцем посередине. Подождите. Хёнджин снова посмотрел на девушку, сидящую на кровати Сынмина, а потом снова на него. Он был в замешательстве. В его голове эта девушка не вписывалась в жизнь Сынмина и, тем более, он никогда не упоминал о своих отношениях всё время, пока они жили вместе. — Я что-то прерываю? — неуверенно спросил он, чувствуя себя неловко. — Я думал, что ты вернёшься позже, — пожал плечами Сынмин, выглядя так, словно ничего не произошло. — Да, но Феликс вспомнил, что не откорректировал своё сочинение на завтра, и плюс у него репетиция. А вы, ребята, на свидании? Щёки девушки мило покраснели, и она что-то пробормотала в ответ, засунула руки в рукава толстовки, выпрямляясь. Сынмин в это время отодвинул компьютер, и, похоже, Хёнджин пришёл в самый разгар их киновечера. — Познакомься, это моя девушка, Ким Доён, — представил их Сынмин. — Обычно я тусуюсь в её комнате, поэтому ты никогда нас вместе не видел. Это мой сосед — Хван Хёнджин, я тебе о нём говорил. У Хёнджина чуть не случился сердечный приступ от мимолётной мысли о том, что они были женаты. Серьёзно, иногда он излишне драматизировал, сам того не замечая. Потому что в эту конкретную секунду ему было неважно то, что Ким — одна из самых распространённых фамилий в Корее. — Ах, так вот как выглядит человек, который заставляет Минни вздыхать и жаловаться, — улыбнулась девушка. У неё был низкий, слегка грубоватый голос, контрастирующий с её внешностью. — Приятно познакомиться. Хёнджин приблизился, пожимая маленькую ладонь, понимая, что Доён, безусловно, одна из самых красивых девушек, которых он когда-либо встречал. У неё был идеальный изгиб бровей, а лёгкий макияж делал её ещё привлекательней. У неё были прямые и блестящие волосы, к которым хотелось прикасаться. Губы казались слишком мягкими, а глаза заразительно блестели. Хёнджину пришлось напомнить себе о том, что она была девушкой Сынмина, хоть и это всё ещё выглядело чем-то из ряда вон выходящим. Их отношения были словно каким-то секретом, но разве это нормально? — Взаимно, Минни много о тебе рассказывает, — улыбнулся Хёнджин, ловя на себе недоверчивый взгляд соседа. — Он постоянно говорит о тебе. — Правда? — хмыкнула девушка, повернувшись на Сынмина. — Мило. Тот только усмехнулся, беря её за руку и поднося к своим губам. Он смотрел на Доён таким взглядом, что Хёнджин почувствовал себя немного виноватым за то, что просто допустил мысль о том, что такая красивая девушка не могла с ним встречаться. — Простите, что прервал ваши посиделки, — извинился он, подходя к своей кровати. — Я просто возьму свой ноут… — О, что ты, не волнуйся, в любом случае — уже слишком поздно, — заверила Доён, поднимаясь с постели, заставив Хёнджина моргнуть от того, какой высокой она, как оказалось, была. — Я провожу тебя, — воскликнул Сынмин, поднимаясь. — Минни, дорогой, я в состоянии дойти до своей комнаты, — с улыбкой сказала она, поднимая свой рюкзак. — В любом случае: я смогу за себя постоять. — Мне неудобно отпускать тебя одну так поздно, — надулся он. Ким Сынмин надулся! Господи, Хёнджина сейчас хватит приступ. — Хорошо, ты можешь проводить меня до выхода из вашей комнаты и смотреть, как я становлюсь маленькой, проходя по этому чёртовому туннелю, лавируя между пятью зданиями, чтобы просто дойти до своей комнаты. — По рукам, — фыркнул Сынмин, идя за ней. Доён улыбнулась, прежде чем бросить взгляд на Хёнджина, который делал усиленный вид, что очень увлечён своими покупками. Ему очень хотелось похвастаться Сынмину всем, что он приобрёл, но он также был очень воспитанным и культурным парнем и, не желая никого прерывать, предпочёл дождаться, пока все уйдут. Он не обращал внимания на оценивающий взгляд девушки. Конечно, её привлекала физическая красота Хёнджина, даже несмотря на то, что её парень был буквально в метре от неё. Доён жаловалась на то, что у них недоставало тапочек, на что Хёнджин больше по инерции огрызнулся, что это всё потому, что она не взяла их с собой. Доён и Сынмин познакомились в начале прошлого семестра на лекции по «Введению в уголовное право». И между ними словно бы сразу что-то щёлкнуло. Она была выше Сынмина всего на несколько сантиметров, самодостаточная, независимая женщина. Доён не была поклонницей проявлений привязанности, предпочитая восполнять это тогда, когда они находились наедине. И это прекрасно совпадало с тем, как видел отношения Сынмин. Ему было некомфортно в больше половине случаев, когда его обнимали на публике. Они начали встречаться в марте, и с этого момента прошло всего семь месяцев. Ещё не так серьёзно, чтобы знакомить с родителями, но достаточно для представления близким друзьям. Они были той парой, о которой говорили, что они созданы друг для друга. Сынмин и Доён были похожи во многих отношениях. Слишком холодные для большинства, у них обоих был несколько грубоватый юмор, который они не старались фильтровать. С самого момента их знакомства многие предполагали, что в конечном итоге они сойдутся. Для них обоих это было также очевидно, поэтому, когда они почувствовали, что достаточно узнали друг друга и сблизились, — просто сделали этот необходимый следующий шаг. Сынмин любил Доён, а она любила его. Они никогда не сомневались в этом, но и не считали, что их чувство — это самое главное. В первую очередь, они были просто друзьями. С той лишь разницей, что они целовались чуточку больше, чем остальные. — Я провожу Доён и вернусь, — сказал Сынмин, заставив Хёнджина поднять взгляд от своих вещей. — Рад был познакомиться, надеюсь, ты тоже, — усмехнулся Хёнджин. — Дай мне знать, какого цвета галстук был на Сынмине в тот день, когда он покорил твоё сердце. — Очень смешно, — закатил глаза тот, утягивая Доён к двери. — Приятно познакомиться, Хёнджин, надеюсь, мы ещё увидимся. Тот отмахнулся, улыбаясь, прежде чем за ними двумя захлопнулась дверь. Стоило звуку дойти до его ушей, как улыбка сошла с лица. Хёнджин задумался, почему Сынмин ни разу не упоминал о том, что у него есть девушка. И, к слову, очень красивая! А он её как будто стыдился. Если бы Хёнджин встречался с кем-нибудь, вроде Доён — весь мир бы об этом знал. Он был любопытным по своей натуре настолько, что попадал в сотни неприятностей, иногда утягивая за собой Феликса. Это было неизбежно. Хёнджин всегда задавал вопросы, раздвигал границы, установленные рамки. Потому что, почему нет? Он старался испытать на собственной шкуре как можно больше, чтобы самостоятельно создать суждение о том, действительно ли эти запреты стоили того. Это был метод, который он никому не рекомендовал бы. Хёнджин не раз страдал из-за того, что поддавался своему любопытству, словно кошка из того надоедливого высказывания, о котором постоянно напоминал отец, стоило Хёнджину ввязаться во что-то авантюрное. Но ему это нравилось, это работало, поэтому он раз за разом продолжал делать то, что делал, хоть и Феликсу приходилось присматривать за ним большую часть времени. Вскоре вернулся Сынмин, выглядя таким же скучающим и серьёзным, словно ничего не произошло. Словно бы Хёнджин не раскрывал его тайные отношения десятью минутами ранее. — Ты ел? — спросил он, разуваясь. — Я, кстати, читал, что ночью температура опустится до десяти градусов, так что не забудь надеть носки перед сном. Для справки: когда ты замёрзнешь — ты невыносимый. — Мы с Феликсом поели, прежде чем разойтись, — надувшись, сказал Хёнджин. — Получается, мы будем игнорировать тот факт, что я только что встретил твою девушку, о которой ты ни разу не упоминал, и просто поговорим о погоде? Сынмин закатил глаза, поднимая ноутбук, ставя его на стол, зная, что подобный разговор был неизбежен, хоть и хотелось оттянуть его всеми силами. Немногие понимали, как он справлялся в отношениях с Доён, предполагая, что она его совершенно не интересовала (раз он не говорил о ней постоянно и не пытался проводить с ней всё своё свободное время). Сынмин любил её, это правда, все, кто его знал, знали об этом. Но он также не чувствовал необходимости говорить о ней с кем-то, кто был готов слушать. Потому что Доён сама могла заявить о себе. Она не была вещью, которую нужно было обсудить или которой нужно было похвастаться. Многие из его друзей были именно такими. Они были такими в старшей школе, оставались такими же и сейчас. Хвастались своими отношениями, словно это было достижением и тем, что должно быть у каждого. Выставляли напоказ своих партнёров, будто те были трофеями, и словно бы соревновались, у кого партнёр был краше. Сынмин чувствовал себя довольно неловко, когда разговор заворачивал в это русло. Особенно, когда кто-нибудь начинал настойчиво расспрашивать его о Доён и о том, какая она. Какие у них отношения и чем она хороша. И Сынмин знал, что его девушка чувствовала то же самое. Она говорила о том, что её подруги периодически пытались расспрашивать о Сынмине. Как протекали их отношения? Был ли он хорошим парнем? Они словно бы пытались сравнить его качества с качествами парней, с которыми они встречались. — Видимо то, что мой парень идеален для меня, каким-то образом должно сделать его идеальным для всех остальных. И если он не вписывается в рамки «принятого» то значит, я не правильно распределяю идеалы, — ворчала обычно Доён, вызывая тем самым улыбку Сынмина. Но их одногруппники — это одно. А Хван Хёнджин — совершенно другое. — Когда у тебя замёрзнут ноги, не говори мне, что я тебя не предупреждал, — пробормотал Сынмин, скрестив руки на груди, смотря на Джинни. — Почему ты не сказал мне, что у тебя есть девушка? — пусть и немного драматичней, чем нужно, спросил Хёнджин. — Потому что ты не спрашивал, — пожал плечами Сынмин, отмахиваясь. — Я не чувствовал, что мне нужно говорить тебе то, что тебя не касается. — Это меня не касается? — задохнувшись от возмущения, вскинул руки Хёнджин. — Я тебе напомню, что мы живём в одной комнате, и тот факт, что ты не говорил мне о том, что состоишь в отношениях, увеличивал вероятность того, что я внезапно завалюсь к вам в комнату посреди секса. Ты не думал об этом? — Хэй! Даже не вздумай поднимать эту тему. — О, Сынмин, пожалуйста, мы оба взрослые люди. У тебя есть симпатичная девушка и очевидно, что в какой-то момент вам обоим станет слишком жарко, чтобы держать себя в штанах, — закатил глаза Хёнджин. — Мы не в старшей школе, чтобы смеяться, когда кто-то говорить «ебля» и «член». Да, Сынмин был в курсе. Месяц назад ему исполнился двадцать один год, он давно уже не пятнадцатилетний подросток, который бы смеялся или волновался, когда кто-то говорил о груди или сексе. Но это не мешало ему испытывать смущение, когда кто-то, кто едва ли приходился ему приятелем, указывал на то, что у Сынмина, очевидно, была активная сексуальная жизнь. Да-да-да, у него был секс, он знал, что такое секс, конечно. Но обычно они использовали комнату Доён, чтобы та могла спокойно заснуть, если нужно, и не мучалась с одеванием и долгим переходом через туннель. Не то чтобы их секс был каким-то неистовым, просто, как казалось Сынмину, они занимались им только тогда, когда были перегружены учёбой. — Ну, у меня есть девушка по имени Доён, которая учится со мной на курсе. Мы вместе семь месяцев. И я не упомянул о ней по той причине, что ты никогда не спрашивал, и я не чувствовал в этом необходимости, — вздохнул Сынмин, понимая, что Хёнджин не отступит и своим нытьём его доведет. — И мы не трахаемся в этой комнате главным образом потому, что она здесь практически не появляется. Всё? Ты счастлив? Хочешь узнать что-нибудь ещё? Там, день её рождения или её средний балл за семестр? — Не будь таким жестоким, Минни, — захныкал Хёнджин, забираясь в объятия Сынмина. — Феликс уже вынес мне мозг сегодня, я не хочу, чтобы ещё и ты на меня ворчал. Сынмин позволил ему обнять себя на мгновение, не пытаясь показать привязанность в ответ. Он вздохнул, мысленно досчитав до десяти. Кстати, достаточно удобная тактика, особенно, если применять её к тем, кто вас раздражал. — Я не буду таким жестоким к тебе, если ты не прекратишь драматизировать, — пробормотал он, высвобождаясь из объятий. — Это всё равно, что просить солнце не восходить каждый день, — закатил глаза Хёнджин. — Пора бы уже привыкнуть. Сынмин заметил, что хоть Хёнджин и отвлёкся, он всё равно был немного поникшим. Впрочем, неважно. Это не его дело, сам расскажет, если захочет. — Я думал, что ты отправился только за подарком, — сказал Сынмин, замечая пакеты на кровати. — Что ты купил? Это, казалось, ещё больше развеселило Хёнджина. Ослепительно улыбнувшись, он забрался на кровать, доставая из пакета две детские книжки. — Я купил книжки-раскраски! — воскликнул он, словно только что приобрёл новый iPhone. — My Little Pony и про динозавров. Хочешь вместе пораскрашиваем? Господи, как же это было нелепо и несерьёзно. Сынмину пришлось приложить немало усилий, чтобы не рассмеяться, но, увидев яркую улыбку Хёнджина, он только вздохнул, беря обе раскраски в руки, пролистывая их. На секунду его словно бы ужалило желанием раскрасить хотя бы одного динозавра. Отвратительное чувство. — Тебе разве не нужно делать домашку? — спросил он, наблюдая за тем, как Хёнджин рылся в своих сумках. — Феликс заставил меня всё сделать на выходных, так что я думаю, что ничего не упустил, — пожав плечами, сказал он. — А ещё я купил вот это! — воскликнул он, показывая огромную коробку мелков. — Нужны ли они мне? Нет, но раз уж я их купил, мы могли бы их использовать, чтобы снять стресс. Что думаешь? Сынмин думал, что ему определённо нужно было уточнить у администрации, чем они думали, решая сделать их соседями. — Я хочу динозавров, — заявил он. … и это привело к ещё одному ожесточённому спору. *** Хлопок двери заставил Чана вздрогнуть, отрывая глаза от документов, разбросанных по столу. Он посмотрел в сторону коридора, понимая, что, похоже, сегодня Джисон был особенно не в духе, если судить по уставшему лицу Чанбина. Чан был на пять лет старше его. Их родители развелись всего десять лет назад, мать осталась жить в Корее, а отец в Австралии, но они по-прежнему сохраняли дружеские отношения даже после того, как один из них снова женился. Чан родился в Австралии, а Чанбин в Корее, поэтому в их паспортах были разные национальности. Они любили друг друга и всё делали вместе. Возможно, в их жизни был период, когда они больше всего дистанцировались. Он выпал на время, когда Чан учился в Австралии, живя с отцом, навещая брата и мать только во время коротких каникул. Тогда-то он и познакомился с лучшим другом Чанбина — Джисоном. Когда Чан окончательно вернулся в Корею, он искал квартиру и работу на одном из звукозаписывающих лейблов. Пока что он делал не так много: у него было несколько проектов и куча документации, но пока за это хорошо платили — он не жаловался. Его соседи помогали ему в оплате интернета или каких-нибудь продуктов. Поскольку Чанбин потянул за собой Джисона, Чану пришлось смириться и привыкать к этому неугомонному парню. Он был поражён способностью Хана говорить на полной скорости, и особенно громко с утра. Он привыкал к тому, что тот всегда опаздывал, и к тому, что он, словно вихрь, разрывал пространство вокруг себя на части, пытаясь везде успеть. Чан также привыкал к тому, каким время от времени Джисон был прилипчивым. И прежде всего к тому, что ему приходилось помогать ему с домашней работой, о которой Хан вспоминал в самый последний момент. Первое, что сказал Джисон, стоило ему зайти в квартиру, — пожаловался на то, какой у него был долгий день. Это не ново. Иногда Чан находил его несчастья забавными и всегда с готовностью слушал о новых и новых передрягах, упавших на его несчастную голову. Чану не требовалось много времени для того, чтобы Джисон стал ассоциироваться с ещё одним его братом. — … и тут Чонин сказал, что это судьба. Я же ему говорю, что я просто неудачливый лузер, только и всего, и знаешь что? Он появляется в грёбаном кафе, стоило мне вообще упомянуть это! — восклицал Джисон, заходя на кухню. — И кто твоя судьба? — спросил Чан, возвращаясь к своим бумагам. — Парень, которого он в последнее время сшибает, — сказал Чанбин, открывая холодильник. — О, серьёзно? Я же точно знал, что тут ещё оставалась китайская лапша, — раздражённо сказал он. — О, я сказал Конану, что ничего страшного, если он её съест, — рассеянно сказал Чан, что-то печатая. — Прости. Чанбин разочарованно вздохнул, пытаясь решить, что лучше сейчас сделать: бутерброд или просто хлопья? Наверное, лучше остановиться на хлопьях, он дико устал. — Парня зовут Ли Минхо, и он не просто парень, — прорычал Джисон, позволяя себе неловко упасть на один из стульев в столовой. Чан нахмурился, повторяя это имя про себя, оно казалось ему слишком знакомым. Знакомым больше, чем быть просто именем, с которым сталкивался Джисон. Он посмотрел на парня, обнаруживая его расстроенным сильнее, чем обычно. Это настораживало. Как правило, Джисон всегда был в хорошем расположении духа. Он казался порхающим везде и всюду. Сгустком энергии, готовым подарить тепло и свет тому, кто раскроет ему свои объятия. И Чан не имел в виду то, что у Джисона не было плохих дней. Бывали дни, когда Хан сворачивался калачиком в своих одеялах, и даже Чанбину не удавалось вытащить его из комнаты. В такие дни они просто заставляли его хотя бы есть, предоставляя необходимое личное пространство. Иногда Чанбин ложился к нему, чтобы дать ему то чувство привязанности, о котором Джисон боялся просить. У него было две полярности настроения: либо он безумно счастлив, либо безумно в себе. Ничего среднего. Никакого гнева, никакого разочарования. Казалось, у Джисона в мировосприятии просто не было серых зон. Но то, что видел сейчас Чан, — определённо можно было охарактеризовать как серое. — Ли Минхо? — задумчиво повторил он. — О, разве не он любовь всей твоей жи… — Заткнись! Нет, он не любовь всей моей жизни! — Джисон внезапно сорвался на крик, ударяя ладонями по столу, заставляя Чана испуганно дёрнуться. — Он ужасно грубый со мной, кажется, он пришёл в кафе просто для того, чтобы цепляться ко мне и критиковать мои синие волосы. Мои волосы! Что плохого в том, что они синие? — он выглядел расстроенным, влажные глаза только дополняли образ. — В этом нет ничего плохого, у тебя очень красивые синие волосы, — со своего места за прилавком сказал Чанбин, помешивая хлопья. — И я говорил тебе это и повторюсь ещё раз. — Значит, Чонин считает, что это твоя судьба? — спросил Чан, вновь возвращаясь к работе. — Ты снова врезался в него? — Может быть. Чан, не сдержавшись, засмеялся, снова бросая взгляд на Джисона, который уронил голову на стол, начиная преувеличенно хныкать, бормоча чепуху о том, какие хорошенькие парни идиоты, и что весь мир должен быть окрашен в синий, чтобы это могло регулярно выбешивать Ли Минхо. Чанбин смотрел на него улыбаясь, видя, как Чан, протянув ладонь, ласково перебирал пряди Джисона в попытке утешить. Сам он предпочёл избавить друзей от подробностей о прошедшем дне, и того, как он провёл большую часть времени в компании младшего из братьев Ли и его жёнушки, его попугайчика-неразлучника Хёнджина, который половину времени корчил рожи Чанбину. Ёнбок, повторил он про себя, подавляя смех, вспоминая возмущение Хёнджина, когда Чанбин спросил о корейском имени Феликса, и тот сказал, что к нему без проблем можно было так обращаться. — Я отдал тебе почти пятнадцать лет своей жизни, и ты всё ещё не позволяешь мне называть тебя Ёнбоком, — воскликнул тогда Хёнджин. — И мы проведём вместе ещё пятнадцать незабываемых лет, если ты не будешь так ко мне обращаться. Чанбин покачал головой, снова сосредотачиваясь на причитаниях Джисона, задаваясь вопросом о том, как два брата могли быть такими абсолютно противоположными. Не то чтобы он и Чан были похожи, нет. Но у них было больше общего, чем у братьев Ли. Чанбин и Чан были добрыми и открытыми в общении, и если Чанбин и был несколько избалованным, то всё из-за того, что он младший, и Чан и его родители заботились о нём. И Чан и Чанбин одинаково выражали поддержку и утешение тем, кто в этом нуждался. И хоть и внешний образ Чанбина был немного грубее, чем у Чана, они оба были мягкими, словно плюшевые мишки. В отличие от братьев Ли, где очевидно, что один был теплее другого. Если бы для Чанбина Феликс стал солнцем, то Минхо определённо стал бы луной. — В любом случае, — пробормотал Джисон, поднимаясь из-за стола с всклоченными в разные стороны волосами. — Если то, что говорит Чонин, правда, и это судьба, в которую я не верю, то почему мы не можем видеться при нормальных обстоятельствах? — Твои обстоятельства вполне нормальны для дорам, — заметил Чанбин. — Это же самое что ни на есть клише. — Чан вот тоже живёт в рамках клише, но почему-то оно у него нормальное! — Конан и я не клише, — нахмурился Чан. — Не знаю, вы вернулись практически женатыми из Австралии. Это клише, братан. Парень Чана был практически мужем для него, по мнению Джисона и Чанбина. Они познакомились в Австралии в один из жарких дней в библиотеке. Любой, кто видел Конана, знал, что он не кореец, другие считали, что он слишком милый для кого-то, вроде Чана. Чанбин же считал его кем-то не из этого мира. Они были вместе с девятнадцати лет. Сейчас Чану двадцать семь, но он по-прежнему был влюблён в Конана как и тогда, восемь лет назад. Их отношения были настолько серьёзными, что Джисон и Чанбин просто ждали, когда Конан к ним переедет. Что, собственно, и случилось. Конан последовал за Чаном в Корею, и они вместе начали работать над музыкой. Чан писал тексты, а Конан их исполнял. Они делились своей любовью не только друг с другом, но и с миром, посредством музыки. Конан Меллет был ростом с Чана, только несколько тоньше и менее широкоплечим. У него не было комплекса по поводу одежды, он носил только то, что ему нравилось, и постоянно поощрял Чанбина и Джисона быть собой, не заботясь о том, что о них могли сказать другие. Он поддерживал Чана, когда работа сводила его с ума. Он помогал Чанбину и Джисону с домашней работой по мере своих сил. Конан был моделью или, по крайней мере, пытался ею быть. Конечно, он мало соответствовал корейским стандартам красоты: веснушки, голубые глаза, слишком худой, что угодно. Но всё равно были агентства, которые всё ещё считали его красоту экзотической, и нанимали в качестве модели для своих проектов. Но были и те, которые считали его слишком низким, слишком тощим, слишком… женственным. Что же касалось музыки, он и Чан продали несколько песен лейблу, в котором работал Чан, так что они медленно состоялись в мире композиторов. И нет, Чан не считал их отношения банальными. Тысячи людей в мире встречали свою пару в университете. Они были похожи на тысячи других, они поддерживали и любили друг друга, несмотря ни на что. — Если бы мы с Конаном были клише, мы бы уже давно жили вместе, — со вздохом сказал он. — И в любом случае то, что ты постоянно сталкиваешься с Ли Минхо, — просто совпадение. — Ужасное совпадение, — пробормотал Джисон. — Серьёзно, он очень красивый, но ужасно грубый. — Ты сказал, что он извинился, — напомнил Чанбин. — Ага, и при этом смотрел на меня так, словно я дерьмо, прилипшее к его ботинку, — Джисон потянулся. — Я в душ, а дальше меня не дёргать. — Сбегание от проблем ни к чему тебя не приведёт, — пробормотал Чан, грызя колпачок от ручки. — Но я хотя бы попытаюсь! — воскликнул Джисон, направляясь в их общую с Чанбином комнату. — Я приму душ, закроюсь в себе и не буду обращать внимания на домашку. — Ты должен сдать своё эссе по художественной антропологии завтра, Джисон! — крикнул ему в спину Чанбин, заставляя Чана улыбнуться. — Завтра, без опозданий! — Я сказал: не буду обращать внимания на домашку, Чанбин! — раздался ответный крик из комнаты. Чан усмехнулся, слишком привыкший к их препирательствам, чтобы вообще обращать на это внимание. Он смотрел, как Чанбин снова насыпал себе хлопья и, взяв ложку какао-порошка, посыпал на всю эту смесь, вместо сахара. Чан только покачал головой, краем глаза наблюдая за тем, как Чанбин устроился на стуле, который до этого занимал несчастный Джисон. Физически они были совсем непохожи: у Чанбина лицо было длиннее, а у Чана толще губы. Смотреть на брата — всё равно, что видеть незнакомца в зеркале. Но, несмотря на это, они знали друг друга лучше, чем кто-либо в мире. Даже лучше, чем Джисон знал Чанбина. Даже лучше, чем Конан знал Чана. Они просто были братьями. Да, конечно, как и все братья они дрались. Конечно, иногда они спорили и кричали друг на друга. Конечно, иногда кто-то из них говорил другому, что он приёмный. Однажды они серьёзно подрались из-за того, что выясняли, кого больше любила мать, и кому отец давал больше денег на карманные расходы. Но они также были рядом в моменты, когда больше ни на кого не могли положиться. Именно Чан заботился о Чанбине, когда их мать работала полные смены. Именно Чанбин утешал Чана, когда тот плакал, переживая первое расставание. Они были теми, кто обнимал друг друга, когда поняли, что их ориентация выходила за рамки социально-принятого конструкта. Само собой разумеется, что из «шкафа» перед родителями они вышли тоже вместе. — Хочешь мне о чём-то рассказать? — спросил Чан, едва взглянув на Чанбина. Никто не знал Бинни лучше, чем он, поэтому иногда им даже не нужно было слов для того, чтобы намекнуть о том, что что-то не так. Чанбин колебался, прежде чем заговорить, медленно помешивая хлопья в тарелке, наблюдая за тем, как молоко постепенно смешивалось с шоколадом. Он пытался подобрать слова так, чтобы не звучать жалко. — Я встретил кое-кого, — пробормотал он, не отрывая взгляд от миски, заставляя Чана вскинуть голову. — Мы общались всего пару раз, но в целом я знал о нём. — И это плохо? — с интересом спросил Чан, пристально глядя на брата. — Нет, всё не так, — Чанбин яростно мотнул головой, прикусив нижнюю губу. — Просто, возможно, он мне нравится? Это нормально, что я так решил, встретившись с ним всего два раза, в один из которых он решил, что я призрак кампуса, — на этом Чан рассмеялся. — Но он такой милый и забавный, приятный, тёплый, в его присутствии невозможно чувствовать себя неловко. — Ну… ты мог бы начать с того, чтобы, например, стать его другом? Может быть, он нравится тебе также, как Джисон, то есть, не в романтическом смысле, — Чанбин, казалось, всерьёз задумался над этими словами. — И спасибо, что сказал мне, помни, что если я понадоблюсь — я здесь. Чанбин благодарно улыбнулся Чану. Он не представлял другой жизни без него. Страшно представить, как люди вообще жили без подобной поддержки. — А кто он? — спросил Чан, возвращаясь к своей работе. — Мгм… младший брат клише Джисона. — Он тебя убьёт, — рассмеялся Чан. — А ты говоришь, что это мы с Конаном клише. Чанбин рассмеялся, чувствуя, как потребность выговориться постепенно восполнялась. В это же самое время, находясь в своей комнате, Джисон открыл блокнот, вдохновлённо начиная песню, основанную на собственном разочаровании и паре кошачьих глаз.