Муза (Musa)

아무리 웃어봐도 I feel so lonely Han

Феликс всегда танцевал с полной отдачей. Его ступни кровоточили всего пару раз, да и то, только в самом начале. Но это было нормально для тех, кто посвящал свою жизнь танцу. Однако сегодня он ужасно устал. Несколько раз исполнил кабриоль и считал себя экспертом в арабеске и аттитюде, но сегодня это казалось неподъёмным. Казалось, что каждый его шаг в сторону нужной ему аудитории ощущался сродни средневековый пытки. Боль проходила от кончиков волос до пальцев ног. Он чувствовал себя таким больным. Прибыв в амфитеатр, где у него было занятие с профессором Хонгом, Феликс натянул капюшон толстовки на голову, направляясь в самый дальний угол, подальше от остальных однокурсников. Ему казалось, что ещё немного и он бы продал душу за простой массаж ног. Ужасно хотелось домой, но ещё хуже было то, что из-за Минхо ему придётся возвращаться на мотоцикле. Возможно, идти против всего, что одобряла Шарлотта, было не такой уж и хорошей идеей. Вздохнув, Феликс прислонился головой к ближайшей стене, крепко обнимая свою сумку. Так как у него сегодня были другие пары, то он большую часть вещей оставлял у Минхо в машине (Феликс не доверял шкафчикам, в прошлый раз он не досчитался пары носков). Всё равно на лекциях парень делал заметки в телефоне, а потом просто переносил их в тетрадь, если того требовали преподаватели. Сейчас ему казалось, что его спортивная сумка — самая удобная в мире вещь, удивительно. Усталый мозг генерировал различные идеи. Например, осудил бы его кто-нибудь, если бы Феликс принёс на занятие плюшевую игрушку, обнял бы и заснул? Кому какое дело в принципе на то, кто что делал? Феликс слишком много страдал в школе из-за чужого мнения, чтобы сейчас предавать этому значение. Конечно, Минхо не в счёт. — Привет, маленькая фея, — раздалось сверху, отчего Феликс вздрогнул. Чанбин плюхнулся рядом с некоторой неловкостью, заставляющей улыбнуться. Он одарил его своей фирменной, лукавой улыбкой, отчего у Феликса снова внутри как будто бы всё перевернулось, и на мгновение он ослеп. Ему потребовалось некоторое время, чтобы обработать приветствие. Феликс не мог сказать, было ли это из-за улыбки или из-за того, насколько сильно он устал. Его мозг просто отказывался выдавать быструю реакцию даже на самый элементарный запрос. — Банши, — улыбаясь, наконец сказал он. — Я не знал, что у нас совместная практика. Чанбин поморщился, совершенно не удивлённый тем, что Феликс не признал в нём студента, который обычно сидел в другом конце амфитеатра. Правда, это всё равно немного разочаровывало. Но с другой стороны: это же Феликс Ли, какое ему дело до такого простого парня, как он? — Обычно я сижу в другом месте, — пожав плечами, сказал он. — Ты выглядишь измотанным, всё хорошо? — Да, я только с тренировки, — со вздохом сказал Феликс, крепче прижимая к себе сумку. Чанбин собирался спросить, на каком виде танца он специализировался или что чаще всего практиковал. Он знал, что Феликс был на год его моложе, поэтому перейдёт на конкретный профиль только в следующем году. Но прежде чем он успел что-то сказать, появилась профессор Хонг, облачённая в яркий свитер и очки, которые были слишком велики для её лица. — Добрый вечер, ребята, — с энтузиазмом поприветствовала она. — Поскольку на прошлой неделе нам пришлось отменить занятия, то сегодня мы вновь вернёмся к теме импровизации. Феликсу казалось, что вот она — последняя капля, и он сейчас просто расплачется от отчаяния. У него ужасно болели ноги. Минхо был невыносимым весь день, и как будто этого было мало — домой придётся ехать на мотоцикле, когда всё тело буквально протестовало от малейшего движения. Меньше всего ему сейчас хотелось учиться импровизации. Минхо пришёл разбитым на занятия, Феликс разбитым с них уйдёт. — Есть разные типы импровизации, — начала свою лекцию профессор, пока Феликс изо всех сил пытался не закатить глаза. — Мы уже выяснили, из чего состоит сама импровизация, так что теперь сконцентрируемся на различиях. Кстати, напоминаю вам о важности заметок во время занятия, это может помочь на промежуточной аттестации. Глубокий вздох Феликса заставил Чанбина с интересом обернуться. Отвращение и поджатые губы на его лице на самом деле были безумно очаровательными. Его кожа не была такой бледной, как у Минхо. Она словно светилась изнутри. Мягкий загар делал его немного более реальным, в то время как светлые волосы казались золотым сиянием. У Феликса кошачий разрез глаз, и Чанбин был уверен, что это характерная черта Ли. В профиль же был виден небольшой нос, и, несмотря на острый подбородок, черты его лица были мягче, чем у Минхо. Казалось, на его лице не было ни единой поры. Кожа была гладкой, без каких-либо пигментных пятен, даже родинок. Он казался Чанбину каким-то эфемерным. — Мистер Со? — голос преподавательницы заставил Чанбина подпрыгнуть и отвести от Феликса взгляд. Профессор стояла перед ним, уперев руки в бока. — Предлагаю вам всё же сконцентрировать своё внимание на мне, если только мистер Ли не проводит вам занятия. Уши Чанбина покраснели, когда он прошептал извинения, низко опустив голову, чувствуя на себе заинтересованный взгляд Феликса. Ну а что они ожидали? Как можно сидеть спокойно и концентрироваться на скучном занятии, когда рядом с тобой настолько красивый парень? И, да, теперь Чанбин очень хорошо понимал, почему безопасней было сидеть от него как можно дальше. Феликс задержал на нём взгляд едва ли на пару секунд, возвращаясь к прослушиванию материала. Он и так сегодня совершил подвиг, спасая Хёнджина от непреднамеренного убийства. Минхо в тот момент был настолько в ярости, словно бы он только узнал, что Джинни проводил свободное время за пинанием кошек. Феликс честно записывал то, что говорила профессор, но вскоре окончательно потерял интерес. Он ненавидел саму мысль о необходимости импровизировать, зачем импровизация вообще существовала? Профессор Хонг говорила, что это раскрепощало и поощряло актёров, но какой же тогда смысл работы сценаристов, например? Разве не проще было черпать идеи из книг или даже танцев? Вся эта импровизация — один сплошной мусор. Феликс просто не мог заставить себя больше это слушать и вместо того, чтобы делать заметки, просто рисовал кролика из «Алисы в стране чудес». Ему нравились кролики. Иногда Минхо называл себя кроликом, хотя родился в год тигра. Но вообще иногда он был на него похож, это правда. Феликсу нравились кролики и свиньи, особенно последние. Потому что ему казалось, что свиньи всегда жили под несправедливым ярлыком. Они же были милыми, умными, чистоплотными, ведь они даже не потели. Вместо этого, люди всегда говорили, что свиньи грязные, неприятные, что символизировали бедность (как будто бы быть бедным — это плохо). Феликс всегда был спокойней Минхо. Он держался сдержанно и дружелюбно, особенно в сравнении с ним. Конечно, он не всегда был таким. Его брат был вполне себе очаровательным, когда спал. Феликс же улыбался и здоровался со всеми, кого знал. Но стоило кому бы-то ни было упомянуть хоть один стереотип в отношении артистов балета или просто вбросить что-то уничижительное, то… поверьте, Минхо был пугающим всегда. Но вот злой Феликс — это совершенно другой уровень. С одиннадцати лет его постоянно оскорбляли. Сначала его называли девчонкой, просто из-за того, что он любил балет. В старших классах это прозвище трансформировалось в «пидора». Словно бы тот факт, что ему нравились танцы, мог каким-то образом пойти против его мужественности. Это настолько раздражало, что даже сейчас он мог легко впасть в состояние от грусти до ярости от одного только напоминания об этом. Чанбин называл его феей. Люди и до него так называли, пытаясь оскорбить. Они выкрикивали ему это в лицо, говорили, что он никогда не сыграет Питера Пэна, потому что подходит только на роль феечки Динь-Динь. Но почему-то из уст Чанбина это обращение звучало как комплимент. Словно бы он думал о тех феях из сказочных книг, и… это было приятно, правда. — Как вы смотрите на то, чтобы сымпровизировать небольшую сценку? — воскликнула профессор Хонг, позвякивая браслетами. — Кто-нибудь хочет попробовать? Феликс искренне боролся с тем, чтобы не фыркнуть, сосредотачиваясь на своём рисунке, добавив поросёнка к кролику, смотревшему время на своих часах. За всем этим он решил, что на выходных снова прочитает Алису. Когда Феликс притрагивался к этой книге в последний раз? Тётя Шарлотта позволила им посмотреть фильм, воодушевлённая философией произведения, они даже устроили совместный вечер кино, а после, вдохновлённые, исполняли хореографию к песне «Вечеринка в саду», притворяясь цветами. Он улыбнулся своим воспоминаниям, рисуя свою маленькую животную семью. Одевая их в цветочные наряды, пока они имитировали одну из позиций, которую Феликс и Минхо разучили с тётей Шарлоттой, устало вздыхая. — Мистер Ли? — услышав своё имя, он немного сонно поднял голову. — Я заметила, что вы немного отвлеклись, — улыбаясь, сказала она. Феликс знал, что профессор только притворялась милой. На самом деле, сейчас она не давала ему шанса отказаться от работы. Просто вселяла призрачную надежду на то, что у него и правда был выбор. Борясь со всем раздражением и усталостью, которые тяготили его тело, Феликс встал, отложив телефон, в котором он рисовал в последние полчаса. Любой на его месте предпочёл бы убрать телефон в карман, прежде чем вот так встать, но тот лишь положил его в сумку и обменялся коротким взглядом с Чанбином, на что последний просто кивнул. В случае необходимости, о его вещах бы позаботились. Он подошёл к своей партнёрше, которую звали то ли Лана, то ли Лидия. Неловко улыбнувшись друг другу, они развернулись, ожидая указаний профессора. — Хорошо, давайте начнём нашу импровизацию. Возьмём что-нибудь лёгкое. Может быть, у кого-нибудь есть идеи? — Парень изменяет своей девушке! — послышалось откуда-то со спины. Феликс приподнял брови, отдалённо гадая, что вообще заставило человека предложить подобную тему. Он бросил взгляд на партнёршу, пытаясь понять, что та чувствовала, но она выглядела настолько сосредоточенной, словно и правда представляла в голове ситуацию, когда её бойфренд ей изменил. — Не понимаю, почему это должен быть парень, — подняв руку, заметил Чанбин, отчего Феликс перевёл на него растерянный взгляд. — Женщины же тоже могут быть неверны, разве не так? Профессор, казалось, на мгновение обдумывала ситуацию, прежде чем кивнуть, широко улыбаясь и снова тряся браслетами. Казалось, что вокруг раздавался лёгкий звук колокольчиков. — Мне нравится, хорошая идея. Значит, партнёрша изменяет в отношениях, всем понятно? Начинаем. *** Феликс припарковал мотоцикл рядом с машиной Шарлотты, вздыхая от понимая того, что тётя уже дома. У них не было как такового полноценного гаража. Большую часть времени мотоцикл Феликса стоял у крыльца, накрытый простым брезентом. Но в очень дождливые дни ему разрешалось заносить его в дом, чтобы тот не заржавел. Отсутствие гаража немного раздражало, потому что у них всё-таки было две машины и мотоцикл. Но дом был старый, построенный в викторианском стиле, и Шарлотта просто опасалась, что дополнительная пристройка повредит фундаменту. Дуни встретил его у дверей, потираясь о штанины и приветственно мяукая, заставляя Феликса слабо улыбнуться. Сняв туфли, он наклонился, гладя кота по голове и наблюдая за тем, как тот гордо уходил по лестнице. Скорее всего, он собирался где-то нашкодничать. — Феликс, дорогой, я на кухне, — услышал он голос тёти, вешая куртку на вешалку. В шкафу у входа Феликс всегда оставлял свою сумку, куртку и шлем, который занимал больше всего места. Минхо постоянно жаловался на то, что оставлять сумку на проходе — крайне неудобно. Особенно, когда наступало время стирки и приходилось искать одежду по всему дому. Но, если быть честным, Феликсу в большинстве случаев было просто лень подниматься в свою комнату и складывать всё по местам. Вместо этого он предпочитал решать проблемы по мере поступления. Повесив ключи, он пошёл на поиски Шарлотты, что-то печатавшей за компьютером. Она сидела с прямой спиной, а очки-полумесяцы артистично громоздились на кончике её носа. Волосы были распущены, изящно струясь по плечам. Так она выглядела немного домашней. — Ты рано, — заметил Феликс, подходя к холодильнику. — Ты ужинала? — Я решила закончить работу дома, — рассеянно сказала Шарлотта, не открывая глаз от монитора. — Хочешь, я что-нибудь приготовлю? Феликс привык ужинать либо мало, либо вообще не есть. Шарлотта считала, что ужин не должен быть тяжёлым и обильным, скорее что-то лёгкое. Ведь скоро ложиться спать, поэтому в дополнительной энергии, которую давала еда, нужды не было. Иногда они, конечно, ходили куда-нибудь, но только в особых случаях, или, например, когда встречались с друзьями. Обычно же Феликс съедал либо яблоко со стаканом воды, либо хлопья. Когда чувства голода не было вообще, то он заменял приём пищи просто чашкой чая. Если же были моменты, когда он чувствовал себя действительно голодным, то просто разогревал что-то, что они ели на обед. Или же, в самом крайнем случае, тайком ходил в круглосуточный супермаркет за рамёном, хоть и не ясно, можно ли было считать подобные вылазки секретными, если он всегда ходил туда с Минхо. Когда же Шарлотта предлагала что-нибудь приготовить, то это значило, что она сама хотела есть. А учитывая прошедший день, Феликс точно не собирался отказываться от такого предложения. — Давай я пока схожу в душ? — жалобно спросил он, подходя к сидящей тёте и обнимая её со спины. — Я очень устал. — Ты повредил ноги? — обеспокоенно спросила тётя, склонив голову на бок. — Нет, просто практика была тяжёлой. — Ладно, иди в душ, и когда выйдешь, то проверь, не спит ли Минхо, — попросила она, поглаживая его ладони. — Если же спит, то не буди, просто дай отдохнуть. Надеюсь, завтра ему будет полегче. Феликс громко поцеловал её в щёку, заставив улыбнуться, и понёсся по лестнице, жалея, что у них нет лифта. Не то чтобы у них было так уж много ступеней (едва ли двадцать), но стопы так пульсировали, что, казалось, сейчас он преодолевает пятисотую ступеньку. Приняв душ в рекордно-короткие сроки просто потому, что если он проведёт под горячим душем больше необходимого — заснёт. Так было всего один раз, но это не мешает Минхо напоминать об этом при любом удобном случае. Переодевшись в пижаму, Феликс позволил своим всё ещё влажным волосам упасть на лоб, потому что высушивать волосы сейчас просто выше его сил. Закончив со всеми процедурами, он на цыпочках направился в сторону комнаты Минхо. Она находилась в другом конце коридора, справа от лестницы, и вид из неё был лучше, чем у Феликса. Но она была намного меньше по размеру, по крайней мере, по мнению Ликса. Комната Минхо была исполнена в нежно-персиковых оттенках, и пропускала больше света, опять же, по мнению самого Минхо. Вся мебель была под белое дерево, а посередине комнаты находился серый ворсистый ковёр. В те несколько раз, когда Хёнджин приходил в его комнату, он всегда говорил, что дизайн вышел неожиданным. Потому что от Минхо, по крайней мере, Джинни ожидал каких-то темных оттенков с чёрными, не пропускающими света занавесками. На стенах висели фотографии их семьи и котов. На столе уместились принтер и ноутбук, который Минхо терпеть не мог брать с собой на занятия. Также, в жестяных банках, которые Минхо раскрашивал ещё в начальной школе, лежали карандаши и тюбики с краской. Нужно было признать, что вся комната в принципе выглядела куда опрятней комнаты Феликса. Но это условности. Сам Минхо лежал на двуспальной кровати, завёрнутый в пушистый плед и окружённый своими котами. Он крепко спал и выглядел очаровательно хрупким. Во сне Минхо издавал забавные звуки, заставляющие Феликса улыбнуться. Суни спал в его ногах, Дори — на противоположном углу кровати, а Дуни наблюдал за Феликсом, лёжа у изголовья. Создавалось впечатление, словно он охранял хозяйский сон. Феликс не стал заходить, просто проверил брата, прежде чем аккуратно закрыть дверь, возвращаясь на кухню, чувствуя, как каждый мускул его тела превращался в желе. Ему очень хотелось спать, но, даже несмотря на состояние, игнорировать голод совершенно не хотелось. Да и к тому же сейчас было слишком рано для того, чтобы идти спать. — Минхо-хён крепко спит со своими котами, — оповестил он, вдыхая запах цыплёнка в кисло-сладком соусе. — И вот толку было тратиться на три лежанки для котов, если они всё равно там не спят? — проворчала Шарлотта с ложкой в руке. — Я уже устала говорить ему о том, что не следует пускать животных на постель. — В защиту котов могу сказать, что они делают то, что хотят, — фыркнул Феликс, доставая тарелки. — А они, судя по всему, просто хотели оказать ему эмоциональную поддержку. — Не дай себя обмануть, коты — те ещё манипуляторы. Феликс улыбнулся, услышав слово, которое резануло слух, ставя тарелки рядом с Шарлоттой и наполняя стаканы соком. Иногда, когда тётя чувствовала, что корейского языка ей недостаточно для самовыражения, она переходила на русский, время от времени вставляя в предложение случайные слова. Феликс и Минхо знали основы, благодаря жизни в России летом. Шарлотта не требовала от них изучение нового языка, если они этого не хотели. В конце концов, в России многие знали английский. — Как прошёл день? — спросила тётя, наблюдая за Феликсом. — Есть что-нибудь, чем бы ты хотел поделиться? Настроение всё ещё было отвратительным. И… на самом деле, Феликс даже не понимал, что конкретно его беспокоило. Он просто чувствовал себя таким расстроенным, будто устал абсолютно от всего. Он физически ощущал, что находился в состоянии, когда едва сдерживался, чтобы не заорать в голос. В глазах пекло так, словно он вот-вот расплачется. Но это бы напугало тётю, потому что на самом деле, если смотреть на ситуацию с холодной головой, — не было ничего, из-за чего нужно было так расстраиваться. — Минхо чуть не убил Хёнджина днём, — задумчиво сказал он, перебирая события, произошедшие за день. — Ну, не то чтобы я очень уж удивлена, — заметила Шарлотта, выключая плиту. — Я хочу знать, почему? — Да ничего особенного, Хёнджин раскрашивал во время занятия, а Минхо разозлился и сделал ему замечание, что не осталось незамеченным профессором, — Феликс пожал плечами, принимая тарелку с едой. — Спасибо. А, ещё сегодня у меня была импровизация на паре у профессора Хонг. Как правило, они не говорили о занятиях исполнительского искусства. Шарлотта, конечно, считала этот предмет необходимым, так как профессиональный балет служил ключом для передачи своих мыслей, если бы не одно «но». Это «но» заключалось в отношениях Шарлотты и профессора Хонг. Они постоянно сталкивались тем, что одна считала, что в искусстве должны быть определённые правила, в то время как другая думала, что это смешно. Профессор Хонг считала, что искусство — это свобода выражения. Оно позволяло вещам происходить, и что даже балет следовало рассматривать как свободу. Само собой разумеется, что Шарлотта, слыша это, зеленела от гнева. При других обстоятельствах Феликс не стал бы рассказывать о занятиях, но ему нужно было выговориться. Он чувствовал себя неловко во время импровизации, где его партнёрша решила, что было бы просто чудесно, если они перевернут её измену к тому, что она сделала это из-за подавляемой гомосексуальности Феликса. — Хонг сделала что-то, что тебя побеспокоило? — спросила Шарлотта, переключаясь в режим мамы-медведицы. — Я готова обменяться с нею парой слов, как твоя опекунша, если что-то идёт не так. — Не то чтобы это была её вина, но всё же, — уточнил Феликс, забирая палочки для еды. — Может быть, я просто слишком остро отреагировал на то, что надо импровизировать. — Милый , если ты чувствуешь себя некомфортно, по любой причине — это важно, — Шарлотта погладила его щёку, проводя большим пальцем по уже видимым веснушкам. — Мне всё равно, если это было на её занятии, то это её вина. Она не должна была заставлять тебя чувствовать себя плохо. Следить за комфортом студентов — её обязанность. — Я просто не хотел неприятностей, если откажусь, — пожал плечами Феликс, занимая своё место за столом. — Но мне кажется, это всё ещё меня гложет, потому что настроение ни к чёрту. — Ну, знаешь ли, я могу справиться с Минхо, который не в духе, вряд ли меня напугает солнце, скрытое за облаками, — Шарлота мягко взъерошила его волосы. — Ты уже купил подарок для брата? Они легко переключились на новую тему, обсуждая предстоящий день рождения Минхо в воскресенье, чуть понизив голос на случай, если Минхо проснётся раньше. *** Конан и Чан сидели на диване, смотря фильм, крепко прижимаясь друг к другу, чувствуя измотанность из-за длинного дня. Неудивительно, что пять из семи дней на неделе Конан проводил в квартире Чана. Негласно он уже считался четвёртым жильцом, и все просто ждали момента, когда Чан предложит съехаться. У него была своя сторона кровати, какая-то одежда, косметика и прочие мелочи типа шампуня и коробки любимых хлопьев. Он знал код безопасности от квартиры и мог приходить даже тогда, когда Чана не было дома. Тем не менее, предложения съехаться так и не поступало. Но Конан и не настаивал. Он знал Чана достаточно хорошо, чтобы понимать, что его парень просто хотел оставить пространство друг для друга. Им не всегда хотелось быть рядом, даже когда они ссорились (конечно же они ссорились, как и любая нормальная пара), было ощущение, что им нужно пространство, чтобы остыть. Если бы они жили вместе, то конфликты были бы сильнее, а шанс остыть сводился бы к нулю. Но Конан был готов рискнуть ради Чана. Несмотря на то, что его пугал тот факт, что он понимал, что если не с Чаном — то больше ни с кем. Он был человеком, за которого Конан хотел выйти замуж. Которого он любил больше всего на свете и с которым хотел бы проводить каждый день своей оставшийся жизни. И если для этого шага им нужно было остановиться и подождать — пусть будет так. — Ты засыпаешь? — спросил Чан, мягко играя с его волосами. — Бинни и Санджи скоро придут. Я могу встретить их и пойдём спать. — Нет, всё в порядке, — сонно улыбаясь, сказал Конан. — Кроме того, я пообещал накормить Джисона ужином. Мы не виделись уже неделю. Чан на это только усмехнулся. И этот звук был таким радостным, что, наверное, где-то в параллельной вселенной он вызывал бы радугу. Конан подумал о подарке, что готовит Чану на Рождество. При помощи Чанбина и других знакомых с лейбла, он пишет ему песню, потому что в тот день, когда Конан услышал смех Чана, он решил, что это лучший звук, который когда-либо слышал в своей жизни. — Да, он жаловался на это, — кивнул Чан, целуя его в лоб. — Думаю, что он скучает по тебе даже больше, чем я, — эти слова сопровождались частыми поцелуями. — Он же как ребёнок. — Мы практически усыновили их, тебе не кажется? — смеясь, сказал Конан. — Санджи очень похож на нашего общего ребенка. — И почему же я похож на ребёнка? — послышался недовольный рык у входа. Прежде чем Конан и Чан смогли обратить на это внимание, между ними практически завалился этот комок концентрированной энергии. Чан беспокойно приподнялся, находя Джисона ужасно серьёзным и каким-то опустошённым. У Хана были заплаканные глаза, его руки дрожали и, казалось, всё выдавало его нестабильное состояние. Кто знал, как долго он сдерживался, наконец, отпуская себя и позволяя себе быть уязвимым. — Детка, что случилось? — Конану не потребовалось много времени, чтобы прочитать его, заключая в медвежьи объятия, мягко покачивая. — Я здесь, всё в порядке. Чан перекрыл их объятия своими, образуя тем самым бутерброд с Джисоном по середине, в то время как Чанбин сбросил их рюкзаки, мягко улыбаясь обеспокоенному лицу брата. Он знал сейчас не больше их, но не беспокоился, потому что понимал, что Джисон расскажет обо всём тогда, когда посчитает нужным. То, что всё не очень хорошо, было видно сразу. Чанбин, зайдя за ним в кафе, сразу отметил то, как Джисон цеплялся за Чонина, словно коала, пока тот пересчитывал деньги в кассе, чтобы закрыть смену. Как только ему удалось заставить его отпустить, Джисон переключился на Чанбина и молчал всю дорогу. На самом деле, тот подумал, что Хан просто уснул, не закрывая глаз. Джисон был в этом плане экспертом. Это было достаточно удобно, чтобы безнаказанно спать на парах, но абсолютно удручающе, когда от Джисона требовался хоть какой-то ответ для оценки его состояния. — Он ничего мне не говорил, — заметил Чанбин. — Но могу предположить, что всё началось из-за дебатов на паре. Конан нахмурился, он всегда переходил в режим Цербера, когда на горизонте появлялось хоть что-то, что задевало Хана. — Его кто-то цеплял после дебатов? — уточнил он. — Нет, не думаю, — покачал головой Чанбин, усаживаясь на пол перед ними. — Я вообще не понимаю, что могло пойти не так, дебаты были достаточно безобидными. — Санджи, что произошло? — голос Чана был мягким, он слегка отстранился, смотря на друга. — Я не смогу тебе помочь, если ты не скажешь. Джисон чувствовал себя глупо из-за своей реакции. Он знал, что всё сказанное на самом деле ерунда. Каждый имел право на свою точку зрения, и его не должно было волновать то, что его мнение с кем-то расходилось. Но, тем не менее. Его родители всегда говорили, что он был чувствительным ребёнком, но никогда не ставили это как в недостаток. На самом деле, его мама всегда с гордостью рассказывала тем, кто готов был слушать, о том, что у её сына было большое сердце, и что он рос замечательным человеком. Джисон и правда очень остро чувствовал. Он мог расплакаться, смотря на то, как лев ел газель в документалке с той же вероятностью, что и при виде счастливой парочки где-нибудь на улице. Возможно, из-за этого он сейчас не понимал, как справиться со своими эмоциями? Возможно, из-за своей излишней чувствительности в нём проснулась тревога? Он не знал этого, может быть, если бы он умел лучше справляться со своими чувствами, то был бы более стабильным. Может быть, если бы он не воспринимал слова других людей настолько серьёзно и не позволял бы им воздействовать на себя — не был бы таким неуверенным в себе. Джисон научился выражать себя через музыку, потому что обычно, когда он говорил о том, что чувствовал, — от него отмахивались. Он использовал искусство, чтобы передать свои мысли, чувства. Он слушал музыку других исполнителей, направляя свои эмоции. Только благодаря музыке он перестал так часто плакать. — Ничьи слова не должны оказывать такое влияние на людей, — прошептал он, свернувшись калачиком в объятиях Конана и Чана. — Я не должен позволять тому, кто думает иначе, чем я, так сильно влиять на мою эмоциональную стабильность. — Легко сказать, — заметил Чан, гладя его по волосам. — Но практика показывает, что иногда это неосуществимо. Мы бессознательно всегда ищем одобрения от окружающих, и на самом деле это не плохо. Думаю, что это просто неизбежно, — Чан пожал плечами. — Хочешь поговорить об этом? Джисон на мгновение задумался, прежде чем покачать головой. — Может, хочешь поужинать? — предложил Конан. — Я могу приготовить кое-что для тебя. Когда ты в последний раз ел? — Я хочу спать, — потянул Хан, потирая глаза. — Бинни, мы пойдём спать? Чанбин кивнул, поднимаясь и обхватывая Джисона. Конан пообещал, что если Хану что-то понадобится, то тот может просто крикнуть. Они оба наблюдали за тем, как Чанбин, обнимая друга, вёл его в их комнату, прекрасно зная, что всё будет хорошо. Вздохнув, Конан прижался к Чану поближе, утыкаясь в его шею. — Этот мальчишка имеет такую силу и влияние, что может расположить к себе любого, — прошептал он, заставив Чана улыбнуться. — Но не волноваться о нём просто невозможно. — Он может расположить к себе любого, кроме парня, в которого в последнее время постоянно врезается. Конан тут же приподнял голову, любопытно подтягиваясь ближе. — И почему я узнаю об этом только сейчас? Кто он? — Ты помнишь его первокурсную влюблённость? — Ага, да, тот танцор, — Конан теперь полностью сел, слегка ударяя Чана по руке. — Начинай вещать, кенгуру, мы не уснём, пока я не узнаю весь контекст.