«Не надо»
Регулус не понимает, что с ним происходит. Понимает лишь, что это неправильно. Понимает боль в тазовой косточке, в которую жестко упирается вторая рука, не позволяющая сдвинуться с места. Ни отстраниться спиной хотя бы на дюйм от окрепшей с Рождества горячей груди загонщика. Ни просто подтянуть колени к ноющему животу. Ноющему, оттого что она делает под резинкой пижамных штанов. Что-то неправильное. Что-то, чего не должно происходить с ним. С «Ним». Обещающим, что ему будет хорошо. Когда он чувствует только страх намочить простыни. Обещающим, что так они навсегда останутся вместе. Только: — Не надо...Почему об этом просит именно «Он»?
…не сопротивляйся.
Спустя три года Регулус Блэк всё ещё осязает этот въевшийся в ложбинку за левым ухом умоляющий шёпот.
— Твой брат не спустится? — Уместнее было бы выразиться «снизойдёт». Сквозь потолок, как по неотложному прошению, врывается гвалт резаной псины. Пардон. Гитарное соло. — «Он» не уведомил. Регулус меланхолично пожимает правым плечом, поддевая вилкой нежное филе белой рыбы и не поднимая глаз. Запеченный палтус с прованскими травами и каплей лимонного сока — его фаворит, над которым Кикимер горбатится с особой сентиментальной заносчивостью. В тарелке мамы любимый ростбиф с овощами. А отец стойко не изменяет каре ягнёнка. Девствен за обильно пестрящим холодными закусками столом лишь набор приборов напротив. Совершенно не оказывающий никакого эмоционального давления наряду с сотрясающим стены аккомпанементом. За стол не пристало садиться с палочкой, поэтому тонкие пальцы мамы вымещают желание передавить что-нибудь, да посильнее на ножке бокала. Она не утрачивает своего оледенелого лица, делая глоток красного вина и вид, словно вполне не прочь включить в свой традиционный музыкальный репертуар Black Sabbath. А затем одной сдержанно прочищающей горло манипуляцией велит держащему ухо востро эльфу «заглушить эту вопящую мерзость сейчас же». Воцаряется ватная тишина. Бокал мягко возвращается на место. Регулус ощущает на себе неусыпное бдение с двух изголовий стола. Аппетита нет, и по-хорошему ему следует принести пустые извинения и покинуть ужин, чтобы не портить аппетит другим. Но тогда ему придётся подняться наверх. Будь здесь только мама: Регулус мог бы обсудить с ней любую эпоху магической истории или оперу на её выбор. Вопреки фривольно шастающей раздутой молве, порой кидающейся Регулусу прямо под ноги, напутствие сдохнуть всем «нечистым» на чистейшем парселтанге — не главная её отрада. Будь здесь только отец: Регулус мог бы единожды справиться о делах в Министерстве, и далее от него ничего бы не требовалось, кроме утрированно вовлеченных кивков в требующихся Ориону для глотка скотча паузах. Однако они здесь оба. В честь праздника достаточной величины, чтобы плеснуть Регулусу брюта, но недостаточной, чтобы притвориться любящими супругами, не спящими в раздельных комнатах. А ответ на вопрос: «как прошёл семестр?» — исчерпал перечень общих тем для застольной беседы, уложившись в незыблемое «превосходно». Иначе ведь и быть не может. Для витающих же по улицам Лондона опасливыми перешёптываниями, что тише шелеста свежей листвы, других предметов дискуссий за столом тем более нет места. И всё-таки они находят брешь: — Я уже отправил grand-mère наше согласие. — Отец называет бабушку Мелани только так. Это довольно мило. То, как отец разбавляет английский своим родным языком лишь в словах дошкольного уровня. И то, что они слаженно договорились спровадить его из дома. Подальше от всего, что не оглашается в полный голос. Возможно, это лето будет живительным глотком воздуха. Перед глубинным погружением. — Она с удовольствием примет тебя на… — Только Рега? Регулус, мыслями уже во Франции, падает на стул, с которого не вставал, и едва не роняет вилку. Внешне он и бровью не ведёт. Внешне он аккуратно укладывает вилку и делает свой первый глоток шампанского… — Может быть, я тоже истосковался по Лазурному берегу и профилактической порке клюкой?…едва не попадающего не в то горло.
Отец плавным жестом велит Кикимеру обновить скотч. «Он» огибает изголовье со стороны мамы и, подцепив с мясной тарелки прошутто голыми руками, развязно приземляется на своё положенное место. Вскользь и остро подмечает уровень напитка в бокале Регулуса. Будто ставит засечку, чтобы пронаблюдать его падение до конца вечера. Чувствуется, скорого. У мамы прочерчивается та самая морщинка. Она на удивление промолчала, когда «Он» перешагнул порог дома. И вот Кикимер удачно успевает наполнить стакан отца. — Сириус, прими подобающий вид. Немедленно. — Мой вид как нельзя более подобает формату мероприятия. — Огромная вульгарная футболка с черепом не то гориллы, не то волка. С рогами. В кожаной маске. — Скромному семейному ужину. Или вы даже сюда пригласили портретиста? — «Он» наиграно оглядывается, задерживаясь на каждом из четырёх углов, будто там действительно притаился художник. «Наиграно». Регулус искренне не понимает, во что «Он» играет. — Так что насчет Прованса? «Он» брезгливо — несмотря на своё хваленое презрение к привилегированности, мол, подсвечивающего его здесь ореолом от нимба — кидает эльфу знак не стоять без дела и подать горячее. Томленую телятину. Смотрит на отца, присуще не обременяющего себя воспитательным процессом, пока мама, силясь разгладить морщинку, закипает изнутри. Регулусу жаль её. Он видит, насколько она не желает портить и так не образцовый вечер. Видит, сколько сил Вальбурга вкладывает, чтобы сохранить шитый по выданному ей при рождении лекалу мир. Пусть он утопический. Пусть заражён молью. Мир, в котором нет ничего важнее фамильного достояния. Для неё взаправду имеет значение тот час, уделяемый туалету перед ужином. Имеет значение культура поведения. Наружность. Картинка. Для неё всегда в углу сидит невидимый портретист. — Ты так же упомянут в письме, — сухо отвечает отец. И Регулус тонет. — Но меня примут без удовольствия, да? «Он» ядовито ухмыляется отцу и мимолётно — уводя взгляд — задевает Регулуса. Кажется, ненамеренно, но раз задел, останавливается на целую, натягивающую снащенные для верности шипами удила секунду. И выразительно кидает его на опустевший за считанные минуты бокал. — Прошу простить. Мне нехорошо. Регулус встаёт из-за стола и ещё раз извиняется перед мамой в учтивом поклоне. Выходит малость неуклюже, но ему и не «нехорошо». Его сейчас вырвет. Он хотел попросить Кикимера придержать меренговый рулет. Но даже этот пустяк во имя правдоподобной иллюстрации уравновешенного облика для него сейчас перебор. Три года……Регулус до сих пор не понимает, что с ним происходит.