***
Утром я пару минут стою перед дверью Малфоя, набираясь смелости постучать. Тихая, затаённая ярость борется с моей искренней заботой о его душевном состоянии. Мать Малфоя — тема щекотливая, которую я ещё не осмеливалась затронуть, а я сомневаюсь, что напоминание о её заточении пойдёт на пользу его ухудшающемуся психическому здоровью. Нога дрожит, тело уже измучено из-за прошедшей ночи, которую я провела ворочаясь с боку на бок, взвешивая последствия встречи с Роном. Силы, которые обычно тратятся на то, чтобы просто пережить день, уже наполовину израсходованы только из-за того, что пришлось заставить себя встать с постели. Отрываю едва зажившую кутикулу и стучу в дверь. — Малфой? — Мне отвечает сплошное молчание. — Малфой, ты не спишь? — В коридоре громко тикают часы, и я стучу снова, отчётливо ударяя костяшками. — Я… я сейчас войду, так что просто… просто будь готов. — Медленно, чтобы дать ему время привести себя в порядок, я поворачиваю ручку и заглядываю в тёмную комнату. Постель не заправлена, подушка свалена на пол. Разные стопочки книг разбросаны по комнате вместе с грудами одежды, чистой и грязной. Шторы задёрнуты, пропускают в замерший воздух лишь слабый серый свет, и я в растерянном молчании смотрю на пустоту, которая меня встречает. — Малфой? — спрашиваю в никуда, как будто он откуда-то должен выскочить. Он, конечно, не отвечает, и я мчусь через весь дом. В мозгу, пока проверяю и перепроверяю каждый уголок, проносится длинный список версий, каждая из которых мрачнее предыдущей. За каждой дверью и в каждом проходе меня ничего не ждёт. Три обезболивающих зелья тяжело перекатываются в желудке, мне приходится сдерживать тошноту. Паника стискивает меня. Если Малфой сбежал, Грюм оторвёт мне голову. Как бы забавно мы с ним ни соседствовали, он по-прежнему под моим присмотром и опекой, и, если он, как воришка, исчезнет в ночи, не могу себе представить, как отреагирует Грюм. Всё более скверные, страшные мысли приходят мне на ум, а я, спотыкаясь, спускаюсь по ступенькам к обрыву. Выглядываю из-за неровного края — образ его изломанного и неподвижного тела поражает меня с такой силой, что приходится несколько раз моргнуть, чтобы убедиться, что это неправда. Единственное, что смотрит на меня снизу, — это выщербленный камень. Я подношу руки ко рту, ловко сдирая с пальцев кожу. — Малфой! — отчаяние превращает крик в пронзительный визг. Ветер крадёт мой голос и уносит прочь по течению. Земля под ногами холодная, подталкивает меня вперёд, к краю. В десятке метров чёрный склон скалы уступает место одинокой полоске пляжа. Теоретически до него можно добраться, но нужно очень осторожно спускаться по крутым тропам, а я не могу этого сделать. Вокруг меня небольшая рощица поросших деревьев, я прислоняюсь к одному из стволов, пытаясь не утонуть. Ветер треплет волосы, а когда я отбрасываю их с глаз, замечаю что-то на берегу. Силуэт, фигуру, сидящую на песке лицом к разбивающимся волнам. Несмотря на расстояние, ветер и полное отсутствие солнечного света, я узнаю наклон его плеч, то, как он опирается на правую сторону, компенсируя левую. Тонкие черты неразличимы, но я чувствую, как напряжение в груди ослабевает, когда понимаю, что он здесь, в безопасности. Моя незамедлительная реакция — последовать за ним. Но я не могу. Если бы захотела, то, возможно, смогла бы полететь, но от мётел у меня кружится голова, да и подобная мера кажется несколько радикальной для такой ситуации. Поэтому я просто прислоняюсь к грубой коре дерева и наблюдаю за ним, совсем недолго, чтобы убедиться, что он жив. Я замечаю нечёткие очертания его руки, убирающей волосы с лица, и принимаю это за признак жизни. Рёв моря настойчивый и приглушённый, волны набегают, прикасаясь к нему, но при первом же контакте убегают обратно. Собравшись с духом и силами, я возвращаюсь в дом.***
Малфой остаётся на пляже до полудня. Я занимаюсь своими обычными делами: тестирую новый вариант Защитного зелья, слежу за очищающими чарами, поддерживая коттедж в пригодном состоянии, и заставляю себя есть, дабы обезболивающие не разъедали желудок. Ко мне заглядывает Ханна Аббот — в правую руку ей прилетело разжижающее кости проклятие. Я очень стараюсь с головой окунуться в работу, хотя моё внимание по-прежнему рассеяно. Наконец я слышу отдалённый скрип открывающейся двери, но, слишком занятая, не могу рвануть за ним. Как только заканчиваю давать Ханне нужные зелья, чтобы кости срослись, появляются Симус и старший член Ордена, которую, я почти уверена, зовут Кэрол. Они приносят еженедельную норму припасов, объясняя отсутствие Гарри заданием, в подробности которого меня не посвящают. Они задерживаются на какое-то время, спрашивают, проверяют, не нужно ли мне чего-нибудь. Конечно, мне много чего нужно, но ничего более насущного, чем заглянуть к моему неуловимому соседу. К тому времени, как удаётся выпроводить их, солнце уже садится, а я так и не поужинала. Наверху слышно, как включается душ, и я считываю это за знак продолжать выполнять свои обязанности. В конце концов, спустя почти сутки после появления Рона, я иду к Малфою. К счастью, прошедший день несколько усмирил мой гнев, и я могу с приемлемой долей уверенности ещё раз постучать в дверь. — Малфой, я вхожу. — Не даю ему шанса отказать и поворачиваю ручку, толкая дверь. — Я не разрешал входить, — ворчит он. Малфой сидит на дальнем подоконнике, подтянув колени к груди, чтобы на нём уместиться, и смотрит в ночь. Я игнорирую его замечание. — Мы должны поговорить. — Должны? — Да. — Обязаны? — его озлобленность не впечатляет. — То, что произошло прошлой ночью… — начинаю, но замолкаю, как только он бросает на меня испепеляющий взгляд. — Когда твоя паршивая псина напала на меня? — Ты его спровоцировал! Он усмехается, отворачиваясь. — Что, конечно, оправдывает его жестокость. — Вовсе нет. Малфой смотрит на меня с привычной маской жестокого безразличия. Однако его выдаёт серый цвет глаз — в нём я замечаю ярость. — Вы, долбаные гриффиндорцы, все одинаковые. Самоуверенные лицемеры. Преступление считается преступлением, только пока кто-то из вас не совершит его, и тогда оно становится ещё одним неизбежным шагом в вашем бесконечном крестовом походе. — Он точно так же виноват, как и ты, Малфой. Вы сыграли равную роль… — Он избил меня до полусмерти! — А ты сломал ему нос! — возражаю я. — Вы не на соревновании. — Тебе легко говорить, ты не вмешивалась, пока не хотела, — произносит он с ощутимой горечью в голосе. — А что я, по-твоему, должна была сделать? Я пыталась остановить его. Я его остановила! Я даже тебя пыталась остановить, пока ты не вышел из себя, но у тебя склонность к агрессии высоковата! — И всё равно я сижу здесь и выслушиваю нотации. — Не выслушивал бы, если бы тебе хватило духу не убегать при первых признаках неприятностей. — Эти слова задевают его сильнее, чем я думала, и он выползает из своей пещеры, направляясь ко мне. — Я не трус, блядь. — Я этого не говорила! — Только потому, что мне не нравится, когда кто-то распускает руки, как это, несомненно, любит делать твой парень… — В последний раз повторяю, Рон мне не парень! Малфой смотрит на меня с усмешкой. — Ну конечно, принцесса. Как-то неоднозначно получается, раз уж ты тащишь его в постель и всё такое. — Я… чего? Что значит… Рон здесь не спал! Его маска трескается. — Он… — Малфой тянется к окклюменции, но запинается, терпит неудачу и, наконец, отворачивается. — Неважно. Крики, видимо, были прелюдией. — Пол скрипит, пока он неторопливо возвращается к окну, оставляя меня в замешательстве. — Какого… — Он никак не может посмотреть мне в глаза. — Ревнуешь, Малфой, серьёзно? — Его челюсть сжимается. — Что за глупости. Он окидывает меня пристальным взглядом. — Подбирать за Уизли объедки? Ни хрена. Малфой делает мне больно, как того и хотел. Мне вдруг снова шестнадцать, я неуклюжая и неповоротливая, в теле, ни на что кроме учёбы не годная. Чувствую себя ханжой и дурой и, не успевая остановить руки, обхватываю себя за талию. — Твои оскорбления ничего не исправят, — наконец произношу я. — Я думала, ты это уже понял. В его лице появляется что-то надломленное и нечитаемое — эта тяжесть требует большего, чем я могу ему дать. — Грейнджер… — Хочешь верь, хочешь нет, но я пришла сюда не для того, чтобы с тобой ссориться. Он колеблется. — Зачем тогда? Осторожно ослабляю хватку, которой стискиваю живот, потому что обезболивающее зелье по-прежнему борется за свою свободу. — Я пришла ещё раз напомнить, что ты не можешь ругаться с ними каждый раз, когда они приходят. Я хочу, чтобы мы оба дожили до конца войны и увидели, как ты получишь свою свободу. Моё слово уже не имеет такого веса, как раньше, но, если будешь хорошо себя вести, Грюм убедится в твоей невиновности. Эмоции сменяются на его лице слишком быстро, чтобы их можно было прочесть. — А если я не невиновен? — Ты никогда никого не убивал. — Рано или поздно всё возвращается к Эрни и едкому запаху тёмной магии. — Пытая, ты лишь выполнял приказы Тёмного Лорда и хватался за любые средства, чтобы остаться в живых. В Хогвартсе ты был ребёнком. Невежественным, жестоким, но в конечном счёте безобидным ребёнком. — Прошу, не надо перечислять все мои недостатки, Грейнджер. Я прекрасно их осознаю. И даже так, я всё равно был Пожирателем Смерти. Я встал на неправильную сторону. — Уже нет. Больше нет. Перемены возможны. Люди не бывают полностью хорошими или плохими, и я знаю, что Орден это знает. Но ты должен постараться, Малфой. Ты не можешь сжечь те мосты, которые должны помочь тебе перейти пропасть. — Я не просил твоей защиты. — Не просил, и, надеюсь, тебе не придётся, но, когда всё кончится, будет намного полезнее, если ты просто перестанешь нападать на людей. — Хорошо. — Хорошо. Молчание становится неловким, и я оказываюсь в ловушке между двумя состояниями бытия: неуверенная, насколько я должна быть зла и насколько я до сих пор зла. — Если это окажется слишком сложной для тебя задачей, просто… просто поднимись наверх в следующий раз, когда кто-нибудь придёт. Он чуть поджимает губы. — Почему я должен уходить, если я попал сюда первым? Я здесь живу, к сожалению. А они — нет. Аргумент весомый, о чём я ему и говорю. — Если Рон когда-нибудь вернётся — что крайне маловероятно, учитывая, как мы разошлись, — я уведу его наверх. — Пожалуйста, избавь меня от своих грязных фантазий, — в его тоне гораздо больше шутливости, чем злости, но я слишком устала и не могу уловить эту разницу. Я провожу рукой по лицу. — Ужин готов. Твоя порция на столе. — Я не упоминаю, что сама вовсе не ела. Мне хорошо знакомо, каково это — ложиться спать с желудком, набитым только обезболивающими зельями и тревогой. Малфой пялится на меня с растерянным и настороженным выражением, так что я киваю и поворачиваюсь к двери. — Грейнджер, стой… Замираю, оглядываясь. — Чего? Малфой сглатывает и смотрит в пол. — Прости… меня. Это один из немногих случаев на моей памяти, когда он извиняется передо мной, так что я несколько растеряна. — Я… Спасибо. Я ценю твою помощь. — Я хочу уйти, но Малфой снова останавливает меня. — Я не только про вчерашний вечер или про Уизли, я про всё. Прости за всё, — признаётся он. — За Хогвартс, и… и издевательства, и просто… за всё. Я вёл себя несправедливо, а ты не заслужила… Мне просто жаль. — Он поднимает глаза. — Правда. — Э-э… — совершенно не знаю, что ответить. — Спасибо? — голос срывается, и я пытаюсь сказать снова: — Спасибо. Это… мм… много значит для меня. В комнате слишком жарко, жарко в свитере, жарко под кожей. Я чувствую себя полотенцем, которое сильно выжали и оставили сушиться на солнце. — Я знаю тебя… знаю, ты многим рискуешь, защищая меня. До сих пор не могу понять почему, но я не настолько гордый, чтобы отказываться от этого дара. Просто хочу, чтобы ты знала, мне жаль и я ценю твою чрезмерную доброту. Я попробую… постараюсь. — Мне бы этого очень хотелось, спасибо. Стало бы гораздо легче. — Ну, видит Мерлин, я человек добрый, — на этот раз, когда Малфой слегка улыбается, я улыбаюсь в ответ. — Разумеется. Вскоре я ухожу из его комнаты, сотканной из чересчур тонких стен, и уединяюсь в своей спальне. Всю ночь меня преследует подтекст извинений Малфоя и неподдельная искренность на его лице.***
— Я удивлена, что ты спустился на пляж. Всегда хотела туда сходить. — Почему не сходишь? — Не могу. — А, точно. — Тебе понравилось? — На пляже? — Да. — Нет, там ужасно. Слишком много песка и гнилых водорослей. Хотя тебе бы понравилось. — Правда? — Правда.***
— Грейнджер… что такое крестраж? Его вопрос так сильно пугает, что я с трудом сдерживаюсь, чтобы не выронить собранные пучки мяты и розмарина. — Ты что, шутишь? Малфой хмурится. — Нет. — Но… — заикаюсь я. — Ты же знаешь? Ты жил с Томом. — Он, видимо, так и не нашёл повода поболтать об этом. — Я… — Мне не хватает слов выразить всю глубину того ужаса, который представляет собой крестраж. Слишком длинная выходит пауза. — Неважно, — огрызается Малфой. — Просто забудь. — Он уходит, продираясь через заросли. — Подожди… — Спешу за ним, молча сожалея о своём решении воздержаться от обезболивающего зелья перед уходом. — Малфой, стой! — Не знаю, зачем вообще спросил. — Рукой он отмахивается от листьев, отбрасывая ветки в стороны. — Не то чтобы гриффиндорская ханжа… — Это предмет, который проклят тёмной магией. В нём заточают частичку души, чтобы обрести бессмертие. Малфой застывает, и его оскорбление так и остаётся невысказанным. — И у Тёмного… Тома такой есть? — У него их шесть. — Чёрт. — Четыре уже уничтожено, — добавляю я, испытывая странную потребность успокоить его. Он внимательно на меня смотрит. — Ты уничтожила четыре крестража. — Не я лично. Я уничтожила чашу в Адском пламени, но и к трём другим руку приложила. — В Адском пламени? Ты добровольно призвала Адское пламя? — Крестраж нелегко уничтожить. Для дневника Тома нам пришлось… — я резко замолкаю. Луна освещает бледные оттенки его лица, подчёркивая растерянность в чертах. — Чёртов дневник, — усмехается Малфой. — Отец так гордился этой мелочью. Хвастался много лет. — Он что… — Если он и знал, что это крестраж, то никогда мне об этом не говорил. Не могу представить, как он им пользовался. — В нём была частичка души Тома, и именно так он… овладел Джинни на втором курсе. — И вы призвали Адское пламя, когда вам было по двенадцать? Мы замедлились настолько, что я смогла продолжить сбор трав. — Нет, нет, не смеши меня. — Грядка с красными грибами увядает, как только я приближаюсь, и целая минута уходит на то, чтобы аккуратно извлечь их из земли. — Мы проткнули его клыком василиска. — Ну конечно, — смеётся Малфой. — Я всё чаще думаю о том, что мы ходили в совершенно разные школы. Я с трудом пытаюсь встать, обнимая охапку растений, поэтому Малфой поддерживает меня, положив ладонь мне на плечо. Не думать об этом. — Спасибо. Он хмыкает. — Если честно, всё это было для меня как-то непривычно. За моим лучшим другом охотился злой, сумасшедший волшебник с огромной силой и влиянием. — И он до сих пор жив, — мрачно подмечает Малфой. — Все мы. Пока поднимаемся в гору, склон становится всё круче. От усилий у меня саднит в боку, и раненая нога молчаливо кричит, но я держусь. — А остальные где? — Крестражи? Малфой кивает. Я начинаю подробно рассказывать об оставшихся пяти крестражах, стараясь быть краткой и в то же время сообщать все необходимые факты. Малфой восторженно слушает, пока я перебираю заросли. — Остались только диадема и Нагайна. — Мы дошли до небольшого куста полыни, которую я искала, и от волнения я не замечаю реакции Малфоя. — Даже если диадема, по сути, потеряна, я всё равно чувствую, что эта мерзкая змея станет куда более серьёзным испытанием. — Из него вырывается сдавленный вздох, и я отрываюсь от своих поисков. — Малфой? Он слегка вздрагивает. — Н-нагайна — крестраж? — под внезапно нахлынувшим страхом ему едва удаётся произнести слова. — Ты уверена? — Да, а что? — спрашиваю, медленно подходя к нему. — Что такое? Его широко раскрытые глаза устремлены в одну точку позади меня, туда, где, я уверена, никого нет. Тем не менее я поворачиваюсь посмотреть, но ничего не вижу и хмурюсь. Малфой мотает головой. — Малфой? — протягиваю к нему ладонь, но едва задеваю рукав, как он отпрыгивает. — Нет, я… нет. Я в порядке, — настаивает он, проводя пальцами по волосам. — Она просто мой оживший кошмар, вот и всё. Я её ненавижу. К счастью, я мало знакома с этой огромной змеёй, но я до сих пор с кристальной ясностью помню запах гниющего мяса, который окутывал её, будто вторая кожа. Меня передёргивает. — Она часто появлялась в поместье? — Где Тёмный Лорд, там и его мерзкая зверушка. Он иногда скармливал ей людей. — Почему я не удивлена? Как отвратительно предсказуемо. — Это было просто ужасно. — Тебя, э-э, заставляли смотреть? Его взгляд следит за чем-то за пределами нашей реальности, и Малфой так долго молчит, что я уже готова извиниться за свой вопрос. — Всех нас. Он сказал, это поможет нам сохранить верность и напомнит, что будет, если мы… не согласимся. — Это ужасно. Даже представить не могу, каково это. — Я убираю последнюю партию ингредиентов, включая банку с живыми флоббер-червями, в зачарованную сумку. — Мне так жаль, что тебе пришлось пройти через это. — Просто ещё одна капля в пресловутом ведре дерьма. Кто бы мог подумать, что жизнь с самым злым волшебником всех времён не будет похожа на прогулку по саду? — У тебя вообще был сад? — спрашиваю, уводя нас подальше от неприятных воспоминаний. Малфой драматично ахает. — Был ли у меня сад? Ты меня оскорбляешь. Конечно. В поместье три сада, чтоб ты знала. И все разросшиеся, красивые и умеренно броские. Я ему ухмыляюсь. — Умеренно броские? Кто этот критерий придумал? — Кое-кто со вкусом, Грейнджер. С чувством стиля. — А, не ты, значит. Он задевает меня плечом. — Мило. Остроумно даже. Ты просто душка. — Спасибо. — Нам надо… — ЭЙ! — хриплый голос эхом разносится по тёмному лесу, и кровь в моих жилах стынет. — Вы двое! — Ужасающий звук ломающихся под ногами веток отдаёт по ботинкам, возвещая о приближении наших ещё не видимых противников. Я хватаю Малфоя за руку, но как раз в тот момент, когда собираюсь трансгрессировать в безопасное место, из темноты вырывается струя мерзко-жёлтого света, и я вынуждена отразить её в ближайший куст. Тот тут же превращается в жидкость. — Бежим. — Не разнимая рук, мы уносимся в ночь. В нашу сторону сыплется всё больше проклятий, и я так сосредоточена на защитных чарах, что спотыкаюсь на каждом третьем шаге. Малфой тисками цепляется в мою руку, но я знаю — они нас догонят. — Грейнджер, мы не можем… — Чёрт! — шиплю я, вслепую бросая через плечо Редукто. Заклинание попадает во что-то, и воздух разрезается болезненным стоном. Я не осмеливаюсь оглянуться посмотреть. — Ах ты сука! — Вспышки летят на нас со всех сторон, и мне приходится остановиться, чтобы успеть возвести барьер и удержать при этом Малфоя на месте. — Надо бежать! — Да не могу я трансгрессировать и защищать нас одновременно! — Мной овладевают боевые инстинкты последних трёх лет, заржавевшие от застоя, но не ставшие от этого менее эффективными, и я выбрасываю серию дезориентирующих проклятий. Я слишком медленно бегу, но если не смогу задержать их, а нас доставить в безопасное место, то мы оба умрём. Проклятия срабатывают — деревья позади нас заливает жгучий неестественный свет. Малфой морщится от внезапного озарения, но я уже тяну нас вперёд. — Что… — Тсс! — Земля постепенно идёт под уклон, и благодаря силе тяжести выходит уменьшить количество моих спотыканий. Я неуклюже тащу своё негнущееся тело, сосредоточившись только на том, чтобы оторваться от преследователей. В последний раз, когда я бежала по этим лесам, я была добычей — испуганным кроликом, которого настигли скалящие зубы волки. Плен одарил меня длительным рогом изобилия травм, шрамом, который никогда нормально не заживёт, и одним невинным союзником, погибшим во имя чего-то большего и более важного, чем они сами. На этот раз мне нет спасения, и, если эти монстры поймают нас, единственным моим изобилием будет смерть. Я не бегала уже несколько месяцев, отчего, пока мы мчимся по серо-коричневым пейзажам, несчастная нога ноет. В глубине души я переживаю за тот вред, который невольно себе причиняю, и ещё раз ругаю себя за то, что отказалась от обезболивающего. Продираясь сквозь деревья и заросли, внимательно вслушиваюсь в звуки. Похоже, дезориентирующие проклятия сделали должное, потому что какофония треска ветвей и кустов кажется гораздо более далёкой, чем вначале. Подошвы скользят по грязи, и без того сомнительное равновесие меня подводит. Отвлекающие манёвры помешали нашим потенциальным похитителям, но с моей неспособностью бежать в нормальном темпе они нас догонят. Я сдаюсь и доверяю Малфою вести нас в темноте. Он железной хваткой сжимает мои пальцы, и это единственное, что не даёт мне упасть. Глухой стук его шагов — несмотря на нашу разницу в росте и степень подвижности — чётко синхронизируется с учащённым биением моего сердца. Стремясь почувствовать себя полезной, непрерывно бросаю проклятия в тенистые деревья позади, молясь, чтобы они попали в цель. И они попадают, если судить по тому, что в ответ доносится ряд гнусных оскорблений. Я спотыкаюсь на каждом корне и камне, и Малфою всё чаще приходится поднимать меня на ноги. Боль в боку пронзает, лёгкие вздымаются и задыхаются — я знаю, у нас ничего не получится. Мы уже прилично оторвались, и я готова поспорить на то, как быстро смогу трансгрессировать нас отсюда, так что, когда мы с треском продираемся сквозь густые заросли, я останавливаю Малфоя. — Трансгрессируем, — только и могу вымолвить, потому что лёгкие требуют больше кислорода, чем я могу физически вдохнуть. Он бросает на меня взгляд, полный дикого ужаса. — А ты сможешь? — Выбора нет. Я крепко жмусь к нему — наши руки до боли сплетаются — и начинаю произносить заклинание. Риск расщепления высок, но если будем медлить, то наверняка столкнёмся с чем-то гораздо худшим. И всё равно я делаю один-единственный сосредоточенный вдох. К сожалению, эта секунда промедления дорого мне обходится — как только взмахиваю запястьем, вспышка красных полос прорезает чёрную ночь и расплавленный огонь прилетает мне в бок. Я, однако, ведьма уже бóльшую часть своей жизни, поэтому, даже корчась от невыносимой боли, заканчиваю заклинание и уношу нас прочь. Я выпускаю руку Малфоя, нас разрывает в пустоте, но мне удаётся вцепиться ему в рукав, чтобы не потерять его окончательно. Мимо несутся разноцветные пейзажи и эфемерные формы, и я чуть не прокусываю губу, усердно концентрируясь на коттедже и нашем пункте назначения. Наконец, что-то неописуемое утягивает меня, и нас отправляет обратно на Землю. Земля подо мной холодная и мокрая, мы падаем сквозь заросли морской травы к камню прямо перед домом. Не так уж и близко к обрыву, но если бы я сейчас не слепла от боли, то запаниковала бы. С кряхтением переворачиваюсь на спину, шипя с каждым прерывистым вдохом. — Чёрт! Твою мать, Грейнджер, ты могла нас расщепить. Мы чуть… — Малфой перестаёт кричать в небо, и я открываю глаза, поворачивая голову в его сторону. — Что не так? Ты… ты ранен? — спрашиваю, пытаясь сосредоточиться на чём угодно, кроме боли в рёбрах. — Тебя задело проклятие? — На это уходит целая вечность, но я приподнимаюсь, чтобы дотянуться до него. — Что? — Малфой рассеянно проводит рукой по груди и опускается рядом со мной на колени. — Вот чёрт, Грейнджер. У тебя кровь. — Надеюсь, это заклятие, — отвечаю, снова опускаясь на землю. — Но вероятно, проклятие. Он нащупывает дыру в моём свитере, и я шиплю от боли. — Чёрт. Прижав подол коленом, Малфой разрывает свитер по швам, подставляя ноющие рёбра пронизывающему морскому ветру. Я снова шиплю. — Грейнджер, Мерлин, блядь. Всё плохо. Вытягиваю шею и в рассеянном лунном свете пытаюсь оценить ущерб. Рёбра мокрые, кровь чёрная и блестящая, я вижу, как проклятие разъедает края разорванной плоти. — Я знаю… знаю, что это. — Ты можешь что-нибудь сделать? Ты должна что-то сделать! — Его паника только сильнее выбивает меня из колеи. — Контрзаклятие, — выдыхаю и трясущимися пальцами достаю из кармана волшебную палочку. — Держи. — Я не могу, — тут же говорит Малфой. Я агрессивно тычу в него палочкой. — Можешь. Ты должен. — Грейнджер… моя рука… Я не правша, я… Я впечатываю палочку ему в грудь. Сердце Малфоя бешено колотится в клетке. Наши глаза встречаются, и я собираю все оставшиеся силы на то, чтобы улыбнуться ему. — Нет, можешь. Он смотрит то на меня, то на палочку, то на стремительно увеличивающуюся пропасть у меня под рёбрами. — Что мне делать? Я быстро рассказываю ему о чарах и работе с палочкой, необходимых для наложения контрзаклятия. Конечно, под «рассказываю» я подразумеваю, что выдавливаю из себя едва сложенные в предложения фразы и щедро полагаюсь на его именитый ум, способный самостоятельно восполнить пробелы. Малфой следует инструкции, пока не остаётся ничего другого, кроме как произнести заклинание. Его лицо искажено ужасом и сомнением. Страх заражает нас, подобно лихорадке. Воет ветер. Море ревёт. — Грейнджер… — Я впиваюсь пальцами в его бедро и киваю. Мир вращается, а горькая желчь подкатывает к горлу. Мы пристально смотрим друг на друга, и Малфой, наконец, кивает в ответ. Выровняв дыхание и выругавшись несколько красочных раз, он поднимает мою палочку и произносит заклинание. С первого раза вообще ничего не получается. Вторая попытка даётся ещё хуже — заклинание летит мимо. От потери крови у меня уже кружится голова, а солёный воздух не помогает скрыть металлический привкус. Третья попытка точная, но бросок неправильный, так что меня пронзает новая волна огня. Я вспоминаю Адское пламя и разрушения, которые оно приносит. Я реву от боли, и храбрость Малфоя сходит на нет. Он отстраняется. — Нет. Нет. Грейнджер, я не могу. — Драко, — выдыхаю я; пот заливает едва открытые глаза, оставляя в поле зрения лишь узкую серебристую щель, часть его лица. — Пожалуйста. — Тёмная магия просачивается в мозг, уже через пару мгновений контрзаклятие, которому я его научила, не сможет остановить её. На долю секунды Малфоя охватывают неуверенность и абсолютный страх, и я уверена, что он сдастся. И я не могу найти в себе силы винить его. Но моя воля продолжает звучать, потому что он внезапно решается. Челюсти сжимаются, плечи напрягаются, он делает ещё одну попытку. И, как я и предполагала, всё получается. Жар, подобный растопленному очагу, разливается под рёбрами, выжигая вторгшееся проклятие. Словно во сне, я чувствую, как зазубренные края плоти и костей начинают срастаться, а удушающая хватка тёмной магии рассеивается. — Блядь, — шепчет он. Я так сильно дрожу, что не могу ответить. Холодная морская вода, которая постоянно просачивается в землю, пробирает до костей. Липкая лужа крови растекается вокруг, перед глазами темнеет. — Грейнджер? Нет! Твою мать, Грейнджер! — Он сжимает моё плечо. — Очнись! — Крово… восполняющее… крово… зелье, — с трудом выдавливаю из себя. Меня настигает усталость. Будто вор крадётся в ночи. Молчаливый, решительный, смертоносный. — Нам надо в дом. Ты должна помочь мне. — Он по-прежнему в панике, но по мере того, как моя власть над сознанием ослабевает, Малфоем овладевает потребность взять всё под контроль. — Я должен тебя поднять. Я издаю стон, даже не осознавая этого; время утекает сквозь пальцы, как вода. Миг, и я внезапно оказываюсь прижатой к широкой груди. Поднимаю затуманенный взгляд. Малфой крепко сжимает палочку зубами, удерживая меня. Лестница на крыльцо сама по себе является задачей сложной, но Малфой тот ещё упрямец. Я моргаю, а он уже протаскивает нас через заднюю дверь. Как только оказываемся внутри, его ноги подкашиваются и мы падаем на пол. Я приземляюсь на него, настолько оторванная от реальности, что даже не понимаю, что должна чувствовать. Он снова ругается, такой красноречивый. Интересно, откуда он знает столько грязных магловских словечек? Неужели волшебники научили? — Чему? — спрашивает Малфой, подхватывая меня и подтаскивая к стене. — Чему научили? — Блядь? — Боги. — Я чувствую спиной твёрдое дерево. — Ты бредишь. — Спасибо. — Стой тут. — Мм. Какое-то время я плыву по невидимому течению. Лицо Малфоя проплывает перед глазами, и я гадаю, рассердится ли он, если узнает, каким красивым я его считаю. У него такие милые черты лица. По ночам мне нравится думать, какие у него, наверное, мягкие волосы. У него такие красивые волосы. — Ты сходишь с ума, Грейнджер. — Они мягкие? Что-то касается моих губ — я с разочарованием чувствую, что это флакон. — Пей. — А… — Малфой запрокидывает мне голову и вливает в рот что-то отвратительное. Я кашляю. — Я не хочу это пить! — Глотай, Грейнджер. — У него такой приятный смех. Я глотаю. — Умница. О боже. Жидкость обжигает, стекая вниз, но с каждым кусочком плоти, которого она касается, возвращается частичка моего сознания. Голова кажется тяжёлой, как якорь; когда время вновь обретает смысл, я отворачиваюсь от света. — Ох. — Ты потеряла охренеть как много крови. — Извини. — Зелью нужно время, чтобы подействовать. Ты можешь встать? Нужно отнести тебя на диван, я… не знаю, хватит ли мне сил. — Я слишком тяжёлая, — жалуюсь я. — Да. Та ещё корова. Наконец-то я могу посмотреть на него — он выглядит испуганным. — Мне жаль. Мне так жаль. Я… — Ты стоять можешь? Не могу, но я и так уже обременила его, поэтому всё равно пытаюсь. Меня жутко шатает, но Малфой берёт на себя львиную долю работы, и уже скоро мы добираемся до дивана. Малфой укладывает меня с такой нежностью, которой, я думала, у него нет. Он тянет вверх разорванный в клочья и окровавленный свитер, и я выкручиваюсь так, чтобы он мог снять его с меня и отбросить в сторону. Под его прикосновениями разливается тепло. Мне кажется, я тянусь к нему носом, но всё это может быть просто бредовой фантазией. — Засыпай, ладно? Тебе нужен отдых. — Там… — Грейнджер, блядь. Спать ложись. — Спасибо, Малфой. Ты опять… спасаешь мне жизнь. — Да, а ты опять подвергаешь себя чёртовой опасности, так что… — Может, я это нарочно. — Тебя всегда влекла смерть. Вдруг он накрывает меня одеялом, и я кутаюсь в него. Усталость не даёт покоя. — Может, мне… мне просто нравится… внимание. Малфой снова смеётся, и это такой грустный звук. Как будто он мне не верит. Или не может. — Тебе всегда нравилось внимание. Постоянно руку тянешь на уроке, как всезнайка. Я хмыкаю, закрывая глаза. — Может, мне нужно только твоё внимание. — Оно уже твоё. — И моё твоё. И, не раздумывая ни секунды, прыгаю в тёплые раскрытые объятия сна.