***
— Как думаешь, где мы? — На заднем крыльце, — на автомате отвечаю я. — Умора. — Спасибо. — Я слишком занята распутыванием водорослей, поэтому не одаряю его привычной дерзкой ухмылкой. — А если серьёзно, где мы? Уже чёртов июнь на подходе, а у нас и суток не прошло без дождя. — Дожди не редкость для Лондона. — Но мы же не в долбаном Лондоне. Там хоть иногда солнце появляется. — Брось, — я демонстративно перегибаюсь через перила, чтобы посмотреть на небо, — солнце прямо там! Малфой усмехается. — Как проницательно. — К тому же, — устраиваюсь рядом с ним на шаткую ступеньку крыльца, — я бы подумала, что с таким цветом лица ты должен избегать солнца любой ценой. — С каким «таким» цветом лица? Что с ним не так? — требовательно спрашивает он. — Ты такой бледный, прямо прозрачный. — Неправда! Я приставляю свою руку к его, наглядно показывая разницу в оттенках кожи. — Я вижу твои вены. — Ты просто завидуешь. — Чему? Мгновенному обгоранию? — Для обгорания нужно нормальное солнце, — огрызается он. — Ой, заткнись. Малфой фыркает, умудряясь выглядеть шикарно даже в потрёпанном свитере, и ничего не отвечает. — В любом случае, — продолжаю я, — думаю, мы в Норвегии. — Какого чёрта мы забыли в Норвегии? Пожимаю плечами и возвращаюсь к водорослям. — Норвегия достаточно далеко от Магической Британии, так что мало шансов, что кто-то наткнётся на коттедж, но при этом не настолько далеко, чтобы без проблем трансгрессировать. — Там находится штаб-квартира Ордена? — Ага. — Это поворот, прилив — я с лёгкостью разглашаю ему информацию, за защиту которой когда-то охотно отдала бы жизнь. — Где-то на севере, за холмами. — Интересно. Смотрю на него. — Тём… Том уверен, что вы, дружки, действуете с юга, — отвечает Малфой. — По крайней мере, в последний раз, когда я имел удовольствие находиться в его обществе, он думал так. — Похоже, наши недокампании в коммуникации не так уж бесполезны. — Не помешает иметь кого-то внутри. При напоминании о Снейпе я хмурюсь. — Честно говоря, первые пару лет его полезность была спорной. Половина из нас считала его просто обузой, а другая половина — отличным источником потенциальной информации. — А ты? — Первое. — Не могу сказать, что удивлён, — он откидывается назад, складывая руки на груди, — вы всегда друг друга недолюбливали. Горький смешок срывается с моих губ прежде, чем я успеваю его остановить. — Это ещё очень мягко сказано. — Однако не хочется омрачать наш приятный пятничный день, поэтому добавляю: — Как минимум одну вещь он сделал правильно. — Какую? — Научил тебя приемлемо варить зелья. Малфой прижимается ко мне плечом. — Мои таланты — которыми ты, спешу напомнить, воспользовалась — природные и даже врождённые. — Скромность украшает. — Спасибо. Он замолкает и задумчиво смотрит на бушующее море. Несколько минут между нами висит мирное молчание. — Я уже бывал в Норвегии. — Правда? Зачем? — С трудом могу представить, что Малфой найдёт чем заняться здесь. — Поблизости нет детей, которых можно терроризировать. — Всегда найдутся дети, которых можно терроризировать, — он сверкает зубами. — Но вообще-то я подумывал пробоваться в норвежскую команду по квиддичу после Хогвартса. Я удивлена, если честно. Даже не думала, что когда-то давным-давно у него были стремления, которые выходят за рамки жестокости, а потом и выживания. — Как всё прошло? Малфой вздыхает. — Блестяще. — Ослепил их своей шикарной метлой? — Знаешь, я ведь правда был хорош в квиддиче. Вы все подняли такой шум из-за того, что отец купил мне место в команде… — …а он, безусловно, купил… — …но это же не всё. Я старался. Я очень старался, и у меня всё получалось. Даже лучше, чем у Поттера, в большинстве случаев. Я закатываю глаза. — Боже, ваше соперничество граничит с одержимостью. — Изволь, — усмехается он, — Поттер меня бы не потянул. — А ты у нас точно не из дешёвых. — Класс бесценен, Грейнджер, как и хорошая родословная. Не могу удержаться от смеха. — Ты прямо как все мужские персонажи из романов Джейн Остин. — Я задираю нос и изображаю Малфоя: — О боже, мистер Поттер, вы просто обязаны извинить меня за опоздание. Боюсь, в банке произошла некоторая путаница с моими миллионами галлеонов, я вынужден был разбираться. Вы же знаете, как это бывает у этих жалких маленьких гоблинов. Однако я отвлёкся, как это грубо с моей стороны. Как вам филе-миньон? Такое же божественное, как в том очаровательном кафе, которое мы посетили в Париже? Его смех — музыка для моих ушей. — Тебя выдаёт глубина деталей, Грейнджер, — видно, сколько времени ты потратила на эту фантазию. — Спасибо, мистер Малфой. — Честно, я так не разговариваю. — Будь ты чуть более элегантным, раскололся бы от хрупкости своего же тела. — Ты этот акцент называешь элегантным? Это было ужасно. — Даже банально, — поддразниваю я. — Твой словарный запас похож на что-то из викторианской пьесы. — Грейнджер, я только и делаю, что сижу без дела и читаю твои дурацкие книжки. Ты сейчас оскорбляешь себя и свой литературный вкус, а не меня. — Ой, ты с первого курса такой сноб. Разгуливал по Большому залу с нелепой причёской и ныл всюду. Он выпрямляет плечи и пристально смотрит на меня. — Чтоб ты знала… Треск трансгрессии и вопросительный тон Невилла безжалостно возвращают нас к настоящему. Внезапно я чувствую себя виноватой, как будто этот краткий момент стал оскорблением всего того, что было утрачено. Веселье исчезает, и я ускользаю обратно в дом, чтобы заняться вещами, которые должны быть важнее, чем кривая улыбка на лице Малфоя.***
В одну минуту я горблюсь над последней порцией Защитного зелья, выжимая из оставшихся ингредиентов всё, что только возможно, а в следующую уже мчусь в ванную, едва успевая добежать до туалета, чтобы выплюнуть овсянку и чай, которые впихнула в себя на завтрак. Желудок вздувается, живот сводит, тело самоочищается. К тому времени, когда выныриваю на воздух, дрожу и покрываюсь каплями пота. Холод фарфора чувствуется жаром кожи; я делаю несколько судорожных вдохов, пытаясь восстановить подобие контроля. — Грейнджер? Похоже, в этом взбешённом состоянии мне хватило предусмотрительности хотя бы закрыть дверь. Малфой стучит. — Ты в порядке? Когда поднимаюсь, дрожат колени. — Нормально, — хриплю и включаю кран, брызгая водой на лицо и шею. Холод помогает вернуться к реальности. — Всё нормально, — повторяю уже громче. Когда я, наконец, выхожу, изо всех сил стараясь держать лицо, Малфой стоит у двери. Сердце колотится о грудную клетку, но я не обращаю внимания на то, как подрагивают пальцы под тяжестью его взгляда. — Что происходит? Непринуждённо пожимаю плечами. — Наверное, съела что-то не то. — Мы ели одно и то же. — Мм. — Грейнджер… — Всё нормально, я в порядке. Поможешь мне высушить испанские морские водоросли? Малфой мне совершенно не верит, но на своём не настаивает, за что я ему бесконечно благодарна. Мы возвращаемся к работе, пусть весь оставшийся день он и наблюдает за мной краем глаза, слегка хмурясь.***
Наступает июнь, а вместе с ним и неприлично жаркая погода. На улице по-прежнему пасмурно, но из-за влажности воздуха температура только неприятнее. Даже дующие с океана ветры не по сезону тёплые. Что ещё хуже — весь наш гардероб начинается и заканчивается зимой, а значит, чтобы справиться с погодой, приходится раздеваться. — Неужели ни одна магловская хрень не может сделать так, чтобы тут не было так чертовски жарко? — Малфой ноет, развалившись в кресле для чтения, как умирающая придворная дама. Я обмахиваюсь раскрытым блокнотом. — Этому коттеджу больше ста лет. Удивительно, что здесь вообще есть электричество, а уж такая продвинутая вещь, как кондиционер, просто невозможна. — Вот ты говоришь по-английски, а я понятия не имею, что ты, чёрт возьми, несёшь. — Тебе не впервой, я уверена. Он показывает мне неприличный жест, отчего приходится подавить смешок. — Да я, блядь, умираю, Грейнджер. Пот липнет, как вторая кожа, — я собираю волосы на макушке. Заколка едва справляется с задачей, удерживая копну. — Значит, нас двое. Малфой выглядывает из-за ладони, закрывающей лицо. — Вот это видок. — И что ты хочешь этим сказать? — У тебя точно огромная голова, раз она выдерживает столько волос. — Не всем даны прямые кукольные локоны. Платиновые пряди каскадом спадают на подлокотник кресла. Малфой треплет их. — Они уже отросли. Чертовски мешают. — Я могу подстричь. Он поднимает светлую бровь в мою сторону, и я краснею. — Да ну? — Я стригла Рона и Гарри, когда мы были в бегах. — Так себе показатель доверия. — Ладно, — фыркаю я. — Тогда страдай. — Не горячись. Что угодно лучше, чем это, — Малфой подтягивается, выпрямляясь в кресле. Край футболки задирается, обнажая выступающую бедренную кость. Тут же отвожу взгляд, не желая так легко выдавать себя. — Пойдём. — Веду нас на кухню. Малфой садится на своё обычное место за столом, а я призываю ножницы. — Как коротко? — Думаю, как на Святочном балу. — И я должна помнить, какая у тебя там была длина? Можно подумать, я весь вечер тебя разглядывала. — А я-то думал, у нас всё взаимно. — Что… — Голубое же, да? В пол. Предположу, что фасон магловский, потому что я никогда не видел настолько… облегающих парадных мантий, — Малфой ёрзает на стуле, и я безгранично рада тому, что он не видит моего лица. — Я… ты… что… Ты помнишь, что на мне было надето? — Грейнджер, перестань. Все помнят. Ты была самым настоящим украшением, — говорит он как ни в чём не бывало. — Даже Пэнси завидовала. — Ох, — только и могу вымолвить. Напрягая память, перебираю смутные образы той ночи, пытаясь хоть мельком увидеть Малфоя таким, каким он был, кажется, целую вечность назад. — Я… думаю, что помню твою причёску. Не поворачиваясь, он поднимает руку и неопределённым жестом указывает на макушку. — Просто где-то так будет нормально. Несколько минут мы обсуждаем, чего именно он хочет, пока я прикидываю, обладаю ли необходимыми навыками для выполнения этой задачи. В конечном счёте мы приходим к соглашению, и Малфой усаживается на стуле. Наметив план действий, делаю медленный вдох и приступаю к работе. Как я и предполагала, волосы у него очень мягкие. Они скользят сквозь пальцы, как шёлк, а платина блестит на фоне кожи. Я глажу их, делая вид, что хочу собрать пряди воедино, но Малфой слегка дёргается на стуле. Опасаясь, что мои помыслы явны и очевидны, быстро начинаю стричь. — Меня всегда стригла мама, — признаётся он. — Как и меня. — Это было единственное, что она не поручала домовику. — Небольшая кучка платиновых волос собирается у ног. — Мы обычно тратили на это весь день. Потом шли в «Фортескью» за мороженым, а потом гуляли по Косому переулку и ели. — Звучит мило. — Так и было. Я осторожно поворачиваю его голову в сторону, стараясь, чтобы пальцы не задерживались на острой линии подбородка. — А я терпеть не могла, когда незнакомцы трогали мои волосы. Они понятия не имели, как их расчёсывать, так что большинство визитов к парикмахеру заканчивались слезами. Мама в итоге решила просто делать всё сама. Она стригла меня каждое лето, даже после того как я начала учиться в Хогвартсе. Это была своего рода традиция… Малфой под моим напором наклоняется вперёд. — Её волосы такие же… экстравагантные, как у тебя? — В этом плане я пошла в отца. — Я пытаюсь представить их. — Заче… Не пожимай плечами, а то плохо получится. — Любопытно, наверное. У тебя есть братья или сёстры? — Нет. Мама, она… у неё были трудности с зачатием. — Зачёсываю несколько непослушных прядей на место. — Я была «чудо-ребёнком». Родители потратили много времени и денег на экстра… э-э-э… магловскую науку, чтобы забеременеть. — Так ты с рождения золотая. Не видя его лица, я не могу сказать, серьёзно он это или нет. — Почему у тебя нет братьев и сестёр? Учитывая, какое значение твои родители придают наследию, логично завести несколько детей, нет? Малфой не торопится с ответом. — Мой отец — единственный ребёнок, мама же — одна из трёх. Малфои всегда были… необычным родом. Больше одного ребёнка в семье — это большая редкость. — Что-то вроде генетического дефекта? — Что-то вроде нежелания запятнать родословную. Чем больше детей, тем больше шансов случайно жениться на кузине. — Серьёзно? — Чистокровные семьи по своей природе обособлены друг от друга. Скрещивание — это серьёзная проблема. Моя семья смогла этого избежать, ограничив количество, так сказать, вклада в род. Я запрокидываю его голову. — Как это аристократично с вашей стороны. Не удивлюсь, если вы ещё помолвки заключаете по договору. — Последние поколения уже не заключают, но это не что-то немыслимое. — Значит, нет у тебя послушной, чистокровной жены, которая ждёт твоего возвращения? С этого ракурса вижу лёгкую ухмылку на его лице. — Не ревнуй, Грейнджер, это неприлично, — говорит он, возвращая мне мои же слова. — Да, я ведь эталон приличия, как ты уже ясно дал понять. — В последний раз провожу пальцами по его волосам, стараясь запомнить их бархатистость. Моя нескромность меня пугает, и я отстраняюсь. — Готово. — Призываю маленькое карманное зеркальце и протягиваю ему. Малфой садится прямо, разглядывая свои волосы. — Хм. — И каков же вердикт, ваше величество? Он наклоняет зеркало, встречаясь с моим отражением взглядом. — Отличная работа, Грейнджер. Ты и правда умеешь всё, — усмешка, что раньше была жестокой, становится дразнящей. — Чудеса неиссякаемы. — Заткнись, — убираю копну волос у ног, — придурок. — Я бы предложил ответную услугу, но видит Мерлин, это будет полный провал. — Разумно. — Как и всегда. Убираю ножницы, украдкой бросая на Малфоя пару взглядов, пока он задумчиво теребит волосы. Он выглядит знакомо, но как-то иначе, расстроенно, что ли. Сейчас он как никогда похож на того мальчика, который издевался надо мной в Хогвартсе. Я знаю, логично было бы остерегаться его и нашей хрупкой, драгоценной связи, но, наблюдая за ним в отражении окна, таким бледным и призрачным, единственное, что я чувствую, — это внезапное болезненное желание. — Спасибо, Грейнджер, — произносит он, выводя меня из задумчивости. — Не… не за что, Малфой.***
— У меня день рождения меньше чем через неделю. — О? — Да, к сожалению. — Мне кажется, тебе как раз должен нравиться день рождения. Целый день, посвящённый только тебе? О чём ещё можно просить? — До всего этого безумия, очевидно. — Очевидно. — Теперь я его ненавижу. Чувствую себя чертовски ненормальным, пытаясь праздновать что-то в такое время. — Думаю, немного легкомыслия и радости сейчас не помешает. — Ах да, как было бы здорово. Безумно весело, только мы вдвоём. Можем испечь торт из остатков мясного рулета, а ты завернёшь в подарок один из трёх своих экземпляров «Истории Хогвартса». — Звучит очень мило. — Мерлин, спаси меня.***
На следующий день приходят Гарри, Луна, Грюм и Чжоу. Мы с Малфоем препираемся по поводу основных принципов травологии, когда внезапно в коридоре появляется толпа членов Ордена. — Ой! Господи, вы меня напугали. — Привет, Гермиона, — Гарри неловко оглядывается, его поведение сквозит неподдельным дискомфортом. — Здравствуй, Драко! Гермиона! — Луна же весьма жизнерадостна. Чжоу только кивает один раз — выражение её лица нечитаемо. — Мисс Грейнджер, мы к мистеру Малфою, — поясняет Грюм. В тот же миг кровь в жилах стынет. Я ловлю взгляд Малфоя через стол и чувствую непреодолимое желание заслонить его собой. — В каком смысле? — спрашиваю я. Грюм смотрит бесстрастно, и только тогда я замечаю маленький свёрток в руках Гарри. — Ясно. — Какого чёрта сейчас происходит? — огрызается Малфой. — Грядут перемены, Драко, и Грюм должен убедиться, что ты готов к ним, — поясняет Луна. — Нам нужно ещё раз проверить ваш разум, мистер Малфой, — Грюм указывает на Чжоу, лицо которой по-прежнему невозмутимо. — В целях безопасности. Когда я разрабатывала этот план, настолько крайняя мера даже не рассматривалась. Я знала, что Грюм захочет снова допросить Малфоя, возможно даже с помощью Сыворотки правды, но легилименция ни разу не приходила мне в голову. Мозг быстро вспоминает десятки событий, которые мы с Малфоем пережили и которые я предпочла бы оставить между нами. В частности, злополучные полуночные экскурсии и стычка с предполагаемыми егерями. Желудок скручивает, усиливая тошноту. — Это, — я указываю на Чжоу, — действительно так необходимо? — Да. — Может кто-нибудь, пожалуйста, объяснить мне, что за хрень происходит? — Драко, — начинает Луна, — это… — Мистер Малфой, будьте добры, пройдите за мной в гостиную. — Нет, пока вы не объясните мне, в чём, мать вашу, причина. Что здесь делает Чанг? Грейнджер? — он смотрит на меня с мольбой, не боясь, что это его выдаст. — Малфой… — Это мера предосторожности, не более. — Зачем?! — в его голосе звучит ужас, и я сразу вспоминаю о его хрупком психическом состоянии. — Это… — Он не может, — обрываю я Грюма. — Малфой сейчас не может подвергаться легилименции. Все лица пялятся на меня, но единственное, которое имеет значение, — это преданное выражение Малфоя. — И почему же, мисс Грейнджер? — Потому что психическая травма, полученная на войне, а также время, проведённое под одной крышей с Томом, сделали его уязвимым для таких вещей, как окклюменция и легилименция, и, как его целитель, я этого не допущу. — Чтобы продвинуться в деле, которое мы обсуждали, мне нужно убедиться, что всё обстоит так, как кажется, — наконец объясняет Грюм. — Тогда пусть Чжоу применит её ко мне. Я проводила с Малфоем каждый день на протяжении последних шести месяцев. Если скрывается что-то подозрительное, то я знаю об этом. — Это рискованный шаг, но единственный, который у меня есть. Грюм выглядит крайне скептически настроенным, Гарри — страшно озадаченным, а Луна, как обычно, жизнерадостна. Малфой вообще в мою сторону не смотрит, а вместо этого намеренно устремляет глаза в пол. — Я не против, — отвечает Чжоу. — Я скажу, если найду какие-то изменения в памяти. — Ты их не найдёшь, — настаиваю я. — Ладно, — наконец соглашается Грюм. — Пройдёмте, мисс Грейнджер. Изо всех сил пытаюсь поймать взгляд Малфоя, но он совсем отворачивается от меня, так что я ловлю Гарри. Он хмурится, при этом в его чертах кроется вина, причин которой я не могу понять. Луна остаётся с Малфоем, что-то шепча ему. Остальные собираются в гостиной, я сажусь в любимое кресло Малфоя, двери запираются, и в комнате воцаряется тишина. — Будет неприятно, мисс Грейнджер. — Я знаю. Чжоу садится напротив, коротко кивает и погружается в мои мысли. Её присутствие подобно иголке, с поразительной точностью продевающей нитку в омут моих воспоминаний. Она уделяет пристальное внимание каждой секунде, которую я провела с Малфоем за последние два месяца, а особенно тем, когда мы посещали лес Дин. Моя немедленная реакция — оттолкнуть её, вытеснить, но я лишь сжимаю челюсти и терплю. Чжоу пролистывает в памяти моменты, быстрые кадры, как я смотрю на Малфоя. Так странно — наблюдать за тем, как я наблюдаю за ним. Выражение моего лица меняется по мере того, как мы погружаемся в прошлое, переходя от тех сложных отношений, что есть сейчас, к холодной, презренной ненависти, какая она была когда-то. Как далеко мы зашли за столь короткое время. Я не могу не думать о том, какими людьми мы стали, и об узах, которым позволили себя связать. Эти мысли отвлекают меня от острого, резкого укола Чжоу, пронизывающего мозг, и помогают немного облегчить боль. Наконец, целую, как мне кажется, жизнь спустя, она отстраняется, и я снова остаюсь наедине со своими мыслями. Чжоу смотрит на меня мрачно и напряжённо. Я ничего не могу сделать, кроме как смотреть в ответ. Она знает. Я знаю это так же точно, как знаю, что утром взойдёт солнце. Страх покалывает затылок от осознания, что единственное, чего я избегала, то маленькое зёрнышко света, которое я лелеяла, даже когда притворялась, что его не существует, принадлежит теперь не только мне. Необъяснимо, но хочется рыдать. — Мне нужно поговорить с Гермионой наедине, — говорит она. Грюм даже не задаёт вопросов, а просто выводит Гарри из комнаты. В тот момент, когда мы остаёмся один на один, я очень стараюсь не сломаться. — Чжоу, я… — Перестань. — Перестаю. — Моей задачей было найти любые признаки манипуляции или обмана как с твоей стороны, так и со стороны Малфоя. Я ничего не нашла. — Конечно, нет. Но… — И поскольку я ничего не нашла, я ничего не расскажу Грюму. Хорошо? — она протягивает мне оливковую ветвь, а я принимаю её без возражений. — Никого, кроме тебя, не касается, что ты чувствуешь. Я понимаю… — Чжоу замолкает, подыскивая что-то, чему я не могу дать названия. — Мир стал другим, ничего уже не будет как прежде. Всё, что мы можем, — это двигаться вперёд, так? Я киваю. — Как бы ты ни решила с этим справляться, это твоё личное дело. Не моё и уж точно не Грюма. Со мной твои секреты в безопасности. Глаза щиплет от попытки не расплакаться. — С-спасибо, Чжоу. В ответ она наклоняет голову и зовёт Грюма в комнату. — Ваш отчёт, мисс Чанг? — Отчитываться не о чем, сэр. Всё так, как и должно быть. — Превосходно. Мистер Поттер? Гарри делает шаг вперёд и протягивает мне маленький свёрток. Он не смотрит мне в глаза. Я беру свёрток и одариваю Гарри слабой улыбкой, на которую он не отвечает. — Спасибо. — До следующей встречи, мисс Грейнджер. — Грюм, Чжоу и Луна с треском трансгрессируют, но Гарри задерживается. — Гарри… Он молча притягивает меня к себе. Я тут же обнимаю его, и мы стоим так с минуту. — Я… мне жаль, — наконец произносит он. — Что… — Отвернувшись, он трансгрессирует и исчезает.***
— Грейнджер, да что за хрень? — Малфой в ярости. — Я не могу тебе сказать, точно не сейчас. — Какого чёрта? Я засовываю свёрток в задний карман джинсов. — Ты мне доверяешь? Его рот сжимается в тонкую прямую линию. — Очевидно. — Тогда верь мне, когда я говорю, что пока не могу тебе сказать. Скоро, ладно? — Это касается моей матери? Сердце разрывается от уязвимости в его голосе. — Нет, не касается. Я бы не стала скрывать от тебя такую информацию. Обещаю. Малфой явно сомневается, но мне удаётся пробудить в нём каплю доброй воли, чтобы он принял мои условия. — Когда? — Скоро. Очень скоро.***
Джинни приходит на следующий день. Мы обмениваемся условными приветствиями, но она кажется почти такой же отстранённой, как и Гарри. — Всё нормально, Джинни? — Мы нашли диадему. Кровь приливает к ушам, а чашка громко звенит, когда я роняю её на столешницу. — Что? — Мы нашли её. Она в… ну, неважно где. Важно только то, что мы нашли её. — Что? Как? Какой план? Она заламывает руки. — Мы собираемся небольшой группой пойти и уничтожить её. — Но… — Гарри настаивал, чтобы ты тоже пошла, как и я, но Грюм и Люпин не разрешили, — на её лице — сдерживаемая паника. — Кто-то должен остаться здесь, чтобы вмешаться, если случится худшее. — Я — запасной вариант? — Если Гарри или Рон… — Не говори этого… — …если с ними что-то случится, ты единственная, кому хватит опыта, чтобы закончить дело. — Почему не ты? Меня никогда не интересовало лидерство, Джинни, только сама охота. Вот где мои таланты находят своё применение, вот где моё место. Я отдала этому делу бóльшую часть своей жизни, вы не можете лишить меня его сейчас, когда осталось самое важное, — я на грани истерики. — Решение уже принято, Гермиона. — Без меня, конечно. Как же чертовски удобно. — Пожалуйста, — умоляет она со слезами на глазах. — Пожалуйста, Гермиона, прости меня. Самое страшное во всём этом — самая горькая пилюля, которую труднее всего проглотить, — это искренняя забота и тревога на её лице. Несмотря на всё наше рвение, мы всего лишь дети, даже если нам уже за двадцать, ведь мир так и не дал нам свободу расти. Если бы мы поменялись ролями, если бы Джинни стояла на моём месте, а я знала бы о её грехах то же, что она — о моих, я могу с омерзительной уверенностью сказать, что держала бы её в точно таком же неведении. Речь не просто о защите наших тонких чувств. Это война, а ей нет дела до хрупкости живых существ. — Когда вы уходите? — наконец спрашиваю я. — Н-ночью. — И надолго? — Рон считает, на две недели. Мы должны передвигаться магловскими средствами, чтобы нас не обнаружили. Я медленно, осторожно выдыхаю. — Джинни, если что-нибудь… — Я готова умереть за них, так же как и ты, Гермиона. Я люблю их не меньше. Горло сжимается от желания разрыдаться. — Я… это я должна уничтожить её. Адское пламя, оно… — Это был компромисс, на который согласился Гарри, — Джинни протягивает руку, но замирает прежде, чем прикоснуться ко мне. — Он хочет тебя… Он знает, как это тяжело. — Где он? — Прощается с Тедди. Я киваю, прикусывая щеку, чтобы не расплакаться. — Хорошо, — говорю я, потому что только это и могу. Джинни наконец берёт меня за руку и сжимает её. Я сжимаю в ответ, и мы какое-то время стоим так, слушая тишину. — Всё почти закончилось, — шепчет она. — В ближайшую неделю Люпин прибудет с припасами и новостями. Я… я люблю тебя. Мне жаль. — Мне тоже. Ещё раз сжав руку, Джинни отпускает меня, и я остаюсь одна.