От чистого истока

Дни шли неспешно и просто, и времена менялись. Они думали (Хаширама думал) усыновить ребенка и проводить пару месяцев в Токио. Они даже купили там дом. Достаточно большой, чтобы всем, кто им дорог, хватило места. Все было хорошо — предсказуемо на много шагов вперед. Мадара знал, что мог делать вместе с Хаширамой все — начиная от просмотра идиотских видео, заканчивая спаррингами и спорами на тему квантовой механики. Если это не было любовью — что тогда это было? Он чувствовал, что они вместе шли к каким-то положительным изменениям. Хаширама отвоевывал заповедные зоны и гуманитарные коридоры, Мадара гасил подвластные ему зачатки военных конфликтов. Собирался перейти в Совет Национальной Безопасности и отказаться от командировок. И едва не засмеялся, когда осознал, что стал ходячим стереотипом о «двух днях до пенсии» — в том смысле, что с глупыми героями глупых боевиков постоянно происходило что-то плохое прямо перед тем, как они решали завязать с каким-нибудь дерьмом. Совсем как с ним. Находясь на месте встречи с местной группировкой в Мозамбике, Мадара понял, что слишком поверил в людей — чертов Хаширама — и угодил в ловушку. Звуки выстрелов со всех сторон дезориентировали. Но, если подумать, он ни о чем не жалел. Проводил взглядом оружие с пустой обоймой, которое кинул на пол, и прислонился к стене. Из раны на руке капала кровь, а шаги на лестнице становились все отчетливее. Мадара решил, что прожил хорошую жизнь и не собирался реветь в рукав военной формы. Больно было только из-за Изуны. Хаширама сильный, соцветие любви и света, он справится, а вот брат… Мадара закрыл глаза. «Хаширама, оставляю его на тебя». Совсем рядом раздался оглушительный взрыв — должно быть разорвалась граната. В ушах зазвенело, Мадара пошатнулся, выхватил нож, но зрение заволокло какой-то странной красной пеленой. Он увидел, как багровый свет стекает по трупам, усеивающим мертвый песок. Плеск-плеск-плеск — звук, словно камешек пролетел по водной глади. Снова. Пока не ударился о противоположный берег. Потеряв связь с реальностью, Мадара пошатнулся. Голова разрывалась от боли. И образы, сливаясь в лоскутное полотно, затянули его куда-то вниз: и белое полотенце на лице остывшего Изуны, и зеленый лист, улыбка Хаширамы и мерзкий чавкающий звук пронзенного насквозь тела… война, и незначительные людишки… трансформация, биджу, Кагуя — и снова лицо Хаширамы… перед концом. Мадара вспомнил все о жизни, которой никогда не было. Ощутил, как падает. Потерял сознание в обрушившейся на него черноте. … Первым, что сменило темноту, стал отвратительный писк медицинских приборов. — Нии-сан? Мадара с трудом открыл глаза и поморщился от яркого больничного света. Следующее, что он увидел, было лицо Изуны. — Нии-сан, — повторил Изуна совсем как в детстве. У него было белое, как снег, лицо. Только немного старше. — Ты очнулся… — Не трогай меня! — захрипел Мадара, с силой пытаясь подняться с кровати. — Как ты смеешь, жалкая подделка?! Изуна медленно убрал руку. — Брат, пожалуйста, ляг обратно. У тебя серьезная черепно-мозговая травма. — Развейся, — прошипел Мадара. — Мне не нужно все это дерьмо для слабаков, выпусти меня отсюда. Как ты смеешь! Он постарался сложить печати, но руки не слушались. К тому же, Изуна изо всех сил старался пригвоздить его к матрацу. — Что ты стоишь? — зло бросил младший брат куда-то за плечо. — Позови кого-нибудь, не видишь, ему плохо? Силуэт за спиной Изуны исчез, Мадара заметил это машинально, яростно отбиваясь от с трудом удерживающего его брата. Медперсонал появился в палате спустя минуту. Ему пытались вколоть успокоительное, но он дрался и сопротивлялся из последних сил. — Всегда знал, что это случится, — сухо заметил Тобирама. — Поверить не могу, что мой хиппи-брат не смог найти себе кого-то получше сумасшедшего вояки. Изуна поднялся с кровати брата, теперь его наконец удерживали, чтобы сделать укол. — Выметайся отсюда. Тобирама мялся, должно быть, подозревал, что перегнул палку. Но Изуна не собирался давать вторых шансов — что выглядело немного комично: младший из братьев был ниже на голову и выглядел, как подросток. Ни дать ни взять птенчик хищной птицы на первой охоте. — Пошел вон из палаты моего брата. Уже устало уронив голову на подушку, Мадара наблюдал за тем, как Тобирама уходит. Отлично — спасибо, Изуна. Успокоительное начинало действовать или же у него просто немного прояснилось в голове. Он умер. Он помнил, как раскис, валяясь на земле, не будучи в состоянии даже закричать имя Хаширамы или пырнуть его чем-нибудь. Это было совершенно точно, он был уверен в этом. Печати, которые Мадара тайком сложил под одеялом, не сработали. Это не было гендзюцу, но… он постепенно осознавал воспоминания из новой жизни. Они накладывались на прошлые, сводя его с ума, но потом подействовало снотворное, и он уснул. Второе пробуждение оказалось более тихим. Была ночь, и в палате никого не было. Мадара посмотрел на то, как желтая луна отражается в окнах многоэтажек. Сколько он провалялся здесь в отключке? Как он вообще сюда попал?.. Опять проиграл чертовому… Мысль оборвалась и дальше была звенящая пустота. Распахнутым взглядом Мадара уставился в пространство. Блядь. Хаширама. С его губ слетел смешок. Затем еще один. Одной дозы успокоительного было явно мало, чтобы его свалить, поэтому он снова почувствовал, как его накрывает удушливая волна безумия. — Ты очнулся? Этот голос. Теперь все осознавалось иначе. Мадара медленно повернул голову и уставился на Хашираму. У него было очень усталое лицо, осунувшееся и худое, но все еще то же. То же, что Мадара видел перед смертью. И первой, и второй, и третьей тоже… — Хаширама! — закричал он — хотя в действительности из горла вырвался скорее хрип, словно кто-то смыл в раковине воду — и разразился громким нездоровым смехом. Когда Хаширама подошел к нему, Мадара попытался накинуться на него и задушить. Разумеется, это был провал из разряда его обыкновенных. Хаширама легко повалил Мадару обратно на кровать и прижал к подушке. На утро ему вызвали психиатра. Кажется, Мадара был где-то на второй стадии принятия неизбежного. Отрицание прошло — это не было гендзюцу — но торг еще не настал. Он смотрел на спокойное лицо психиатра и старался казаться нормальным, в то время как жалел, что не может отправить его в мир самых умопомрачительных (в прямом смысле) иллюзий своим шаринганом. Мог ли он рассказать врачу, что был сильнейшим ниндзя, который почти привел мир к счастью и благоденствию? Что он был главой клана и мог создавать многорукое существо из чакры с мечами, а еще у него на сердце был нарост с лицом его заклятого врага и главы деревни, где детей тоже учили быть ниндзя, и… — Я должен убедиться, что Вы не опасны для себя и окружающих, — вздохнул врач. Дьявол подери, конечно же, он был опасен. — Вы проявили агрессию к своему брату и супругу, а по их словам, это единственные близкие вам люди. Мадару снова накрывал приступ смеха. Он уже находился в дурдоме. Его брат мертв, а Хаширама — блядь, они действительно прожили вместе семь лет, они собирались завести ребенка — ему никакой не… он даже в мыслях не собирался произносить это слово. Ладно, быть может, стадия отрицания еще действовала. — Я словно был все еще на поле боя, — помолчав, солгал Мадара. — Мне казалось, они не те, за кого себя выдают, но теперь я осознаю, что это ПТСР. Мне требуется курс терапии. Звучало, как показалось Мадаре, достаточно адекватно. — Вы принимаете непосредственное участие в военных действиях, но не посещаете психотерапевта? — уточнил врач. Разумеется, Мадара посещал психотерапевта. Пришлось даже вспомнить его имя, чтобы уладить формальности. После двухчасовой беседы, его обязали посещать врача раз в неделю. Не худший расклад, учитывая, что его место было в сумасшедшем доме. Он попробовал оградить себя от общения с людьми, но ему запретили изоляцию. Больше всего его заставляла кривиться мысль о том, что придется пойти домой — черт подери, он даже примерно не представлял, как мог вляпаться во все это. Какого хрена они были женаты с Хаширамой? Риторический вопрос. Конечно же, тот был как пиранья, учуявшая кровь, — так и мельтешил вокруг с беспокойством и заботой. Поправлял подушки, приносил инари суши собственного приготовления, это было просто смешно. Все было проще, когда они дрались, Мадара отказывался думать обо всем остальном. Какой позор. — Врач сказал, мы можем идти домой! Придется, правда, ходить на перевязки, но, если хочешь, могу перевязать тебя и сам, — рассказал Хаширама, появляясь на пороге в выглаженной рубашке и свободных брюках. Он снова выглядел как обычно — без темных кругов под глазами и растерянного взгляда. Быстро восстанавливался. — А еще тут кое-кто хочет поговорить с тобой. Блядь, нет — взмолился Мадара, но было уже поздно. Хаширама вышел из палаты в коридор и привел оттуда Тобираму. Только его не хватало. — Приношу свои извинения, — сказал он официально. Мадара скривился. — Я устал, выведи его. Где Изуна? Тобирама побагровел. — Он уснул, — рассказал Хаширама, игнорируя появившийся холодок. — Хочешь, чтобы я разбудил его? — Нет, — ответил Мадара, опускаясь на подушку. Он просто хотел его увидеть — живого. Тот мир был потерян, но этот… кроме трахающего его Хаширамы, был в целом чуть более нормальным. Не таким потерянным по крайней мере. Или просто гребаный бог шиноби уже надел ему свои розовые очки? Мадара недовольно поморщился, поднимаясь на кровати. Идиотская больничная рубашка вся задиралась, и Хаширама так пялился на него — какой же он кретин, Мадара чувствовал себя посмешищем. Пока они собирались и улаживали последние формальности, проснулся Изуна. Немного помятый, поскольку не выходил из палаты брата последнюю неделю, он цеплялся за старшего брата, как утенок за утку, хотя ему было двадцать девять. Стоило признать, он действительно все еще выглядел на шестнадцать. Выбравшись из кровати, с которой успел сродниться за последнюю неделю, Мадара осознал, что по-прежнему не мог стойко стоять на ногах, что добавляло унижения, — пришлось доверить Изуне сопровождение до такси. Странно было видеть знакомые лица среди оживленной улицы и небоскребов — все те же манеры, та же интонация, те же чувства… ну или почти — теперь все выглядело иначе, будто раньше он смотрел на людей без очков. От этого голова болела. — Возьми, — Хаширама протянул ему аспирин. — Врач сказал, голова, скорее всего, будет болеть ближайший месяц. Как он это делал? Мадара не представлял, но без комментариев взял таблетку и, попрощавшись с Изуной, у которого был рейс в Токио через пару часов, сел в такси.