От чистого истока

Четвертая стадия принятия неизбежного — депрессия. Мадара был достаточным говнюком для того, чтобы не верить в существование депрессии как таковой, а всех больных почитать не менее, чем слабовольными симулянтами. После возвращения памяти он изменил мнение, хотя не особенно собирался произносить что-то настолько жалкое вслух. Подавленное состояние, которое он чувствовал перед смертью, не уходило. Оно то спало внутри него, то просыпалось, и Мадара просто останавливался, залипая в одну точку, — отвратительно. В принципе ему было бы насрать, но после возвращения из Токио такие состояния начинали затягиваться. Могли длиться часами, которыми он просто валялся на диване, как мешок картошки, и смотрел в никуда. И все это время он думал. Мысли навязчиво роились в его голове. Хаширама слишком поздно понял это. Совсем как в тот раз. — Куда-то ходил сегодня? — спросил Хаширама, стаскивая свое белое пальто и подходя к дивану. — Куда? — фыркнул Мадара, делая вид, что читает книгу. Только что вернувшийся с работы Хаширама положил пальто на подлокотник. Тишина становилась долгой — он мог просто уйти? — Я звонил. Видимо, нет. — Телефон разрядился, — ответил Мадара, не отводя взгляда от строчек. — И ты не стал заряжать? Мадара не ответил, продолжая смотреть в книгу и надеясь, что Хаширама отстанет от него. — Мадара… — мягко вздохнул он. И снова этот тон. Как же его все заебало. — Вчера ты читал ту же самую страницу. Осознав, что раскрыт, Мадара отшвырнул книгу. Ждал продолжения. — Ты перестал ходить к психотерапевту. — Я больше не военный, — ответил Мадара. Верно, он получал пенсию, как какой-то немощный старик. Таким он себя и чувствовал. Таким он и был. — Но тебе нужна помощь. — Мне не нужна помощь, — он выговорил последнее слово с оттенком презрения. Хаширама замолчал. Смотрел на диван и размышлял о чем-то. У него было усталое лицо. — Я беру отпуск, — произнес он наконец и пошел вешать пальто в гардеробную. Блядь, нет. Мадара почувствовал, что тело застывает, как подо льдом. Он не даст ему покоя. Поднявшись с дивана, он пошел в спальню и стал собирать вещи. Спиной почувствовал, что Хаширама тоже зашел в комнату, но остановился на пороге. — Что ты делаешь? — спросил он. Он не собирался отвечать. Все эти лживые игры в веселье ему осточертели. Это ни хрена не было смешно. Сплошное унижение — сначала эта слабачка экс (или не экс) жена Хаширамы доебалась до него со своими соплями, потом человек-моллюск посмел таращиться на него свысока… притворство, что все как раньше. Все не как раньше. Изуны нет. Их с Хаширамой дружбы — нет. Мадары нет. — Мадара, — попытался начать Хаширама. И что он сделает? Ничего. Они это уже проходили. Мадара продолжил собирать вещи. Закинув рюкзак себе на спину, он пошел к двери, но Хаширама все еще стоял в проеме. — Я хочу уйти и я уйду, — сказал он. Разумеется, он смог пройти — кто бы сомневался. Совсем как в тот раз. Хаширама так и стоял там, неподвижно. Мадара не хотел смотреть в его лицо. В нем больше не было веры в то, что он сможет сохранить свою прежнюю жизнь. Не после того, что он вспомнил. Мадара вышел в коридор, спустился на лифте, миновал холл и оказался на улице. Январский ветер прожег его насквозь. Заставил вспомнить о черном пуховом чудовище, обитавшем теперь в их гардеробной. Надо было забрать. Он бросил рюкзак в такси и поехал в гостиницу. Уже смеркалось, и зажигались желтые глаза фонарей. Начинался дождь. Вспомнив, что действительно выключил телефон, Мадара достал его и, зажав кнопку, ждал, пока загорится в полумраке такси экран. Изуна звонил семь раз — Мадара знал, что ему должно было быть плевать, ведь это не его настоящий брат. Но это все еще был Изуна. Поэтому он все-таки написал ему сообщение. Он знал, что Хаширама не станет его беспокоить, поэтому не выключил телефон. Честно говоря — он ошибся. Стоило только подняться в номер и кинуть рюкзак в кресло, телефон начал звонить. Забавно. В прошлой жизни он не пытался его вернуть, не связывался с ним, только — если верить его жене — просиживал хакама на их месте и смотрел на Коноху, как они когда-то. Он сбросил вызов, выключил свет и лег на кровать. Начиналось полное спокойствия время. Отель был вшивым, но Мадаре уже было все равно. Наконец-то его оставили в покое, нужно было сделать так сразу же после больницы. Прочищало мозги. Он лежал на кровати, иногда выходил на улицу, чтобы поесть или просто посидеть на скамейке. Конечно, его одиночество не продлилось долго. — Обслуживание номеров. Мадара посмотрел на дверь, но все-таки заставил себя подняться и открыть. Пока будут убираться, можно было посидеть в коридоре. — Гондон, — сказал Тобирама и со всей силы зарядил ему по лицу. Он по инерции отлетел немного назад. Тобирама захлопнул за собой дверь. — А ну пошли, — произнес он, хватая Мадару за шиворот. Бесстрашно хватать профессионального головореза вот так. Признаться, он ничего не ел и ему было слишком плевать, чтобы двигаться. Только чувство задетой гордости заставило вырваться из хватки. — Выметайся, — сказал Мадара, утирая рукой кровь из носа и оправляя смятую футболку. — Хочешь в психушку на принудительную реабилитацию? — предложил Тобирама. — Я устрою. На выход пошел, партия «Королева в изгнании» закончена. Он блефовал, но у Мадары не было познаний в американской системе здравоохранения. Да и в конце концов он был бывший военный с серьезным ПТСР. — Что тебе надо-то? — поинтересовался Мадара. — Ты разве не должен где-нибудь праздновать? Я наконец-то отъебался от твоего святого брата. Тобирама молча запихивал его вещи в рюкзак. Картина маслом. Мадара даже пожалел, что он ничего не помнил. — Мой брат не святой. Но он мой брат, и я люблю его. Поэтому сейчас ты соберешь свои монатки и выслушаешь, что он хочет сказать. Вперед иди, чтобы я тебя видел. Мадара лениво натянул пальто. Ничего не изменится, что бы Хаширама ни сказал, но он не хотел в психушку. Да и уверенность Тобирамы его несколько повеселила. Наверное, он и вправду не понимал, кто такой Мадара. — Я могу тебе хребет переломить одним ударом, — заметил он. — Зачем? — уточнил Тобирама, закрывая за ним дверь. Мадара не нашелся, что на это ответить. — Молча иди. Как будто ему было интересно с ним разговаривать. Наверняка у него дома коллекция человеческих чучел и прочая дичь. Когда они вышли из гостиницы, шел дождь. Тобирама, тащивший его рюкзак, открыл дверь припаркованного такси и сел вперед. На заднем сидении обнаружился Изуна. — Извини, нии-сан, — сказал он на японском. Предатель. Мадара отвернулся к окну. Его опять везли обратно в эту чертову квартиру — нахрена? Он понятия не имел. Тобирама и Изуна довели его до двери квартиры, оставили в холле и ушли. Мадара слышал, как их шаги затихают в коридоре. В квартире пахло перегаром. Неубранные вещи валялись не на своих местах. Мадара беззвучно выругался. Происходило то, чего он не хотел. Через мгновение из ванной выплыл Хаширама. Он был только после душа, в огромном халате — конечно же, не своем, потому что свой как обычно заляпал чем-то. Мадаре не понравилось его лицо. Осунувшееся с мешками под глазами — ни дать ни взять господь бог после распространения ницшеанства. — Ты бухой? — уточнил Мадара, прислоняясь спиной к входной двери. Хаширама отрицательно покачал головой. Лишил Мадару возможности уйти прямо сейчас. Похоже, не врал. Мадара ждал. Хаширама молча на него смотрел. — Что мне сделать? — наконец спросил он устало. Мадара едва не рассмеялся. Впервые за последнюю неделю он чувствовал хоть что-то, и этим чувством была злость. — Ты натравил на меня своего некрофила, чтобы вопрошать, что тебе делать? Я не знаю, что тебе делать, Хаширама, оставь меня в покое. Хаширама опустил взгляд в пол. — Я хочу все исправить, — сказал он. Отвернувшийся к двери Мадара остановился. — Ты не можешь все исправить. Только если сдохнешь, но не сдохнешь… короче, это долго объяснять. Он снова отвернулся к двери, но насторожился, когда не услышал за спиной никаких звуков какое-то время. Хаширама исчез. — Э, — обронил Мадара. В тишине раздался до боли знакомый скрип. Мадара скинул рюкзак и прошел в гостиную. Хаширама снял катану с их стены и теперь разглядывал лезвие. Оно было довольно острым. — Можешь пырнуть меня, если хочешь, — предложил он. — Ты ебанутый? Как же сложно. — Я не хочу, чтобы ты уходил, Мадара. Я не понимаю, что происходит у тебя в голове в последнее время. Ты очень странно себя ведешь. Мадару так все заебало, что он ответил: — Я вспомнил свою прошлую жизнь. Рассматривающий катану Хаширама остановился. — Можешь звонить в дурку, мне плевать. Все это бессмысленно. Я больше не живу своей жизнью, и ты никогда не поймешь, какая это хуйня, пока не вспомнишь тоже. Хаширама как-то странно вздохнул. Повесил катану обратно на стену, поправил осторожно, чтобы лезвие было ровным. — Вспомнить… — повторил он задумчиво. — Ну, чтобы что-то вспомнить, Мадара, для начала нужно что-то забыть.