Наша с тобой жизнь

      Загородный воздух пахнет хвоей и будто бы дождем, хотя небо над темными пиками елей чистое и безоблачное. Юра смотрит на него, чувствуя, как сердце колотится прямо в горле, тошнотворно отдавая барабанным боем в виски, и дышит. Вдох, выход, вдох, выдох… Считать, как следовало бы, не получается, он сбивается сразу после «два», и это злит только сильнее. Он должен успокоиться… он уже может успокоиться…       Но не получается никак. Ужас, злость и ненависть, черные и густые, как смола, и следователю Брагину в общем-то несвойственные, еще бурлят в душе, и Юра вязнет в них так, что не потонуть полностью, не выплыть, и он даже рад, что Кожевников перехватил Мишку по пути за ним, задав какой-то вопрос…       «Форма обезличивает», – эти слова вспыхивают в голове секундой спустя, как за спиной раздается спокойное «Титов», и мозг гирляндой лампочек проводит цепочку от невзрачного лица участкового до семи трупов и дальше, дальше…       К Мише, который не отвечает на звонки.       В зеркальном экране мобильника Брагин четко видит направленное в его затылок оружие и прикрывает глаза.       «Твою мать», – произносит он мысленно.       «Шибанов где?» – цедит сквозь стиснутые зубы не устрашения ради, а чтобы сдержать собственную дрожь. Рука с оружием только почти не дрожит, и разрывающий воздух выстрел он сам слышит отдаленно.       О том, что пистолет мог быть и не взведен, и тогда весь эффект его угроз рассыпался бы в прах, Юра думает уже в машине, когда выворачивает руль на очередном повороте, и Титов со скованными руками заваливается в его сторону. В эти мгновения Брагин не ощущает ни капли тревоги оттого, что рядом с ним – профессиональный жестокий убийца, и все мысли заняты только одной целью – успеть. В то, что Миша мертв, он не верит ни секунды.       Он очень сильно заставляет себя в это не верить.       – Юра.       Брагин продолжает смотреть вверх, и по ступенькам за спиной звучат шаги медленные, тяжелые, почти что в такт его дыханию, сквозь которое прорывается:       – Не хочу.       – Чего не хочешь?       – Настоящую тюрьму… или что ты там хотел показать, смотреть не хочу.       Шибанов подходит сбоку, хмыкает резко и, как отчего-то кажется, зло.       – Юра, ты на хрена приехал?       Он все-таки поворачивает голову. Миша смотрит на него исподлобья, растягивает «р» и на этот раз действительно ждет ответ. И так и подмывает сказать что-то, что-то… Но Юра до отупения устал и перенервничал и потому отвечает честно:       – Я же сказал: я волновался. Ты на звонки не отвечал, а этот Титов…       – Убил семь человек, ему нечего терять Я это помню, Брагин. Ну и как, понравилось?       – Что?       Миша хмыкает. Заводит обе руки за спину и делает к нему еще один шаг, оказываясь вплотную, а потом поднимает руку – и его пистолет прижимается к Юриному виску.       – Тебе понравилось, Брагин?..       Юра молчит. Смотрит на Мишу, который действительно зол, и холодок металла впивается в его кожу с таким же усилием, с каким пальцы Шибанова стискивают рукоять…       И в тишине оглушающе громко звучат чужие слова:       – Подполковник, опустите пистолет.       Юра не поворачивает головы, только скашивает глаза, чтобы увидеть Кожевникова на крыльце. Произносит ровно:       – Майор, убери оружие.       Но тот игнорирует его начисто, шагает влево, занимая более выгодную позицию, и говорит все так же предупреждающе-спокойно:       – Подполковник, повторяю: опустите пистолет и отпустите полковника Брагина. Иначе я буду стрелять на поражение.       Они, если поглядеть со стороны, наверно, стоят ужасно дурацкой скульптурной композицией, но Юре совсем не смешно, и к горлу опять подступает страх.       – Миш…       Его голос слишком заметно вздрагивает на какой-то из трех букв, и майор делает маленький шажочек вперед…       А Миша опускает оружие.       Дернувшегося к нему Кожевникова Юра останавливает еще на верхней ступени.       – Не надо.       – Товарищ полковник!..       – Я сказал: не надо. Порядок.       Кожевников хмурится, глядит недовольно сначала на него, потом на Шибанова, ставит пистолет на предохранитель и – уходит, источая полное несогласие со своим «патроном».       – Господи, где ж таких идиотов-то понабрали? Щас ведь еще рапорт напишет.       – А нечего было в меня пистолетом тыкать…       – Нечего было сюда ехать, чтобы в тебя им не тыкали! – мгновенно взрывается Миша. – И между прочим, это не пистолет! Пистолет это, – он вытаскивает из заднего кармана магазин, вгоняет в рукоять до щелчка, снимает, передергивает, ставит и показывает на ладони, отводя дуло в сторону леса, – вот! Понял?!       И Юра действительно понимает. Теперь, пусть запоздало немного, понимает все, видя и Мишин страх, скрытый в повышенном тоне, насмешке над собственной жизнью и чрезмерной резкости.       «Титаник опасен. Будь осторожен», – говорит Брагин, и это прямо значит «я за тебя волнуюсь».       «Ты зачем сюда приехал» и «понравилось?» вопрошает Шибанов, и это значит то же самое. Только другими словами, потому что даже у него иногда сдают нервы. И на самом деле чаще, чем многие представляют.       – Я понял, Миш. Но извиняться не буду. Ты бы так же поступил.       – Юр, давай без этого. Ты хорошо думаешь, я хорошо догоняю, и на этом вот давай остановимся. А то у меня здоровья не хватит, не мальчик уже… И если уж ты подумал, чего один-то поехал? Раз Титаник такой серьезный, где СОБР, где хотя бы Женька Комаров по мою душу? Ты как меня спасать собирался, Юрий Иваныч?       – А вот об этом я не подумал, – честно признается он.       И отчетливо слышит непроизнесенное «дурак» в тяжелом шибановском вздохе.       – Знаешь, Юра, тебе не охрана нужна. Тебе поводок нужен, с радиусом метров пять, не больше.       – И наручниками к рулю приковывать меня нужно, да, Миш?       – Вот ты зря смеешься. Вера мне за это точно спасибо скажет! И моя нервная система, кстати, тоже. А то нервные клетки – они, знаешь, не восстанавливаются.       И Юра, хоть до сих пор совсем не смешно, смеется.       – Да ладно, Мишань, бутылка водки – и будешь как новенький!       – И вот после этого ты говоришь мне, что я алкоголик?!       Миша фыркает, берет его под руку и тянет вперед – прочь от шикарного особняка с подвалом-тюрьмой, мимо мертвого участкового к машине, в которой есть бутылка простой воды и маячок ФСБ. И не говорит вслух, что пули в теле Титаника предназначались одному умному, но чрезмерно верному следователю.       Не говорит, потому что сам старается об этом не думать.       Вместо этого Миша всерьез думает о том, что в следующий раз, если Юра увяжется с ним на какое-нибудь задержание, он возьмет-таки запасную пару наручников.