Одна любовь на двоих или обреченные ненавидеть

Мадара вылетел из помещения пулей. А Норико задержалась. Ее лицо было мокрым. Нос покраснел. Губы распухли. Плечи периодически вздрагивали. Одним словом, дурнушка. Она никогда не умела плакать красиво. Напротив, сильные эмоции, особенно слезы, кошмарно обезображивали ее. И что Изуна в ней нашел? Отвернувшись от сестры, Адзуми принялась приводить одежду в порядок. Ее движения были неторопливо методичны и спокойны. Буря бушевала внутри, не касаясь наружности. — Не осуждай… — произнесла девушка, чувствуя на себе взгляд сестры. — Я просто пытаюсь урвать свой кусочек счастья… — Одумайся, сестрица… ОН не твой и никогда не был твоим! — вяло возразила Норико. Переживания за Изуну выжали ее без остатка. Превратили в бледную моль с тусклыми, потухшими глазами. Кто бы мог подумать, что ее чувства к нему настолько сильны? Признаться, одно время, она всерьез полагала, что это просто великолепная игра. — Ты еще слишком мала, и ничего не смыслишь в мужской психологии… — пряча улыбку, Адзуми спустилась со стола. Она не желала зла Норико. Но ее увлечение Изуной никогда не одобряла. Этот дерзкий, вечно путающийся под ногами мальчишка, должен был стать для нее проходной «миссией». А она позволила ему окрутить себя. Откинув тяжелые волосы за спину, Адзуми просеменила к растекшемуся алым пятном по полу кимоно. Норико, выкатив огромные влажные глаза, следила за ней. Адзуми обрадовалась. Есть порох в пороховницах… — Ты никого никогда не любила! Не меня, не родителей, не Мадару. Поэтому вряд ли сможешь понять, какого это знать, что кто-то думает о тебе каждую минуту. Чувствовать, как сердце замирает и пускается вскачь, когда любимый смотрит на тебя. Задыхаться от теплоты его рук… Ты привыкла брать и совсем не умеешь отдавать! — последовательно проговорила она. Адзуми иронично усмехнулась и потянулась за кимоно. — Вот как ты заговорила? Значит, я, по-твоему, эгоистка? Испорченная, самовлюбленная дрянь и люди для меня как вещи? Адзуми в упор посмотрела на сестру и у Норико затрясся подбородок. Бедняжка была на пределе. Что ж, ее чувства были ей понятны. Терять всегда тяжело. Однако она сама виновата. Нарушила негласное правило куноити и позволила «объекту» завладеть своим сердцем и разумом. Неудивительно, что расплата застала ее в самый неподходящий момент. Пускай для этого ей и пришлось приложить руку. — А разве не ты мечтала стать такой же? Разве не я все эти годы была для тебя примером? Эталоном! — Это было в детстве. До того, как я узнала, какая ты на самом деле! — отчеканила Норико, задирая нос. В глазах ее стояли слезы, но за ними кипели не шуточные страсти. — И какая же? — Адзуми со вздохом накинула плечи кимоно. — Жестокая! Алчная! Завистливая! Злопамятная! — на одном дыхании перечислила Норико. Адзуми нарочито звонко рассмеялась. — Насмешила. Уж не тебе ли часом я завидую? Девушка покосилась через плечо, видимо, прислушиваясь к смутным звукам агонии, разносившимся по коридору. Изуна умирал. И смерть его была тяжелой и мучительной.  — Есть только одна женщина, на месте которой ты мечтаешь очутиться… — сказала она немного погодя, с трудом возвращаясь к разговору. Влюбленная идиотка готова была мчаться вслед за Мадарой, лишь бы быть рядом с Изуной. Только его уже и сам Господь Бог не спасет. — Ничего. Ее часики тикают! — не стала притворяться Адзуми. С правдой не поспоришь. Она действительно хотела бы оказаться на месте Мито Узумаки, чтобы Мадара хотя бы раз посмотрел на нее с нежностью. — После того, как ее тоже не станет, завидовать мне больше будет некому. — Тоже? — ошарашено уточнила Норико. — Пора бы твоему благоверному, наконец, отмучиться… Норико закачало, будто под хлипким плотиком, на котором она все это время дрейфовала посреди бушующего океана, прошла крутая волна. — Так это твоих рук дело? — минутой позже прошипела она. Изуна почти поправился и… Адзуми закончила с кимоно и поправляла оби. — Моих? Боже упаси. Ты сама все сделала… — перебила она. На секунду ей показалось, что бедняжка умрет на месте от шока — так сильно побледнели ее щеки. Но Норико была крепче, чем она предполагала. — Снадобья из аптеки! — догадалась она. — Верно, моя дорогая… — Как ты посмела? — взревела Норико. Словно ветер она бросилась к ней. Адзуми была начеку и в тот же миг отскочила назад, «оседлав» стол. — Полегче, сестренка! Не забывайся! — Я ненавижу тебя! Проклятая… — надломлено процедила Норико, сжимая кулаки и смутно осознавая свое бессилие. Старше, быстрее, сильнее, хитрее. Адзуми выпрямилась. Агатовые глаза искрились презрением. — Долг есть долг. Ты слишком заигралась в любовь и забыла о своих обязательствах! Я просто немного помогла тебе. Обручившись с отчаянием, Норико вечность не сводила с нее ненавидящих глаз. А затем развернулась на пятках и побрела к выходу. — Если Изуна умрет, готовься. Ты на белом свете надолго не задержишься. Клянусь. Итак, она во всем призналась. Откровенно поведала обо всем в мельчайших подробностях, деликатно избегая интимных моментов, так, чтобы он понял. Никто никого не предавал. Просто так сложились обстоятельства. Она полюбила не того, кого следовало… После признания Мито ждала облегчения. Эта тайна, обреченная любовь, вымотали ей всю душу. Но вопреки надеждам легче не стало. Было бы проще, если бы Хаширама кричал, сыпал обвинениями. Возможно, тогда и чувство вины так не разъедало сердце. Однако, он вел себя более чем достойно. За время рассказа он ни разу не перебил ее, слушал внимательно, не сводил глаз и она невольно зауважала его еще больше.  — Так значит Мадара дважды спасал тебе жизнь? — после долгого молчания приглушенно поинтересовался Хаширама. Взор его неприкаянно устремился под ноги. Лицо заслонила тень. — Дважды…- подтвердила рассеянно Мито. Все эти откровения, разговоры по душам, разбередили былые раны. Хаширама грустно улыбнулся. — Геройство у него в крови! Вероятно, я должен быть ему признателен. Он спас мою любимую. Ой, зря он тронул улей. По сердце будто кинжалом полоснуло. В глазах защипало. О Будда! Как можно быть таким хорошим? Мадара, Мадара… Теперь, спустя время, она гораздо лучше его понимала. Это погасило гнев. Но, к сожалению, не способно было унять горечь… Он не спроста отказался от их отношений. Ох, не спроста. — Доно… Не сердитесь на него… Это полностью моя вина… Она попыталась поймать его взгляд и у нее получилось. — Вина в чем? — встречно поинтересовался Хаширама. Карие глаза излучали неподдельную теплоту и искренность. — В том, что между вами возникло то, чего нет между нами? Мито с трудом сглотнула. Кроме Мадары лишь Хаширама мог без труда заглянуть в ее сердце. — Простите… — она опустила голову и огненная волна волос заслонила ее лицо. — Мне следовало сразу поговорить с вами. Я же пошла на поводу у деда и теперь сожалею. Хаширама снова погрузился в безмолвие, все еще не в состоянии осмыслить крамольную истину. Мито его не любит и быть может никогда не полюбит. Как и предостерегал Тобирама, она в отношениях с Мадарой. Это к нему стремится ее сердце. Это о нем она думает. За него готова биться насмерть… — Почему ты не осталась с ним? Какое это теперь имеет значение? Выгнав ее, Мадара четко расставил приоритеты. Дружба для него важнее чувств к ней. Не в состоянии больше сидеть, Мито встала, зябко обхватив себя руками. Ее начинало знобить всякий раз стоило только вспомнить тот роковой день. Истекающий кровью Изуна у нее на руках… Совсем юный и такой красивый… Тут не до романтики… Его смерть убьет Мадару… Боже… — Он так решил, потому что ценит и уважает вас… — избавиться от черных мыслей было нелегко. Даже если это получалось, они тяжелым осадком падали в душу. Мито прервалась и оглянулась. Неупакованные вещи ждали своего часа. Она собиралась в общину Учиха, будучи уверена, что ее ждут. Однако теперь, после беседы с Хаширамой и чистосердечного признания, ее одолели сомнения. Мадара отказался от нее в мирное время, когда горечь не отравляла жизнь ядом. Чего же ожидать, когда его почти постигла утрата? Мито в смятении посмотрела на Хашираму. Он терпеливо ждал продолжения, даже в подобной ситуации не утратив своей во истину феноменальной доброты. «Я не достойна тебя, доно…» — Вам уже донесли о результатах голосования в общине Учиха? — спросила она. Жизнь — дерьмо… Она — дерьмо… Все ее чувства и желания… Мито не закончила мысль. Что бы не случилось, и как бы не поступил Мадара, она и в мыслях не могла назвать их связь грязной и непотребной. — Учиха хором выбрали мир. Но его, кажется, никогда не будет благодаря Адзуми… В ногах проявилась внезапная слабость. Захотелось сползти на пол. Она посмотрела на дверь. — Ты к нему идти собиралась? — перехватил ее взгляд Хаширама. Мито поджала губы. Скоропалительное «да» едва не вырвалось наружу. Она готова была к нему лететь как на крыльях. Но только на сей раз ей двигала не столько любовь и желание вновь увидеть его, сколько беспокойство. — Мадара сильно привязан к брату. Он столько потерял и если судьба отберет у него еще и Изуну… — Мито посмотрела в глаза Хашираме. — Это морально уничтожит его, а оппозиция физически. Я уверена, Адзуми не станет сидеть сложа руки. Хаширама подошел к ней сзади, взял за руку и переплел их пальцы. — Ты зря так волнуешься. Мадара — крепкий орешек. Теплота его ладоней умиротворяла. «Почему я не полюбила тебя?» — Это всего лишь маска… В душе он очень чувствительный и любящий… Хаширама долго вглядывался в ее тревожные глаза. Затем погладил ее по щеке. — Ну, хорошо. Раз ты считаешь, что Мадаре угрожает опасность, я обсужу это с Тобирамой и мы завтра же выдвинемся к границам Учиха. — Доно? Вы не обязаны! — едва не прослезилась Мито. Ну что за человек? Золото не иначе. — Послушай, Мадара и мой друг тоже. — Но… — То, что между вами было, меня не волнует. Я рад, что ты обо всем мне рассказала. Теперь я знаю с чем бороться. Мито изумленно округлила глаза. — Я не сдамся без боя. И не стану разрывать помолвку… — ответил он на ее безмолвный вопрос. — Мой друг сделал мне подарок. Отказался от собственного счастья ради моего. Это бесценно. Мито завороженно уставилась на него. А он, пользуясь моментом, обхватил ее лицо руками и нежно поцеловал в губы. Когда Мадара добежал до комнаты брата — все было кончено. Он понял это по стелящейся тишине и скорбной позе сгорбившегося у постели старика-знахаря. Страх сковывал нутро… С тех пор, как умер отец, он больше всего на свете боялся, что наступит этот адский день. День, когда вслед за братьями и родителями уйдет и Изуна… Братишка… Он охранял его как мог. Трясся над его жизнью, старался держать при себе. И все равно не уберег. Проклятье… За сутулой спиной колдуна Мадара практически не видел брата. Только его безвольно свисающую с кровать руку. Бледную, не живую, в крови… Почему? Оцепенение сковывало. На автомате сделав шаг через порог в вязкий, овеянный светом свечей сумрак, он застыл. Взгляд наткнулся на медный таз на столе около кровати, из которого словно щупальца осьминога, торчали окровавленные полотенца. Рядом валялись хирургические инструменты, использованные тампоны. В ноздри бил тошнотворный запах рвоты и антисептика. Что случилось? — У тебя много врагов, господин? — шепеляво спросил старик, слегка повернув свою белую как снег голову. Мадара промолчал не потому что у него не было слов, а потому что от спазмов, перехвативших горло, не мог вымолвить ни слова. Братик… — Этого не должно было случиться. Он шел на поправку и уже даже пробовал вставать. Клянусь, мой господин… Это происки недоброжелателей. Внутренние кровотечения не начинаются внезапно! Содрогаясь от жуткой боли, раздирающей сердце, Мадара выдержанно опустил глаза, прижав большой и указательный пальцы к переносице. Осознание скреблось в двери его разума. Но он гнал его, не желая верить… Грудную клетку жгло. Было трудно дышать. Он бессознательно рванул ворот кимоно и через силу сделал очередной шаг. Его трясло… Нет… — Ступай… — выдавил он. Язык не слушался. Взор затянула пелена. Старик кряхтя поднялся и налил в стакан воды.  — Выпей, господин… И крепись… Все мы рано или поздно «ТАМ» окажемся. Мадара на автомате принял стакан. Пальцы судорожно вцепились в стекло. Шаг… Рука упала вниз и содержимое стакана пролилось на пол. Он увидел лицо Изуны. Спокойное. Безмятежное. Окрыленное. И все отчаяние мира рухнуло ему на плечи… Звон стекла… Захрустели под ногами осколки… Мадара кинулся к постели. Но остановился в шаге. Комната качалась и вращалась перед глазами. А гнусавый голос старика безжалостно вещал из-за спины: — Он до последнего думал о тебе, господин. И просил передать всего одно слово…