Одна любовь на двоих или обреченные ненавидеть

Норико обессиленно рухнула на траву и кинула прощальный взгляд в пурпурное небо. Рождался новый день, а ее суетная жизнь стремительно катилась к закату. Пускай! Она ни о чем не сожалела, так как прошла свой путь с чистой совестью. Да, были ошибки. Она часто заблуждалась, верила в то, во что не следовало, тем, кому не стоило доверять. Но не копила зла и не вынашивала планов мести. Хрустнула ветка и стальной клинок безжалостно приземлился ей на плечи. — Будем прощаться, омото-сан? — то ли спросила, то ли поставила точку Адзуми. Сестра, которую она боготворила, за которой тянулась, как тянется росток к солнцу, сначала отняла у нее смысл жизни, а затем безжалостно поставила на колени. — Пожалуй… — отозвалась Норико умиротворенно, будто не было позади долгих часов упорной борьбы, крови на лице и ран в сердце. На душе ее царил удивительный, практически блаженный покой. С небольшими оговорками, но свою миссию она выполнила. А значит пора и честь знать. — На снисхождение не рассчитывай! — саркастично предупредила Адзуми. — Рука не дрогнет! — Тогда не мешкай! — глянула через плечо Норико. В отблесках рассвета кимоно сестры горело огнем. — Представь, что опустила на колени ЕГО, а не меня… Адзуми ядовито хмыкнула. — А ты оказывается злая, милая сестренка. Кровавое, с редкими серо-голубыми переливами небо магнитило взор. — У меня был достойный учитель! Сколько новых достижений принес ей уходящий день?! Сегодня она впервые сражалась с сестрой на смерть. Впервые говорила с ней с высока, грубо и надменно, держа в уме все дурные поступки, которые она совершила, как с презренным врагом, человеком недостойным ни снисхождения, ни даже взгляда. И что самое поразительное, не испытывала при этом ни угрызений совести, ни элементарного раскаяния. С детства она преклонялась перед Адзуми, восхищалась ее талантами и красотой, за розовыми стеклами своей наивности не замечая доминирующих недостатков: порочную эгоистичность, мелочность, жажду обладания тем, на что упадет глаз, и за частую принадлежащее другим. Любила ли сестра господина той особенной любовью, ради которой прощение снисходит как манна небесная? Разумеется, нет. Адзуми была не способна на светлые чувства. Она не умела созидать. Наверное, поэтому всю жизнь разрушала, отбирала и уничтожала. Так и Мадара-сама с самого начала был для нее всего лишь вожделенным трофеем, упорно не дававшимся в руки. — Отец будет вне себя от горя… Он очень любит тебя… — донесся до Норико сладкий голос сестры. Норико горько усмехнулась. Что и требовалось доказать! Она даже убить ее без показухи не могла! Ей в обязательном порядке необходимо было выпить ей душу, заставить почувствовать себя ничтожеством, чтобы подпитать свое самолюбие. Сколько раз Норико становилась свидетельницей ее игр. Она любила крушить судьбы и отпускать врагов на тот свет сломленными. — Хочется верить, что ты сумеешь утешить его, сестра. Я же отправлюсь в тот мир, где нет слез и печалей… — Рвешься на встречу к ЭТОМУ ничтожному мальчишке? — озлобленно шикнула Адзуми. — Уверена, что найдешь его ТАМ? Норико опустила голову и посмотрела на свои грязные, местами окровавленные руки. — Конечно. Мои чувства чисты. Будда обязательно учтет это. Адзуми натянуто рассмеялась. — Насмешила, сестренка! — она подалась к ней и ее волосы защекотали щеки. — Кичишься порядочностью, а так ли ты чиста? Напомню, ты такой же полноценный член оппозиции, как староста, как я. И ручки у тебя замараны ничуть не меньше! — О чем я весьма сожалею. Пошла на поводу по неопытности… — что-то теплое заструилось по подбородку. Норико коснулась лица. Кровь. У нее была рассечена бровь, а она и не заметила. — Не прикидывайся овечкой… — прыснула Адзуми, отдаляясь. Ее силуэт снова замаячил за спиной. Чакра словно вскипела и стала осязаемой. «Злись, Адзуми. Злись. Эта отрава скоро сожрет твое сердце! Хотя… О каком сердце речь? Ты — бездушная кукла и его у тебя попросту нет!» — Ты, часом, не передумала? — Торопишься умереть? А что, если я не стану убивать тебя? Норико приосанилась. — Хочешь помучить? — догадалась она. — Очень на тебя похоже… — Не передергивай. Ты оскорбила меня в лучших чувствах. Променяла на поганого мальчишку! — Убей меня! — прервала ее разгон Норико. — Иначе найдешь свою смерть сама, когда господин обо всем узнает! Она добилась своего. Адзуми взбесилась. Меч заплясал в ее руках. — Маленькая дрянь! А я еще хотела дать тебе шанс! С меня довольно! Сдохни! Адзуми в ярости замахнулась. Засвистел в воздухе клинок и это был последний звук, отложившийся в памяти, прежде чем, отдаваясь судьбе, Норико погрузилась в себя. Умиротворенно опустились веки. На губах заиграла счастливая улыбка. «Ну, все. Я уже иду…» Она приготовилась к боли резкой как вспышка, зная как безжалостно разит катана сестры. Но полетели в пустоту минуты, а ничего не произошло. Быть может в Адзуми проснулось сострадание? Подумала и тут же откинула этот бред Норико. Секунда. Две. Падало в вечность время. Она почти отчаялась и в нетерпении приподняла веки, когда мимо нее будто торнадо пронеслась тень. Взметнулись волосы. Хлестко ударила воздушная волна. Возня, звуки краткой борьбы, лязг металла и сдавленное мычание. На плечо увесисто легло нечто теплое. С безбожно ухающим сердцем Норико обратилась к источнику и обомлела.  — Ты большая умница, Норико… — произнес Мадара. Его голос был безжизненен и глух, и несется будто издалека. В глазницах равнодушно горел, пробираясь в душу, мангеке шаринган. Такой родной. Такой близкий. На миг у нее в голове помутилось и ей почудилось, будто Изуна стоит перед ней. Мир вокруг поплыл, когда по ее щекам градом покатились слезы. Боже! Так истово она не плакала даже на похоронах! Тряслись хрупкие плечики. Холм наводнили душераздирающие всхлипы и Мадара не выдержал, привлек несчастную к груди, словно ребенка. — Все позади… — Господин… — захлёбываясь рыданиями, промямлила Норико. — Я… я… — Тсс… — шепнул мужчина, крепче прижимая ее к себе, и тем самым словно ограждая от развернувшейся вокруг суматохи. Истошный вопль Адзуми волной дрожи промчался по телу. Норико глубже уткнулась в кимоно господина, борясь с неутихающей истерикой. В ней клокотал каждый нерв. Лишь спустя время ей удалось немного успокоиться. Слегка отстранившись, она опасливо выглянуть из-за плеча Мадары и увидела, что двое крупных мужчин чуть ли не волоком тащат Адзуми вниз по холму. — Что ее ждет? — спросила Норико тихо. Мадара не стал деликатничать. — Трибунал! — резанул он и отстранился. — Ее, старосту и еще десяток заговорщиков. — Мне так стыдно, господин… Я тоже участвовала в заговоре… — удрученно повинилась Норико. — Я приму любое наказание, которое вы сочтете справедливым. Только знайте, я никогда не хотела смерти Изуны и если бы знала о замыслах сестры, не за что бы не допустила этого. Лучше бы сама умерла. — Я тебе верю, — невыразительно обронил Мадара, глядя вслед уходящим. Холм почти опустел. Лишь тройка телохранителей мялась в сторонке. — Твои чувства к брату были единственной каплей искренности в море окружавшей нас лжи. Я не сумел уберечь Изуну. Но в моих силах сохранить хотя бы это. Он посмотрел на нее и она впервые со дня смерти Изуны увидела следы горя на его лице. — Пока живешь ты, будет жить и брат. Береги себя, Норико… — были последние слова Мадары перед возвращением в общину. Царило раннее утро, но улицы кишели людьми. Площадь возле здания Совета взорвалась гулом, когда господин взошел на трибуну, в подножье которой в оцеплении охраны грудились заговорщики. — Папа! — в отчаянии бросилась к отцу Норико. Однако не смогла пробиться через «кардон». — Мужайся, девочка моя! — крикнул Хакару, перекрывая рев толпы и ропот заговорщиков. — Теперь ты совсем одна… Норико зашмыгала носом. Она никогда не была сильной и быстро впадала в уныние. Из горла рвались рыдания, и если бы не пронесшийся над беснующейся толпой решительный глас, завыла бы белугой. — Братья и сестры мои! — начал Мадара так же бесцветно, как разговаривал с ней накануне. — Сегодня я отдаю на ваш честный суд людей, по чьей прихоти наша мирная жизнь полетела в тартарары. По чьей алчной воле пал жертвой коварного убийства мой брат — верой и правдой служивший всем вам. Эти люди долго и методично подрывали установленные порядки. Вели нас к внутренней войне, к распрям. Теперь их демагогии пришел конец. Совет… — он простер правую кисть в сторону раболепно притихших Старейшин. Их состав заметно поредел и был непривычно малочисленен. По всей видимости, карающий перст господина настиг и их. — Решит, как следует наказать заговорщиков, чтоб остальным впредь было не повадно подрывать устои законной власти. В связи с этим, призываю всех, кто владеет информацией о происках злоумышленников, явиться для дачи показаний. Заседание состоится завтра. Просьба не затягивать. Владеющие сведениями и вовремя не сообщившие об этом будут причислены к заговорщикам и разделят их судьбу… Мадара вернулся домой поздно ночью, опустошенный и совершенно разбитый. Сегодня он разворошил улей и по одной перебил всех живших в нем пчел. Но долгожданное облегчение так и не снизошло на него. Мысли кружили вокруг смерти брата. В памяти регулярно всплывали картины его последнего дня, усугубляя чувство вины. Скрючившись на татами в комнате брата, он пару раз ударил кулаком в грудь. Боль в области сердца была невыносима. — Хотите чаю, господин? — старый знахарь, как призрак, бесшумно прокрался в помещение. Дряхлый, сморщенный и страдающий от острых приступов ревматизма, он еле передвигался, но сохранил по юношески легкий шаг. — Чайник только что вскипел. - Благодарю, — собравшись с силами, Мадара распрямился и поспешил к выходу. — Я очень устал. А после я, пожалуй, прилягу. — И правильно. Глаза у вас хоть и новые, но перетруждать их не стоит… — прокряхтел старик, семеня следом. После смерти брата он жил в его доме безотлучно. Мадара ценил его умение оставаться незаметным, особенно в те моменты, когда безбожно хотелось посидеть в тишине. Он зашел в столовую. На столе уже дымились чашки. Навязчиво пахло ромашкой и еще чем-то знакомым. — Что это? — Мадара взглядом указал на желтоватое поило. — Настой трав. Вам не помешало бы сейчас подлатать нервы. — Невозмутимо пояснил старик, с трудом опускаясь на подушку. — Успокоительное? — вскинул бровь Мадара. — Похоже, что у меня шалят нервишки? — Может быть и не шалят. Но простимулировать не помешает. Птичка на хвосте принесла — заговорщики пойманы? Нахмурившись, Мадара отхлебнул из чашки и тут же скривился. — Редкостная дрянь! — резюмировал он, а затем испытующе взглянул на знахаря. — Для затворника ты весьма недурно информирован. Старик фыркнул и с блаженством потянулся к питью. Удивительно, но пил он его с таким смаком, будто это было вкуснейший напиток на свете. — Стоит ли удивляться? Вы взбаламутили всю округу своим благородством. Все знали как дорог вам брат. И когда стало известно, что в его смерти повинна дочь старосты… Мадара окончательно отодвинул отвар. На напрягшемся лице заиграли желваки. — Почему? Откуда такая лояльность? Я слышал, Великий Мадара Учиха в прошлом безжалостно крушил своих врагов. — До величия мне далеко… — статично отмахнулся Мадара и уголки его губ поникли. — Адзуми и компания получат свое. Приговор будет жестоким. Я об этом позаботился. — Неужто? — Это заговор! Целенаправленное саботирование действующей власти. По законам нашей общины карается смертной казнью. Старик затрусил головой. В холодном рассудке этому мужчине не откажешь. Даже в скорби и унынии он сумел прибрать эмоции к рукам. Истинный вожак. — А после? Что планируете делать после того, как все устаканится? — А после нас ждет война! — огорошил его мужчина. — Ты прав, старик. Я не доброго нрава и прощать убийц Изуны не намерен. Адзуми поплатится с полна, как и человек из-за которого он оказался прикован к постели и не смог противостоять опасности. — Чудная вещь… — замялся Хаширама, сняв с волос Мито пожелтевший кленовый листок. Их окружал осенний сад и приторно сладкий вечерний воздух. — Но я не имею к ней отношения. — Как же? — осела на скамейку девушка. — Я была уверена, что это от тебя… — Выходит, у моей невесты появился тайный воздыхатель? — стремясь замять неловкость, попытался пошутить Хаширама. Но в интонациях его голоса она уловила тревогу. Теперь, когда он узнал о Мадаре, им обоим временами становилось не по себе. Мито понуро захлопнула коробочку. Чутье не подвело ее. Но кто? Кто мог оставить под дверью такую вещь? — Не расстраивайся… — приземлился рядом Хаширама. Его теплая надежная ладонь сжала ее кисть. — Я исправлюсь… — О! Нет, нет! Ты не правильно понял! — засуетилась Мито в свою очередь, хватая синоби за руки. — Я конечно огорчилась, но не потому что гребень не от тебя. Мне просто немного странно, что такая редкость была брошена как какой-то бесхозный хлам! — Видно, кто-то отчаянно пытался сохранить инкогнито, — предположил смущенно Хаширама. Он неожиданно потянулся к ее лицу. Костяшки пальцев коснулись скул, и Мито оцепенела. Неужели она никогда не привыкнет к этому? Хаширама, словно не заметил ее напряжения и наклонился. Так место его пальцев заняли губы. Поцелуй вышел мимолетным, как дуновение ветерка, а у Мито сердце оборвалось и захотелось бежать без оглядки. Почему? Почему он не Мадара?! — Обещаю, вывернусь на изнанку, но мой свадебный подарок сокрушит соперника! Упоминание близящегося бракосочетания окончательно добило Мито. Она вскочила, чем в немалой степени озадачила Хашираму. Он дернулся следом, однако выросший на пороге Тобирама оборвал назревающие объяснения. — Я не вовремя? — без ложного раскаяния буркнул он. — Немного… — сдержано ответил Хаширама. — Извини. У меня важные обстоятельства. — Говори… — вздохнул Хаширама, глядя на Мито, отстранено прислонившуюся к стене возле окна. Тобирама проследил за его взглядом и заметно нахмурился. — Лучше наедине. — У меня от невесты нет секретов. — Понимаю. Но это не тот случай… — Ступайте, доно. Я не в обиде… — обронила Мито. Ее внезапная подавленность встревожила Хашираму. Он не хотел оставлять ее в таком состоянии. Однако Тобирама явно нервничал и долг все же возобладал. — Я скоро вернусь. Подождешь? Девушка обратила к нему свое прекрасное лицо, вымученно улыбнулась и кивнула. — Что стряслось? — на подступах к кабинету спросил Хаширама брата. Тот отворил седзи, пропуская его вперед. — ЧП на границе… — начал Тобирама, запирая дверь. — Дозорные донесли о массированном наступлении отряда Учиха…