Одна любовь на двоих или обреченные ненавидеть

Мито еще долго стояла у окна, преодолевая болезненные спазмы в области груди и ненавидя себя, за ту гребанную боль, которую она несет любящему ее человеку и самой себе. Кому это надо? Точно не Мадаре. Он давно забыл ее. Наверное, как только передал с рук на руки. А она мучается, потому что по глупости не может выкинуть его из головы… В глазах активно за песочило и она судорожно втянула в легкие обжигающий воздух. Тщетно. Скупая слеза скатилась по щеке. Она торопливо ее смахнула, стыдясь собственной слабости даже перед самой собой. Слабая. Безвольная. Раздавленная безответными чувствами… Вовремя. Зашуршали седзи. Послышались тяжелые шаги. Куноити неохотно оглянулась и в тот же миг наткнулась на сверлящий взгляд хитрых раскосых глаз. Тобирама. Грузный «альбинос» заполонил проем и комната словно ужалась в размерах. — Ты? Я думала, Хаширама вернулся… — вырвался наружу вздох. Взгляд ускользнул в окно. После минувшего «вечера откровений» тет-а—тет они больше не оставались. Соответственно и не ссорились. Однако малейшая искра могла разжечь пожар. — Он не придет. Нет смысла ждать, — сказал синоби, проходя внутрь, ведя с собой за руку пробирающую до мурашек напряженность. — Дела? — таращась в окно, обхватила себя за плечи Мито. Это, наверное, уже не изменить и в его обществе ей всегда будет тягостно и неуютно. — Можно и так сказать, — отчеканил Тобирама, и ее голова по мимо воли повернулась к нему. — Ему пришлось срочно уехать. — Куда? — слетел с губ вопрос. Что-то с ним было не так. Душу взорвала тревога, истоки которой она пока не понимала. — Какое-то происшествие на границе. — Ответил Тобирама по обычаю сухо. Ничего экстраординарного, но ее брови будто примагнитило друг к друг. Темнит. Под ложечкой настойчиво засосало. Дурной знак. — Но времени займет прилично. — А разве подобным не ты обычно занимаешься? Попытка удержать взгляд мужчины закончилась провалом. Тот неуловимо ускользал, как только наступал зрительный контакт. — В этот раз ситуация потребовала его личного присутствия. Мито склонила голову, тихо анализируя процессы внутри себя и в этот момент еле слышно завибрировало стекло в оконной раме. Не успела она поднять взор, задрожал пол под ногами. Тотчас улицы взорвались паникой. Ей в спину понеслись вопли отчаяния. — Мне пора! — внезапно засобирался Тобирама, хотя и младенец знал, что в случае природных катаклизмов лучше не рисковать и найти безопасное место. — Оставайся здесь и никуда не выходи. — Шутишь? — Мито глянула на него как на безумного. — Я никуда тебя не пущу! Надо же! После этих слов она впервые имела возможность наблюдать смущение на вечно таком угрюмом лице Тобирамы. — Если с тобой что-то случится, как мне потом в глаза Доно смотреть? — кинулась оправдываться Мито. Не приведи Будда он еще подумает, что она печется о нем. — Не беспокойся, — будто прочел ее мысли мужчина. — Это не землетрясение. — Что тогда? — словно в ответ на ее вопрос, людской крик за окном взвинтился, слился в единый поток и гулом повис в воздухе. Мито же почувствовала, как нечто знакомое сковывает члены. Так вот, что он имел ввиду! Чакра… Ситуация начала проясняться. Однако в какую сторону! От пронзительных ощущений каждый волосок на теле встал дыбом. На лбу выступил пот и девушка заторможено повернулась к окну. Зрачки ширил ужас. — Это… — она запнулась. Голос сорвался до испуганной хрипоты. — То, что я думаю? Не закончила. Не успела. Дрожь земли была только предзнаменованием. В следующую секунду дом, как нож масло, прошила ультразвуковая волна. Стены заходили ходуном. Сначала зазвенели, а потом с пронзительным хлопком лопнули стекла. Мито вскрикнула. Ее бросило на пол и засыпало осколками. В повисшем звоне мысли разбежались, словно мыши по углам. Скрючившись, она зажала уши руками. — Цела? — подполз к ней Тобирама, когда все стихло и стало возможно передвигаться. Морщась, она подняла на него взор. Он был взъерошен, а из ушей по шее стекала кровь. Она жестом указала ему на это. Он смахнул кровь и больше о ней не вспоминал. Что ж, при всех своих недостатках, временами Тобирама вел себя как настоящий мужчина. — Мадара? — пискнула Мито, позволяя ему поставить себя на ноги. С каждой секундой неизвестности она леденела. Тобирама поджал губы, уронил взгляд. А затем сразил ее в самое сердце. — Учиха отказались от перемирия и атаковали наши северные границы. Хаширама с отрядом выдвинулся им на встречу. — Нет! — яростно откинув руки синоби, ненавязчиво придерживавшие ее, куноити припустила к двери. Ей почти удалось вырваться в коридор, когда Тобирама поймал ее за локоть и волчком закинул обратно в комнату. — Что ты намерена делать? Полезешь в пекло? — даже в такую минуту, когда погибель нависла над головой брата, он сохранял возмутительное спокойствие. — Ты не понимаешь! Мадара хотел заключить перемирие. Его народ стремился к этому. Немыслимо, чтобы все изменилось в одночасье. И если он здесь, да и еще и с армией — это может означать только одно. С Изуной случилось непоправимое. Снова этот взгляд и пустые глаза, глядя в которые понимаешь, что ему все-равно. Какие бы цели не преследовал Мадара, какие бы мотивы не гнали его в бой — для Тобирамы он враг и таковым навсегда останется. Под ее наэлектризованным взглядом мужчина приосанился и девушка дала выход гневу. — Ты виноват! Во всем, что происходит твоя вина! — она изо всех сил его толкнула. Истеричность собственного поведения ее уже не заботила. Ведь в любую секунду могло произойти непоправимое. Мадара. Хаширама… Хаширама или Мадара. Они оба были ей дороги и она не хотела потерять ни одного из них. Тобирама больше ее не трогал. Он встал, горой возвысившись над ней, раздавленной страхам, уронил кисти по швам. — Причитаниями уже ничего не исправишь. Повторюсь, мне жаль. Но так часто бывает. Все мы кого-то теряем. Это жизнь. — Ради Будды, заткнись! — цедит Мито. — Меня тошнит от тебя, от твоей гребанной убежденности в собственной непогрешимости! Уйди прочь с дороги. Я не собираюсь сидеть в кустах, пока эти двое бьются на смерть! Тобирама отрешенно взглянул на нее. — Сунешься — только помешаешь. Думаешь, зачем я здесь? — И знать не хочу! — вспыхнула Мито. Ее колотило. — Этот наивный идиот — мой брат — любит тебя до потери пульса и просил присмотреть за тобой… — Спасибо, не нуждаюсь! — озлобленно перебила Мито. — Хаширама другого мнения. Он просил не выпускать тебя из селения, пока идет бой, иначе не сможет сражаться в полную силу, так как будет постоянно волноваться. А с Мадарой шутки плохи. Поэтому, извини, но тебе придется остаться здесь. У Мито от раздражения задрожали губы. Она вытянула шею и задиристо бросила, превозмогая внутреннее беспокойство, от которого хотелось лезть на стену: — Не смеши! Не запрешь же ты меня здесь?! — Если понадобиться — без колебаний откликнулся Тобирама. Мито покосилась ему за спину. Бумажные седзи порвутся при первой же целенаправленной атаке. — Дверь меня не остановит. — Догадываюсь. Но вот это… — Тобирама вскинул руки. Пальцы запорхали, складывая печати так быстро, что она едва успела вздохнуть. Шаг ему навстречу. Он тоже подался вперед, ударил по полу открытой ладонью и от места контакта стремительной паутиной расползлась пентаграмма и окружила ее. — Теперь можешь делать все что хочешь. — Объявил Тобирама, отступая назад и тем самым будто побуждая ее испытать судьбу. Что Мито незамедлительно и сделала — попыталась выскользнуть за границы печати, но словно на невидимую стену налетела и с удивленным возгласом отпрянула обратно. Проклятый! — Собираешься оставить меня вот так? — Не волнуйся. Как только мы победим, я сниму печать. — Издеваешься? А вдруг снова затрясет? Я здесь как на ладони! — попыталась воззвать к его совести девушка. Тобирама направился к выходу. — Это особый барьер. Даже, если дом целиком рухнет, тебе нечего опасаться. И исчез, словно дымка, растворившись в воздухе. Мито накрыло отчаяние. Она долго бесновалась, пытаясь силой одолеть сопротивление пентаграммы и посылая проклятие в след ненавистному Тобираме. А когда эмоции иссякли, рухнула на пол. Безвыходных ситуаций не бывает. Надо просто поискать… Но ни через три часа, не через пять Мито не удалось подобрать ключ к этой изысканной клетке Тобирамы. В разбитое окно врывались отголоски сражений. Стонал ветер, несший с долины тошнотворные запахи гари и сырости. Изредка вздрагивающая земля заставляла стонать половицы и пускала в вскачь мебель и предметы декора. Людские крики слились со скрежетом, какофонией взрывов и скрипом. В конечном итоге, Мито перестала их замечать. В комнате воцарилась разруха. Но в пентаграмме она была как под невидимым колпаком — в полнейшей безопасности. Чертов Тобирама не солгал. Девушка сломала голову, пытаясь отыскать брешь в его технике. Физические методы против нее не работали, так же как и большинство известных ей дзюцу. В поисках выхода, она даже разобрала половицы, благо кунай был всегда при ней. Зря. Пентаграмма держала ее крепко, надежно защищая со всех сторон, будто гусеницу в коконе. Мито совсем скисла, когда внезапно рисунок пентаграммы заискрился и пропал. Тобирама снял печать, как и обещал. Неужели… Панические мысли моментом подхватили ее и она сорвалась с места. Улица встретила Мито предсказуемым беспорядком, пеленой пыли, парящей в воздухе. Но только не паникой. Клонились к земле перекошенные заборы, разбитые стекла, словно ковром, устилали тротуары, как бесхозный хлам валялись сорванные фонари. А местами вздыбленная земля образовывала горы и глубокие расщелины, в одну из которых она второпях едва не угодила. На фоне стремительно темнеющего неба, обыватели с усердием пчел восстанавливали свои жилища. Медицинские отряды сновали по улицам в поисках пострадавших. Но, вероятно, таковых имелось немного и травмы их были незначительны, так как они перемещались довольно оперативно. Впрочем, это тыл. Сюда добрались лишь отголоски сражения. Об истинных масштабах можно будет судить только на месте сражения. Вот и все. Больше незачем жить. Он потерял все: брата, любимую, а теперь, потерпев поражение от бывшего друга, и остатки самоуважения. Где он ошибся? Что сделал не так? Почему судьба обошлась с ним так нечеловечно жестоко: сначала обобрала до нитки, а теперь бросила в ноги тому, кого он так и не сумел превзойти? Потухший взор Мадары обреченно бороздит темнеющее небо. Солнце еще не скрылось и заливает заревом горизонт. Белесые ленты полупрозрачных облаков зыбко разбавляют кровавую красноту. «Прости, братишка. Я снова подвел тебя…» Тяжелые веки клонит к щекам. Он обессилен, выжат боем без остатка. Но сознание его поразительно ясное. Слух тревожат чавкающая под сандалиями Тобирамы каменная крошка. После битвы ее теперь здесь предостаточно. Он чувствует его — этого ненавистного убийцу так остро, будто касается руками. Перед взором маячит презренный лик. Пальцы сжимаются в кулаки. Будда! Вот кто достоин смерти! Вот, кто должен кормить червей в сырой земле, а не Изуна… Мадара лежит на земле. Ее холод прожигает спину ледяными струями. Немеют ноги. Он пока еще жив. Но лучше бы умер, как и те, чьими бездыханными трупами усыпана долина. Учиха. Сенджу. Все-равно… Хаширама статуей возвышается над ним. Тяжело видеть в глазах вечного противника жалость и выворачивающее нутро понимание, поэтому он не смотрит на него. Тобирама вырос рядом, тронул брата за плечо. — Возьми… — ни тени торжества в ровном тоне. Мадара скосил глаза. Закатное солнце бликует на клинке катаны в его руках, и он невольно щуриться. — Пора положить этому конец… — врывается в мозг ненавистный голос. Воля Тобирамы — он давно бы истребил всех Учиха до единого. Чертов фашист! По-прежнему не глядя на Хашираму, Мадара чувствует как пламенится в том протест. — Прекрати. В том уже нет необходимости, — отмахивается Хаширама. Голос хрипит. В нем вибрирует печаль, будто это он разгромлен, будто это он лишился всего, ради чего хотелось биться и жить. Уголки губ Мадары дрожат. Минули в дымку года, а Хаширама практически не изменился. Все так же благороден и окрылен мечтами. Даже наблюдая ее в пыли, он продолжает верить в светлое. — Где Изуна, Мадара? — был первый его вопрос при встрече. — Мой брат погиб после того ранения… — бросил обрывки истины он и взор Хаширамы моментом отозвался горечью, может быть более яркой и отчетливой, чем его собственная. А теперь, возвышаясь над ним победителем, этот человек демонстрирует чудеса великодушия. Как тошно! — Чепуха! — агрессивно возразил Тобирама. Он хотел закрепить преимущество сейчас, пока враг сломлен. — Его нельзя оставлять в живых. Он слишком опасен. — Чем? — кидает Хаширама. Лицо его накрыла тень. Он все понимает. Но… — Это наш шанс! — цедит Тобирама, занося клинок. Давно не страшно. Мадара готов. — Шанс на что? — взрывается Хаширама, рывком отнимая у брата катану. — Пустить ненависть по кругу? Если мы убьем вожака Учиха — молодняк взбесится и мы снова погрязнем в разборках! Несогласие Тобирамы угрюмым безмолвием повисает между братьями. Хаширама опускает взор и Мадара ловко арканит его. — Послушай брата, — произносят губы. — Это честь для меня… — Не выпендривайся! — снова эмоции. Хаширама восклицает громко, так, что его слова еще долго блуждают по горному плато эхом. Мадара отводит взор. На небе сгустились краски. Скоро совсем стемнеет и уголки его губ кисло падают. — У меня больше нет братьев и нечего защищать. Поэтому я могу уйти с легким сердцем… — Все еще можно изменить. Есть наша общая мечта. Есть наши кланы. Заключим альянс и… — Я тебе не верю… — роняет Мадара, косясь на него из-под ресниц. Хаширама безнадежный оптимист. Даже в этой ситуации он не теряет надежды. Смуглого лица коснулось смятение. — Как мне вернуть твое доверие? Что нужно сделать? — Убей своего брата! — без раздумий стреляет Мадара, ловя полный ужаса взгляд Тобирамы, устремленный на Хашираму. Тот, в свою очередь, словно немеет от подобной альтернативы. Вполне предсказуемо. Он никогда не пойдет на это. Слишком близка ему боль потерь и слишком любящее у него сердце. Поэтому Мадара великодушно добавляет: — Или себя. Тогда я поверю. Что ж, эта жертва вполне по зубам Хашираме. Он втыкает меч в землю, затем решительно избавляется от доспехов. — Хаширама! — пытается воззвать к его разуму Тобирама. Ропщут люди. Однако Хаширама настроен решительно. — Я вручаю тебе нашу мечту! — обращается он к Мадаре, а затем повелительно к подчиненным: — Слушайте мой приказ. Никто не тронет его после моей смерти. Никаких больше войн и мести. Хочу, чтобы пролитая сегодня кровь стала последней данью прошлому… Он внушающе глядит на брата. Сквозь застывшую маску его лица отчетливо проступает бледность. Срывает белую повязку с символикой Сенджу, бросает к броне и хватает меч. Рывок. Долину накрывает тишина. Мадара изможден, но ему хватило сил остановить то, чего он никогда не желал. — Я тебе верю… Вырулив из-за утеса, Мито застала этот момент. Пахнет кровью. Трупы и стоны кругом, горы брошенного оружия. А в эпицентре они. Мадара. Меч. И Хаширама. Живы…