Одна любовь на двоих или обреченные ненавидеть

Хаширама роняет меч. Тот падает на землю с пронзительным лязгом, блуждающим затем вдоль плато и склонов. Мито отмирает и судорожно вздыхает. От ужаса она перестала дышать. Просто забыла, на секунду поверив, что Хаширама покончит с собой и никто, абсолютно никто этому не воспрепятствует. От пережитого слабеют колени и в поисках опоры она прислоняется к скале. Закрывает глаза и протяжно выдыхает снова и снова, пока не нормализуется сердцебиение и не успокаивается пульс. Горло дерет истерика. Все обошлось… Довольный смех облетает округу, возносится к серовато-пурпурному небу и она распахивает веки. Взор тут же находит Мадару. Он лежит неподвижно, будто мертвый. Позади топчутся остатки отрядов: Учиха и Сенджу вперемешку. Над ним угрюмо виснет Тобирама. Даже отсюда чувствуется его недовольство. А Хаширама, закинув руки за голову, заразительно хохочет, словно не замечает парящего в воздухе напряжения. Мито с усилием отрывается от скалы, делает шаг к ним на встречу, но, одумавшись, останавливается. Она чужая на этом празднике дружбы. По щекам катятся слезы облегчения. Живы… Остальное — не важно. С остальным они постепенно справиться. Ноги не слушаются. Мито стискивает зубы, почти ничего не видя перед собой. Настоящая дружба, как благородное вино — крепнет с годами. Женщина, особенно такая как она, со слабым, безнадежно разбитым сердцем, не должна дополнительно обострять то, что следует засунуть в гребанный ящик и навсегда похоронить. — Волнуешься? — спросила Мито, поправляя ворот новенького кимоно Хаширамы. Он находился на подъёме, чаще обычного шутил и невпопад смеялся. Еще бы! Воплощалась в быль его заветная мечта о мире, о селении, о друге… — Сегодня — особенный день! — перехватив ее ладошки, воскликнул Хаширама. Глаза его восторженно сверкали. — Поскорей бы! Я места себе не нахожу! — Все будет хорошо. — - Вздохнула куноити и осторожно отняла руки. — Выглядишь отлично. — Подобным обычно девушек успокаивают! — с усмешкой прищурился Хаширама. — Еще слишком щепетильных мужчин! — важно добавила Мито, встречая его взгляд и ее тут же откинуло на неделю назад. Сердце стиснули те же эмоции, что властвовали в нем тогда. В лицо бьет вечерний ветерок. Темно. Почти не разобрать дороги. Она шагает и ноги сами ведут ее. Ворота. Все еще оживленные улицы. Дом. Лестница. Пустая комната. Стекло устилает пол ковром, серебрясь в наступивших сумерках. В доме никого. Но выхода эмоциям она не дает, будто стены могут подслушать ее страдания и передать хозяину. Жив… Как во сне пальцы прочесывают волосы. Сбившийся от бега пучок почти болтается на затылке. Спутанные пряди лезут в глаза, паклями свисают по обе стороны от лица. Она поступила верно. Мито проходит в комнату и по хрусту стеклянной крошки понимает, что забыла разуться. Взгляд падает под ноги. Она стирает слезы с обветрившихся щек и срывается на колени. Жив… В прострации время летит незаметно. — Мито! Возня внизу и голос Хаширамы вырвали ее из пустоты. Она заморгала и посмотрела на свои израненные ладони, из которых блестящими кристаллами торчали осколки, содранные в попытках выбраться из ловушки Тобирамы ногти. Эта боль нечто по сравнению с болью Мадары, потерявшего брата. Теперь ей стало понятно, почему он не проявлял к ней интереса, не посылал весточки и не вспоминал. Подобное горе способно вытеснить из сердца все теплое и светлое. А темнота… Она безжалостно высасывает душу и толкает на черные дела… Хаширама влетел в комнату со скоростью торнадо. Грязный, покрытый пылью, весь в синяках и ссадинах, в изодранной одежде, но зато довольный и счастливый. — Мы победили! — выдохнул он, увидев ее. Лицо озарилось белоснежной улыбкой. Он шагнул через порог, выдернул ее с места и едва не задушил в объятиях. Мито захрипела. Окровавленные руки протестующе вонзились в плечи. Но даже это не убавило его прыти. Он был на гребне эйфории и не слышал ничего, кроме праздника собственной мысли. — Ты представляешь, что это значит? — куноити почувствовала как ее оторвало от пола. — Теперь все будет совершенно иначе! Мадара согласился! Слышишь! Он согласился и через неделю мы торжественно подпишем соглашение! — Почему через неделю? — свой голос она не узнала. Чужой, монотонный, он вырвался из грудной клетки подобно спонтанному вздоху. Хаширама очнулся, посмотрел ей в глаза, потом на упершиеся в плечи ручки и пол снова повстречался с ее сандалиями. — Мадаре досталось. Пусть отдохнет. Хочу, чтобы мы были на равных, без лишних «победитель и проигравший». Мито кивнула. А он, хмурясь, принялся изучать ее ладони. — Мне это не нравится. В ранках полно осколков. Их нужно извлечь. Как это вышло? Морщась от боли, она пожала плечами. — Сильно трясло. А я же неуклюжая. Не удержалась на ногах… Черные глаза Хаширамы поднялись к ее лицу. Складочка между его бровями углубилась и с языка сорвались слова: — Не стоило запирать меня, доно… — А ты бы позволила нам самостоятельно разобраться? — встречно спросил он. В голосе проскользнула нехарактерная твердость. Взгляд прожигал и она опустила веки. — О чем и речь? Это мера необходимости. Не обижайся на брата. Мито отвернулась к окну. Ситуация — дрянь. А она и того хуже. — Я волновалась… Слабое оправдание. Зато прямиком из сердца. — За него или за меня? — настигло ее неожиданное. Мито резко повернула голову. Глаза Хаширамы — бездонная пропасть. Лицо напряжено так, что проступают скулы. — За обоих! — чеканит она и разбивает контакт их тел резким движением, которое застигает его врасплох. Отходит к окну, вздрагивая от хруста стекла под ногами и прижимается лбом к стене. — Будда свидетель. За обоих… Секунда и теплые руки окутывают плечи. Влажные губы касаются шеи. От шепота Хаширамы над самым ухом ее начинает трясти. — Прости. Я все понимаю. Просто временами это сильнее меня. Мито обернулась, оказавшись прижатой к стене. Лицо мужчины в сантиметре от ее лица. Она видит на нем каждую пору, малейший изгиб. А его взор заставляет ее трепетать и жаться к опоре с той отчаянностью, которая рвет ее сердце на части. Больше нет сил сдерживаться и она признается: — И меня… — шевелиться губы. Мужчина подается ближе. Его нос упирается в ее скулы и жаркое дыхание опаляет кожу. — Как считаешь, у меня есть шанс? Крохотная надежда? Ты когда-нибудь сможешь его забыть? Губы Мито дрожат. В горле першит. Но голос звучит ровно. — В вашем друге, доно, больше благородства, чем в нас с вами вместе взятых… — говорит она, кладя руку ему на щеку, принуждая его тем самым оторваться и посмотреть на нее. Та обжигающе горячая и немного липкая от пота. Он с поля боя. Поэтому от него пахнет войной. От ее слов Хаширама вздрагивает. Мутный взор поглощает ее разум, когда их глаза пересекаются. Живот сводит судорогой. Желания Хаширамы очевидны. Они проступают на его лице, чувствуются в мышцах. Ей хочется отступить. Но за спиной стена. Впереди он, по бокам руки, словно шлагбаумы. Мито сглатывает и ее пронзает мысль. А может хватит убегать? Надеяться? Верить? Ждать, судорожно цепляясь за прошлое, того, что никогда больше не повториться? Куноити смотрит синоби в глаза и в солнечном сплетении начинает пылать. Молчание между ними льется рекой. А ответ никак не сорвется с губ. Но вот ладонь Хаширамы отрывается от спины. Он поднимает ей подбородок и медленно склоняется к устам. Мито трусливо смеживает веки. Его поцелуй легок и будто бы ни к чему не обязывает. Но в действительности это не так. Их связали узы, крепче которых не сыскать. Долг. И от этого, даже если хочется, просто так не отделаться. Дед это понимал. Акико понимала. И даже Мадара… — Я люблю тебя, Мито Узумаки… — на кураже шепчет Хаширама. Дыхание частит, становится прерывистым. Паника гонит мысли по кругу. Мадара. Мадара. Мадара… А руки синоби уже на ее шее. Скользят по затылку, путаясь в волосах, а затем по плечам и талии. Ее бьет удушающий озноб. Стена вросла в спину. Ладони Хаширамы на талии. Тяжелые, властные. Он прижимается к ней бедрами и истерия в ее голове вспыхивает всеми оттенками радуги. Орудие наизготове… Вместе с тем, поцелуй теряет невинность, углубляется, сжигает, требует, призывает. Если не пресечь это сейчас, полетит на пол одежда и свершиться то, что не позволит больше ей с чистой совестью смотреть в глаза Мадары. Впрочем, разве не этого он добивался, прогоняя ее? В глазах адски дерет. Мысли жалятся как пчелы. Отдаться ему и с концами порвать зависимость. Сделать шаг на пути к исцелению. Или все еще сильнее запутать? Лицемерно подарить надежду? Мито вскидывает одеревенелые руки и кладет их на плечи мужчины. Их мощь и сила прорывается через одежду, проявляется в перекатывании сбитых мускулов под ее пальцами. Толкает. Пытается отстраниться. Но Хаширама силен и одурманен чувствами. В венах бурлит кровь. Он давно ждет ее. А она? — Доно… — Мито всхлипывает через поцелуй, раздавленная его напором и собственной безысходностью. Не слышит. Прижимается крепче. Ногти пронзают ткань кофты, когда оставив ее рот, его губы влажной перебежкой спускаются по подбородку. Дрожжи уже не сдержать. Она доводит до ступора, до паники и Мито клянет, как заколдованная: — Доно… Доно… Доно… Бесполезно. Его рот снова на ее губах. Руки настойчиво сжимают затылок. Она не выдерживает и срывается на крик: — Доно! И Хаширама застывает, смотрит на нее потерянно и опустошённо. Ему физически больно. А ей морально. — Мне нужно время… Нужно время… — срывающимся голосом повторяет Мито. Сил выбраться из его объятий нет. Их нет даже чтобы просто отпрянуть от стены. Она жмурится. Глаза колит от слез. Хаширама долго гипнотизирует ее. Длинные ресницы колышутся. Ходит ходуном мощная грудная клетка, а вены на шее бугрятся, будто у него на плечах покоятся скалы. Мито хрипло дышит. Внезапно он вздрагивает. Голова обессиленно падает ей на плечо. Темные, пропахшие гарью, волосы щекочут щеки. — Прости… Мы бились и в какой-то момент мне показалось, что это конец… Что я больше никогда не увижу тебя, не смогу прикоснуться, не скажу, как ты нужна мне, Мито… — он обхватывает ее лицо ладонями и покрывает лицо легкими, как пух поцелуями. — Не уходи. Чтобы не случилось, не оставляй меня. Даже спустя неделю Мито с волнением вспоминала тот день. Вспомнила взгляд Хаширамы, в котором было намешано больше, чем могла вынести ее совесть, прожигающие кожу прикосновения, сам воздух, пронизанный тревогой. Сенджу и Учиха стояли на пороге глобальных перемен. Но не так-то легко расстаться с прошлым, особенно если в нем остались те, чьи призрачные фантомы так или иначе взывают к отмщению. Между тем, Мито прекрасно понимала, какого Хашираме. Сама бы она так не смогла. Быть рядом с любимым и чувствовать, что все его мысли устремлены к другому, не просто к какому-то постороннему, а к другу… нужно обладать поистине железным терпением, которое, похоже уже начинало его подводить. Оно и понятно. Хаширама сильный, здоровый мужчина, и в том, что его влечет к ней — своей невесте — вполне естественно… — Ты еще не готова? — спохватился Хаширама, окидывая взором ее будничный наряд и струящиеся по плечам, неприбранные волосы. — Если позволишь, я побуду дома… — увильнула Мито, отходя к трюмо и складывая расчески в походную косметичку. Хаширама прихватил ее за локоть и заставил повернуться к себе. — Мне хотелось бы, чтобы в такой особенный момент моя любимая была рядом… — напоминает он и она чувствует, как щеки заливает краска. Смотреть ему в глаза нет сил и она попросту тупится. — Мою одежду еще не прислали. Не хочу позорить тебя… — тут же находится оправдание. Хаширама усмехается и отпускает ее. — Совсем забыл. Я сейчас… — бросается к комоду и извлекает оттуда перевязанный красной лентой сверток. — Что это? — удивленно моргает Мито. — Спонтанное приобретение… — тянет смущенно Хаширама. — Был проездом в Киото и забрел в магазин кимоно. — Не стоило, доно… — хмурится Мито, механически избавляясь от обертки. Падает на футоны бумага, вьется алой змейкой лента. Девушка разворачивает обновку, плетётся к кровати, раскладывает кимоно на покрывале и прижимает ладони ко рту. — Боже, оно прекрасно… Роскошный пурпурный шелк играет в отблесках солнечного света. Белая окантовка охватывает манжеты рукавов и ворот, плавно вливается в белоснежное великолепие разметавшихся по подолу лилий. — Увидев его, я подумал о тебе и не смог устоять… — У меня нет слов… — оборачивается Мито. Глаза ее восторженно блестят. Она пытливо смотрит на него. Он видно с другой планеты? Иначе почему все терпит? — В них нет нужды… — улыбается Хаширама. Он подходит к ней гладит по щеке, а затем нежно целует. — Довольно и взгляда. Мито мнется. Кимоно красивое, но присутствовать на переговорах ей совсем не хочется. Там она увидит Мадару и ее самообладание треснет. Снова. Она в этом более чем уверена. В смятении куноити опускается на кровать. Мысли кипят в голове, а сердце бьется, бьется, лишая покоя. Чертовски дрожат руки, когда она проводит ладонью по шелку. — Оденешь его для меня? — вырастает рядом Хаширама. Его теплые глаза преисполнены нежностью. — Может в другой раз? — с надеждой спрашивает Мито и искоса глядит на него. Хашираму накрывает тенью. Теперь в его взоре сквозит упрямая решимость. — Вечно бегать от НЕГО ты не сможешь. После подписания соглашения тебе придётся часто встречаться с Мадарой. Истина в последней инстанции. Он как никогда прав. Мито сжимает кулаки. Ему легко говорить. А у нее сердце на части разрывается, стоит подумать о Мадаре. Она поднимает глаза. Ресницы дрожат. Зрачок мечется. Но она соглашается. — Так и быть. Но пообещай мне кое-что. Хаширама согласно кивает. — Держи меня за руку…