Одна любовь на двоих или обреченные ненавидеть

Не разбирая дороги, Мито неслась со всех ног. Прохожие дико на нее озирались, а некоторые пытались окликнуть. Однако ее уже было не остановить. Мимо пролетали жилые постройки, однотипные домишки, испугано жавшиеся друг к другу, извилистые улочки зазывающее спуститься к озеру или свернуть в сквер. Сегодня Мито была чужда их родная магия. «Глупое безрассудство…» — наверняка поспорил бы дед, по привычке нелепо компануя слова. Уж кто-кто, а Гендзи Узумаки умел подобрать под ситуацию говорящие эпитеты. Мито частенько доводилось испытывать на себе силу его красноречия. Прирожденный управленец с замашками консерватора — он правилу по принципу: «Бей своих, чтобы чужие боялись». Ей же доставалось чаще всего. «Поведение, недостойное куноити!» — с неизменной регулярностью повторял он. Чтобы она не делала, какие бы вершины не брала. На завтрак, обед и ужин. В присутствии гостей, сослуживцев и тет-а-тет. А так хотелось похвалы! Элементарного человеческого тепла и участия! В детстве несправедливые нападки сильно обижали Мито. Но с возрастом она стала понимать, чем вызвано поведение деда и научилась отвечать той же монетой. Гендзи Узумаки был твердо убежден, что женщине не престало заниматься мужским ремеслом, что ее место на кухне, а не на поле брани среди вооруженных мужчин. Поэтому его не радовали ее достижения. Он огорчился и устроил ей разнос, когда в прошлом месяце она заняла ведущую позицию в негласном табеле о рангах среди куноити общины. Лишь из опасений спровоцировать общественный резонанс он еще не запретил ей прикасаться к мечу или не запер в четырех стенах. Что, впрочем, не мешало ему исподволь влиять на ее жизнь и карьеру. Мито со счета сбилась, сколько пилотных миссий прошло мимо нее. Попытки восстановить справедливость обычно оборачивались громким скандалом и взаимными упреками. Пользуясь своим авторитетом, староста настойчиво выживал ее из любимой сферы, терроризировал упреками и наставлениями. Мито сопротивлялась как могла. Все-таки они с дедом были в разных весовых категориях. Поэтому, наверное, самым действенным методом в ее арсенале стало усиленное рвение, с которым она окунулась в работу. Чтобы реже пересекаться с ним, Мито хваталась за любую миссию и практически перестала бывать дома. Они практически не виделись. По логике и ссориться по пустякам должны были перестать. Как бы не так. И в ее вынужденных отлучках дед умудрялся отыскать поводы для недовольства… Так, к списку ее «достоинств» прибавилась неблагодарность и попустительство по отношению к близким. Особенно к бабушке, якобы от волнения за нее не находившей себе места. Сама Акико ни раз об этом не заикнулась. Лгун! Можно подумать, ей было в удовольствие скитаться?! Мито любила дом и «бежала» из него исключительно потому что не видела иного способа отстоять свою точку зрения. От семейных неурядиц Мито очнулась лишь за городскими воротами и тут же принялась анализировать свои внутренние ощущения, подтолкнувшие ее к постыдному рывку сегодня. Определенно, это какое-то затмение. Не испугалась же она предстоящей встречи с будущим мужем? От обилия вопросов голова шла кругом. В данную минуту Мито была не способна на них ответить, пожалуй, так же как разобраться в мотивах собственных поступков. Но в то же время она четко осознавала, что отнюдь не трусость толкнула ее на этот шаг. Тогда что же? Между тем, ноги вели ее знакомой дорожкой. И чем призрачней становились очертания общины за спиной, тем легче ей дышалось. Бьющий в лицо ветерок унося тревоги, освобождал от последствий этого безрассудного бегства. Безусловно, если сегодняшнее происшествие получит гласность — ее осудят. Вероятно под удар так же попадет и ее репутация. Однако сейчас это абсолютно не заботило Мито. Сорвав сватовство и вырвавшись из-под дедовского ига, она впервые в жизни почувствовала себя свободной. Оказывается все это время бремя ответственности в буквальном смысле душило ее. Отчизна… О бедственном положении общины куноити знала. Она каждый день варилась в этом. Но даже будучи внучкой старосты не могла пересилить сопротивление бунтарки внутри себя. Замуж без любви — немыслимо! Жизнь во лжи — кошмар! Дед призывал ее сделать это ради клана, однако крайне стеснял во времени. А она в нем катастрофически нуждалась. Возможно, дай он ей шанс все осмыслить и разложить мысли по полочкам, не было бы так сложно преодолеть себя. Впрочем, о чем это она? Гендзи Узумаки никогда не интересовали ее потребности. Она же женщина, а значит — собственность семьи, которой глава может распоряжаться по своему усмотрению. Городские стены окончательно скрылись за холмом и впереди распростерлась утопающая в зелени горная долина. Ее тайное убежище. Единственный свидетель всех ее горестей и страданий. Она часто сюда приходила в унынии, в час, когда терпеть не оставалось сил и давала выход эмоциям. Слезы? Мито редко плакала, еще реже кричала. Обычно она просто взбиралась на один из многочисленных валунов, разбросанных вдоль пологой линии берега и, подтянув колени к груди, молча, наблюдала, как с ревом низвергается вода с ребристых уступов водопада. Сегодня, как и много раз до этого, куноити вскарабкалась на ближайший к кромке камень, поджала под себя ноги и устремила пространный взгляд в бездонные глубины озера. Полуденное солнце посеребрило сверкающую гладь. Легкий ветерок гнал мелкую рябь. Щебетали в кронах птицы. Мито охватила странная эйфория и она не заметила, как оказалась у воды. Полетела на землю одежда и сандалии. Неважно, что глубоко. Ничего, что холодно. Пускай она не умеет плавать. Она войдет воду, и быть может, тогда эта паника утихнет? — Привал! — развернувшись к отрядам, распорядился Мадара. — Не вижу смысла останавливаться сейчас. До общины Узумаки пара часов пути… — снисходительно заметил Тобирама, равняясь с ним. — В том-то и дело, — крайне неохотно отозвался Мадара, сбросив с плеча вещь-мешок. — Перемирие между нами временное. Годы вражды и ненависти никто не отменял… Отправив брови в полет, Тобирама скрестил руки на груди. — Понимаю. Не доверяешь. — На нашем месте вы бы поступили так же, — заметил пробегавший мимо Изуна. У этого мальца был превосходный слух. Однако и дерзости не занимать. По команде брата, он так же избавился о поклажи и теперь взялся за распределение обязанностей и обустройство лагеря. Секунды не прошло, Изуна уже присоединился к группе молодых синоби о чем-то шумно дискутировавших неподалеку. Тобирама молча проводил его взглядом. Больше, чем Мадара раздражал только его брат. — Нии-сан! — переговорив с подчиненными, Изуна обернулся и крикнул: — Пять? Мадара понял его на каком-то ментальном уровне и без лишних слов, вскинул пятерню. Изуна кивнул и вскоре первая группа разведки покинула лагерь. — Вы славно ладите… — отметил Тобирама. Наблюдать за слаженностью их в взаимодействий в битве — одно. Добиться этого возможно путем тренировок. Но видеть нечто подобное в быту — поразительно. — Мы же братья… — ухмыльнулся Мадара, скосив на него колючие глаза. — С пеленок вместе. Разве у вас с Хаширамой иначе? Тобирама со вздохом опустился на груду поклажи и задумчиво уставился ввысь. — Аналогично, — обронил он коротко, не вдаваясь в дальнейшие объяснения. Мадара безмолвно посмотрел на него, а затем откинул упавшие на глаза пряди. — Полагаю, тебя не нужно развлекать. Сумеешь сам себя занять. С этими словами он отвернулся и неторопливо зашагал в сторону леса. В сознании роились мысли и ему необходимо было побыть в одиночестве, чтобы подумать. — А ты? — прилетело в затылок. Мадара остановился и оглянулся. Тобирама поднялся с поклажи и выжидающе смотрел на него. Как только они покинули общину, наглец напрочь забыл о манерах, будто он не мог стереть его с лица земли в любой момент, держался с ним на равных, обращаясь исключительно на «ты». — Пройдусь… «Какого дьявола я пошел на поводу у толпы?» — периодически задавался вопросом Мадара и сам же отвечал. Потому что дальше игнорировать мнение народа было невозможно. В последнее время все чаще поступали тревожные донесения. Люди волновались. Этим умело пользовались некоторые про правительственные структуры. Иными словами, обстановка в общине складывалась неспокойная. А тут еще и Тобирама появился. Слухи об этом за считанные часы облетели селение и у него не осталось выбора. Он внимательно выслушал Сенджу, невзирая на копошащиеся в душе подозрения. После стольких лет они, наконец, задумались о мировой? Зачем — понятно. Война измотала всех. Но почему сейчас? Мадара нахмурился. Он пока не понимал, какие цели преследовал Тобирама или, точнее сказать, стоявший за ним Хаширама, однако собирался выяснить. Хотя бы ради людей, интересы которого представлял. На прошедшем Собрании он пообещал максимально беспристрастно рассмотреть предложение Сенджу и принять взвешенное последовательное решение. Но если они затеяли недоброе… В уголках губ Мадары обозначилась злорадная ужимка. Он сотрет Сенджу в порошок. Внезапно его посетила мысль. Он терпеть не мог это давящее ощущение и чувствовал себя в рамках чрезвычайно некомфортно. Ведь в отличие от некоторых, ему была доступна истина в последней инстанции. С Хаширамой он был знаком с детства. Раньше — это был чистый, искренний человечек. Они делили с ним одну мечту на двоих. Но время и окружение способно и самых светлых превратить в «посланников тьмы». Мадара не был уверен, что Хаширама остался прежним и, что он не преследует корыстные интересы. Что ж, своя рубашка ближе к телу. Он вполне способен был это понять и даже пойти на мировую. Однако исключительно на своих условиях. Путь преградили неприступные заросли ракитника. Взмах — другой катаной и дорога расчищена. Мадара продрался через цепляющиеся за одежду сучки и ошеломлённо застыл. Он будто в совершенно иной мир попал. Его привечала затаившаяся в чаще лагуна полукругом огороженная неприступной скалистой грядой, по уступам которой низвергал потоки воды водопад. Странно, что он загодя не услышал его рев. Видимо был слишком поглощён мыслями. Противоположный берег был пологим и плавно стремился к круглому, как тарелка, озеру. Райское место. Мадара с упоением вдохнул влажный, вязкий воздух и ступил на песок тут же забившейся в сандалии. Улыбнувшись мыслям, он побрел к воде. Однако ближе к кромке вынужден был остановиться. Что-то активно мешало его передвижению. Взглянув под ноги, синоби увидел, что какая-то темно-лиловая тряпица зацепилась за пряжку правой сандалии. Стряхнуть ее не получилось. Пришлось помочь себе руками. К его немалому удивлению, тряпица оказалась довольно приличной, хотя и слегка поношенной шелковой рубашкой, при том определенно женской. Женщина в этих глухих местах? Мадара быстро обвел взором округу и его брови обескураженно поползли на лоб. В нескольких метрах от него, частично скрытая валуном, по пояс в воде стояла девушка. Длинные рыжие пряди, вырвавшиеся из-под власти канасаси, укрыв обнаженную спину, горели огнем…