Одна любовь на двоих или обреченные ненавидеть

Мадара носком расправил валяющееся на песке кимоно и бережно опустил на него неподвижное тело незнакомки. Она наглоталась воды и находилась без сознания. Пышная грудь едва колыхалась под тонкой, просвечивающей тканью лифчика. Слипшиеся рыжие волосы расползлись по плечам. Еще жива. Но время уже работало против нее. Спешно преклонив колени, Мадара подхватил изящное запястье. Влажная кожа была удивительно нежной и гладкой, как у младенца. Пальцы безошибочно отыскали пульсирующую голубую жилку и прощупали пульс. Четкий, но скачкообразный. Медлить не стоит. Обычно Мадара был не склонен к состраданию. Жизнь часто его била и он научился проходить мимо чужих страданий. Однако сегодня почему-то не смог. Полуголая девица посреди озера, когда до сезона купания еще несколько месяцев… Все понятно без лишних отступлений. Мужчина вздохнул и приступил к делу. Выпрямил стройные ноги, уложил руки по швам, чтобы ничего не мешало делать прямой массаж сердца, откинул голову пострадавшей назад и прочистил дыхательные пути. Раз. Два. Три. Зажать нос и вдох… Эти манипуляции Мадара выполнял автоматом. Он — бывалый вояка. На поле боя ему приходилось не только убивать. Поэтому-то и основами первой медицинской помощи он владел безукоризненно. Синоби стиснул зубы. Девица не реагировала. Жаль, если такая красота падет в расцвете лет. Смерть… Старая праведница. Ей без разницы кого забирать, коль настал срок. Взор Мадары помутнел. На щеках от напряжения заиграли скулы. С проклятой у нее старые счеты. И он удвоил старания. Слишком юна. Слишком красива… Ей рановато на тот свет. Сотни бессвязных смертей промелькнули перед глазами. И в сердце поскреблась печаль. Та самая, которую он вечно гнал и проклинал, стараясь не пускать в душу. Потому что она способна спутать мысли, лишить присутствия духа. А он не мог себе подобного позволить. Слабости. Вокруг полно врагов и они только и ждут возможности ударить. На его плечах огромная ответственность: за клан, за людей его составлявших, и главное за брата, чье счастье и жизнь были для него превыше всего. Он привык носить маску. Он почти сроднился с ней. Порой и ему самому было сложно отделить свою истинную сущность, от той оболочки, которой он себя окружил. Вечно собранный, сдержанный и непробиваемый. Перед ним трепетали свои, а чужие либо предпочитали не связываться, либо гадали, как подступиться. Но никому из них, даже самым близким, было невдомек, какие страсти кипят за этим неприступным фасадом! Между тем, Мадара, как и все, был из плоти и крови. Он, как и все, испытывал боль. Он, как и все, переживал неудачи и оплакивал потери. Только делал это молча, в тишине, чаще всего наедине с самим собой или в душе. А на публике, сохраняя лицо, держался так, будто ничего не случилось. Враги окрестили его бессердечным. Но разве держать чувства в узде это грех? Разве, стиснув зубы, глотать ком боли и не сгибаться под гнетом обстоятельств — лицемерие? Он стольких в своей жизни потерял! Миллион раз падал и поднимался только потому что научился справляться с ударами судьбы. И почти ничего не боялся. Ну, пожалуй, только одного… Но совершенно точно не смерти. Пусть слабаки трясутся от страха. Он сам творец своей судьбы. Взор очистился от одержимости прошлого и мыли обратились к суициднице. Он бросился за ней в ледяную воду. Почему? Ведь собирался уйти. Разгадка плавала на поверхности. Что-то во взгляде ее колдовских глаз принудило его изменить себе. Он не был пуританином. Через его жизнь и постель прошло десятки женщин. Среди них встречались редкие прелестницы и умницы. Однако эта определенно была взбалмошной и характерной. Наготы своей ничуточки не смущалась, будто регулярно пленяла белизной своих чертовски соблазнительных плеч. А ее невозможные рыжие волосы?! Это сейчас, влажные, они приобрели оттенок бурых водорослей. Тогда же, в свете солнца, они огневом обрамляли ее миловидное, возмущенное лицо. А как она говорила с ним?! Не одна женщина с ним никогда так высокомерно не разговаривала! Мадара был очарован, хотя чисто интуитивно и пытался отрицать это. Дерзкая. Будь она мужчиной, давно барахталась бы на дне озера. Очередной подход. Раз. Два. Три. Зажать нос и вдох. Девица затрепыхалась, закашлялась. В горле ее забулькало. Из недр хорошенького ротика брызнула вода. Синоби тут же приподнял ее голову, чтобы она не захлебнулась, и уложил себе на колени. В ее горле продолжало клокотать. Ходила ходуном грудная клетка, а вместе с ней колыхались и аппетитные грудки, чьи острые, как шпили соски, торчали через ткань бюстгальтера. Мадара старался на них не смотреть. Но взгляд, словно магнитом, притягивало к ним. Наваждение какое-то! Можно подумать он женской груди никогда не видел?! Мадара перевел взгляд на лицо незнакомки. Та постепенно приходила в себя. Приоткрытые губы жадно ловили воздух. Ресницы трепетали. А вздрагивающие руки изредка вспархивали, будто отгоняли навязчивые фантомы. Он перехватил ее правую кисть и его брови потянулись друг к другу. «Кто ты, девочка?» Костяшки ее пальцев были откровенно сбиты. Кое-где красовались свежие синяки и ссадины. Это не характерно для женщины, если только она не куноити. Взгляд упал на смятое под женскими бедрами кимоно. Особенный материал. Такой редко встретишь. И отстрочка канта не простая. На его памяти подобным рукотворством занимался только один клан… Значит… Девчонка приоткрыла веки. Мутный взгляд устремился в пустоту. У нее чертовски выразительные глаза для куноити. Он стиснул челюсти, предчувствуя опасность. Ниндзя не стремятся на тот свет по собственной прихоти. Зачастую это либо приказ, либо зов безысходности. Что она делала здесь на берегу одна, раздетая, в воде? Быть может это происки врагов? Быть может она ждала его, храня нож за пазухой? Секунда. Взор Мито прояснился. На щеках вспыхнул лихорадочный румянец. Она схватилась за горло и села, пару раз истошно кашлянув. Горло безбожно саднило и щипало в носу. — Как самочувствие? — бесстрастно бросил хриплый мужской баритон и ее будто током пронзило. Она резко оглянулась. Слишком резко. Голова пошла кругом. Мито буквально рухнула в руки незнакомца. — Черт… — тихий всхлип. Пространство вокруг вращалось с неимоверной скоростью. Ее чертовски замутило. — Не стоит так дергаться. Твой организм обессилен. Дай ему время… — Кто ты? — пискнула она. Выбора у нее все равно не было. Тошнота не отступала. Вдобавок, тело сотрясала крупная дрожь и она откровенно клацала зубами. — Это имеет значение? До чего же статично льётся его голос. Раздражает. — Если бы не имело… — давясь рвотными позывами и судорожно цепляясь за его предплечья, отчеканила Мито. Голову поднять, что гору передвинуть. Задача для нее сейчас непосильная. — Не спрашивала. В ответ — отрывистый смешок. Козел! Могла бы стукнуть — врезала бы! — Что произошло? — вздохнула, пытаясь успокоить мысли. Из памяти стерся значительный отрезок. А он тот, кто может помочь ей его восстановить. — Не помнишь? — тем же тоном отозвался он и ее макушка на резервном питании поползла вверх. Ох, лучше бы не стоило! Серьезные, чернее преисподнии глаза встретились с ее взглядом с выдающимся спокойствием. От его проникновенности в ней цепенел каждый нерв. Ветер ударил незнакомцу в спину, швырнул ей в лицо его косматые смоляные пряди. На выдохе Мито задержала дыхание так, что засаднило в диафрагме. От него веяло силой и неудержимой мощью. Она стопорно затрясла головой. Подсохшие волосы заколыхались в такт этому движению, упали на лоб и глаза. — Ты пыталась утопиться. — Хладнокровно отчеканил он и все в ней вспыхнуло возмущением. — В своем уме? — взлетели брови Мито. Она отскочила от него как ошпаренная, оказалась на ногах, но слабость тут же повалила ее обратно на песок. Вдох-выдох. Мечутся в истерике мысли. Мито смотрела на него и понимала: он не шутит. Пару раз сипло вдохнув влажный воздух, она провела ладонью по волосам и понизив тон, сказала: — Ничего подобного я делать не собиралась! — Тогда зачем полезла в воду? Логичный вопрос. А существует ли на него ответ? Он, конечно, есть, но не для его ушей, не для его понимания. Впрочем, она и сама-то смутно понимает, зачем полезла в озеро, еще и предварительно разделась. Мито озадачено притихла. Ее молчание длилось достаточно, чтобы его терпение начало иссекать. — Не пойми меня превратно, — на аналогичный манер вздохнул незнакомец, опуская невероятной густоты и длинны ресницы. — Мне абсолютно без разницы… За кого он ее принимает? Мито гордо дернула подбородком и в лет пресекла его набирающий обороты монолог: — Я не умею плавать! — призналась она. Стыдно, но совсем не сложно. Он долго смотрел на нее своими поразительно глубокими глазами, от взгляда которых хотелось, как страус, зарыться головой в песок. — Тогда тем более не понятно… Мито нетерпеливо встряхнула волосами. — Это личное! И не вздумай читать мне нотации. Самой тошно. Она попыталась неуклюже подняться. Но треклятый заплыв хорошенько потрепал ее. Мышцы ослабли, будто она месяц провалялась на койке. Наконец, Мито удалось встать. Ее, конечно же, шатало. Но это уже достижение века. — По мне так, ты не в нотациях нуждаешься, а в порке! — выдал красавчик. Прежде чем возвыситься над ней, он беззастенчиво окинул ее взглядом, от которого на ее теле воспламенился каждый миллиметр. Он был не особо высокий, но гораздо выше ее, и чтобы посмотреть ему в лицо ей приходилось задирать голову. — Кто ты вообще такой, чтобы судить об этом? — возмущенно бросила Мито. В ней медленно зарождался гнев. Щеки запылали закатным заревом. — Тот, кому ты обязана жизнью… — просто и невозмутимо отвечает мужчина. Пальцы Мито непроизвольно сжались. Ее заколотило. Она прищурила глаза и сдержжалась неимоверными усилиями, чтобы не утопить его в яде своего негодования. Он прав. Она обязана ему жизнью. Однако выразить благодарность после подобной отповеди неимоверно трудно. — Поблагодарить не хочешь? — читает мысли он. А затем на редкость самодовольно добавляет: -Или хорошие манеры не входят в число твоих добродетелей? Последняя капля. В мозгу взрывается бомба. У Мито потемнело в глазах. — Начнем с того, что я не просила! — взлетело яростное небо и тут же потонуло в реве водопада. — Справилась бы сама! — Каким образом? — изгнул густые брови незнакомец. Что за чванливая манера? — Пошла бы камнем ко дну? Она открыла рот, шипя как кобра, раздувшая капюшон. — Сама сказала, что плавать не умеешь! И снова в логике ему не отказать. Рот Мито непроизвольно захлопнулся, а на губах мужчины заиграла до нельзя скупая усмешка. — Уметь с достоинством принять помощь — искусство… — Вероятно, к подобному искусству у меня отсутствует склонность! — парировала куноити. Их взгляды скрестились. Поднявшийся ветерок обдул стан прохладой и она вдруг осознала, что ужасно озябла и, что спорит с ним практически голая. С трудом отведя взор, Мито пустила его по пескам и холмам. Но так и не обнаружила свое кимоно. Тогда она снова обхватывала себя руками и сердито встретилась с пронзительным взглядом. Он будто понимал все, что с ней твориться и издевательски кривил уголки губ. Почти незаметно, но у нее глаз наметан. — Где моя одежда?! — вскрикнула нервно и слишком звонко Мито. Он моргнул и не отводя глаз, изрек: — Ты на ней стоишь. От унижения Мито готова была провалиться на месте, поэтому уставилась себе под ноги. Правда. Ее любимое кимоно — как половая тряпка — грязное и помятое валялось на песке. Она медленно присела. От этого мужчины у нее мурашки. Красив как бог. Но эти жуткие манеры доводят до исступления! Приподнявшись, Мито отступила в сторону и попыталась поднять кимоно. От ледяного взгляда незнакомца мурашки приобрели размер гигантских тараканов. — Позволишь? — не поднимая головы, поинтересовалась она. Его сандалии пригвоздили рукава кимоно к песку. Он без лишних возражений отступил. При том так резко, что она не удержалась и завалилась на попу, взметнув волной песок и по инерции отшвырнув кимоно далеко за спину. Мужчина тут же склонился над ней и словно пушинку поставил на ноги. — Похоже проблемы у тебя не только с отзывчивостью, — заметил он. Его ладони упокоившиеся на ее предплечьях, обожгли так, что ее охватила паника. Испуганно расширились зрачки. Что с ней? Почему она не в состоянии отвести от него глаз? Зрачки Мито ширятся. Она не может отвести глаз от его лица. — Но и с характером, — издевательски хладнокровно добавил он. Не новость, собственно. Но почему-то обидно. Ведь он совсем не знает ее. Не в курсе причин, толкнувших ее на глупость. Зато судит в первых рядах. Будто ей дела мало! Мито сердито засопела. Зрачок закатился под ресницы и она глянула на него исподлобья. — Нарываешься на грубость! — изрекла она и в тот же миг пространство вокруг пришло в движение. Незнакомец подтянул ее к себе и теперь их лица разделяли считанные миллиметры. — Не стоит. — Еле шевельнулись губы мужчины. Правильные, тонкие. Очень притягательные. В лицо ударило его теплое дыхание. Мито ощутила запах чего-то едва уловимого. — Это опасно… В ней задрожал каждый член. Однако она не собиралась сдаваться и занлянула в бездонные глаза с абсурдной смелостью. — Угрожаешь? Я не боюсь! Вечная ее проблема — эмоции. Они, как вспышка, члепят и ей потом не остановиться. Мужчина скривил губы. Черные глаза вспыхнули вызовом. Он подался ближе. Мито перестала дышать, когда его правая ладонь, оторвавшись от предплечья, заскрльзила по ее щеке, срывая мысли в пропасть.  — Я чувствую твой страх. — Хрипло проворковал незнакомец. — Еще хоть слово, и я сделаю то, что следовало давно сделать твоим родителям… Мадара отсутствовал в лагере уже второй час. В беспокойстве Изуна развернул активную поисковую деятельность, собрал поисковые отряды и уже готов был разослать их в четырёх направлениях, когда к нему подошел Тобирама. — Какие-то проблемы, Изуна-кун? Люди суетятся. Где Мадара? Он до сих пор не вернулся? — Как видишь, нет. И это меня тревожит. — А дозорных опрашивал? Изуна тут же вспыхнул. — Не лезь не в свое дело, Сенджу! Это почти аргумент. Только Тобирама не из робкого десятка. Ему просто так рот не заткнешь. Да и Изуна при всей своей доблести не Мадара. — Я здесь не с праздным визитом, — напомнил он, бросая на юношу сумрачный взгляд. — На кануне встречи пропал ваш вожак и это касается меня напрямую. Впрочем, Изуна —молод, горяч. Но удар умеет держать с пеленок. — Не задирай нос, Тобирама. Договоренность еще не утверждена и мы по-прежнему враги. Тобираме имелось, что возразить. Однако он стиснул зубы. Вокруг кишмя кишели Учиха и провоцировать конфликт было чревато неприятностями. Поэтому он промолчал, пожал плечами и отошел от синоби. Изуна секунду буравил его взглядом, а затем развернулся на пятках и решительно зашагал в сторону леса. Тобирама выждал минуту и устремился следом.