Red Sex

Весь вечер я не сводил глаз с Мишель. Ты даже не представляешь, что я делал сегодня на работе. Ты вышла замуж за победителя! Я завалил самого Сантарелли! Ну он же, правда, валялся на моём столе. А наутро мне стало тоскливо. Обнадёживали мысли о том, что я снова его увижу. В клинике со мной поздоровалась секретарша. Всего лишь поздоровалась. — Пациента нет в кабинете? — Нет, сегодня все по записи, — сверилась со списком девушка. — А того, кто был вчера, сегодня не будет? — Кого именно? Фабрис приходит под чужими именами. — Ну такого… высокого, — я ставлю кисть высоко-высоко над головой, — седого, в костюмах ещё ходит разных и с цепью на брюках. — Фамилии, которыми он пользуется, в списках не встречаются. Взял перерыв? Выходной? — Ладно, я понял. Спасибо тебе. — За что? — За вчерашний день. Ты слушаешь хорошую музыку. Череда работы, отряды людей. Проблемы-проблемы-проблемы. Никому нет дела до моих проблем. Кактус с фиолетовыми иголками, розовое каланхоэ. Не хватает запаха цитрусовых и твоего тела на кремовом диване. Пираньи — хороши, но акула — лучше. Близится обеденный перерыв. Может, он приедет? Смотрю в окно, но на стоянке нет чёрного Роллс Ройса. Блять, мне — 43, а я жду мужчину за шестьдесят. Телефон вибрирует на столе. Незнакомый номер. — Алло? — Я тебя не отвлекаю? Ветер ложится поверх голоса, но я его узнаю. — Вас плохо слышно. — Кхм… подожди. Что-то пищит, кричит и двигается. Ты же не на бабе, Фабрис?! — Так лучше? О-о… ага, просто замечательно. По телефону твой тембр ещё восхитительней. — Ты был на громкой связи, к тому же у меня в машине кондиционер шумит. А теперь сначала. Я тебя не отвлекаю? — Э-э… нет. Откуда у Вас мой номер? — Попросил у секретарши, когда кадрил её, чтобы зайти в кабинет до тебя. Кобелюга! Я всё-таки уволю эту проститутку! — Надеюсь, Вы больше ничего у неё не попросите касательно меня? Он смеётся, стуча связками: — Ты заканчиваешь в 8? — Да. Ты же не пригласишь меня на свидание?! — Задержаться можешь? — На сколько? — На пару часиков, если у меня получится. Твоя жена не будет ругать тебя за позднее возвращение с работы? — Я что-нибудь придумаю. А Вы можете поконкретнее сказать? — Конкретнее? Я приеду за тобой к 8-и. Подниматься не стану, буду ждать в машине. Так пойдёт? — Мы… куда-то поедем? — Пускай будет сюрприз. Надеюсь, тебе понравится. — А-а-а… ты приедешь на обед? Чёрт, я обратился к нему «ты»! Спросил так, будто бы сам готовил этот обед! — Не могу. Извини, у меня дела. Не успею к тебе. Давай до вечера? Не обидишься? — Нет, всё… в порядке. Конечно, я понимаю. Мне легче и проще разговаривать с ним по телефону, нежели вживую. — Как мои цветочки? Ты их поливаешь? Я смеюсь в трубку: — Да, — чуть погодя, добавляю: — скажешь, какой костюм на тебе сегодня? — Деловой, Ольмедо. Я сейчас дела решаю. К вечеру переоденусь, ещё не знаю, в какой. И побреешься наверняка. Ты же всегда бреешься по вечерам, а не по утрам. Пищит парктроник. Фабрис паркуется. — Мне пора. До вечера… — До вечера, — перебиваю его я. — …котик, — заканчивает Фабрис. Сантарелли кладёт трубку. Вот чё-ё-ё-ёрт! «Котик». Котик! Ой, Фабрису не понравится то, что я сделал. Ой, не понравится. Надо прекращать эти «ты», «тебе». Соблюдаем субординацию. Он всё-таки старше меня, в отцы годится. Ага, в лифте сосались, а потом я ему… сосал. Отличная субординация! «Котик». А ты кто? «Дедуська»? До самого вечера я думаю о нём. Считаю часы до конца рабочего дня. Подбираю слова для жены. «Меня вызывает полиция. Моего пациента подозревают в убийстве. Не знаю, сколько просижу в управлении». Так себе, конечно, отмазка, но другого я не придумал. Хотя по факту меня действительно задерживает полицейский. И ты даже не представляешь, Мишель, что это за комиссар! В 20:05 я стою у чёрного Роллс Ройса. Блестящая краска в свете фонаря и огоньки, проникающие на улицу через затемнённые стёкла. Стекло опускается, и я вижу ослепительного мужчину в персиковом костюме, белой рубашке и очках с круглыми розовыми линзами. Дурак подумает, что перед ним гомик, а я вижу Фабриса за рулём. — Долго будешь стоять? Залезай, — он кивает на сиденье. Я в Роллс Ройсе, мать твою! Повсюду электроника, чёрный и коричневый цвета, запах кожи, деревянные и металлические вставки на приборах и бардачках. Я сижу с вытянутыми ногами! Да в нём жить можно! — Ты не описаешься от счастья? — Фабрис замечает, как я смотрю по сторонам. Я пялюсь на него широко раскрытыми глазами. Лиловые полосы на персиковой ткани. Цвета не броские, не кричащие, но приковывающие взгляд. Одежда отлично ложится на чуть загорелую кожу. — Что ты с собой сделал, Ольмедо? — он смотрит на мои губы. — Вам не нравились мои усики. — Разве я так сказал? Карие глаза отлично виднеются под розовыми линзами. — «Я ни на что не намекаю» — так Вы сказали. — И ты решил их сбрить? Я дотрагиваюсь до голой верхней губы. — Ну теперь уже не приклеишь обратно, — Фабрис убирает мои руки с губ и проводит пальцами по коже под носом. — Хреново бреешься, или станок хреновый. Мои кисти зажаты коленями, сумка стоит внизу. Я весь съёживаюсь. Дует приятный кондиционер, и светит неоновая лампочка. Фабрис закуривает, стряхивает пепел в автомобильную пепельницу. Окошки прикрыты, чтобы кондиционер не охлаждал улицу, а улица не видела двух мужчин в дорогой машине. — Жена отпустила? — локоть на дверце, сидит вполоборота, пиджак распахнут, рука с сигаретой на коленке. — Сказал, что вызвали полицейские в качестве эксперта. — Ничего себе, как ты возвысился, — Фабрис выпускает дым в приоткрытое окно. — Меня бы не пригласили на такое? — Я бы подумал сто раз, — он стряхивает пепел и косится на пассажира. — Уже вечер. Почему выбор пал на такой… мягкий цвет костюма? — Я днём был в тёмном. Захотелось ночью быть в светлом. — А очки? Лунный свет ослепляет? — Хочу видеть окружающих в розовом цвете. Чувствую себя шлюхой. Ничего не происходит, но чувствую присутствие шлюхи в машине. Богач рассматривает меня, оценивает. Вот-вот, и он попросит снять трусики. А я не такая! Хотя… кожаный салон выглядит похотливо. — Так куда мы поедем? — Ты голодный? Можем заехать перекусить. Я плотно пообедал и от ужина не отказался бы. Однако платить будет Фабрис, и мне неловко от этого. Повыситься до дорогой проститутки? — Да я не особо хочу есть. — Значит, не особо много поедим. Сантарелли заводит Роллс и тушит сигарету. Никогда не видел, как он водит, но руки на руле выглядят соблазнительно. На левом запястье, помимо часов, серебряные браслеты из толстых звеньев. — Какую пиццу ты предпочитаешь? — Вы едите пиццу?! — С Габи я ел суши, с Армель — бургеры, а с тобой хочу пиццу. Ставишь меня на одну доску с любовницами? — Да я… не знаю, главное, чтобы мясо было. — Вегетарианец, — усмехается Фабрис. Мы останавливаемся у пиццерии, но Фабрис просит меня остаться в машине. Через десять минут в Роллс возвращается «мой персик» с квадратной коробкой. — Половина девятого, — он смотрит на наручные часы, — у нас есть полтора часа. Держу пари, ты никогда этого не делал. — Ел пиццу? — В самом прекрасном месте Парижа. Мы приехали смотреть не Микеланджело, не Венеру Милосскую. Сегодня пятница, и Лувр работает дольше. 17 евро — и перед тобой великолепие. — Но так же нельзя? — указываю на коробку с пиццей. — Я разрешаю. Стеклянная Пирамида под вечерним небом в феерии иллюминации. Фабрис садится на холодный мрамор и ставит коробку на бёдра. — Вы считаете, это романтично? — я подсаживаюсь к нему, подтягивая колени к подбородку. — Я считаю это прекрасным, — он передаёт мне кусочек пиццы. — Пепперони. Наешься, но не обожрёшься. Сыр тянется, а сок от пепперони заполняет горло. Возле входа в Лувр Фабрис купил две сладкие воды в стекле. — Значит, вот так Вы соблазняли женщин жизни? — Да по-разному, — Сантарелли жуёт, и челюсти двигаются с тяжестью. — К каждой особый подход. Путь к сердцу мужчины лежит через желудок, а к сердцу женщины, — он кидает взгляд на меня, — через глаза и уши. — Ну с внешним видом и голосом Вы выигрываете, — я не ем корки, поэтому кладу их в коробку. — Но когда-то же этого у меня не было. Фабрис смотрит на Пирамиду и залипает. Как такое может не поражать? — Можно спросить? — М? — Вам понравилось? Я специально не уточняю, что именно. — Это было интересно. Всего-то? — А почему Лувр? Почему эта площадь? — Не люблю замкнутые пространства. Не люблю музеи и заповедники, не люблю леса. В стенах — заточение, а под открытым небом — свобода. А вечером ещё и прохлада. Порой хочется этой… пустоты. Между нами коробка и четыре треугольных куска, а позади минет и поцелуй. — Хочется прозрачности, а не металла, стекла, а не камня. Я выбираю Лувр, а не башню Эйфеля с аркой на площади Шарля де Голля. — Что будет дальше? — Сегодня? — В жизни. Он думает о сексе, но я — о страшном. — Вы продолжите ходить ко мне на сеансы? Как никак, я — Ваш психиатр. — Ты смотришь на меня сейчас как на пациента или как на человека? Не знаю… хочется второго, но в глубине души скрывается первое. Ведь я не знаю самого ужасного о тебе, Фабрис. — В голове у меня вертится, что Вы — сволочь, — я доедаю последний кусок и запиваю газировкой. — Ещё какая. Фабрис доедает мою последнюю корку и допивает напиток: — Нам пора. — Куда? Он кладёт в пустую коробку бутылки, встаёт и подаёт мне руку: — В клуб. В 22:00 открытие. Ночной клуб «Лё Глаза». Танцпол, бар, светомузыка, диджеи, под ногами — плитка, над головой — зеркала. Люди… очень много людей. Очень громко и пылко. — Месье Сантарелли, я не любитель такого! — приходится кричать Фабрису в ухо, чтобы хоть что-то услышать, помимо музыки. — Ты же не пробовал! — Я не люб… — Ты задницу побрил?! «Чьто-о-о»?… — Что, простите?! — Я говорю, — мимо нас проходят молодые парни и девушки, — ты задницу побрил?! Я не полезу в твоё волосатое очко! Ты приготовился к вечеру?! — А-а-а-а… ну… да! — А?! — Говорю: да! Конечно, нет! — А клизму сделал?! — Да!! У меня дома никогда клизм не было. — Это хорошо, — Фабрис кивает на бар. — Пойдём выпьем. — Я не буду! Жена почувствует запах алкоголя! Как я ей объясню, что пил с полицейскими? Сантарелли хватает меня под локоть и ведёт к бару: — Ты же не будешь напиваться, — здесь музыка уже тише, поэтому можно говорить, а не орать. — Совсем немного выпьешь, как и я. Это для храбрости, Ольмедо. — Вы же за рулём! Я не поеду с пьяным! — Поедешь, куда ты денешься! Фабрис сажает меня за стойку и просит у бармена два коктейля: сладких и алкогольных: — Этому, в галстуке, сделай нормальную выпивку, а то он нервничает слегка. Бармен кивает. — Я не нервничаю, месье Сантарелли, просто обстановка эта так на меня действует. — Да-да. А что тебе не нравится? Музычка классная, я рядом с тобой. Я предпочёл бы остаться в Лувре. Два коктейля. Ягоды, мята, лёд, виски… да, кажется, виски. Басы стучат под ногами. С парфюмом Фабриса смешивается вино. — А почему Вы пьёте что-то похожее на вино? — Кайф должен получить ты, а не я. Ты будешь слегка пьяненьким, а я вполне трезвым, — он приближается ртом. — Женщины любят, когда от мужчин пахнет красным полусладким. — Женщины? — Я собираюсь снять девчонку и трахнуть её у тебя на глазах. — Вы в своём уме?! Фабрис силой запрокидывает коктейль мне в рот: — Ольмедо, я не буду тебя ебать, — он ложится грудью на стойку и глядит розовыми линзами снизу вверх. — Но тебе же так хочется увидеть, как я двигаюсь. — Порно я могу посмотреть и дома, и на работе. — Но в главной роли не будет меня, — Фабрис всматривается в толпу. — Какую хочешь? Выбирай. — Мне всё равно. Вы же будете её иметь. Я не знаю Ваших предпочтений. К тому же… кто согласится на подобное? Фабрис смотрит на меня с ухмылкой. Да, на тебя согласится любая. «Персиковый человек» идёт на танцпол. Высокого в светлом костюме невозможно потерять в темноте. Брюнетка. Средний рост, волнистые волосы. Топик, короткая кожаная юбка. А она миленькая. Молоденькая совсем, далеко до тридцати. Фабрис что-то шепчет ей на ухо, и она улыбается. Девушка запрокидывает голову, и губы Сантарелли проходятся по её подбородку. Снял? Она сплетает свои пальцы с его и близко прижимается к мужчине, трогает за пах. Трогает?! Ты трогаешь моего…?! Фабрис целует её в запястье и покидает танцпол. — Что? Неудачно? — Выйдем на улицу? Покурим? — Я не курю, — опустошаю стакан и прошу бармена повторить. — Нет, — Фабрис убирает ёмкость, — достаточно. Он тащит меня на улицу, в подворотню. Здесь совсем темно, но музыка слышна. — Пока мы доедем до твоего дома, весь алкоголь выветрится. Флакон с духами у меня с собой, я тебя побрызгаю, и выпивкой не будет вонять. Заешь перегар жвачкой, и твоя жена ничего не узнает. — Я сам доберусь до дома. Фабрис прислоняется к стене дома. Курит, стряхивает пепел на асфальт. — Сейчас ты пойдёшь в женский туалет. Третья кабинка — твоя. Я буду в четвёртой. Купил тебе место перед сценой. — Меня такое не интересует. Фабрис выпускает дым и подходит ко мне, чтобы поцеловать. Красное полусладкое, сигареты с оранжевым фильтром. Одной сигаретой красного «Мальборо» можно накуриться на ближайшие три часа. Одним поцелуем Фабриса можно насладиться на ближайшую ночь. Тяжесть — во рту меня двойная тяжесть. Дым от сигареты жарит мои пальцы. Он снова меня трогает — трогают его губы. И вновь работает только одна часть рта, но этого достаточно, Фабриса во рту у меня достаточно. Он целует сразу обе губы, засасывает. Хоть я ему отвечаю, мои ответы не удовлетворят его вопросы. На фоне Сантарелли я абсолютно не умею целоваться. Он отходит и затягивается сигаретой: — Почему ты полностью не побрился? Этот гладкий островок над губой слишком выделяется. Мне не щекотно, а так хотелось. — У Вас свои зубы или вставные? — Почти все свои, за исключением дальных. В детстве я зализывал дырки, и многие зубы выросли неправильно. У меня была возможность исправить прикус, но я посчитал, что это моя фишка. — Чудесная фишка, — держусь за стену и прихожу в себя. — Я с Вами так пассивным курильщиком стану. — Это не самое страшное, Ольмедо. — Третья кабинка? Фабрис снимает очки и передаёт их мне: — Добавь красок. Я надеваю розовые очки и закрываюсь в третьей кабинке. В зале звучит техно, дверь в туалет открывается. Я слышу мелодию, а вместо песни звуки поцелуев и женские стоны. Ей нравится, как он её целует. — На тебе есть нижнее бельё? — Проверь, — женский голос. Стон похож на вскрик — он проверил. — Мне самой снять, или ты это сделаешь? — Не снимай. Оно нам не помешает. Они проходят мимо моей двери и закрываются в соседней кабинке. Стенки начинают шататься. Я залезаю на унитаз с ногами. Смотреть? Поднимаюсь и держусь за край перегородки. Девушка расправляется с жилеткой и рубашкой. Я впервые вижу на Фабрисе все расстёгнутые пуговицы. Женские руки проводят по мускулистой груди — девчонка целует татуировку. Её плечи подпирают стенку, а нижняя часть тела притянута к Фабрису. Он держит девушку за талию и целует в живот. Персиковый костюм превращается в лиловый, а белая рубашка — в розовую, седые волосы покрыты сиреневым оттенком. Чёрная татуировка окрашивается фиолетовым. Совсем другие цвета. Она засовывает руку ему в открытую ширинку, а он вытаскивает её грудь из топика. Она дрочит член — он сосёт соски. Значит, так ты представляешь предварительные ласки. Фабрис видит меня, поднимает глаза, в то время как губы впиваются в другие губы. Вот, как ты целуешься со стороны. Фабрис ставит девушку на колени перед собой. Минет? Она берёт грудь в руки, и Сантарелли проводит членом между ними, начинает интенсивно водить вперёд и назад. Да, со мной такая штука не прокатит. Девчонка быстро заглатывает головку, но сосать Фабрис ей не разрешает. Он поднимает её, поворачивает лицом к стене. Я немного отклоняюсь назад, боясь, что буду замечен. Фабрис прогибает тело одним нажатием по позвоночнику. Её задница на уровне его гениталий. Осталось только войти. На ней чёрное бельё — стринги. Фабрис любит чёрное. Он отодвигает полоску в сторону и запускает внутрь большой палец — девушка стонет. Движения настойчивые, круговые. Периодически большой палец смачивается слюной. То большой, то указательный вместе со средним. Партнёр поддерживает партнёршу — стонет вместе с ней. А у неё отличная задница, яркие ягодицы. Фабрис это тоже подмечает, поэтому изредка даёт шлепки. Подтяжки оказываются на теле, под рубашкой. Сантарелли поправляет на себе одежду, чтобы я видел оголённый торс. А затем начинаются биты. Глубокие, резкие, громкие. Он трахается под биты, создаёт их сам. Его член с высоты выглядит ещё больше и толще. Музыку играют его движения, а словами служат мужские и женские стоны. Он входит с наплывами, держась за ягодицы, постепенно сокращая расстояние от паха до женского лона. Фабрис упирается лопатками в стенку кабинки, и вот уже девушка сама насаживается на него. Широкие плечи опущены, подбородок поднят, нижняя часть тела напряжена. Он трахает понравившуюся ему девчонку, но смотрит на меня. Перерыв. Член вытаскивается наружу и двигается между ягодиц. Девушка тоже приходит в себя. Затишье перед бурей? Я не хочу дрочить — хочу смотреть. Хочу видеть другое. Фабрис заламывает мне руки за спиной, хватает за сгибы локтей и резко входит сзади, прижимая полностью к себе. Биты исчезают, слоумо обволакивает наши тела. Я представляю, как напрягаются его ягодицы под брюками. Всё замедленно и гиперболизированно. Персиковая ткань заглушает удары моей плоти о его бёдра. Напряжение нарастает, руки отпускают локти и переходят на живот. Он держит меня под грудь, ускоряя движения снизу. Держит так крепко, чтобы не выпрыгнуло моё сердце. Я выхожу из кабинки, не в силах больше отдаваться Фабрису. Дверца четвёртой коробки раскрывается — через розовые очки вижу опьянённое лицо богача и то, как девушка в чёрном топике даёт трахать себя незнакомцу, прекрасно одетому и вкусно пахнущему. Его тело прогибается, рубашка оголяет грудь, покрытую потом. А девушка замечает меня и абсолютно не смущается. — Присоединишься? — спрашивает она чудика в розовых очках. Это твой мир, Фабрис? Ты закрываешь серость яркими красками? — Я сейчас кончу, — тихо произносит Сантарелли. — Можешь внутрь. — Хочу в рот. Он вытаскивает, а она встаёт на колени. Женский рот — не мужской. Я понимаю тебя, Фабрис. Она упирается руками в бёдра, закрытые персиковой тканью. Девчонка интенсивно дёргает головой, сопровождая свои действия мерзкими сосательными звуками. А я так не делал. Занимательно, что ты не держишь её за голову, как меня вчера. Ты слабо кончил. Вчера было лучше. Вчера ты умолял меня этого не делать, а сейчас я не вижу того удовольствия, которое ты испытал со мной. Девушка целует его в губы, поправляет на себе вещи. У раковины приводит себя в порядок. А ты продолжаешь подпирать стену и смотреть на меня. И вот нас уже двое. Фабрис умывает лицо, проводит мокрыми руками по груди и животу. Ты же не пойдёшь в таком виде? Я снимаю с него пиджак с жилеткой и убираю рубашку под подтяжки. Ткань тонкая и мокрая. Я бы коснулся тебя, но твоя кожа впитала в себя другие руки. Я мечтал зубами расстегнуть пуговицы, а в итоге пальцами их застёгиваю. Её бы выгладить, но ты уж сам позаботься об этом. Брюки Фабрис застёгивает сам. Жилетка — на месте. Пиджак — на плечах. Я снимаю с себя галстук и надеваю на его шею: широкую, пропитанную потом и парфюмом. — Я выгляжу, как дурак. Этот галстук на моей шее больше похож на шнурок. Мой клетчатый галстук тебе не подходит, но это единственное, что я могу тебе дать. И ещё кое-что. Я снимаю розовые очки и надеваю на закрытые карие глаза. — А твои где? В заднем кармане. — Я отвезу тебя домой. Не хочу, чтобы кто-то видел дорогой автомобиль возле многоквартирного дома. Подобная роскошь будет замечена даже в ночное время. Я не чувствую себя пьяным, опьянённым. Время 01:23. Мой комиссар меня отпускает. Надеюсь, я помог следствию. Лампочка не горит в Роллс Ройсе, уличные фонари заглядывают в салон. — Благодарю за вылазку. Это было познавательно, — сумка лежит у меня на коленях. — Но всё-таки шумные компании — не моё. На щетину ложится ладонь, большой палец соскальзывает на горло. Фабрис тянется ко мне и целует. Один раз, два раза… Он дарит мне три поцелуя и мысли на всю ночь. А после на моей шее оказывается клетчатый галстук. — Я предпочитаю собак, — говорит Фабрис мне в губы, — но милые котики западают в моё сердце. Не нужен флакон духов — от меня пахнет чужой кожей. Не нужна жвачка — во рту сухое красное и «Мальборо».