Вы; 19:02
«Я напился из-за тебя»
Скарамучче просто интересно, что она ответит на это. И вообще, будто он первый раз, блин, напивается на вечеринке — было много и так же будет вновь. Да, редко, но метко. Глаза закрываются, пока не приходит уведомление. Тиранша; 19:03 «…Не думала, что будешь скучать…» Брюнет вздыхает. Ага, до усрачки. «Я всегда знал про тебя и Яэ», — напечатав это, парень переворачивается на живот. Тиранша; 19:05 «Оу, вот почему ты всегда злой)))» Скарамучча хмурится, думая, что у него глюки, но нет, его мать действительно отправила эти чертовы скобки. Точно от Яэ набралась.Вы; 19:08
«Она ужасна)))»
Тиранша; 19:08 «Ужасно хороша!» Звук редкого дождя вновь начал заполнять комнату под тихое «фу, бля» парня. Он закрывает глаза и зарывается в подушку, когда мать предложила обсудить все это после ее приезда. Она думает, что разговор об их с Мико отношениях случится, вот только Скарамучча в этом ой как не уверен. Ему плевать на эти отношения, а через неделю будет плевать еще больше, а тем двоим также фиолетово, что он думает о них, иначе соизволили бы рассказать или поговорить три года, мать твою, назад. Скарамучча на секунду думает, что ведет себя как маленький сопляк, который не рад новому члену семьи. Мать с Яэ ведь точно считают так. Он решает представить себя на их месте — с трудом и с горечью во рту, — но в качестве партнера сразу возникает образ белобрысого официанта: стоит рядом с ним, улыбается и, может, целует и обнимает даже. Брюнет жмурится, пугаясь такому внезапному подгону воображения, но решает продолжить; вот у него есть спиногрыз, который против его отношения с Казухой и вообще терпеть не может его. Как и думал Скарамучча — ничего. Нет ничего такого, вот вообще. Разве что хочется треснуть этого несуществующего спиногрыза и вот тогда все окей. Он трет свое покрасневшее лицо, приходя к выводу, что во всем виновата Яэ Мико. В ней все дело. И все на этом. Парень ловит слухом тихий дождь и под такой успокаивающий ритм пытается не вспоминать вчерашний день и вечер, и ночь, пожалуй, тоже. Веки опускаются, а голову обволакивает туман умиротворения, за окном кто-то настойчиво начинает стучаться, настенные часы ненавязчиво идут своим ходом. Стоп. Он же на втором этаже. Скарамучча резко вскакивает, морщится, но вопреки идет к окну и без мыслей распахивает шторы. Ладно, он почти обосрался, даже с жутким похмельем. Там человек, парень, русский, рыжий и бессовестный. Брюнет правда думал, что Чайльд Тарталья его уже никак не удивит, но нет — вот он, каким-то невъебическим образом залез ему на второй этаж: мокрый, растрепанный и лыбится еще во все свои целые зубы, точно скример, не хватает протяжного звука грома и ослепительного света грозы. — Какого… — только и смог вымолвить Скара, открывая окно и опуская взгляд вниз, где не было никакой лестницы или чего-то подобного. — Это ты… как… — Чайльд на это хмыкает и резво забирается в дом. — Ух, тебя не оказалось в твоей квартире, — парень вытирает волосы первым попавшимся полотенцем. — Ничего что я? — указывает на взятую без спроса вещь и, получая уже разрешение, продолжает свое дело. — Хорошо, что я все еще помню твое старое гнездо. — Ага, но это стоило тебе памяти о существовании дверей, гений, — голос все еще сиплый, а лицо не способно на какую-нибудь гримасу. — Двери скучные, — рыжий усаживается на кровать и осматривается. — Ого, это твоя бывшая комната? — Да пиздец, сделали какую-то розовую соплю, а не комнату, да и похуй, я тут не живу уже, — Скарамучча трет переносицу и опускается на розовый диван, напротив кровати. — Тебе идет. — Завались, а. И так херово. Тарталья замолкает и начинает мычать какую-то песню, кажется, Boney M — Rasputin, а Скарамучча тихо бесится, ведь, чаще всего, это значит, что рыжему есть что сказать. Ну не могла эта бестия прийти для ламповых посиделок в уютном молчании. Брюнет смотрит на него исподлобья, тот непринужденно осматривает комнату с широко раскрытыми синими глазами, почти как ребенок. — Зачем прискакал? — решает начать издалека Скара, получая какой-то странный взгляд. Тот как-то долго мнется. — Вчера… — начинает Чайльд, — блять, че вчера было-то?! — он начинает заливисто смеяться, хватаясь за мокрые волосы, явно слишком долго сдерживался. Вчера… Вчера. — Об этом, гад, — Скарамучча оживает, — хули не остановил?! Где твоя мужская солидарность? — Так ты помнишь! — Тарталья от смеха сгибается пополам. Звонкий хохот заставляет брюнета сморщиться. Он решает все же дождаться, пока незваный гость удосужится успокоиться. — Вообще-то, я пытался, — поднимает руки в примирительном жесте рыжий, изредка сдерживая порыв снова заржать, — но ты был так пылок, так уверен, так целеустре… — он получает пинок в колено. — Эй, я думал ты драться собрался, а не присваивать себе человека. — Официанта, — хмурится брюнет. — Да всем насрать, старичок. Скарамучча долго тупит взгляд в пол, все же решаясь отдаться неприятным воспоминаниям. Они сопровождаются гулом, жаром и слишком ярким светом. Почему-то свои сказанные слова он помнит с трудом — слишком тихие, слабые, с помехами, будто из старого радио, не его. А вот голос Казухи помнит, и имя, снисходительно сказанное Яэ, тоже, и его красивое лицо, обрамленное совершенно белыми волосами, новую эмоцию после своей выходки, как тот смотрел на него уверенно, с улыбкой, с вызовом. Скара, наконец, узнал, что все же выше него на пару сантиметров. Тарталья считает, что хватит другу мыслительных процессов и щелкает пальцами перед его лицом. — Да не парься ты, думаю, Казуха поймет твое хмельное положение. К тому же… — Погодь. Откуда узнал имя? — Скара как-то недоверчиво оглядывает гостя, произнесший так просто имя, за которое ему, можно сказать, пришлось бороться. — Так он с факультета истории, они же рядом постоянно ошиваются, — просто ответил Чайльд. Скарамучча теперь нихрена не врубается. — Так, — он трет висок, — ты вчера точно говорил, что не знаешь его, — на него смотрят так же недоверчиво и, кажется, с удивлением. — Ну, не узнал с далека, он подкрасил волосы. Вот теперь брюнет ни в чем не уверен. Как он мог не заметить такое феноменальное до крышесносящего очарования существо, как Казуха, который маячил едва ли не перед его носом? Даже имени, вроде, не слышал нигде, хотя запоминать их — не его стихия. — Новенький? Огромные глаза Тартальи становятся еще больше, и он мотает своей мокрой головой, показывая один палец, что значит, этот невероятный парень учится у них третий год, — с первого курса. Скара весь напрягается и пытается найти в памяти хоть что-то связанное с ним; между бровей проявляется складка. Просто не может быть, чтобы за три года обучения они не пересеклись или, все же, может. Это очень маловероятно, но, наверное, может. Просто Скарамучча не верит в то, что мог проглядеть или забыть такого человека — не тупой и не слепой ведь. Чайльд смотрит на него слишком долго, о чем-то размышляя, чешет затылок и переводит свой взгляд к окну. Брюнет думает, что тот будто бы поставил ему неутешительный диагноз. — Хм, ты даже не всех одногруппников помнишь, что уж говорить про других, — рыжий находит для себя объяснение и расслабляется. — Хотя, он ведь еще и твой официант. Ну ты и дятел… — Да я его имя вчера только узнал, — слышит громкое хмыканье, а сам Скара кусает губы. — Как я мог не заметить его. Он же… — Ангел? Полную тишину комнаты пронзает громкий ржач, который медленно стихает по мере того, как голубые глаза ловят хмурый взгляд напротив. Брюнет молчит слишком долго, кажется, прокусил нижнюю губу до крови, а голова опущена так, что челка доходит до носа. Чайльд на это еще больше удивляется: за эти сутки его друга будто подменили, он правда хочет стукнуть его по башке. Просто, на всякий случай, для профилактики. — Подожди-подожди… — рыжий несколько раз моргает, нехотя ловя мысль со своего мозга, которую игнорировал слишком долго. Он поднимает один палец вверх, хмурясь. — Ты не хотел драться, ты, черт возьми, не шутил вчера, ты не из-за алкоголя… ты… ты… Ты реально это самое, да? — Чайльд рисует в воздухе большое сердечко. — Да ты охренел. — А я че, расскажи нормально. Только за, если это неправда. — Я этого не говорил. Скарамучча отводит взгляд, наверное, слишком уставший, чтобы отрицать очевидное, хотя бы перед рыжиком. Это все так не привычно. Когда он решил начать общаться с Чайльдом на первом курсе, не думал, что вот такие разговоры тоже входят в пакет, ведь дружба без них, без раскрытия души — то, что нужно было ему. Тот всегда говорил все так, будто это обыденное, одним тоном. Бля, только бы все так и оставалось. Тарталья не выглядит шокированным, скорее очень задумчивым. Светлый цвет глаз всегда казался пронзительным Скарамучче, а когда они вот так пристально смотрят, даже не моргая, это заставляет съёжиться. Наверное, их обладатель думает над чем-то серьезным и глобальным. — И как оно? — когда ловит недоуменное лицо, продолжает. — Ну, чувствуется. Поэтому ты такой придурковатый в последнее время? — Да хуй его знает, если честно, — Скара чешет одну бровь. Ему этот разговор на удивление не так противен. — Просто увидел его один раз и все — вышвырнуть с головы не могу. Раскатистый гром прошелся по небу и, кажется, опять начал моросить мелкий дождь. — Не думал, что ты такой, — мгновение спустя говорит Чайльд. Как хорошо, что его тон все такой, будто они говорят о пиве или драке. — Я думал ты этот… асексуал что ли? — С хера ли? — Ты же дальше своего носа не видишь, — темные глаза расширяются, на что рыжий пожимает плечами. — Эгоист, одним словом. Удивительно, что ты вообще решил почтить своим драгоценным вниманием обычного см… Теперь тон Тартальи не устраивал Скарамуччу и он запускает розовую подушку, что лежала рядом с ним, и наваливается на друга, пытаясь его придушить. Тот, конечно, ржет, как ебнутый, мечась на кровати. Теперь на простынях виднеются небольшие следы влаги от еще не высохшего парня. На 70% брюнет уверен, что рыжик — мазохист, ну или хотя бы это одна из причин его любви к дракам; что-то там про хорошую битву, кровь закипает, кайфово видеть силу оппонента — брехня по мнению Скара. Проверять эти проценты он не собирается, поэтому оцепляется от него, но перед этим угрожающе шепчет на ухо: — Не смей называть его обычным, рыжая задница, иначе я бы не соизволил говорить с ним, — парень фыркает и закатывает глаза, когда слышит усилившийся смех, на грани истерики. Один любит вляпываться в неприятности, второму просто дохуя скучно и нужно отвлечься, однако в этот раз вышло все да наоборот. В другой вселенной этот дуэт, скорее всего, не состоялся бы. Дождь на улице усилился, барабаня по окнам и крышам, природа приняла решение действовать. Свежесть через приоткрытое окно расползалась по ранее душной комнате, обволакивая каждую поверхность, будто обновляло и вымывало все старое и ненужное. Скарамуччу эти звуки и запахи всегда клонили только в сон.***
На следующий день Скарамуччу почти отпустило. Почти. Он опять проспал до обеда, а после негодовал от боли в мышцах из-за долгого пребывания в кровати, и от того, что не имеет ни малейшего понятия откуда у него появилась энергия и куда, собственно, ее девать. После вчерашнего разговора с рыжей бестией, он понял одну главную вещь — надо действовать, и у него даже есть сраный повод: извиниться за свое пьяное поведение, поговорить и, наконец, пригласить на свидание. От предвкушения ноги сводило, а внутри, рядом с органом, ответственным за все происходящее дерьмо, горело неимоверно каким-то энтузиазмом. Парень готов был захватывать страны, миры и галактики. Может, алкоголь еще не выветрился полностью. Он и так перед Казухой опозорился, так что почти терять нечего. Почти. Тарталья, как оказалось, разбирается в любви хуже, чем сам Скара, хотя куда уж. Однако сам рыжик упорно убеждал, что да, в понимании любви полный нуль, потому что ни разу не влюблялся, но в подкатах и расположении к себе — гуру, мастер и сэнсэй. У брюнета не было оснований не верить ему, поэтому до поздней ночи внимательно слушал все его идеи и предложения. Он даже не мог отличить, что из сказанного лажа полная, а что нет. Настолько в этой теме Скарамучча был нубом. Однако треснул друга за подданную перспективу использовать свое положение сына босса. «Просто скажи громко: маме расскажу, если со мной на свиданку не пойдешь!» Скарамучча морщится от голоса в голове и оглядывает свою бывшую комнату с чашкой кофе в руке. Теперь, когда солнце услужливо одаривает все вокруг своими лучами и парень в состоянии все оценить и осмотреть, можно сказать одно — ужас несусветный. Да, он тут больше не живет, однако в душе кошки скребутся, как будто предал старого друга и позволил розовому единорогу на него блевануть. Тут абсолютно все такого цвета: и пол, и стены, и потолок, и мебель, даже, черт, оконная рама. В последнее время, розовый преследует его. Брюнет закрывает глаза, смирившись, решает выйти на балкон через другую комнату. Уже там, на свежем воздухе, он успокаивается и делает глоток очень крепкого и такого же горького кофе. Скарамучча оглядывается, подмечая, что от вчерашнего дождя почти ничего не осталось, лишь порой влага кое-где блестит на асфальте, отражая свет. Воскресенье. Хоть в один из выходных солнце должно светить ярко. Оно, кстати, уже начинает медленно садиться, играясь лучами с лицом парня, что заставляет его слегка нахмуриться. Он переводит взгляд на трудящихся у себя в огороде соседей и машет им, когда те смотрят в ответ. Довольная ухмылка тянет губы при виде их недоуменных и слегка испуганных физиономий, ведь приятно, что о тебе и твоих поступках помнят даже спустя долгое время. С кофе почти покончено, когда телефон в его свободны серых штанах начинает вибрировать. Скарамучча не торопится отвечать, лениво проходя внутрь дома, и лишь потом достает гаджет. Но умиротворение мигом пропадает, стоит увидеть, кто звонит. «ИГНОРИРУЙ БЛЯТЬ» — на экране. Это должно быть странным, ведь звонящая — та, что пришла по его душу за все человеческие грехи на свете из такого же розового ада, как и она сама. Яэ Мико редко звонит ему, а пишет вообще никогда, так как Скара разумно ее заблокировал во всех возможных соцсетях, потому что ему хватает комментариев и сообщений от Эи, а вот такой ебучий тандем он не выдержит. С другой стороны, нет ничего удивительного в ее звонке — с этой женщиной нет никакой стабильности и покоя, разве что она стабильно гадит его жизнь. Он все равно немного сомневается, но потом думает, что это может быть срочным или, наконец, появится повод заблокировать ее звонки тоже. — Надеюсь, тебя похитили и сейчас с меня начнут требовать выкуп, так вот — отсосите. — Они бы не стали звонить тому, кто не способен это сделать, милый, — в словах Яэ привычные спокойно-высокомерные нотки, но, кроме этого, слышатся посторонние глухие голоса. — Хули надо, — горло все еще хрипит. — На твоем месте, я бы не был так язвителен, — женщина отвлекается на что-то, — твой любимый официант ходит сам не свой. — ее тон резко изменился, становясь все мрачней и как-то осуждающе. — Что ты такого сделал ему? Скарамучча резко напрягается, а в груди зарождается липкое напряжение. — Что с ним? — он забывается и не контролирует легкое волнение. — Вчера не было его смены, а сегодня с самого утра выглядит таким грустным и тоскующим, — посторонний шум становится тише, а женский голос четче. — Не могу смотреть на такую моську. — Но… с чего ты взяла, что это я сделал? — он теряет терпение. — Услышала его разговор с друзьями. Скара лихорадочно пытается вспомнить хоть какой-то намек на обиду или печаль в глазах Казухи в тот день, однако в голове только его прекрасное уверенное лицо и такой же голос. Может, он просто делал вид? А вдруг теперь злится на брюнета за то, что привлек к нему лишнее внимание? Скарамучча готов грызть ногти: он мог банально напугать его. Парень в растерянности. Вот кого угодно, но его. Не Казуху. Странное чувство захватывает его тело, он кусает губы, ему очень жаль, хотя и не понимает до конца за что, но готов уже извиняться на всех языках мира перед тем официантом. Пиздец, дичь какая-то. Скарамучча опять пугается себя и, встряхнув голову, пытается что-то сказать, но его перебивают: — Делай что хочешь, но лучше бы тебе приехать и заставить его улыбаться. Мне нужен прежний работник. Скинула. Брюнет пару секунд слушает тишину и подрывается приводить себя в порядок.***
Скарамучча в шоке, нет — в полном ахуе. Это же надо было так нагло и по-крысиному поступить. Впрочем, его косяк, стоило догадаться, это же Яэ, блять, Мико. Его хмурый взгляд проходит от совершенно спокойного и улыбчивого, с легким прищуром, лица Казухи, потом на противную и веселую до дикого омерзения Яэ Мико, и останавливается на одной девушке. Она тянет лыбу на безразличие парня, рядом ее родители активно общаются с другими гостями. — Оу, так ты уже знакома с ним, Мона?