Тот, что седой

Было бы эпично круто, если бы Скарамучча вмиг побежал сломя голову, борзо толкая всех на своем пути и преодолевая препятствия ловкими прыжками, чтобы помочь своему другу. Но он стоит и вспоминает, какого цвета боксеры надел утром. Почему вообще такое говорят ему? Он вроде в няни рыжего ебантяя не нанимался, и Чайльд не ребенок и уж точно не робкого десятка, скорее всего, сам нарвался, так что пусть Хейзо идет говорит это же только уже близким людям оппонента. — Вместо того, чтобы обрубать драки, как обычно, ты приперся сюда? — недоумевает Скар. Ему в голову закрадывается мысль, что Тарталья юристу настолько противен. — Я блин не свидетель, мне только что написали об этом, — он тычет телефоном в лицо брюнета. — Не может быть, неужели…- их отвлекает взволнованный голос Итэра, который неверующе смотрит перед собой и совсем гулко сглатывает, а потом с досадой кое-как выдыхает. — Где? Как только блондин слышит желаемое, то тут же подрывается к выходу, что только коса извивается за ним. Хейзо бежит следом, а Скарамучча еще топчется с пару секунд на месте, зевает во всю челюсть, и решает все-таки присоединиться. Брюнет старается не потерять их из виду, но не торопиться и торчит в самом конце их трио, замечая, как они, выбежав из здания, сворачивают к ее задней части. На них то и дело оборачиваются студенты и молча расступаются, стараясь в это не вникать. Не разделяет Скара странное волнение Итэра, ведь в рыжем он уверен, — тот силен как бес, и кем же надо быть, чтобы серьезно так навалять ему. Вдалеке уже маячит знакомая макушка, при виде которого Скарамучча слегка сбавляет скорость, откровенно обомлев: Чайльд лежит навзничь под градом шустрых ударов кулаками незнакомого мелкого парня, что самозабвенно колотит его, ловко удерживаясь верхом на чужом теле и уворачиваясь от нехилого сопротивления. И Скара ускоряется. Он, как ебаный Соник, обгоняет двоих бегущих спереди, что те даже от испуга и удивления замирают. Ему насрать на причины мордобоя: сначала ебнет, потом спросит. Но, когда он был так близко, чтобы, наконец, вмешаться, на него сбоку прилетает что-то массивное и жестко валит с ног спиной прямо на зеленую лужайку. Скарамучча зло шипит от неудачного приземления сзади, а от давления спереди понимает, что это туша человека. Уже собирается со всей силы оттолкнуть засранца, однако тут же осекается, когда взгляд с трудом из-за яркого солнца фокусируется. Его бедра оседлали, а чужие бледные руки цепко удерживали запястья, прижимая их к грунту. На брюнета сверху вниз смотрели знакомые алые глаза, кончики белоснежных волос буквально светились под теплыми лучами, и еще чуть-чуть — коснутся кожи его лица. От тяжести чужого тела Скара замирает, четко чувствуя, как странное волнение проходит трепетными касаниями под кожей, отдаваясь импульсом где-то в еле соображающем мозгу. Казуха глядит серьезно, больше враждебно, крепко удерживая того на месте своим весом, но постепенно теряет пыл, когда понимает, что сопротивления нет и, кажется, не будет. Скара дает себе оплеуху в мыслях за то, что седому пришлось видеть его искривленное в немом гневе лицо, и дергается для пары слов, однако приятная тяжесть мигом исчезает, оставляя пустоту. Он видит, как Казуха ринулся к дерущимся и начал оттаскивать незнакомого крашеного парня, который никак на это не реагировал, норовя продолжать лупить рыжего. Белобрысому чуть не прилетает, но он успевает уклониться. Тогда-то Скара с тихой злобой вскакивает на подмогу, закатывая рукава и понимая, что этот мелкий нереально силен, раз до сих пор держит Чайльда под собой. Если бы не осторожные касания и успокаивающие слова Казухи, обращенные к этому бешеному, то Скарамучча бы не стал церемониться, а так хотя бы попытается не расхерачить тому хребет. Он хватает незнакомца одной рукой за шею, — другой удерживая правый занесенный кулак, тот на это резко дергается, но ошалело замечает, что не может двинуться. Казуха, видя действия Скары, сгребает уже другую руку в плен, а свободной обхватывает за талию. Незнакомец теряется лишь на мгновение, после начинает неистово вырываться, когда к Чайльду подбегает Хейзо. — Рыжий, сидеть, — со стальным тоном произносит Скарамучча, видя порывы друга продолжить. Очевидно, получать пизды. Он с каменным лицом и тихими ругательствами продолжает обездвиживать прытко вырывающего парня, и обещает про себя, что тому бы быть крайне осторожным в беспорядочном движении конечностями, ведь если пострадает Казуха, то за себя брюнет не ручается совершенно. Хотя тот умело со всем справлялся, все еще нежным голосом прося успокоиться. Скара собирается прижать незнакомца к земле, чтобы освободить от этого неблагодарного дела седого, но лихорадочные попытки вырваться конкретно мешают. — Сяо, хватит. От этой просьбы или же от голоса парень перестает брыкаться и пинаться. Он не просто остановился, он замер. Только его голова мигом повернулась к Итэру, который и решил твердо и нагло вмешаться, но сейчас выглядел так, Скара сказал бы, паршиво. Было заметно, что блондин кусал губы изнутри, что выглядело так, будто сдерживает парочку невысказанных абзацев, будто сейчас взорвётся, а светлые глаза в ответ блуждали по чужому, с некоторыми царапинами, лицу. Скарамучча почувствовал легкое касание в плечо и повернул голову, встретив встревоженный взгляд Казухи, который уже не держит Сяо, и жестом показывает отпустить драчуна тоже. Брюнет не смеет ему отказывать, видя, как крашенный, похоже, не замечает, что он свободен. Пузырь из молчания и напряжения непозволительно липкий, а его длительность даже утомительна. — Айа! — пузырь тишины лопается глухим шлепком Хейзо о макушку Чайльда и, собственно, визгом последнего. Все оборачиваются к этим двум, но не Сяо и Итэр: они все еще сверлят друг друга взглядами, отделившись от этой планеты и от университетской зеленой лужайки. — Итэр… Я… — Ой, заткнись, а, — Итэр легко обрывает попытки крашенного и как-то отчаянно машет головой, зажмурившись. — Даже, блять, не начинай. — Но он ведь… — Сяо бросает сухой взгляд на помятого рыжего. Итэр нервно фыркает. — Сяо. Ты реально возомнил себя Бондом, а меня дебилом? Я сука знаю, что ты продолжаешь следить за мной, прикинь, у меня глаза есть, — пальцами указывает на свои глазницы. — Чем же ты лучше? — в конце голос предательски срывается. Скара видит, как крашенный понуро опустил плечи, а лицо его пустынное и ничего не выражает. Просто сидит, все выслушивает, хотя пару минут назад мастерски набивал морду его друга. Брюнет морщится: ему эти вот сопли вообще не сдались. Да ну эти отношения. Он думает, почему же решил, что между этими двумя обязательно отношения, а потом смотрит на Казуху, который, как оказалось, так же рассматривал его, забывает, о чем думал пару мгновений назад. Сяо подрывается что-то сказать, видя как лицо Итэра становиться слишком уставшим и измученным. — Ты обещал… — с придыханием выговаривает блондин, тихо, на грани всхлипа. — Обещал оставить меня в покое. Он отшатывается и трясет макушкой, когда Сяо делает рывок, чтобы подняться к нему. Такой жест заставляет того замереть на полпути и беспомощно наблюдать, как Итэр раздраженно трет влажные глаза, разворачивается и убегает. — Опять драки на почве любви, — цокает Хейзо, не намереваясь поддерживать скорбную тишину. — Заколебали. Хотя удивлен, что рыжий в таком замешан. Ты за любой кипиш, да? — он совершенно не обращает внимание на возникшую тяжелую атмосферу. Видя, как Казуха молча подходит к мрачному Сяо, кладет руку ему на плечо, слабо массирует и что-то нежно шепчет, Скарамучча со скрипом решает оставить их, и пойти к избитому Тарталье. Тот хоть физически не очень, но зато ментально с ним все заебись: опять перепирается с Хейзо и уверяет, что на этот раз он — самая настоящая жертва, не первый начал. — А этот ниче так тебя, — Скара усмехается, рассматривая Чайльда на предмет чего-нибудь серьезного, игнорируя напоминание про то, что пару минут назад его самого придавили к земле. Стрелочник. — Ну это же Сяо, — пожимает плечами Хейзо, все еще придерживая рыжего за шкирку. Он видит невдупляющий взгляд брюнета и негодует. — Скар, да ты заебал всех не знать и забывать. Брюнет на это холодно хмыкает, не пытаясь даже напрягаться, чтобы выудить из памяти что-то про этого крашенного дебошира. Он точно не сталкивался с ним лицом к лицу, но, главное ведь, что этот парень, похоже, не безразличен Казухе, раз тот так о нем печется, — аж прокатил Скарамуччу по лужайке. Неужели седой настолько испугался за своего знакомого из-за него? Напряженные плечи Сяо слегка опускаются, когда Казуха запускает свои пальцы в его цветные лохмы и успокаивающе поглаживает. Скара, краем глаза наблюдая за этим, невольно хмурится и засовывает руки в карманы. Хейзо, перед глазами которого вся эта картинка, наклоняет голову в бок. Он с каким-то странным взглядом скользит по сгорбившейся фигуре белобрысого, а потом на его молчаливого наблюдателя. Затем лишь зевает, потирая свои щеки. — Айщ, осторожнее! — Чайльд рефлекторно подскакивает, когда Хейзо тянет его за кромку свитшота слишком резко. — Нежнее, я же раненый, — рыжий умильно хлопает глазами и переводит колючий взгляд на виновника своих травм, который, к его ахую, наблюдает за ним с нескрываемым отвращением. — Поделом тебе, — выплевывает он, потирая ободранные костяшки. — Нехрен лезть к тому, кому не следует, отребье. Парень и дальше бы продолжал свою лестную тираду, если бы не Казуха, который сжал чужое плечо заметно сильнее, за что поплатился: его рука была грубо отдернута. Это последняя капля и так шаткого терпения, неотвратимо упавшая в треснувшую бутылку. — Зато ты у нас крутой. Довел свою принцессу до слез и сидит тут довольный, языком, блять, треплет, — Скарамуччу откровенно выводит этот сопляк, даже больше самого Итэра, но он уверен, что эти двое — стоят друг друга. Это показывает хотя бы до абсурда нелепая ситуация, которую они оба устроили. Брюнет говорит нарочно язвительно, без укора или раздражения, и неосознанно избегает взгляда на Казуху. — Рыжему нахуй не сдался твой мальчик, и он не сталкерил за ним, пока тот не видит, как какой-то маньяк. Это пиздецки стремно, между прочим. И лучше бы он молчал. Вообще никогда не открывал свой поганый рот — жизнь никак не могла вдолбить это. Потому что Чайльд смотрит на него своими большими охреневшими зенками, совсем неверующе и, кажется, с восхищением. Потому что даже Хейзо не мог вымолвить ни слова, хотя очень хотел, тактично кашлянув в кулак. И потому что Сяо потупил свои выразительные глаза на него совсем нечитаемо, а потом медленно начал опускать голову, и только его макушка была у всех на виду. Скара почти удивился тому, как тот враз потерял весь запал, как его плечи и сам он резко будто бы начали угасать. Казуха, кажется, окаменел. Он не смотрит на потухшего Сяо, как может показаться, а просто невидяще перед собой, куда-то в гущу зеленой травы. А Скара думает, что его точно в детстве роняли (как-то зачастил он заниматься самобичеванием). Вот почему надо было выебываться именно так и тут. Теперь Казуха точно начнет его презирать, ведь негоже на друзей быковать, даже если они это определенно заслужили. Брюнет выдыхает, упрямо уговаривая свой мозг, что чувству вины перед белобрысым — места нет. Он конкретно ему ничего не сделал. К тому же, честь рыжика тоже стоило отстоять. Однако, глядя на Казуху, у Скары складывается впечатление, будто только что именно он избил его друга. Нет того ощущения, возникшее, когда позвонила Яэ со своей ложью. Были лишь разрыв между мыслями и непонимание своих чувств. Но парень все равно готов извиняться на всех языках мира, даже на коленях. Может, он бы так и сделал, если бы Казуха не встрепенулся внезапно и, прикрыв рот, не усмехнулся. Затем вскинул голову, зачесывая челку назад, а на губах держалась привычная улыбка. Скарамучча опять ничего не понимает, но облегченно приподнимает уголок губ. — Так, смутьяне, — Хейзо к облегчению решает перевести тему, всматриваясь в наручные часы, — бегом в медпункт, а потом пулей на пары. — Это плохая идея. Там могут сообщить… — Казуха серьезно всматривается в лицо юриста, помогая Сяо встать. — Ничего подобного. В медпункте сейчас Куки, она прикроет вас, — Сиконоин взметнул ладонь, оглядывая всех присутствующих с усталым негодованием. — Но не привыкайте, ясно?

***

Медпункт встретил их привычным запахом медикаментов и стерильностью. Необычно тут было то, что в цвете интерьера преобладал больше мягкий пурпурный, нежели белый или светло-голубой. Отчего могло сложиться впечатление, что здесь какой-нибудь салончик, где делают маникюр, прически или, например, тату. Скарамучча пальцем осторожно отодвигает занавески, что являются единственной преградой между пациентами и их сопроводителями. Он вглядывается одним глазом и сразу же удрученно закатывает его. Пока Куки обрабатывает царапины откровенно напряженного Сяо, Чайльд без умолку и упоенно трещал о том, как однажды его дядя обморозил свои пальца в лютом морозе. Никто его, конечно, не слушал, только Хейзо иногда отстраненно хмыкал, ковыряясь в своем телефоне. Пальцы исчезают, и ткань занавески прикрывает вид на них, оставляя только голос рыжего. Скара еще стоит пару секунд на месте, потом оборачивается. В лицо вместе с запахом чистоты ударяет это пресловутое дежавю. Потому что Казуха опять упоительно близко, а в своей голове брюнет снова размышляет над извинениями, пусть даже собственной вины не видит. Он бы сел рядом с парнем в этот небольшой диван, но решает, что на лекциях еще насидится, поэтому прислоняется плечом к узорчатой стене и складывает руки у груди. Скара кусает губы изнутри, не понимая, почему поддерживает игру в молчанку. Может, это из-за вчерашнего? Он-то вообще теперь не знает, как ему быть вот со всеми этими чувствами. Нет, на самом деле, знает: все, как всегда, все то самое, что и до этого. Ведь ничего вон выходящего не произошло. Брюнет правда не видит проблем продолжить уже сложившиеся диковинные отношения. Да, все-таки он привык к хаосу снаружи, но не внутри. Менять их местами слишком большая морока. Казуха смотрит перед собой: лицо его расслабленно, лишь глаза будто задают вопросы в пустоту. А потом эта пустота внезапно исчезает с его тихим смешком. — Так, значит, наблюдать за кем-то стремно? — М? — Скарамучча получает неоднозначный и довольно насмешливый взгляд. Он тут же тушуется на мгновение, потому что ему этот тон напоминал чем-то упрек. Однако повода для этого точно не должно быть — такими вещами парень, по крайне мере с седым, не промышлял. Его потолок: тупо следить за тем, как тот бегает от одного стола к другому в ресторане. — Уж точно, когда тебе прямо сказали отъебаться. — А если другой не знает об этом? Опять этот тон, отчего Скаре хочется начать оправдываться, а это он адски не любит. Казуха наклоняет голову в бок, а его волосы из-за этого мягко колеблются в воздухе, улыбается и выжидающе смотрит прямо в чужие глаза. — Почему бы и нет? — брюнет задумчиво поднимает взгляд в потолок. Он все же не может не думать, что наблюдение — это почти слежка, а под слежкой всегда таится какая-нибудь паршивая затея. Скара знает по себе. — Если, конечно, это не несет какого-то скверного умысла. — О каких это ты умыслах? — хриплый смех, приглушенный ладонью, полностью снимает былое неведомое напряжение. — Например? — Да их дох… полно, — Скара фыркает и в вес своих слов машет рукой. — Ну вот, смотри, рыжий это делает, чтобы оценить противника и потом вызвать на рукопашную, — возможно, ему не стоило говорить об этом после случившегося. — Так он хотел подраться с Итэром? — Казуха вдруг выпрямляется, все еще сидя. Получает кивок и выдыхает. — Он весьма хорош, не думаю, что у твоего друга был бы шанс, — выходит шутливо-горделиво. — Это только раззадорит этого балбеса. Как в подтверждение: слышится глухое шипение Чальда, видимо, Куки уже добралась до него. Это заставляет обоих парней замереть на секунду, а потом, глядя друг на друга, пустить смешок. Казуха откидывается на спинку кресла, но от чужого лица не отлипает. Его расслабленный взгляд замирает где-то за Скарой, как-то задумчиво, что даже брови еле заметно приподнимаются. Брюнет не уверен в своих дальнейших действиях: вроде смотрят на него, а вроде и нет. — Серьги. — просто произносит Казуха, а сам он явно зачарован. Скарамучча кое-как сдерживает глупое «А?», вместо этого хмурит одну бровь. — Я… — небольшая заминка, — не замечал их. Всего лишь. Да. И по наитию Скара тянется к правой мочке уха, на котором висит серебряное колечко и зачем-то поглаживает. Казуха, который разглядывал гвоздик с небольшим синим камнем на другом ухе, переключается следить за этим жестом. У него после своих же слов губы напряжены в скованной улыбке. — Да. Давненько их не носил, вот решил ввинтить сегодня, — и резко опускает руки. Это писец как странно. То, что он делает и говорит, то, что говорит седой, а точнее — как. Он же не спотыкнулся о свои же слова? Как долго их разговоры будут так раскачиваться? — Красиво, — Казуха резко вскидывает руку и трет правую мочку, быстро продолжая. — Я просто тоже давно хочу, но никак храбрости не наберусь. Скарамучча думает: серьги действительно могут быть красивыми, особенно на белобрысом, и не понимает, почему чужие глаза бегают где угодно, но не на нем. — Куда хочешь? — А? — Ну, какое ухо хотел бы проколоть? Казуха ведет плечами. — Не знаю даже. Правое? Неудачную шутку, что пришла в голову, брюнет старается закопать живьем, но она, вопреки здравому смыслу, прорывается. — А ты в курсах, что серьгу на правом носят… — Пираты! — вскрикивает седой и вдруг оживает, улыбаясь, а потом прикрывает рот рукой, оглядывается. — Извиняюсь. Обожаю пиратов. Поэтому и хочу проколоть. — Уверен, что на правом? — Скара качает головой и уголок губ самовольно поднимается. В ответ получает отрицательный ответ и решает совсем немного схитрить. — Где там было-то у Джека Воробья… — У капитана Джека Воробья, — седой важно выпрямляется и тычет пальцем в него, а потом смущенно хохочет. — У него же уши волосами прикрыты. Вот не помню совсем. Снова это происходит. Скарамучча почти физически ощущает, как за эти дни образ Казухи в его голове с их самой первой встречи до сегодняшнего дня так кардинально переменился. Он не совсем уверен, что это именно изменение, — скорее, просто нечто первородное обросло новым и неведомым. Так же, как и его чувства: они такие же, как и тогда, но имеют теперь ответвления, которые растут и расползаются. По сути, как сам седой. Хочется знать о нем еще больше, — все, если возможно. Ему в голову пришла щекочущая мысль, но выпаливать сразу не решается. Пока он в раздумьях кусал губы, на его уши бесстыдно пялились рубиновые глаза. — А… что конкретно тебя пугает? — Думаю, сама мысль, что меня продырявят, — Казуха со смешком разминает шею. — А еще эти жуткие пистолеты. Лучше уж швейной иглой, — снова смеется. — Не поверишь, но рыжему я так и сделал, — Скара получает офигевший взгляд. — Спокуха. Во-первых, он сам попросил ему в уши впиздехать, а во-вторых, все закончилось хорошо, тот даже не пискнул. Взгляд у белобрысого становится еще недоверчивее. — Если я скажу, что мы были в хлам, ты мне поверишь? Скарамучче ответили бы, если бы только в этот момент телефон Казухи не зазвонил. Тот, как только увидел имя на дисплее, вмиг поднес гаджет к уху, словно только этого и ждал. Забытый Скара пытается не вслушиваться в чужой разговор, но получается из рук вон плохо: седому, как он понял, звонит тот самый друг Тома или Томо — хуй помнит. Парень шибко заботливо интересуется его пропажей, а также напоминает не то о встрече, не то о собрании. Казуха, к превеликому счастью, не стал распинаться, попросив подождать еще самую малость. — Хорошо-хорошо, только с тебя потом отчет о случившемся, Казуха. Боже, только надеюсь, что это не связано с тем неадекватом. Голос из трубки резко прерывается, седой четко с этим напрягается и сжимает сильнее руку вокруг безжизненного металла, зыркая на него, как на последнего предателя. Не нужно быть нобелевским лауреатом, чтобы догадаться, кто же этот безымянный неадекват. Скарамуччу бросает в желание сказать, что его не колышут эти слова, поэтому вообще не стоит париться, но вид Казухи слишком виноватый или словно кричит «нас спалили». Оттого он молчком следит за обесцвеченной челкой, прикрывающей чужие глаза. Ясное дело, Скару таким не проймешь. Даже со стороны Казухи. Наверное. — Допустим, — тот поднимается с насиженного места и зачесывает волосы пятерней, оголяя лоб, — я попрошу тебя проколоть мне уши. Ты бы согласился? — Конечно нет, — почти ошарашенно отвечает брюнет, не задумываясь. — Это правда поганая затея. С рыжим другой случай, он просто уже сам с иглой у зеркала стоял, — вздыхает. — Лучше обратиться к профи, я серьезно. — Понял, принял, — белобрысый хмыкает, пожимая плечами. — Увидимся, — слышится, уже когда он разворачивается к выходу. — Стой, — Скарамуччу вдруг бьет мысль, которую хотел озвучить с самого начала их разговора про эти чертовы серьги. — У меня есть хороший знакомый, который занимается этим. У него есть свой салон. Как насчет того, — к нему с ожиданием оборачиваются, — чтобы сходить к нему как-нибудь? После этого Казуха полностью разворачивается к нему, продолжая сжимать в руках телефон. Он выглядит откровенно заинтересованным и даже во взгляде есть какое-то предвкушение, — но нечто вынуждает его преподнести к своему лицу гаджет, враз меняя ранний настрой. Скара понимает. Проходили. — Не нужно? Это будто резкий холодный ветер для Казухи — заставляет его оторваться от своей руки и посмотреть на брюнета. Пару раз моргнув и покрутив телефон в руке, он качает головой слишком решительно. — Я согласен. Как фильтровать кислород Скара внезапно забыл.