***
«Пиздецки стремно» — думает Скарамучча, чутко следя за лицом Яэ Мико. Вообще это — вторая странность после того, как он, резво вытолкав Хейзо из собственной ванны, прихорошился как мог без своих средств ухода, и рванул в ресторан. Скара собирался проехаться до него на такси, откуда у него желания тащиться пешиком, но сообразил, что свежий воздух хоть освежит его и выветрит остатки алкоголя. Путь был не близок, но толковый, однако ближе к заведению, он часто чувствовал какое-то внимание, будто волоски на загривке подсказывали, передавали ему сигнал «осторожно». Это тоже странно, обычно эта функция не работает нихуя. Возможно, во всем виноват фиолетовый шарф, который Скаре попадался на глаза уже раза три, кажись, нарочно. Брюнет и рад вежливо поболтать с хозяином данной вещи, но больно уж он спешил. В ресторан зашел без происшествий. А теперь, нате, Яэ загадочно так стоит в углу, и зырит на него, не моргая. Да пусть хоть на шесте танцует, подумал бы Скарамучча, как обычно, но тут загвоздка в том, что все не как обычно. Он бы начхал на взгляды розовой, — если бы мог. Женщина не улыбается, глаза не щурит, брови неподвижны — Яэ просто смотрит, чуть склонив голову в бок. Как в порядке вещей, так смотрят на пустоту. Такой Скара ее никогда не видел, сейчас он понимает, что задумчивость на ухоженном лице также не получалось узреть. Его излюбленное и так и сяк место, подальше от таких вот глаз, как ни прискорбно, было занято. Сегодня вообще было народу хоть отбавляй, и он с трудом, с наглостью урвал себе стол, который находился чуть ли не на середине всего зала. Самое отвратительное и неприятное, потому что людей вокруг куча, люстра висит точно над ним, а чувство — ты в центре всего. Скара сам не дает отчет себе, когда засматривается на Яэ в ответ. Почему-то пропадает желания скорчит гримасу, смачно закатить глаза или показательно отвернуться. Он не замечает, как зеркалит ее выражение лица. Не собирается прекращать, чисто из упрямства его принципа, не шевелится даже, слыша опустившийся на его стол металлический поднос. — Я вам не мешаю? — Казуха легко машет ладошкой перед лицом Скарамуччи, привлекая внимание. — Некультурно игнорировать официантов. Брюнет заторможено взирает на принесенный заказ, которого он не делал, только планировал, а потом переводит внимание на официанта, затолкав поглубже выдох. Казуха, как только встречается с ним взглядом, улыбается еще шире, после кусает нижнюю губу, явно теряясь. Он выглядит хорошо, он выглядит привычно замечательно, несмотря на недосып и вчерашний вечер, а то и лучше — как бы ни думалось, что тот всегда несравненный. Скара скользит по сдерживаемой улыбке, по необычайному оттенку щек, и останавливается на глазах, — а вот они точно не в повседневной обычности: они словно четкая, самая качественная фотография. «Ну, или картина там» — Добрый день, — решает все-таки выдавить хриплое хоть что-то Скара. — В услугах уже есть чтение мыслей? — Вчера… — официант чуть отворачивается, теребя серьгу у себя в ухе. — Ты перед тем, как уснуть, шепнул, что съел бы целую кастрюлю Мисо-супа, — он стопорит секунду. — Черт, ты ведь передумать… — Нет-нет, что вы, все весьма сносно, — Скара вспоминает, как ляпнул это в перерывах между поцелуями. Казуха на такой тон фыркает и принимается расставлять принесенную посуду, пока брюнет решает с чего надо начать говорить, и какие мысли выловить из головы, чтоб было аккуратно и по красоте, а не как пару фраз до этого. Из мыслей Скара выныривает, оставляя взгляд на своем любимом крепком чае, замечая, как Казуха дрожит, он бы и не заметил ели заметные колебания, пока седой не схватил чашку с напитком, в котором то и дело появлялись нежные неровности. — Прости, — внезапно начинает официант с опущенными ресницами. — Я обычно не такой… настырный… — Это было… — дразняще тянет Скара, — забавно, — сразу же догоняет довольный Скара, ловя ироничную ухмылку. — Все ведь хорошо, не парься из-за этого, — он надеется, что его улыбка покажет лучше слов. — Д-да, конечно, просто… — брюнет не ожидал согласия с ним вот так легко и быстро. Казуха мнет шею, дует губы в трубочку напряженно. — Знаешь, ты прав. Все ведь правда хорошо, — и выдыхает облегченно. — Балдеж, — Скара разводит руки, пытаясь так расщепить в ничто бессмысленные загоны седого. В конце концов он такую ситуевину очень даже понимает, сам как-то имел честь поучаствовать, прямо перед ним же. Благо сейчас Казуха явно отпустил прежний нервный настрой и взаимно втыкает в него взгляд. — Как насчет свидания? Вчера ты мне обещал. — Разве? Не помню такого… — официант, вместо ожидаемой растерянности, лишь усердно хмурит брови в раздумьях, не подловили. — Блин, так и думал на видео записать, — шипит Скарамучча. — Да, определенно стоило, — задумчиво тянет седой. — Как же теперь быть… — Господин Каэдэхара, — начинает Скара, привставая и снова привлекая к себе внимание. — Вы, я, свиданка. В грядущий день, в будущий вечер. Добро? — Айщ, господин Скарамучча, — хихикает Казуха, хватает его за плечи, чтобы заставить послушно сесть обратно. — Вспомнил-вспомнил, кажется, еще вы дали выбрать место мне. Все еще в силе? Казуха не мог забыть, Скара еще раз сто неверующе спрашивал после, не угарает ли тот. Каждый раз канючил ответ, который всегда был тот же. — Да хоть континент. Казуха снова улыбается, совсем коротко, озарение сменяет его прежние эмоции — он оглядывает свой блокнот с легким смятением, и, быстро кинув на прощание, бежит отдавать заказ. Скарамучча наконец позволяет себе полностью выдохнуть.***
Скарамучча не то, чтобы считает свою машину особенной частью его сумбурной жизни. Удобная вещь, даже изящная, но и без нее парень смог бы обойтись. И совершенно точно, ни в коем случае не собирался кличить эту железяку, там, деткой, ласточкой или бибикой. Оставлять тачку в месте, где рванул в отрыв с корешами — вообще без б, тут Скара не делает одолжение всему миру и трезвым водителям, просто агрегат этот ему почти безразличен, чтобы проблемы с ней разруливать. Она темная, стандартным цвет может показаться, только глянь на нее внимательней, да сквозь лучи любого света, то мрачный синий перелив сразу врежется в зрачки. Эи на эту деталь два раза обращала внимание в тот день, когда представила свой подарок сыну. «Как наши глаза!» — повторяла она. Кажется, ее счастливей тогда не нашлось бы в радиусе мили. После ресторана Скара побежал к себе домой, собираясь вызвать такси, чтобы забрать из парковки клуба Венти свою машину, которую он со спокойной душой вчера оставил там, и вместе с Казухой усмиряли Хейзо, что мучил таксиста интеллектуальной беседой. Рядом со своим домом, он лишь мимолетно бросил взгляд на двор, притормозил ошалело, быстрым ходом зашагал вперед и охренел только больше — его тачка спокойно стояла там, почти в том месте, где ее паркует обычно сам парень. Рука нервно скользит в карман пальто в поисках ключей, их там нет, как и в брюках. Скара выдыхает судорожно, вскидывает голову к вечереющему небу, рассматривая редкие блестки звезд. Вот оно — белка пришла по его разуму. Допился, наклюкался до такой степени, что ему либо мерещиться авто, либо у него из памяти выбило нахуй пару моментов из жизни. — Я охуеваю, — потеряно говорит парень сам себе, а потом спохватывается, и стремительно достает из кармана телефон, ища нужный контакт. Вместо гудков играет какая-то иностранная песня, раздражающая ожидание. — Стар- — Что ты там строчил мне про авто, а? Какого хуя она стоит у меня на парковке? — нетерпеливо выговаривает Скара, подходя ближе к машине. На той стороне долго молчат, видимо, что-то вспоминают, или думают. Лишь бы это было первое. Но через пару мгновений слышится какой-то хруст. — Не благодари, старичок, — лепечет Чайльд с набитым ртом. — Мы с Доторычем привезли его тебе вчера. — Вы что?! — Скарамучча забывает тут же все маты, которые знал, вихрем обегая свою машину в поисках вмятин, выбитых окон, отсутствующих фар или криков человека в багажнике. — Сколько людей пострадало? Сколько правил нарушили? И главное, сука, откуда у вас ключи, блять?! — Остынь, эй, — слышно, как рыжий что-то глотает. — Ты оставил на диванчике перед тем, как кинуть нас и променять на своего альбиноса. — И? — Скара отмечает, что на машине ни царапинки. — Мы подумали, ты это… забыл тачку. — Пиздец, — ладонь сама поднимает и ударяется о лоб. — Вы долбаебы, я не езжу пьяным никогда. — Так мы тоже! Ты вон, в последнее время в облаках витаешь, в тот раз, когда меня выручал, сам сказал, что забыл ее в тату салоне, — Чайльд вслушивается в тишину, ожидая ответа, но ничего. — Поэтому Дотторе приволок какого-то трезвяка, хз, где он достал его, и он довез нас до тебя, а потом, кажись, нам такси вызвал. Ключи у меня, если что, — слышится звяканье. — Нет, вы блять- Скара не успевает договорить, как из его рук хватают телефон и вырывают резко. Он медленно поворачивает голову к человеку, который вместо ожидаемого побега просто стоит и пялиться на него. Лица его не видно из-за массивного капюшона и фиолетового шарфа. — …ну, может, Дотторыча там вырвало немножко, ты проверь сначала, а потом хлеб кроши на нас, — продолжает вещать Чайльд. — Ты че, гандон, — Скара делает уверенный шаг к незнакомцу, но тот пулей выстреливает в противоположную сторону. Брюнет, не мешкая, рвется за ним в погоню на своих дерби, прожигает чужую спину. Ворюга бежит быстро, точно рожден не получать пизды, но Скара даже в классических штанах от него не отстает. Пальто жутко мешает, врезаясь подолом в бедра, уже появляется идея стянуть ее, как незнакомец сворачивает за угол высоких зданий — там, как известно, тупик. — Попался, пидрила. Когда Скарамучча заходит в закоулок, тот парень стоит перед ним без капюшона, а телефон держит в районе головы. Ноги сами тормозят кое-как, хотя этого совсем не хочется, даже несмотря на то, что разбойником оказался друг Казухи. — Старичо-ок? Обиделся что ли? Ну, хочешь я- На этом голос друга прерывается, Томо скидывает звонок. — Кретин, — говорит следом, а затем кидает телефон обратно владельцу, тот ловко ловит гаджет руками. — Салага, закурить не найдется? — словно нарочито хрипло раздается из глубины переулка. — Салага не курит, салагу мама ругать будет, — язвительно проговаривает Скара. — Жаль, это бы дополнило твой образ циничной сволочи, — Скарамучча давно накинулся бы на эту ворюгу, его останавливает только то, что это, видимо, дорогой человек для седого. — У меня пару вопросов. — А у меня дохуя дел, — Скара решительно настроен свалить отсюда, не имея желания разрушить и так хуевые отношения с этим серым типом. — Долго ты собираешься водить Казуху вокруг пальца? — Чего? — Скара даже останавливается от такой дичи. — Проспорил? — Томо приподнимает брови, шагая прямо к парню. — О, нет, просто скучно стало, решил поиграть, и ведь так удачно сложилось, Казуха еще и на работу устроился к матери, — он останавливается напротив него, выделяя следующие слова: — Нравится тотальный контроль? — Что ты несешь, жулик-теоретик? — Скара чувствует, как в груди начинает что-то кипеть и стремится вырваться в глотку с ушами. Чужие тупые подозрения внезапно отдаются в зубах, заставляя их зудеть. — Нахуя мне это, делать нечего что ли? — Будто у тебя нет причин делать это. — Пример давай мне, блять, смотрю чушь на постном масле втирать горазд, — Скарамучча глядит снизу вверх, ничуть не гнушаясь своего роста. «Падать будет больней.» Напряженное лицо Томо сглаживается, он явно отчего-то теряется, еле заметно дергается назад. Вокруг становится все темней, чернота ползет вслед за тишиной, словно запирая их двоих в этом переулке. — Неужели, ты… — в какой-то момент у Томо лицо опасно мрачнеет, наполняется небывалой враждебностью. — А Казуха не врал. Скара скрипит зубами от этой недоговоренности, от непонятных только ему слов, оставаясь полным идиотом в этой ситуации. — Слушай, — выплевывает настойчиво, — а ты точно друг Казухи? Или только он так считает? Ухмылка сама вылезает, когда его хватают за ворот пальто и тянут чуть вверх. — Не лезь в нашу дружбу, — как и показалось, что-то вывело вечно спокойного и улыбчивого Томо из себя. — Ха? Я делаю, как ты, сэмпай. Разве что, — хмыкает брюнет, — с Казухой не дружить хочу, — чувствует, как чужая хватка усилилась. — Мамочка так избаловала, да? Фуфыра обиженная. Ближайшая стена встречается со спиной Томо, Скара тяжело вздыхает, желваки в предвкушении плывут по щекам, отправляя по всему лицу напряжение. Он пальцами комкает его одежду, толкает от себя, будто хочет сравнять того со стеной. Томо ничуть не изменился в лице, спокойно наблюдая за ним сверху вниз. — Тебе придется принять ебанный факт того, что я не безразличен Казухе и отъебаться от меня, — Скара дышит зло тому в лицо. — Хотя бы потому, что ничего плохого я ему никогда не делал и не сделаю. Руки резко разжимаются. Это того не стоит, этот тип просто хочет вывести его из себя. На кой черт ему это, не до конца ясно, но не нужно быть мегамозгом, чтобы понять, что Томо желал бы исчезновения Скарамуччи с лица земли. — Ты же понимаешь, не так ли? — через пару шагов к выходу из этого сырого переулка Скара слышит смиренное: — У тебя есть к нему вопросы. — А что? — вяло бросает брюнет, поворачивая голову. — Спроси, — Томо глядит куда-то вверх. — И на этом не останавливайся, продолжай переть, будто это для тебя действительно важно, будто он правда важен тебе. Его мысли, слова и желания. Сделай так, чтобы Казуха сказал тебе. — Да что сказал? — Скара неимоверно устает от этих недомолвок. — Эй, говори, раз начал. Но на той стороне молчат, слышится лишь сухая усмешка. Гнев обессиленно валится на голову Скарамуччи, не в силах найти выход, поэтому парень лишь сжимает кулаки и уходит.***
Ангел; 01:23 «Тебе так нравится классическая одежда?»Вы; 01:30 «Сори, я застрял в твоей инсте»
«Ну да. Даже на стрелку в них перся»
Ангел; 01:31 «Просто… как? Удобно? Не жалко?»Вы; 01:31
«Привык как-то. Это же просто тряпки»
«А что?»
Ангел; 01:32 «Забавно)» Самая милая скобочка, если представить на ее месте улыбку Казухи.Вы; 01:34
«У меня есть до*ера невъеб*нных историй, связанных с этим»
«Могу выложить тебе как-нибудь»
Ангел; 01:35 «А сейчас?»Вы; 01:35
«Это надолго, если ты готов…»
Ангел; 01:36 «Мне интересно»Вы; 01:36
«Без б»
«Кста»
«А кто эта женщина-пират на твоей аве?»
Ангел; 01:38 «Пхпхп это моя мама и она не пират, у нее правда нет глаза»Вы; 01:38
«Виноват»
Ангел; 01:39 «Не стоит, она обожает это прозвище, поэтому и носит повязку вместо протеза» Пока Скарамучча стоит в парке рядом с лающими на него псами, на которых он и внимания не обращает, перечитывая вчерашнюю переписку. Они так чатились чуть ли не до утра, только сейчас брюнет вспоминает, что так и не спросил о том, а спал ли седой нормально после той пьянки. Они договорились встретиться здесь, а потом уже Казуха проведет их куда-то там, в свое любимое место. Хозяин собаки шикает на животное, но та упорно хочет сцапать Скару за ногу. Брюнет не выдерживает и топает ногой угрожающе, на что ему уязвлено, но так же зло скулят. Только этот жалкий звук растворяется, когда взгляд ловит быстро шагающего к нему белобрысого парня. — Животных дразнишь? — Казуха поправляет пушистые волосы, облизываясь. А Скарамучча хочет предъявить, что это его вот только что дразнят, ибо вид седого просто выбивает все лампочки в голове. На нем широкая белая футболка, которая функцию прикрывать ключицы не имеет от роду, теплая накидка и мешковатые штаны. На улице не так холодно, по крайней мере осень в этом году разленилась, нападая иногда холодными ветрами. — Я… — Скара открыл было рот, как тут же пришлось рвануть ближе в сторону дрогнувшего от неожиданности Казухи, потому что эта дрянная собака совсем потеряла страх. — Дядя, своей шавке могли бы и потратиться на намордник, — обращается к мужику, что лениво глядел в свой сотовый. — Это че ты там вякаешь? — басит грубым голосом незнакомец. — Щас на тебя детку спущу, сосунок. — Детка? — Скара усмехается громко, пока Казуха его тянет к выходу. — Классная кличка, вряд ли кого-то так еще назовете, дядя. И оба с искристым смехом рванули к выходу, когда мужчина расслабил поводок, и собака с жадностью погналась за парнями, но веревка успокоила его быстро — этот взрослый кретин не рискнул выпускать на свободу животное полностью, дети же рядом. Брюнет не отказал себе в удовольствии показать фак со спины, убегая, пока другая рука была занята ладонью Казухи. Они бежали еще какое-то время, просто так, на волнах адреналина и забавы. Наверное, у прохожих складывалось впечатление, что эти хохочущие парни не студенты уже третьего курса, а нашкодившие школьники, которые смотались с последнего урока. — Просто скажи… Зачем? — Казуха продолжает смеяться и, притормозив, уложил ладони на колени. — Затем, что земля круглая, а тот дядя придурок, — Скара вслушивался в чужой смех через свой, неосознанно отмечая, что теперь есть возможность сливаться в них чаще. — Что? Кошки лучше? — Не согласен? — седой лукаво изгибает бровь. — Очередные комки шерсти. — Ага, да, конечно, — кивает Казуха, по лицу видно, что совсем не верит. — Окей, но откуда неверие? — вздыхает в капитуляции брюнет. — Интуиция, — пожимает плечами. — Что-то подсказывает мне, что не так уж эти комки шерсти тебе безразличны. Былое развязное настроение незаметно улетучивается, веки сами тяжелеют, плечи слишком расслабляются. Опять это, снова это чувство. Скарамучча трет между бровей, убеждаясь, что не хмурится, и улыбается, прикусив губу изнутри, решает оглядеться: его глазам предстают множество зданий, центров для развлечений. Они все в одном месте, что определенно удобно, но из-за этого плотность толпы, разумеется, больше. — Нам туда? — Скара показывает пальцем и уже решает сделать шаг, чтобы разглядеть, что там в принципе имеется. — Нет, — Казуха ловит его руку, подтягивая к себе. — Нам еще идти около пятнадцати минут, — на него смотрят озадаченно, поэтому в этот миг добавляет: — Хотел еще прогуляться. Конечно, Скарамучча всеми конечностями «за», тем более его ведут туда, держа за руку. Это так обалденно хорошо — чувствовать Казуху без грамма алкоголя в крови, так четко и так приятно, ведь теперь все иначе. Если вчера возникали сомнения насчет всех поцелуев, касаний и слов, то вот в данный момент они просто стерлись в прах. Потому что Казуха сам тянется к нему, сам хочет быть ближе, и у самого уши выглядывают красные, а в контрасте с белыми волосами, это вообще жутко палевно. Как бы не отмахивался от навязчивых мыслей, погружаясь в ощущение теплой ладони, Скара понимает одну вещь: у седого, очевидно, есть что-то, что он должен сказать. Не ясно хочет ли, думает ли об этом, но де-факто оно существует. Есть много вещей, о которых они не знают в друг друге, что не мешают им по отдельности. Однако, если бы не Томо, то Скарамучча и не заметил забора между ними. Парень четко представляет их двоих на даче, где они разделены и общаются только взглядами через столбы высокого ограждения. Ебанутое и несуразное сравнение, тем не менее все равно в голове. Чтобы ни говорил чудаковатый друг седого, при такой их тяге, это «что-то» просто не может быть больше идущего ко дну кубика сладкого сахара. Но из таких кубиков можно собрать и дворец, если пустить все на самотек, потому теперь они оба на равных — одному есть что сказать, а другому есть что спросить. Раньше был забор со стороны только Казухи, теперь же Скарамучча ненамеренно сам начинает его строить, ведомый вчерашним разговором. Такое чувство Скара готов ногтями из себя выдирать, лишь бы не отвлекаться на нее. Метод «забыть и забить» в случае Казухи не заработает. Ебаный манипулятор Томо не получит того, чего хочет. — Так, еще примерно… — вещает Казуха, вглядываясь куда-то вдаль, но осекается, когда чужая рука больше не поддается. — М? — Черт, — Скарамучча оглядывается вокруг и первое, что понимает — внезапно все опустело. — Где мы? — В пути, еще не дошли, — улыбается белобрысый, усиливая хватку руки. — Эм, а можно узнать, куда? — Если скажу — убежишь, так что не рыпайся. Скарамучча резво отдергивает руку, пялясь на Казуху во все глаза. «Он только что сказал не рыпайся?!» — в добавок тот никогда при нем не говорил таким требующим тоном. Эти места кажутся знакомыми, но здесь Скара точно не был. Похоже на новостройку, куда еще не начали въезжать люди, отличные места для ошивания всяких бродяг. Все же, эта часть не отделена от других жилых районов, поэтому, если прислушаться, можно уловить привычный городской шум. — Испугался? — Казуха лениво приподнимает брови, скучающе оглядывая Скару, пока тот уже прокручивает слова Томо в голове. Седой поправляет свои волосы, отходит чуть дальше спиной к нему, а потом по всей улице раздается смех. — Ах ты… — брюнет хватает его за плечи, которые дрожат от хохота. — Не смешно, знаешь ли. — Прости, не думал, что ты… — Казуху накрывает еще одной волной смеха, которую он пытается удержать уже двумя руками. — А ты сам подумай, ведешь меня куда-не-знаю, руку так крепко держишь, не рыпаться приказываешь, а еще… Еще… — Еще? — белобрысый склоняет голову, он убирает с плеч руки, а одну снова заключает в свои пальцы. — Я такой страшненький? — Только для меня, — Казуха забавно удивляется, — потому что… у тебя ведь есть то, что я должен знать? — Скаре не нужно даже касаться, чтобы ощутить подушечками пальцев чужое содрогание. — Это что-то важное? Я хочу знать и- — Зачем? — Казуха выдергивает руку и пятится назад. — Все же… все же и так хорошо. Он не смотрит прямо, избегает контакта, будто ища что-то у себя под ногами, но поиск происходит только в его голове. Выглядит так, будто кто-то предугадал и разрушил план Казухи, и тот сейчас ищет выход из ситуации, бегая глазами. — Послушай, — так вкрадчиво Скара не помнит, когда говорил, — лично я не считаю, что может быть что-то такое, что я непременно должен знать. Поверь, что бы то ни было, меня сложно удивить. Я просто… такой человек, ты видел моих знакомых, и какую бы ты страшную тайну ни хранил, мне просто… как бы сказать, плевать? — седой наконец поднимает на него потерянное лицо. — Хейзо тебе сказал? — недоверчиво спрашивает Казуха. «А он каким боком?» — Да нет, друг твой, как его… — Томо, — с недоверием, но твердо шепчет он. Скарамучча напрягает десна, ведь мог бы и не упоминать это, видя, как брови Казухи изгибаются, а сам он медленно машет головой, взирая в одну точку. Брюнету кажется, что каждое слово, что вылетает из его горла, не подходят, хоть они максимально правдивые. — Я давно заметил, Казуха, — тот, как того хотел Скара, глядит снова на него, — но задумался только вчера. Сначала считал, что мне не стоит знать, типа, особенный что ли, у кого недомолвок нет, а, оказалось, меня касается прямо, — он улыбается, Казуха все еще наблюдает. — Ты можешь не говорить, даже если это, допустим, уголовка, — фыркает и ведет плечами. — Меня это не колышет, и объясняться не нужно вовсе. — Не нужно… — порывисто усмехается белобрысый. — Нет, если это все же уголовка, то лучше сказать, да. Скарамучча несказанно рад, разглядывая довольно спокойное лицо Казухи, что выглядит сейчас всего лишь крепко задумавшимся, только дергается, когда седой протяжно и резко выдыхает. Он поворачивает макушку туда, куда они направлялись, заглядывается, иногда поджимая губы.Let me Down — Alec Benjamin
— То было весной, — Казуха морщится, наверное, от поэтичной нотки в голосе. — Ну, конец первого курса, тогда пары только начали кончаться, — его губы ползут вверх, а лицо расслабляется. — У нас была поточная пара в самом большом лекционном зале, я тогда любил сидеть на последних рядах и писать стихи, — Скарамучча сам начинает лыбиться, представляя это. — В этот раз так же было, а потом услышал твое громкое «Внимание», и приподнял голову, ты вышел прямо к широкой доске. — О, меня вызвали, да? — Скару часто вызывали туда, даже если это было перед большой аудиторией, просто настолько он доставал преподавателей. Неудивительно, что Казуха его видел. Конечно, и не раз, скорее всего. — Нет, ты сам вышел, — а тут брюнету приходится копаться в мозгу. — Ты хлопал в ладоши, но не мог делать этого нормально, так как руки были заняты. В итоге у тебя получилось, когда ты попросил, мягко говоря, звонче. Такое странное повествование заставляет Скарамучча нахмуриться: оно то ли размытое, то ли слишком четкое. — Преподаватель тогда опаздывал… «Этеншн, вашу мать. Последних рядов так же касается, на меня ваши затупившие от пустой башки глаза, хотя насрать, хватит ваших долбанных ушей.» — …хоть не кристальной тишины добился, но я был поражен и этому. Ты сказал, что у тебя есть важное объявление. «Так, дармоеды, вы любите такое, я знаю. Кушать подано.» — … ты поднял руку с конвертами, у тебя, кстати, тогда всегда костяшки были ободраны, а еще синяки. «Вот. Эти я даже не буду иметь чести читать, но те, которые я получил до, боже, вы бы знали сколько, просто дохуя. Почерк один, как ни крути.» — … сказал, что и до этого получал, но они были одноразовыми. Тебе кто-то предложил их прочитать вслух. «…мне бы только твой шепот по ночам и гладь касаний по утрам, чтобы… угх, продолжение найдете в мусорке, меня щас вывернет на месте, суть вы уловили, чел течет от меня похлеще универского фонтана. Пиздецки стремно.» — …после этого тебя точно все слушали. Потом ты обратился непременно к автору. «Дорогая моя, заигравшаяся в Гомера, хватит подкладывать мне эту сопливую муть. Нет бы, как адекватный человек, подойти, хотя с такой ватой в голове тебе ничего не светит. В общем, пожалей уборщицу, которая выносит мусор, от и до заполненный твоим картоном.» — … скомканные и порванные листы упали в урну рядом. «Послушай, наверняка ты здесь, чувиха, или чувак. Похуй. Твои проблемы, что до тебя никак не дойдет, мне на твои дохера высокие чувства в стихах так поебать, с такого же высокого места, что разрыдаешься. Намотай уже себе куда-то там — мне это просто нахуй не нужно.» — Забавно, преподаватель пришел точно тогда, когда ты закончил, но, благо, он не заметил одну пропажу. — Казуха… — глухо, одними губами. — Да, — тот отрывисто вздыхает, — это были мои конверты. Все правильно понял, и я вообще-то подходил к тебе, не раз, но письма ты хотя бы замечал. Несмотря на то, что Казуха говорил сдержано и невозмутимо, он дышал глубоко, точно запыхался от неистового бега. Рука блуждала по светлым волосам совсем жестко, непонятно для чего: подправить петляющие локоны или отвлечься раздражением кожи головы. Глазами он смотрел вверх некоторое время, да куда угодно, только не на Скарамуччу. Когда же тишина начала кусаться, Казуха решил больше не убегать. Выжидать слова стало тяжко. — Как же мне не хотелось… — белобрысый желал бы смотреть в глаза напротив. — Подходить к тебе тогда в свой первый рабочий день, не хотел помогать тебе, говорить с тобой, принимать твою помощь и приходить сюда тоже не хотел, — он давится воздухом, который неуклюже врезается в горло, приходиться ловить кислород заново. — Но ты с самого того раза смотрел на меня так, будто был настоящим, не таким, каким остался у меня в памяти. Ты изменился. Хотя я ждал каждый раз подвоха, гадал, вдруг ты узнал про меня, решил проучить, только вот откуда, после почти трех лет. Казуха подходит ближе. — Скажи… тебе нравятся светленькие? — он шумно выпускает смешок с тяжелым придыханием. — Так вот, я крашеный, — пальцы настойчиво тянут отбеленные концы челки в разные стороны. — И мне, выходит, тогда надо было просто перекраситься, чтобы тебе, наконец, понравиться? — последние слова сами собой выходят непривычно громким голосом. Казуха не ждет ответа, не желал спрашивать, он снова уходит дальше, понимая, что грудь вздымается слишком сильно и невыносимо больно. Чтобы как-то с этим справиться, задирает голову и прячет глаза в изгибе локтя, длинно выдыхая через обветренные губы. Ему совсем не так плохо, как он ожидал или могло показаться со стороны, просто немного туго с легкими, но и с этим разобраться ничего не стоит. — Прости, — шепотом просит Казуха, остывая и отходя от мучительного всплеска чувств, все еще с прикрытыми веками. — Вот этого я и боялся, что вывалю все на тебя. Рядом хранят немое молчание, Казуху почему-то оно успокаивает, и он впитывает ее тихо, но, когда слухом улавливает торопливые удаляющиеся в беге шаги, то не выдерживает.