Тот, что седой

Тиранша; 07:06 «Сегодня в 21:00. Постарайся прийти вовремя.» Этот частный дом стоит в довольно тихом районе. Газон дотошно прямой, клумбы полны цветов, стоят даже изящные фигурки: пару птиц и лисичек. На заднем дворе есть качели, их три, и они не такие, как в детских площадках, а будто бы созданы для любования, только как часть интерьера. Они обрамлены кое-где позолотой, прутья и веревки в искусственных растениях, в пышных колокольчиках. С каждым дуновением ветра Скарамучча слышит их бряцанье в отдалении. Он становится их невольным слушателем, облокачивается на стену спиной, а за ней голова тут же норовит следом. Звездное небо цепляет взгляд, потому что в кромешной темноте некуда смотреть, только если на омраченные очертания всего того многого, что имеется в этом дворе. Вещи, звуки, ночь делают это место живым, совсем не скажешь, словно в этом доме давно никто не живет. Ближайшее окно к Скаре изнутри щелкает, медленно отворяясь. — Все чисто, Дафна, — Чайльд высовывает рыжую макушку и смотрит вниз. — А ты тогда кто? Велма? — Скара задирает рукава. — Скуби-Ду, конечно, — рыжий гордо выпрямляется из-за чего затылком встречается с верхней рамой окна. — Мы тут не за призраками, дурень, — брюнет закатывает глаза, сдерживая пыхтения, когда руками ищет выступы в стене дома. Почему-то, казалось, ранее Чайльд сделал это играючи, как чертов человек-паук — ничего не касаясь. Он первым ловко забрался на балкон второго этажа, открыл ее не без чуткого руководства друга снизу, уже оттуда юркнул внутрь дома, и сейчас любезно придерживает окно из первого этажа. — А я что должен думать? — громким шепотом кричит Чайльд и всплескивает руками. — Тебя три дня не было в унике, не отвечал на мессенджи, звонки, а сейчас ты ломишься в чей-то дом! Скарамучча способен уловить в его голосе типа ненавязчивый вопрос, который перестал таковым быть после раза пятого. Он, приземлившись гулко на деревянный пол, достает свой телефон и включает фонарик. Сориентировавшись, парень проходит вглубь; за ним тут же плетутся следом. Смотреть на Чайльда — глазам больно. Этот недопонятый шахтер нацепил на себя налобный фонарь, как только услышал, что работа будет не пыльная, но темная. Да еще вертит головой импульсивно, сойдет с далека на испорченный маяк. Скара ловит пальцами того за челюсть, осознав, что свет из светлой головы рыжего явно интенсивней будет. — Стой так, — урегулировав для себя, брюнет идет к серванту, тот и без освещения бросается в глаза. Чайльд глядит, как друг садится на корточки к нижним полкам и принимается руками блуждать по их дну. Несмотря на то, что рыжий привык к таким выкрутасам меньшего товарища, даже не так — у них всегда так было; без вопросов, без занудного обсуждения, без «но». Фонарь на башке Чайльда дергается вместе с ним, когда Скара швыряет на пол массивный альбом, пинает его по пути к комоду в другой стороне комнаты. И до рыжего доходит — вот теперь «но» буквально бьется в воздухе между ними. Раньше точно все было по-другому. Может, Скарамучча тогда не являлся резко, как черт из табакерки, после отсутствия; может, вел себя более похуистически, чем сейчас; может, без слов давал понять свои мотивы. Чайльд не знает, но ему очково чутка, и не потому, что ему едва не надрал зад друг Казухи, когда рыжий с искренним дружелюбием решил поинтересоваться, куда ангел неземной дел его братюню. Тарталье трусливо, и в этом фишка проблемы. Другой разговор, если бы ему было параллельно, но нет же, этот легкий страх его приятно тыкает за язык. Однако рот на замке, молчание — золото, нос — не зубы, не вырастет. Парень послушно поворачивает голову туда, куда шагает Скара. Тоскливо наблюдает, как тот швыряет книги, макулатуру, переводит дух и идет в другую комнату. Там делает все по той же схеме, только яростней. Чайльд думает, что это спальня, и она совсем не привлекает, как и весь этот дом, ведь здесь точно никого нет, никто по шапке не даст, значит, — они совсем одни. Пыхтения и маты друга все насыщеннее, поэтому рыжий решает подступиться к нему. Скара с этим резко притих, держа в руках очередной альбом. Чайльд глядит осторожно со спины, из его губ вырывается заскучавший выдох, когда он видит темно-серые, потрепанные фотографии. Хочется всмотреться лучше, но брюнет хлопает ею перед носом, и опять по новой начинает шаркать от угла к углу. Чайльд не выдерживает, ему уже просто скучно. — Кажись, этот дом тебе знаком. Сильно огребем потом? — Не парься, это дом мертвого родственника, — ухмылка ползет по лицу, когда рыжий чуть напрягается. Он прекрасно помнит о фобии друга. — Т-тогда почему тут так чисто и ухожено? — Следят за домом, очевидно, — Скара продолжает творить бардак, задевая ногой вещи, когда тянется к верхней полке. Чайльда, после такого заявления, подмывает оглянуться назад, просто так, чтобы убедиться, что волосы на затылке сами по себе выпрямляются, а не кто-то там дышит ему. — Фух, — вздыхает рыжий то ли от напряжения, то ли от облегчения. — Я думал это связано с твоим альбиносом, — он смеется тихо, поправляя фонарь на лбу. — Уже прикинул, сколько людей будет против нас, — его продолжают игнорировать, ничуть не отвлекаясь от первостепенной задачи. — Итэр, а за ним Сяо, Хейзо… — Чайльд округляет глаза. — Одного Хейзо достаточно! Он нас морально изничтожит и- — Но Казуха тут ни при чем, — прямо проговаривает Скара и швыряет что-то под ноги друга. — Поэтому закройся и харе головой вертеть. Вопреки словам рыжий опускает макушку, чтобы глянуть на кинутый в него предмет: опять альбом, только этот поменьше с серебряной гравировкой, которая из-за света фонаря переливается во тьме. «Raiden» — красуется простым курсивом, без каких-то завитков. Чайльд мог поклясться, что слышал это слово раньше, только вот из тумана памяти не уловить значение. В этот момент до него доходит еле уловимый топот на дощаному полу, он выдыхает гулко, позабыв глотнуть воздуха снова, так как ему показалось, что шум идет со второго этажа. Мертвый родственник, пустой дом, ебнутый друг — Чайльд по привычке начинает искать глазами то, чем можно приложить кого-то или что-то. Только звук становится ближе, и рыжий облегченно выдыхает, когда улавливает шаги именно на деревянном крыльце. Живой человек лучше неживого. — Старичок, шухер, — Чайльд теперь говорит без шепота. — Вырубить? Но Скарамучча молчит. В его руках какая-то фотография, которую он держит самыми кончиками пальцем за краешек. Около входной двери начинается возня, ее услышать не сложно, выходит, Скара намеренно замер. Или нечто сковало его тело. — Чайльд, — рыжий дергается от такого обращения больше, чем от звяканья ключей в замочной скважине. — Подойди. Он не решает ослушаться или образумить товарища, напомнить, что надо бы им смываться без оглядки, а не фотки семейные разглядывать. Шокировано и даже медленно Чайльд подходит со спины, представляя на этой фотографии минимум расчлененку с кровавым дождем. — Фига се, у тебя тут две мамы, — рыжий склоняет голову, рассматривая чуть желтоватое, но не такое уж старинное фото. На ней совсем молоденькие темноволосые девушки: две из них будто отражения друг друга, лишь у одной из них задорная улыбка, в то время как вторая выглядела стальной леди с холодными глазами. Чайльд с удивлением отмечает их сходство с другом. — А кто третья? — Скара вдруг улыбается, щурясь и неотрывно рассматривая голубые глаза. — Слушай, сейчас не- — Чайльд, скажи. — Да там дверь- — Отвечай. — Откуда я знаю?! — шипит на него тот. — Я даже слыхом не слыхал, что у твоей мамы есть близнец! И тут происходит взрыв смеха вместе с открытой входной дверью. Скарамучча откинул голову назад, волосы небрежно подпрыгнули в воздухе, когда он схватился за лоб от безудержного смеха. Хохот разносился по каждому углу, в осевшей и прижившейся в этом месте тишине оно пробирало до самых нервов. Чайльд больше растерянно, чем по какой-то причине хватает трясущиеся плечи брюнета, замечая в чужих глазах поступившую влагу; он резко вырубает фонарь в голове, чтобы тот не раздражал своим светом. — К-кто здесь?! — слышится испуганный голос девушки в коридоре. Скарамучча останавливается так же резко, как начал, и толкает рыжего в грудь, вбегает в комнату с открытым ими окном. Теряться времени нет, да и Чайльд всегда готов удрать, поэтому нагоняет друга, прыгает с окна следом, приземляясь на ноги. — Господин Скарамучча?! — оба парня поднимают голову к окну, с которого они только что сиганули, и щурятся от фонарика в руках у девушки, а в другой у нее была бита. Наверное, эта та, кто следит за домом, и очень эффективно. — Да, я, — хмыкает в ответ брюнет. На это она облегченно вздыхает, опуская оружие в руках, однако потом быстро меняется в лице, яростно глядя сверху вниз. — Вы не могли предупредить, что придете?! Знаете как я перепугалась! То, что этот дом принадлежит вам, вовсе не позволяет являться посреди ночи и пугать людей. Мне придется сейчас же оповестить госпожу Эи! — Я сам ей скажу, — спокойно оповещает Скара. — У нас через полчаса семейный ужин, — он кивает и делает пару шагов к воротам. — И простите за это. Девушка собиралась продолжить тираду, но так и застыла с открытым ртом, а Чайльд уже надумал взять чужую биту и шарахнуть по голове удаляющегося брюнета, чтобы вернуть его в чувства. Потому что то, что сейчас извинилось даже без издевки — не его знакомый. Рыжий через пару минут ходьбы понимает, куда направляется Скарамучча: без шутки, тот идет домой к матери. Наверное, ему стоит свернуть к себе, ибо делать нечего, как по чуждым семейным посиделкам ютится. Вот — они рядом с широким мостом, поворот в сторону метро рыжий похерил, вцепившись взглядом в спину впереди. Сегодня Скара был в пуховике, хотя давно не вылезал из длинного делового пальто: Чайльд ухмыляется на такое странную примеченную деталь. Брюнет будто почувствовал это, остановился и, не оборачиваясь, выдохнул. — Свободен, — он поворачивает голову через плечо. — Или не откажешься от халявной еды? — Кто третья на той фотке? — вопросительно выгибает бровь. Скара теперь в упор глядит на рыжего, точно не ожидал такого. — Не важно. — Так ты поэтому смотрел на нее, будто призрака увидал? — Чайльд шутливо возмущается и наклоняется вперед. Вдруг он вспоминает все истории о людях на фотографии, которых там в принципе не должно быть. Вся игривость улетучивается, он приближается к товарищу. — Это призрак? Там был призрак?! — Да… — зачем-то кивает Скарамучча, не выдерживает. — Да, блять, призрак. Ебучий полтергейст. Скара закивал быстрей, усмехаясь. Чайльд не испугался такому ответу, потому что серьезностью в словах и не пахнет, правда, шуткой их тоже не воспринять. Три года назад, когда Чайльд решил дружить с ним, он не рассчитывал, что тараканы в голове будут входить в этот пакет. Вообще ни о чем не думал, как сейчас, ему просто было весело. — Ладно, — просто кивает рыжий. — Потом напишешь? — Что? — вопрошает Скара скорее от такого непринужденного тона. — Говорю, напиши потом, — он шевелит пальцами в воздухе, как по клавиатуре. — Напишешь же? — Зачем? — Ты долбаеб? — с чистейшими непониманием округляет зенки рыжий. Скарамучча некоторое время размышляет над их диалогом, глядя так же удивленно, а потом хватается ладонью за местечко между бровей. — Да-да, напишу. — А еще, — Чайльд ловко разворачивается на одной ноге, собираясь уходить. — Призраки соли боятся. Смешок сам вырывается из губ Скара, он рассматривает широкие удаляющие плечи подпрыгивающего рыжего. Сам так же энергично дернулся и побежал, уже точно чувствуя почву под ногами. Он знает, что надо делать.

***

Сейчас ночи начинаются раньше, Скарамучча упустил эту особенность из виду, глупо взирая на наручные часы. Не должно быть так темно, как и не должен гореть свет в его бывшей комнате. Он стоит у входа, замечая оттуда отражение в окнах розовых штор; больше нет любимых черных. Ему смешно, когда он стучится в дверь, может, и другие повеселятся, когда откроют ее перед лицом. Но Скара не ждет, все равно дергает ручкой и ныряет внутрь, прямо к удивленным глазам напротив. Они, как у него самого, можно хоть сверить цвета в палитре. — Сына? — Эи моргает несколько раз, размахивая длинными ресницами. — Ты почему стучишься? — Думал, закрыто. Женщина улыбается, щурясь. Она облизывает губы, мимолетно бросает взгляд назад и заламывает отчего-то руки. Скарамучча не ждал такой взволнованной радости к себе, скорее нечто попроще и не брезжащей позитивной энергией. Ему даже интересно почему они стоят в прихожей такое длительное время, пока его руку не заключили мамины. — Послушай, — Эи начинает нежно перебирать узловатые пальцы, которые теперь не назовешь маленькими. — Мне жаль, что я так долго скрывала свои отношения с Мико, хотя ты и сам догадался давно. Знаю-знаю, тебе не нужны извинения, не бойся, этого делать не буду, — ее ладонь проходится по темным волосам, совсем их распушив. — Славно, — тихо шепчет Скара, хмурясь от ласк. — Мы давно не виделись, так что скажи спасибо, что я тебя не обняла, — хихикает Эи, продолжая мучить челку парня. Она ждет ответа или недовольного фырканья, как обычно, но видит, что сын теряется не от поглаживаний или слов, а его внимание устремлено на лишние пары обуви рядом. — В общем, — женщина опять воодушевляется и тянет сына в гостиную, — вместо любых слов. А Скарамучча позволяет волочь себя следом, улавливая по пути знакомый парфюм. Первое, что он видит — по-настоящему блаженные глаза Яэ Мико, которыми она спокойно оглядывает его, не так, как недавно в ресторане. Ее щека опущена к чужим светлым волосам, наслаждаясь невинным теплом и мягкостью. — Знакомься, — Эи несдержанно набирает в легкие побольше воздуха, — новый член семьи. — Ну что за фамильярность, Эи? — лепечет Мико, усаживая удобней маленькую девочку у себя на коленях. — Это твоя сестренка, милый, — она хватает крошечную ладошку и направляет на Скарамуччу. — Саю, а это твой брат. Он знал это, понимал с той минуты, когда мать заговорила об этом, но упорно включал дурака каждый раз, когда мысли шли в это русло. Отчаянно, как грести подальше от шторма на малюсенькой лодке, как игнорировать плюшевые игрушки в своей когда-то комнате. С самого начала понимал, даже не догадывался, а точно знал, что это может быть. Скарамучча смотрит на ребёнка, невольно начинает сканировать и сравнивать почему-то ее черты со своими, хотя четко понимает — схожести не будет. Он медленно поднимает ладонь и легко машет малышке, а потом тягуче переводит взгляд на мать. Она смотрит прямо, в ее глазах точно сверхновая взорвалась, распространяя осколки по темной радужке, и глубоко осела светом. В голове Скара теряет все предложения. — Я… проголодался. — А? — женщина точно не ожидала такого. — С утра не ел. Поболтаем за столом? Эи моргает пару раз и быстро соглашается с таким исходом, буквально убегая на кухню. Посуда глухо гремит в глубине дома, только всем известно, что она лично ничего не приготовила. Девочка любопытно разглядывает Скарамуччу своими сонными глазами, на ней белая футболка, розовая юбочка и гольфы с бантиками. Наверное, ей лет шесть, но эта одежда может точно убрать пару годов. — Хм, — опускает Яэ, склонив голову. — С тобой явно что-то не так, — ее длинный ноготь касается нежного подбородка. — У тебя покорный вид. Занятно, — лицо расплывается в лисьей улыбке. Женщина не на шутку удивляется, когда глаза парня так же спокойно смотрят в упор на нее. Она внимательно следит за его рукой, которую тот подносит к себе с пожелтевшей бумагой; Скара достаточно один раз перевести взгляд с фото к Яэ, после чего он протягивает изображение своей новой сестренке. Та потеряно хлопает глазами, но все равно аккуратно берет предложенное маленькими пальцами. — Концерта не будет? — Мико улыбается, чуть ли не мурлыча от своего спокойного настроя. — Где истерики, возмущения, каприз- — Ой, а почему тут две мамы? — Саю смущено протягивает ей фотографию. Яэ замолкает, наконец, опуская взгляд. Озорства в них больше нет, уголки губ выпрямляются, а голова неторопливо поднимается с макушки ребенка. Однако больше она ничего не показывает, лишь брови чуть дергаются вверх. — Мило. Решил пересмотреть тот старый альбом? — все краски в голосе Яэ исчезают. — Саю, смотри, та хмурая, твоя мама, а вторая, которая веселая, твоя тетя Макото, — она переводит внимание на Скару. — Та, что с короткими и вороньими волосами — это я. Девочка не понимает, почему вокруг все стали мрачными, поэтому тихо смотрит, как взрослые переглядываются. — Ну? — Мико надоедает игра в гляделки. — И чего ты еще хоч- — А я ведь правда думал, — Скара набирает в легкие побольше воздуха, вовсю наплевав на чужие слова, — что у меня с памятью нелады, — он замолкает, снова окидывая Яэ осознанным взглядом. — Только вот есть нечто, что доказывает обратное. Я помню тебя. — Оу? — женщина удосуживается выпрямиться, в ее безэмоциональном лице мелькнуло предвкушение. — И что же ты помнишь? В который раз она задает вопросы за этот вечер, и в который раз ей не отвечают. Яэ снисходительно наблюдает, как грудь парня тяжело поднимается — и так она понимает, что тот помнит достаточно и довольно долго. — Злишься? — Да я, блять, ненавижу тебя, — мгновенно шипит Скара, непроизвольно вскидывая руки, чтобы с силой стукнуть чайный столик рядом, но вовремя останавливается, когда видит, как Саю ладошками закрывает уши. — Ты разрушила мою жизнь, — тихо, но твердо добавляет. — Я разрушила? — Это была ты, — кивает сам себе брюнет. — Ты тогда говорила им, чтобы меня… — он вдруг спотыкается, опуская глаза и стискивая зубы. — Забрали… Краем глаза Скара замечает, как при этих словах Яэ переводит взгляд на ребенка в своих руках, будто боится, что та узнает какую-то постыдную тайну. Потом глядит в сторону ушедшей Эи, и возвращается к Скарамучче, отрешенно скользя глазами по испытывающему лицу. — Ничего ты не помнишь, милый, — хмыкает Мико. — Что ж, придется поведать тебе, ведь вот так ты смотрел на меня лишь раз: когда пьяным просил имя того официанта. Ну, почти так, — она вслушивается в участившееся дыхание парня. «Мама? Кто эти люди и что им нужно?» — Ты прав, это я тогда просила увезти тебя. Удивительно, что помнишь… Сколько тебе было? Четыре иль пять? — глаза Яэ устремились вверх в расчетах. — Оу, ты так рыпался обратно, даже взрослым было тяжело удержать. «Держите его крепче, да что такое…» — Но это не важно сейчас. Тебе стоит не это знать, — Мико поправляет волосы, и Скарамучча впервые цепляется за чуть отросшие темные корни. — Я знакома с близняшками Райден так давно, мы были когда-то не разлей вода, лучшими подружками. Но тогда мы не понимали, что наша дружба выгодна для родителей, — улыбается. — Даже так, у нас троих еще в подростковом возрасте была цель, одна мечта, и мы к ней шли серьезно. Но, — она тяжело вздыхает, — случилась ошибка, и это ты. Никто не ожидал от серьезной и неприступной Эи такого… неосмотрительного поступка. Конечно, ее родители настаивали на аборте, да и сама Эи хотела этого не меньше, однако Макото — добрая душа, уговорила ее оставить тебя в тайне ото всех. «Эй, сестрица, он так похож на нас, был бы нашим третьим!» — Кошмар начался уже когда ты родился. От сестер за обман и непослушание отказались тут же, я же осталась на их стороне. Только какой толк от девушки, что только начинает жить? Мне приходилось беспомощно наблюдать, как они пытаются выживать с тобой, а ты так много плакал. Долго я на это смотреть не могла, и решилась на дерзкий для той меня поступок: поговорить с родителями близнецов. Они сами понимали, что дети им нужны — долго убеждать не пришлось. Лишь было одно условие: отдать тебя. Разумеется, Макото была против, но Эи устала от такой жизни, да и была она более… грозной, нежели сейчас. «Это мой ребенок, и я сама решу что с ним делать.» — Как только ты исчез, все наладилось, Эи о тебе благополучно забыла. И было забавно, когда вдруг она вспомнила чадо, как раз после того, как Макото поставили неутешительный диагноз. Она очень любила сестру, и я тоже, но не похоже ли это на попытку заменить? И как бы я ни пыталась ее переубедить, говоря, что сын твой уже не тот мальчик, которого ты помнишь, что за семь лет он изменился — его изменили. Я не стала наблюдать за этим, я была против, ведь наконец у нас с Эи началось что-то получаться. Поэтому уехала. Давно хотелось повидать мир. «Думаешь, он простит тебя, Эи?» — Но пять лет назад, после смерти Макото, я вернулась. Понимала, что Эи нужна поддержка, однако показываться тебе она жестко запретила, и я не была против. Не потому, что боялась быть узнанной, мне просто не хотелось тебя видеть. Я до сих пор считаю, что Эи не стоило после такого тебя забирать обратно. На ошибках учатся, а не оставляют себе. Яэ берет в руки фотографию. — Помнишь нашу первую встречу? Ты ворвался в кабинет матери и начал о чем-то возмущаться, наверняка подумал, что мы смутились из-за того, что нас прервали на самом интересном. Серьезно? Я так сильно изменилась? Да, волосы полностью перекрашены, лицо вытянулось, но все же… Эи тогда усиленно забеспокоилась о твоей запоминательной способности. Поэтому она подсовывала тебе витамины в еду, думала, правда беды с памятью. Представляешь? «Не переживай так, это не я приготовила.» — А мне было каждый раз смешно, ведь я-то знаю, что дело не только в твоей несравненной, эгоистичной глупости, тебе просто не до этого, слишком много своего, другое же и неинтересно, и не нужно. Ты не такой мудрёный, как тебе думается или как другие считают. Что касается Эи… она просто не хочет вспоминать, не было и все, упускает много из виду притворством, прощает любые капризы и дает тебе все: машину, квартиру, Ролексы. Одного не могу понять, почему ты ей это позволяешь… Слышится шорох со стороны дверей кухни. — Так меня ли ты ненавидишь или все-таки свою мать? — Яэ пожимает плечами. — Мне даже интересно, какое теперь у тебя будет ко мне отношение и… — Мико осекается, когда до нее доходит всхлип, она резко опускает голову, замечая дрожь ребенка. — Саю, что- Девочка толкает руки, что тянутся к ее лицу и вскакивает. — Ты мне не нравишься! Не нравишься! — кричит Саю, убегая по лестнице на второй этаж. Яэ озадаченно глядит ей в след, поздно осознавая свою ошибку. — Скажете, когда и этого ребенка решите отдать, я дам ей пару советов, — Скарамучча ловит удивленный взгляд женщины, что лихорадочно бегает по его лицу в поисках чего-то. Он выходит из дома быстро, не хлопая дверьми как обычно любил это делать, просто оставляя ее открытой. Путается в резких шагах и в количестве вдохов, которые совсем не помогают, поэтому, запрокинув голову, он жмуриться. — Куникузуши… Голос матери доносится от распахнутых дверей. Скарамучча давно не слышал это имя, которое ему дали при рождении, — как только он получил паспорт, то решил все поменять. Эи, конечно, сделала вид, что не против. Он слышит первые шаги в свою сторону и тут же оборачивается лицом к женщине, останавливая. — Я устал, мам, — не своим голосом произносит Скара, пересиливая ком в горле. — Устал делать вид, будто все забыл. Проблема в том, — слова надрываются, — что я помню те семь лет лучше и четче, чем все остальное. Я помню все в красках, не смог бы забыть, ведь ты не знаешь, что было со мной в том месте. И не представляешь, как мне не нравится оглядываться назад… — нечто невидимое в глазах начинает резать веки. — Вдруг всплывет что-то не то. Из широко открытых глаз Эи начинают стекать слезы. — Можно я не буду тебя прощать? Она медленно кивает. — Спасибо.