Вы; 06:12 «Я сбежал, рыжий. Удрал. Он остался там совсем один. Так лучше, чем со мной»
***
Дышать тяжко, кажется и нечем. Окна, привыкшие частенько быть открытыми, давно не пускают свежий воздух, прикрытые массивными темными шторами. Тьма и сухость продолжают выжимать из стен все инородное, заменяя на самих себя, как спасительная гниль, чтобы все постепенно разрушить. Задушенное мычание тянется по комнате, ожидавшее ранее в полной стагнации, будто ленивый протест или же очередная попытка вырваться из плена пухового пледа. Солнце смотрит ровно в окно, находя мелкие обходы в темной ткани, проскальзывает грязным светом внутрь, чтобы не только дать понять время суток, но и показать витающую повсюду пыль и немую безнадегу. Скарамучча опять мычит, в кои-то веки отрывает нос от подушки и вдыхает, потом еще, только уже осознает, что толка-то все равно нет — духота вместо кислорода. Ему бы окно открыть уже, для своего же удобства и, хотя бы, здоровья, но он опирается щекой на сложенную ладонь и от всей души желает офигевшему светилу рухнуть. Разрешает даже на него. Давно Скара не проводил воскресный день амебой. Не то чтобы делать нечего было, возможностей нет, мама там не отпустит, напряг в одном — в воображении. Сколько он ни думал, так и ничего не смог сообразить. Никакая тема не лезла в него, даже о потенциальном времяпровождении в священный выходной. Шорох около входной двери мешает даже начать мыслительный процесс. В этом нет резона, ведь, оказывается, у него тут проходной двор, и с самого утра к нему взывали раза три, а он от такого шума, на удивление, быстро засыпал. Кажется, в этот раз у него не выйдет. Он буквально слышит, как еблан неизвестный шарит чем-то в замочной скважине его сраной двери. Скара не собирается вставать, вовсе нет, дверь он установил самую современную, хорошенько заморочился, потому что единственная перегородка в его берлогу должна быть пуленепробиваемой, непотопляемой, неопалимой. Надо быть конченым дебилом, чтобы пытаться взломать такую дверь. Каким бы искусным ворюгой тот не оказался, ничего у него не выйдет. — Мучча? Скарамучча одним прыжком садится на кровати и тут же стонет, хватаясь на голову. Он дышит тяжело, весь напрягаясь, чтобы прогнать душащую боль, но спертый воздух ничем особо не помогает. — Тебе либо очень хорошо, либо очень плохо, — после этих слов, перед ним предстает Хейзо в дверном проеме. — Представь, что я успел подумать, когда меня встретили стонами? — Какого х-хера, — хрипит Скара, перебирая свои волосы. — Это я тут задаю вопросы, — голос юриста совершенно обыкновенный, игривый и уверенный, но что-то явно поменялось в его образе. — Скажи спасибо, кое-кто в окно собирался лезть. Кстати, я не один, остальные за едой поскакали. Скарамучча было хотел вежливо попросить быстренько замуровать дверь, желательно с другой стороны, но вовремя осознал, что фиг ему, а не выполнение просьбы. Он лишь морально собирается к неизвестному и падает на противно теплые простыни боком, прикрытыми глазами давая понять, что, в принципе, готов ко всему. — Ну и духота, — сетует Хейзо, подходя к плотным шторам, чтобы чуть отодвинуть их пальцем, и глянуть через щель на слепящую улицу. — Ты бы хоть проветрил- — Ты все знал, — не глядя, проговаривает Скарамучча, спиной ощущая чужое копошение у окна. — И он знал, что ты знаешь. — Казуха, называй именами, — выдыхает Хейзо, словно его подловили. — Не понимаю, к чему такая драма. Ты еще предъяви, что я должен был тебе сказать, и теперь я предатель и Брут. Он ждет любимых язвительных комментариев от Скара, но тот лишь зевает, руками сгребая одеяло. Хейзо не планировал являться прямо в его дом: времени у него нет, планы были. Все это разрушили один рыжий черт и другой с блондинистой косичкой, которые всю неделю ему прохода не давали, пытаясь выведать причину нетипичного поведения их друзей. Однако Хейзо желал вот так остаться наедине со Скарамуччей, когда все закончится. — Знаешь, как тяжело делать то, что ты хочешь, когда ты пьян? Скара медленно переворачивается на спину, вспоминая вечер в клубе, когда юрист прервал их на самом интересном. Так это не он с Казухой отвозили пьяного друга, а этот пьяный друг уложил их спать. — И зачем это было? Не похоже, что ты хотел вмешиваться. Хотя, — брюнет кивает себе, — ты просто хотел, чтобы я знал до того, как случится что-то серьезней. — Все ты, да ты, — ухмыляется Хейзо, отрицательно мотая головой в ответ. — Я хотел, чтобы именно Казуха сказал, потому что потом именно ему будет плохо, ведь даже мне не было известно, как ты отреагируешь, — он стихает, меняя лицо на более участливое. — Угадаешь, кто нашел его тогда, после твоего выступления, в универском туалете? Кровать прогибается, когда Скара пытается снова встать и посмотреть на гостя. Он сам не знает почему морщится, будто ему фонарем в глаза тыкнули. — Еще что-то? — голос звучит уже не так хрипло. — Какие секреты я еще не знаю, заговоры, что недоглядел? Прошу, не стесняйся, объясни тормозному, — пальцы комкают и так помятую простынь. — Ты ведь позлорадствовать пришел, не так ли? — Никто ничего не пытался от тебя скрыть, кроме, разве что, тебя же, — непривычно спокойно говорит он, скользя взглядом по чужой спине. — Ты заслужил услышать это от него. Неприятно, наверное, но ты это тоже заслужил. Почему-то эти слова заставляют Скарамуччу пустить смешок, склоняя голову к груди, глаза исчезают в темной челке. — И все же, — Хейзо подходит ближе, — с самого твоего прихода ко мне, хотел увидеть исход. Так, легкое любопытство. Не для того, чтобы как-то высмеять тебя, а… — он вдруг замолкает, усилено задумавшись. — Ведь Казуху я тоже когда-то застал таким, а теперь тебя, — уклончиво продолжает тот. — Понимаю, злишься- — Не в этом, блять, дело, — вскидывает на него глаза Скара. — Ты знал, знал и не уберег его от меня. Ни ты, ни его чертов друг, никто. Хейзо молчит какое-то время, пытаясь вглядеться в его темные радужки, а потом от души цокает. — Он, по-твоему, нуждался в этом? — а потом с пониманием добавляет. — Никто не пытался, потому что мы знаем его — упрямее не сыскать, — Хейзо, наконец, ловит темные глаза напротив, будто те ожидают какого-то выговора, и улыбается уголком губ. — Он простил тебя. Держу пари, еще давно. Скара невидящим взглядом смотрит на свои колени, сминая одеяло. Он и не знает, зачем все это говорит Хейзо — насыпать соль на его рану или сахар. Входная дверь снова подвергается атакам, там явно не один человек, потому что говор доносится четкий. Неожиданный щелчок пальцев перед носом заставляет вопросительно изогнуть бровь. — Если тебе он не понравился тогда, то с чего ты взял, что заслуживаешь его сейчас? Пища для размышлений. Скарамучча не успевает осознать смысл кинутого в него вопроса, однако Хейзо торопится к выходу, встречая очередную партию незваных гостей. Помнится, как однажды Чайльд с негодованием проговорил: «ну ничего просто так не делает». Хейзо тогда только глупо рассмеялся, а Скара и не слушал их очередное препирательство. — Старичок, — На знакомый голос он лишь мычит вопросительно, не в силах посмотреть в дверной проем. Слышны шелест пакетов и учащенные дыхания. — Жесть, — встрепенулся тот, буквально с разбегу распахнул шторы и открыл окно нараспашку. — Ну и духоту ты развел. — Это и есть логово Сатаны? Голос Итэра заставляет Скару и напрячься, и застыть в немом ужасе. Даже не интересует, что косичка забыл у него, он в ожидании глядит на него, а вдруг за спиной явится еще кто-то. — Я сегодня мать Тереза, — лыбится блондин, видя охреневшее лицо, и шуршит пакетами. — Кухня в этих хоромах где? Как только Скарамучча кивает Итэру, куда топать, он замечает, что Хейзо и след простыл. В лицо бьет свежий воздух, Скара поджимает пальцы на ногах — холодит, но приятно. Зря отказывался от этого раньше. — Я в норме, — ворчит он, когда Чайльд лукаво улыбается ему. — Не умираю же, устроили тут, два шила в жопе, — а рыжий продолжает немигающими с прищуром глазами смотреть на него. — Глазной нерв лопнет. Он уже раз тысячу пожалел, что написал ему. Не стоило, Чайльд и близко не эмпат — либо все проблемы упростит, либо не поймет. Рыжий хихикает и достает свой телефон, лихорадочно тыкая пальцами по сенсорному экрану. В этот момент из кухни доносится грохот, а затем мат, и это почему-то совсем не кажется чем-то аномальным. — У меня есть тут штукенция, тебе понравится, — высовывает язык рыжий. — Или нет. Не знаю, — пожимает плечами, а потом восклицает, видимо, отыскав что-то. — На! Скара приближает лицо к гаджету, хмурясь: там стоит он, со спины, а посередине экрана кнопка проигрывателя. Видео. — Че за… — Канадка, — четко произносит рыжий, действительно надеясь, что друг его поймет, но тот молчит, ошалело моргая. — Мы называли твою… твоего поклонника так, потому она… он на всех конвертах оставлял листик этот. — А это откуда ты… — Я покопался в старом телефоне. В этом видео мы над тобой стебались, когда тебе опять подложили открытки. Помнишь? У тебя в то время какой-то наплыв был, — Чайльд хохочет, играя бровями. — Но один на постоянке так, — он переводит взгляд на него. — Это же Казуха был, верно? И то, как просто произнес это Тарталья, заставил Скару задержать дыхание в полном шоке. Глаза сверлят чужой гаджет в болезненном предвкушении. Просто узнать, вычитать, обрести брошенное тогда в мусорку, те чувства, которые пытались до него донести, пока он словно разучился читать. — Хейзо иногда такой псих интеллектуал, — говорит резко появившийся Итэр, жуя мини-круассаны прямо с упаковки, смотрит в упор на Скара. — Сдвиг по фазе! У этого человека! — ворчит Чайльд. — Ахинейщик, никогда мне не нравился. Говорил я не брать его с собой, вот, зачем ему сюда приходить, а? Тут осознание накрывает Скара, когда он видит с каким лицом глядит на него Итэр. Пришли, значит, по его душу. Иначе зачем блондинчику здесь ошиваться, хотя бить пока не собирается, может, своего горе-парня ждет, чтобы вдвоем напасть. Чайльд же не сказал ему ничего, а Хейзо? Только ничем это не поможет, никто не запрещал делать то же самое, например, Казухе. — Хз, — жмет голову к плечу Итэр, задумчиво глядя на Скару, а потом эмоция быстро сменяется на его лице. — И вообще, нормальный он, вон, дверь открыл, пока ты в окно метил. — И как?! — Чайльд расправляет плечи и расширяет от негодования глаза. — Он буквально еще и взломщик, по-твоему, это нормально? Скарамуччи здесь нет, он слился со стеной и кирпичами, лишь бы до него не дошло, пусть дальше кусаются. Итэр хмурит брови, скорее в некоем шоке, чем недовольстве. — Ты? — почти пищит он, сдерживая смех. — Ты говоришь мне про нормальность? Это слово даже звучит, как не для тебя. — Вот именно! — рыжий поднимает палец на Итэра. — Задумайся о своем дружке, ведь даже я, я считаю его- Эти двое заебали по самое не балуй, и Скара просто рванул вперед, схватил телефон рыжего, вернулся на свое место, перекатываясь подальше от них. Два удивленных взгляда сразу устремились на него, пока он вводил пароль от гаджета друга, который, на удивление, был в памяти. Палец Скарамуччи так и стремится нажать «пуск». Взгляд Итэра ему мешает с самого его нежданного прихода, если и предположить, что тот уже в курсе всех событий. — Это личное так-то, — снова удивляет Чайльд своей проницательностью. — Выйди на… три минуты и пятьдесят две секунды, — просит он блондина. — Такая короткая порнуха? — лыбится тот, собираясь выполнить просьбу. Скара пытается не обращать внимание на лишнего сейчас в его доме человека, который себя таковым не чувствовал, и просто-напросто непривычно видеть тут; удивляется своему спокойствию, пока Чайльду все нормально. Как всегда. Рыжий включает яркость на телефоне, переворачивает в горизонтальное положение, — все это делает в чужой руке — а потом нажимает на треугольник. — У нас тут день лю-влюбленных, — голос Дотторе. — Один день в году, а остальные у нас не для влюбленных. — Гони на базу! — крик Чайльда среди говора других студентов. — Вот и тот человек, который на валентинках писал «го махаца», только настроение всем испоганил, — убегая, вещает Дотторе, пока за ним гонится пыхтящий рыжий. Он ржет, огибая студентов, картинка на телефоне скачет за движением его рук. — Муччача! Сос, хелп! Вот Дотторе резко тормозит и направляет на хмурое лицо камеру. — Ух ты, нихрена себе, — Чайльд тоже встает рядом. На экране теперь Скара в полный рост, а в руках у него мусорный пакет, набитый валентинками. — Самый главный ловелас на районе, старичок. Ты собрался их выкинуть? — А че с ними еще делать? — из динамика разносится скучающий голос. — Для бумаги в туалет слишком мелкие. — У-у-у, жестко-жестко, — Дотторе говорит совсем не осуждающе, и начинает снимать пакет из далека. — А как же любовно хранить и перечитывать? — потом, одним мазком камеры, переключается на лицо Скары. — Я же вижу по глазам, тебе они нравятся. А точно выбрасывать собрался? Телефон приближают к его лицу, где он закатывает глаза и пинает в ногу Дотторе. Это все нечетко и обрывисто, но можно понять по звукам и колебаниям. — О, наша канадка! — Чайльд вырывает из рук мешок, быстро хватает белый конверт среди другой кучи, с кленовым листом, и отбегает от Скары ближе к камере. — Распаковка. Рыжий чуть отшатывается, когда Скара одним рывком забирает обратно пакет, а то, что в руках не трогает. — Вы щас раскидаете, а там мое имя, блять. Кто будет убирать? Под его ворчание Чайльд раскрывает конверт и начинает громко читать. — Наверное, моя открытка затеряется среди других, — он откашливается, когда Скара пытается выхватить бумагу. — Не планировалось, если честно, беспокоить тебя в этот день, но вид воодушевленных однокурсников вселил в меня эту атмосферу. Скарамучча рад, что телефон держит не он, потому что внутри само все начинает дрожать от странного чувства: упущения или осознания. — Ну все, харе, — снова его недовольный голос. — Уши вянут. Ему еще никогда не хотелось себе так сильно втащить. Тот он хочет прекратить, пока здесь он желает, чтобы Чайльд продолжил. — Я не знаю, что написать в такой праздник, — сквозь смех и бой читает рыжий. — Слова к тебе даются мне всегда легко в любые дни, но не сегодня. Не могу, получается, писать в предназначенные для этого моменты, — рыжий подносит листок к экрану. — Смотри, она нарисовала такого милого хмурого котика! Точно наш старичок. На этом моменте, Скарамучча делает скрин, чтобы потом почитать полностью, потому что Скарамучча, который за экраном, вырывает послание из вороватых рук и, комкая, кидает обратно к остальным. Затем идет смех, галдеж и свист. Чайльд на кровати рядом с ним хихикает, видимо, наслаждаясь заснятым хаосом, хотя сначала Скара подумал, что тот смеется над ним, над его нынешней ситуацией, над его кармой. Он бы даже не стал осуждать его за насмешки, ведь то, что в итоге вышло с симпатией к светлому образу Казухи в реальности — сценарий для глупого ситкома. Только Скара был бы единственным, кто не угарнул бы над ней, потому что сам в центре нелепости, однако будь он сторонним наблюдателем, то долго бил бы землю кулаком от ржача, называя всех придурками и тормозами. Скарамучча вздыхает, потирая лицо ладонями. — Я правда был таким мудилой раньше? — Да ты был просто конченным, — вмешивается Итэр, опираясь о стену. — Ну, так говорят, меня тогда еще не было, — когда Чайльд смотрит на него сощурив глаза, он добавляет. — Время вышло. — Зачем он здесь? — не выдерживает Скара и спрашивает лично рыжего. — Проведать тебя пришел, колючка, — бурчит Итэр. — Мог и прямо спросить. — Он же теперь наш, — ошарашивает Чайльд, хотя выговаривает это как что-то естественное. — С какого перепугу? — Так мы же с ним на драке были? Были. Бухнули? Бухнули, — руки рыжего расходятся в разные стороны. — Значит, браток теперь. Скара корчит гримасу, надеясь, что длинный просто пошутить пытается. — Ну, не чтобы прям бро, — с сомнением тянет Итэр. — Но я пришел проведать колючку, все просто, — он видит, как лицо Скары вообще меняется до неузнаваемости. — Не знаю, что у вас там с Казухой стряслось, я предположил, что он тебя хорошенько избил, поэтому университет от тебя отдыхает. — Избил? — охает Чайльд. — Не без меня, пожалуйста. — Он просто ходит все эти дни странно-довольный, — блондин чешет подбородок. — Будто выполнил миссию какую-то, а иногда улыбается резко в пустоту, сам себе, что даже жутко, — Итэр разглядывает опустившийся профиль Скара, на его болтающуюся челку. — Сначала думал, что Казуха грустит, но это бы я быстро раскусил. — Круто, — выдает Скара, зачесывая челку назад. — Ты цел, а Казуха доволен, — продолжает Итэр. — Значит, все зашибись. Иначе бы я… — Что? Что ты сделал бы? — допрашивает Чайльд, вскакивая с кровати. — Опа, кушать пошли, я там заварил вам, — просто улыбается блондин, шагая в сторону кухни, и не нуждается ни в каких ответах. Скара закатывает глаза, плетется за прыгающим Чайльдом по запаху еды, и думает, что написать ему было не самой паршивой затеей.***
— Он реально заплакал в конце… Доносится до Скарамуччи конкретно раздражающий, даже какой-то наигранно громкий голос, что разносится чуть ли не на весь этаж, а надрывалась это все девушка, непривычно придав лицу задумчивость. Он недовольно глядит на свое запястье, где стрелки новеньких часов мирно дрыгаются, и его губы искривляются мрачно. — Ах, даже меня, Фишль, достигла глубина его тревог и надежд, — еще громче начинает вещать девушка. — А игра! Этот смертный точно впустил через путы своих чувств сие произведение в виде стихотворения. Конечно! Влаги из очей было не избежать, а- — Мы поняли, неземная ты наша, — не выдерживает Скар, когда она проходит рядом с ним. — Не так громко, блять. Многие даже согласились бы с ним, однако тон парня просил скорее кирпича в его рыло, чем хоть какой-то солидарности. Некоторые студенты кидают на него осуждающий взгляд, в то время, как он явно срать хотел на их терпеливое существование. — Шизанутая дрянь. Скара не замечает и резкую остановку той самой Фишль, которая крепко хватает свою дрогнувшую подругу. Синь Янь смотрит на него, ее лицо зло искривляется в отвращении, она уже норовит пойти в его сторону, но девушка рядом опять настойчиво тянет к себе, спокойно качая головой. Они понимают, что только им посчастливилось услышать эти слова — брюнет сказал это так, не напрягаясь, между прочим. Сегодня на повестке дня стояла тема, в которую Скара никак не мог вникнуть из-за того, что у него нет времени посещать культурные мероприятия своего университета, а если бы и было, то тратил бы его на более благие для себя дела. — Этот парень будто от сердца отрывал слова, жесть… — снова откуда-то полные восхищения голоса. — Жаль, я не пошел на этот конкурс, сейчас словно пропустил второе пришествие Иисуса. — Да что за парень? Что натворил-то? — Выиграл сегодняшний конкурс чтецов, пол зала залегло в слезах, видел бы этот треш. — Звать как его? — Его-то? Так… бля, щас… Его имя… Воодушевленные разговоры в некоторых частях коридора затихают, когда в глаза попадается рыжая макушка. — Старичок! — раскатистое раздается в легкой тишине, привлекая больше недовольного и настороженного внимания. Скарамучча, услыхав знакомый голос, находит его резким движением головы и стремительно надвигается в его сторону. С каждым шагом к Чайльду он ускоряется, брови опасно встречаются на переносице, когда руки с разбегу сгребают мягкую ткань рубашки. Только голубые глаза все так же смотрят с искрой, а Скара от этого распахивает свои, вовсю глядя в лицо напротив. — Что за хуйня? — выпаливает Скарамучча, затаскивая друга за угол, в более тихое место. Рыжий хлопает ресницами, стукаясь затылком о стену, — Отвечай. — Ну… — мямлит Чайльд. — Всякое бывает? — Не бывает, — Скара сильнее тянет за одежду вниз, к себе. — Не бывает таких безмозглых дегенератов, как ты, — почти плюет в лицо, опуская одну руку к чужому запястью и с силой сжимая. — Айа! Больно же! — Какого лешего ты полез в драку с девушкой такого человека? — Скара продолжает надавливать на больную конечность. — Ты, блять, сломал ей нос! — А она мне руку! Первая! Почему-то этот Тарталья не пытается как-то вырваться, убежать от боли, а лишь корчит рожи, и морщит нос. В который раз за пару дней Скара думает, что кадр ему попался весьма ебнутый. Он с неверием отступает, понимая, что сопротивления не будет. — Навалил мне больше проблем, дурак ты отпетый, — брюнет трет лоб, осматривает высокого с ног до головы, и вздыхает. — А втирал про себя столько хвалы, аж тошно вспоминать. — Нет-нет-нет, дай еще шанс, — вдруг дергается к нему Чайльд, слишком резко для травмированного. — Я смогу доказать свою полезность, только… в другой раз? Ну, эту же проблему порешу, зуб даю. Скарамучча брезгает, представляя его никчемный зуб у себя в руке, окидывает его скептичным взглядом. Он набрел лично на этого парня недавно, хотя слухи уловил еще в первые дни в университете, и в первый раз такое у него было, что реальность совпала с перешептываниями. Больше всего в этом парне его настораживает не акцент или неизвестные мотивы, а блеск в пугающе-светлых глазах, которые появляются только в такие моменты.