3.1
…А ещё в этом городе…стояла гигантская колокольня, выкрашенная в алый. Колокол, висящий на самой её вершине, с монотонным приглушенным звуком качался из стороны в сторону, постепенно замедляясь. Весь город выглядел так, словно из него выпили краски: покрытые трещинами дома из белого кирпича, серая черепица на их крышах, пожухлая блекло-жёлтая трава в садах — всё это навевало мысли, что это место не просто заброшенно… мертво. Словно даже у зданий не осталось сил оставаться в этом месте. И только одна колокольня была сыта и довольна, упиваясь страданиями остальных. Краска на её стенах выглядела так, словно её нанесли туда не далее как пару часов назад, колокол сиял, и ни одна ступенька ведущей к нему лестницы не скрипела. А когда колоколу наступал срок бить, из его медных легких вырывался звук отчетливый и громкий, проникновенный и удивительно музыкальный, до того необычный по силе и тембру, что полуразрушенные дома и обваливающаяся черепица начинали вторить ему. Воздух наполнялся бряцаньем, скрежетом и завыванием, постепенно складывающимися в слова: Заметь меня… Приди ко мне… Открой мне дверь… Гипнотизирующий, завораживающий ансамбль, не подчиниться которому казалось страшной глупостью. Кассандра сделала шаг по направлению к колокольне и… … В ужасе открыла глаза, звон приснившегося ей колокола всё ещё звучал в голове, но был уже не так спокоен и размерен, словно был недоволен её быстрым уходом: Открой мне дверь… Приди ко мне… Освободи… В приступе паники Кассандра попыталась подняться на ноги, но сделать это оказалось непросто — долгое время пролежавшее в снегу тело не желало слушаться. От невозможности сдвинуться с места стало только страшнее, и девушке начало казаться, что алая колокольня всё ещё возвышается над ней, словно толстый сытый кот над уже неспособной убежать от него мышью. Кассандра завозилась, принялась дёргать конечностями, и постепенно подвижность начала возвращаться. К счастью, девушка пролежала в снегу не настолько долго, чтобы получить сильное обморожение, и уже через несколько минут непрерывных попыток вернуть подвижность Кассандра смогла сесть и оглядеться. Она лежала у самой кромки леса, переходящего здесь в пустое пространство, по которому вилась широкая испещрённая следами лошадиных копыт дорога. Кассандра рискнула предположить, что это и был ведущий к городу тракт. Но как ей, бежавшей через лес, удалось на него выбраться? Она обернулась и замерла. Между деревьев на неравном расстоянии друг от друга петляли горящие алым следы. Девушке стало не по себе, снова вспомнилась колокольня, выкрашенная в такой же цвет, и ещё что-то, виденное недавно, но сейчас никак не хотевшее вспоминаться. Кто мог их оставить? Кроме неё здесь никого не было. Она посмотрела на подошвы сапог: они были абсолютно чистыми, ни следа алой краски. Точно. Такого же цвета были и татуировки девушки, голыми руками убившей волка. Кассандра тряхнула головой — сейчас их встреча казалась бредом воспалённого воображения. Ну как человек может одним ударом свалить дикого зверя, вооружённого зубами и когтями? Быть может, Кассандра упала с лошади и настолько сильно ударилась головой, что всё остальное ей просто привиделось? Девушка закрыла глаза и медленно досчитала до десяти, затем снова посмотрела на утопающий в снегу лес — следы никуда не исчезли, они всё так же алели на белой глади. Кассандра подавила в себе панику и принялась растирать всё ещё не полностью послушные ноги главным образом для того, чтобы занять чем-нибудь подрагивающие пальцы. «Если следы реальны, значит, реальна и девушка, — думала она. — Она играла с волком, словно с щенком, а потом, когда он уже не мог её развлекать, без особых сожалений добила». А затем девушка заметила Кассандру, и глаза её загорелись так, словно она выбрала новую жертву. Должно быть, сначала она пыталась её преследовать, а потом её что-то отвлекло, и она решила найти Кассандру потом, по следам ею оставленным. По спине Кассандры пробежал холодок, отвратительный хруст ломающихся от удара босой ноги костей всплыл в памяти. То же самое будет и с ней, если эта поехавшая её догонит. Надо было убираться отсюда. И как можно скорее. — Эй, девка! — Кассандра вздрогнула и подняла голову, попыталась вскочить на ноги, но те подвели, и она рухнула на колени. На дороге, около повозки, запряжённой гнедой кобылой, стоял закутанный в меховое пальто немолодой мужчина и хмуро смотрел на неё. То, что Кассандра не услышала ни приближающейся повозки, ни того, как она остановилась всего в нескольких метрах от неё, снова заставило её усомниться в трезвости своего рассудка. Но мужчина неожиданно показался ей знакомым. — Кристофер, — кивнула она, узнав мужчину, долгие годы являвшегося единственным связующим звеном между домом семьи Пастерли и внешним миром. Складка между его бровей стала глубже, в глазах промелькнуло узнавание. — Леди Пастерли, — кивнул он в ответ и, ничего не спрашивая, шагнул в сугроб, видимо собираясь помочь ей подняться, и тут же провалился в него по колено. Кассандра удивлённо уставилась на него: сама она уже несколько минут сидела посреди этого самого сугроба, и он даже не думал проваливаться, она даже не предполагала, что снег здесь настолько глубокий. Кристофер выдернул ногу из-под снега, с удивлением посмотрел на Кассандру, но снова не задал ни одного вопроса и тараном пошёл на сугроб, с каждым шагом зарываясь в снег всё сильнее. Когда он добрался до сидящей девушки, снег доходил ему до пояса, и тогда он заметил следы. Он долго смотрел на них, с каждой секундой становясь всё более хмурым, потом сплюнул через плечо и протянул Кассандре руку. — Ты их тоже видишь? — спросила девушка. Кристофер кивнул. — Я вас на руках до телеги донесу, — сказал он. — По-другому эта пакость от вас не отстанет. Кассандра посмотрела на протянутую ей руку и упрямо мотнула головой. Ну нет. Ещё на руках её не носили. С усилием она встала и, подволакивая за собой всё ещё не до конца оттаявшую ногу, пошла к повозке прямо по сугробу, по-прежнему в него не проваливаясь. Следом за ней потянулся алый след. Дойдя до телеги, она запрыгнула на неё и сделала несколько шагов по доскам — следов не было, что она и продемонстрировала подошедшему Кристоферу. Тот вздохнул и угрюмо пробубнил: — Теперь он точно узнает, в какую сторону вы поехали. Кассандра об этом не подумала, но постаралась своего смятения не показывать, а вместо этого спросила: — Кто он? — Демон, — сухо ответил Кристофер, забираясь на козлы. — Это его проклятье.3.2
В детстве всё кажется больше, чем есть на самом деле, Кассандра знала это не понаслышке — отец, которого она, будучи маленькой девочкой, считала самым высоким человеком в мире, теперь был выше неё лишь на полголовы, гигантский шкаф, стоящий в комнате родителей и казавшийся отдельной вселенной, где они со Стеффани могли без проблем спрятаться вдвоём, теперь не мог вместить и одну из сестёр, лоза, обвивавшая их дом, в детстве казавшаяся толстой и крепкой, рвалась, стоило только слегка потянуть. И только Дровер противоречил этому правилу, оказавшись куда больше, чем его помнила Кассандра. В её воспоминаниях это был небольшой городок, состоящий из центральной площади, посреди которой стоял вечно не работающий, грубо вытесанный из камня фонтан, и четырёх отходящих от неё улиц. Мама и папа возили их сюда по два раза в месяц, оставляя Габриэля следить за домом. Это было счастливое время, полное игр и веселья, но отчего-то сильнее всего Кассандре запомнилась их последняя поездка в город — наименее радостная из всех. Началось всё с того, что папы не было на завтраке, а мама сидела, выпрямив спину и, ястребиным взглядом оглядывая своих детей, гладила округлый живот, из которого три месяца спустя появилась Виола, и ничего не ела. Дети, чувствуя её дурное настроение, не задавали вопросов, понуро ковыряясь в своих тарелках. Габриэль, всегда евший с ними за одним столом, тоже ничего не говорил. Отец появился только когда конюх подогнал к крыльцу дома карету и сказал, что с ними в город не поедет. Габриэль, до этого что-то обсуждавший с Маргаритой, посмотрел на него удивлённо и открыл рот, чтобы что-то возразить, но мама его опередила: — Мои дети будут жить так, как хочу я, — сказала она холодным, полным неприкрытой злобы тоном. Отец посмотрел на неё хмуро и процедил: — В таком случае, они не будут жить вообще, моя дорогая. И ушёл в дом, не оглядываясь. Мама резко обернулась, держа руку на животе и просверлила Габриэля холодным взглядом. — Я знаю, ты с ним согласен, — сказала она. — Но я вам такого не позволю. Габриэль ответил на её холодный взгляд полным равнодушием, повёл плечами и, погладив по голове напуганную Стеффани, ответил: — В вашем положении лучше не отправляться в город одной, я позову горничную. Всю поездку Маргарита была чернее тучи. Даже гуляя по центральной площади Дровера, она бросала злые взгляды в сторону особняка и непрерывно гладила живот, словно тот был лампой джина, способной исполнить её желания. С той поездки атмосфера в доме начала сгущаться, с каждым днём становясь всё сумрачнее — папа больше не пропускал завтраки, но, если кто-то из детей не начинал разговор, за столом висело угрюмое молчание. Даже когда родилась Виола, родители не помирились, играя с дочерью по отдельности, а не вместе. Габриэль тоже ходил хмурый, то и дело бросал на супругов Пастерли растерянные взгляды, словно не знал, на чью сторону встать в этом конфликте. Именно тогда папа начал сутками пропадать в комнате за железной дверью, войти куда мог только Габриэль, а Маргарита осталась одна в их комнате, куда зачем-то приказала перенести колыбельку Виолы, словно боялась выпустить дочь из-под присмотра. Поэтому, когда Кассандра узнала, что мама снова беременна, даже почувствовала облегчение. Ей отчего-то показалось, что теперь родители точно помирятся, и всё будет как раньше. Так не случилось, наоборот, Маргарита с каждым днём становилась всё более мрачной. Её красивое лицо осунулось, она начала горбиться, что никогда не было ей свойственно, но самым странным было то, что растущего живота она предпочитала не замечать, словно его и вовсе не было. Маргарита начала много времени проводить в компании Габриэля, хотя Кассандра бы не сказала, что отношения между ними улучшились. Большую часть времени эти двое сидели в малой гостиной в креслах друг напротив друга и молчали, занимаясь каждый своим делом — мать вязала, а Габриэль читал какие-то бумажки. Однажды Кассандре взбрело в голову понаблюдать за ними подольше, и она несколько часов просидела под дверью гостиной, подглядывая в замочную скважину. Долгое время ничего не происходило, но потом мамины губы зашевелились, и она что-то сказала, но настолько тихо, что Кассандра не расслышала. — Вот уж не думал, что ты будешь против, Марго, — неожиданно едко заметил в ответ Габриэль. Мама резко встала и, в два шага преодолев расстояние до секретаря, влепила ему звонкую пощёчину. Кассандра испугалась, что Габриэль ответит маме тем же, но секретарь не сдвинулся с места, он накрыл покрасневшую щёку ладонью и, не меняясь в голосе, сказал: — Как сказала бы наша общая знакомая: лицемерие, как оно есть. Плечи матери затряслись, и она выскочила из помещения, не заметив Кассандру, и до следующего дня не выходила из комнаты. После этого случая Кассандра не раз и не два видела Габриэля и Маргариту сидящими вместе в малой гостиной, но больше они ни разу не ссорились и тем более не дрались. Через два месяца мама родила ребёнка, мальчика с ярко-зелёными глазами, а через три дня умерла от болезни. Ребёнок, которому не успели дать имя, последовал за ней через пару часов. Их похоронили вместе в склепе на заднем дворе. Кассандра ни разу не была там со дня похорон и старалась не вспоминать о матери. О неназванном малыше, казалось, предпочла забыть и вся остальная семья. — Вам лучше спрятаться, — сказал Кристофер, когда на горизонте показался Дровер, обросший высокой кирпичной стеной и как минимум несколькими десятками новых домов. Он остановил лошадь и впервые за всю поездку обернулся. — Зачем? — спросила Кассандра, оглядывая забитую ящиками и бочками повозку, спрятаться в которой можно было только забравшись под накрывающую бочки ткань, скрючившись между ними. — В город без документов не пускают. У вас их с собой нет? Кассандра не имела ни малейшего понятия, о каких именно документах говорит мужчина, и только угрюмо мотнула головой, разглядывая заляпанные чем-то чёрным и пахучим бочки, содержимое которых расплескалось на доски телеги. — Ложитесь, — с нажимом посоветовал Кристофер. — Как через город проедем, сможете встать. Кассандра нахмурилась. — Через город? — Верну вас к отцу, — как само собой разумеющееся сказал Кристофер, пожав плечами. «Не надо мне к нему» — едва не сказала Кассандра, но, решив, что это будет не убедительным аргументом, сказала: — Сейчас мне лучше не возвращаться, она скорее всего всё ещё там, — Кассандра не стала пояснять, кто именно «она», но судя по тому, как нахмурился Кристофер, он и так всё понял. По спине девушки пробежали мурашки, до этого момента она не задумывалась, что девушка, найдя оборвавшийся след, и правда может вернуться к дороге и поджидать её там, зная, что другого пути до дома семьи Пастерли не существует. — Тогда обождём до завтра, — сказал мужчина. — Переночуете в местном трактире, а завтра отведу вас домой. Знаю я одну тропку, ведущую через лес. Кассандра неопределённо мотнула головой. Теперь возвращаться домой ей не хотелось ещё сильнее, но спорить пока что она не собиралась. Не потащит же Кристофер её домой насильно. В последний раз взглянув на заляпанные доски, девушка скрылась под тканью. Лошадь недовольно зафыркала, и повозка тронулась, через несколько минут Кристофер снова заговорил, но тише чем раньше: — Ещё кое-что, мисс Пастерли. Ваш отец очень хорошо платит мне за молчание о том, на кого я работаю. Кассандра хотела спросить, что он имеет в виду, но её оборвал зычный голос, раздавшийся спереди: — Смолу везёшь? — Кассандра замерла, сквозь ткань просачивался солнечный свет, но в глазах потемнело, и она увидела два огня, стоящих на расстоянии метра друг от друга — одно жёлтое, горящее уверенно, другое зелёное и чуть подрагивающее. — Как заказывали, — коротко ответил Кристофер. — Проверять будете? — Не… — лениво протянул голос, и зелёное пламя задрожало, становясь ещё менее насыщенным, почти белым. — Надо бы, — снова заговорил тот, кто спрашивал про смолу, и Кассандра завозилась, стараясь забраться за бочки — если охранники просто окинут содержимое быстрым взглядом, то её не заметят, но, если сдёрнут ткань и посмотрят на груз сверху — она будет как на ладони. — Да ну его… — зелёный окончательно перешёл в белый, скрипнули ворота, и Кассандра, невольно поразившись тому, как давно она не слышала этого противного звука, облегчённо выдохнула. Скрип колёс по снегу сменился ритмичным стуком по камням, которыми были выложены улицы города, и через некоторое время повозка снова остановилась. — Можете вылезать, только аккуратнее. Кассандра не знала как это «аккуратно» можно вылезти из телеги, лёжа на животе между бочками, да ещё ногами вперёд, так что вылезла, как получилось. Кристофер не сказал ей по этому поводу ни слова, он взял в руки стоящие у самого края телеги три ящика и направился ко входу в заведение, у которого остановилась телега. Кассандра последовала за ним. Дом был трёхэтажным, сложенным из красного кирпича, с тремя широкими окнами, через которые можно было видеть всё, что происходит внутри. Скорее всего это и был трактир. Обеденное время уже прошло, поэтому зал был практически пуст, только за прилавком стояла дородная краснощёкая женщина неопределимого возраста, а по другую сторону от прилавка сидели две женщины за сорок, оживлённо что-то обсуждая с хозяйкой заведения. — О! Явился — не запылился! — отвлекаясь от разговора, пробасила хозяйка, подпирая расползающиеся бока руками. — Думала уж не ждать тебя! Голос и поза её были суровы, но в глазах блестело веселье, которое, однако, испарилось, как только она заметила Кассандру, вошедшую вслед за Кристофером. — Это ещё что такое? Опять девку приволок?! Мне ещё одна не нужна, бордель через дорогу, к ним её и пристраивай! Кассандра едва не закашлялась от такого приветствия. Кристофер пожал плечами. — Лошадь волки задрали, — сказал он. — Нашёл её у дороги… Женщина фыркнула, не дослушав. — А мне что за беда? У меня не благотворительная контора, чтобы… — … завтра к родителям отвезу. У вас ночь переждёт. Хозяйка окинула Кассандру ещё одним взглядом, на этот раз более внимательным, и, кажется, заметила, что одежда на девушке пусть и грязная, но хорошего качества и явно не с чужого плеча. — Деньги вперёд, — уже менее враждебно сказала она. — Знаем мы таких родителей, сами детей в лесу кинут, а нам потом корми их, дармоедов. — Зря вы так, Берилла, может и правда девушка потерялась, а вы наседаете, — сказала девушка, появившаяся из двери, расположенной за спиной хозяйки. Она улыбнулась Кассандре ободряющей улыбкой, от которой Кассандру тряхнуло сильнее, чем от всего того, что высказала тётка. Было в этой улыбке что-то такое, от чего хотелось держаться как можно дальше. Зал трактира в глазах Кассандры потемнел, и впереди вспыхнули два пятна — одно зелёное, а второе — кислотно красное. Кассандре показалось, что перед ней снова стоит девушка из леса, но это чувство быстро прошло — огонь той горел ярко-красным, опасным своим жаром и силой для всех рядом находящихся людей, этот же красный обещал смерть более изощрённую, долгую и мучительную. Кассандра тряхнула головой и увидела, как Кристофер достаёт из кармана кошель. Она выступила вперёд. — Деньги у меня есть, — сказала она. — Сколько нужно? — За ночь — тридцать серебряных, сорок, если с едой, — сказала женщина, поглядывая на неё куда более дружелюбно. — А за пятьдесят мы тебе ещё и ванну нальём, — подтвердила девушка. Серебра у Кассандры не было, отец давал детям только золотые монеты, на которые они могли заказать у Кристофера всё, что им было нужно, помимо и так им привозимого. Так что она достала одну золотую монету и положила на прилавок. — С ванной и едой. Хозяйка взяла монету, попробовала её на зуб и довольно крякнула. — Райка, неси девке обед, — сказала она девушке, и та с кивком скрылась за дверью. Женщина обратила внимание на Кристофера. —Ладно, не очередную приживалку привёз — хвалю! Сам чего встал? Ставь ящики и садись. Тебе браги налить? Свежая. — У меня дела, — ответил Кристофер, кивая в сторону телеги. — А…Смолу везёшь, — кивнула хозяйка, поджав губы, и перестала обращать на мужчину всякое внимание, обратив его на Кассандру. — А ты чего встала, садись давай. Хорошо, что ты не оборванка, а то вон — притащил мне одну — девка умная, да злая, как собака. Я ей в глаза смотреть боюсь. Она кивнула в сторону кухни, очевидно имея в виду скрывшуюся там Райю. При этом то, что та сквозь распахнутую дверь очевидно слышала, что о ней говорят, Бериллу нисколько не беспокоило. Сидящие на стульях женщины, до этого молчавшие, синхронно хрюкнули. — Ты тоже, знаешь ли, не подарок, — сказала одна, закутанная в потрёпанного вида шаль. — Не нравится мне этот Кристофер, — поморщилась другая, самая худая из всех. Она принадлежала к той категории женщин, из которых возраст выпивает все соки, делая их похожими на пересушенный изюм. — И мне тоже, — поддакнула та, что в шали. — Забери его Алый король. Женщина сплюнула под ноги. — Надо про него Кастерсу рассказать. — Рассказывала уже, а что толку-то? — Просто отмахивается или причину нашёл? — деловито поинтересовалась худая. — Говорит, раз он не здешний, то и Королю до его грехов дела нет, — ответила снова вернувшаяся в зал девушка, неся на подносе мясное рагу, два пирога с неизвестной начинкой и огромную кружку чая, и поставила всё перед вслушивающейся в разговор Кассандрой. — Приятного аппетита, девушка. Хозяйка шикнула на девку и гаркнула на товарок. — Молчите, дуры. Хороший мужик, чего жизнь ему портить? — Хороший? Да глаза разуй, подруга. Берёт халтурку раз в две недели, а новый дом построил, и на какие гроши, спрашивается? Наверняка Императрице доносы пишет. — Да нужны ей его доносы, — отмахнулась Берилла. — Ерунду то не мели. Зависть к деньгам — первый шаг к бедности, как говорил мой покойный папаша. Лица её собеседниц стали кислыми, но возражать женщины не взялись, переместив интерес на Кассандру. — А ты откуда будешь? — спросила та, что в шали. — Издалека, — утыкаясь в тарелку, буркнула Кассандра, раздумывая над тем, почему эти женщины не знают, что Кристофер возит продукты их семье и получает за это от отца хорошие деньги. «Ваш отец хорошо платит мне за молчание» — так он сказал? Это что, выходит, никто в городе и не знает, что они живут в лесу? Почему? — Не мешайте человеку есть! — гаркнула на женщин Берилла так, что Кассандра подпрыгнула на месте и отвлеклась от размышлений. Кажется, женщины задали ей ещё какой-то вопрос, но она его прослушала. На этом обсуждения стихли, и обед Кассандра доедала в тишине. Рагу было вкусным — мяса в нём было значительно больше картошки, пироги свежие, чай сладкий и горячий. Женщины, просидев ещё пару минут, засобирались и ушли, видно поняв, что хозяйка трактира не в лучшем расположении духа для разговора. «Курицы!» — пробормотала им вслед Берилла. — А ты-то в кого веришь? — когда Кассандра доела, спросила она, поглядывая на руки девушки. —В Баффало или Кельгира? Про Короля не спрашиваю, ты ж не здешняя. — Ни в кого, — это была правда, ни отец, ни мать не придерживались никакой веры. Разве что Габриэль иногда поминал старых богов, давно покинувших этот мир. Хозяйка задумчиво кивнула. — Это даже хорошо, — сказала она. — Я Райку ванну греть отправила, как будет готова, позовёт. Твоя комната на втором этаже, вторая слева, не заблудишься. Несколько секунд Берилла молчала, что-то обдумывая, а потом добавила: — И на улицу лучше не ходи, что-то у меня с утра нос чешется, не к добру это.3.3
Выделенная Кассандре комната была небольшой, но светлой и уютной: весь пол покрывал пушистый ковёр с толстым ворсом, большая деревянная кровать была аккуратно застелена, у стены стоял пузатый комод. Девушка стянула сапоги вместе с носками и, бросив их у двери, подошла к кровати. Сев, она начала вспоминать, что с ней произошло за этот долгий день, который едва начал подбираться к своей середине. Случилось так много всего, но больше её беспокоило то, что будет завтра. Что ей скажет отец, когда она вернётся? Скорее всего ничего, он даже не выйдет по такому случаю из лаборатории, он и сейчас, должно быть, её не ищет. Одним ребёнком больше — одним меньше. Кассандра легла на спину и вздохнула. Мысленно она подсчитала, сколько у неё монет, разделила на два, и получилось, что на имеющиеся средства жить здесь она может два месяца, и ещё останется на карманные расходы. Найти её отцу не составит никакого труда, но тогда ему придётся выйти из лаборатории и даже за ворота. Несколько минут Кассандра лежала, обдумывая этот вариант, и он ей очень даже нравился, но потом она мотнула головой и поняла, что скорее уж отец пришлёт Габриэля или ещё кого-нибудь из слуг, если секретарь не захочет покидать дом. Но перспектива вернуться домой так рано и увидеть в глазах семьи злорадство, что ей некуда податься, сильно царапала по самолюбию. Но что тогда делать? У неё здесь, за воротами, ни друзей, ни знакомых. А бежать в другой город было страшно. Кассандра разглядывала потолок, раздумывая и не находя решения. Наконец, ей стало жарко лежать в вязанном свитере, и она стянула его через голову, оставшись в майке. Она хотела было лечь обратно, но взгляд её зацепился за красные разводы на руке. «Кровь?» Она села и пригляделась. Нет. Это была не кровь. По её руке от локтя и до середины плеча поднимался замысловатый узор из линий ярко-алого цвета, того самого, которым горели следы на снегу и кожа девушки, дерущейся с волком. Кассандра ошалело заморгала, разглядывая неизвестно откуда появившийся рисунок и, подавив просящийся наружу вскрик, принялась тереть его ладонью правой руки, в надежде смыть его, как краску, но тот упрямо оставался на месте, только кожа под ним покраснела. Девушка вскочила на ноги и принялась ходить по комнате, в панике соображая, что же ей делать, поглядывая на рисунок, словно он был змеёй, способной броситься на неё и укусить. В ушах стоял белый шум, а в голове не было ни одной связной мысли, поэтому о стоящем за дверью госте ей сообщила снова пришедшая темнота. Когда красное пятно возникло за дверью, Кассандра, как раз проходящая мимо, отскочила назад, ожидая, что полуголая девчонка выломает дверь лёгким пинком, но раздался только стук. — Девушка, я принесла вам одежду, ванна готова. Кассандру передёрнуло, и она в панике крикнула: — Сейчас! Опрометью бросилась к кровати и, схватив свитер, натянула его за секунду до того, как открылась дверь, и в комнату вошла Райя со стопкой сложенных полотенец. Она быстрым взглядом окинула комнату — неряшливо брошенные сапоги, упавшее с крючка пальто и Кассандра, надевшая свитер задом наперёд. — Вода скоро остынет, — сказала она, казалось, думая совершенно о другом, и положила полотенца на кровать. Кассандра только и могла, что кивнуть. Когда дверь за девушкой закрылась, она села на кровать и, закрыв глаза, досчитала до десяти. Когда это не помогло, она тихо, но твёрдо сказала: — Хватит истерить. Совсем как Стеф стала. Не глядя на руку, она переодела свитер на правильную сторону и отправилась мыться.3.4
— Девка! Девка! — хриплый крик старухи разнёсся по всему дому, заставив Мор оторваться от мойки полов и направиться к лестнице. С тех пор, как болезнь приковала старую каргу к постели, та перестала называть Мор по имени, что не могло не вызывать усмешку[1]. По лестнице она поднималась неспешно, старательно обступая все скрипучие доски, и, беззвучно возникнув в дверном проёме комнаты старухи, заставила ту на секунду замереть с вытаращенными от страха глазами и открытым для очередного крика ртом. Мор подавила усмешку и выжидательно уставилась на Герунду, та несколько раз открыла и закрыла рот, а потом гаркнула: — Ну?! Чего встала, дармоедка? Немедленно раздвинь шторы! И где, грызи тебя синяя шлюха, моя газета? Мор подошла к кровати, протянула прихваченные с собой листы бумаги, которые жители Дровера гордо именовали «Городской газетой», и направилась к окну, аккуратно обходя стеклянные бутылки из-под дешёвого вина, которыми был уставлен пол в комнате — старуха запрещала ей их убирать и тем более выбрасывать, утверждая, что, если в её комнату проберётся вор, он о них споткнётся и разбудит Герунду. Мор не знала такого идиота, которому что-то могло понадобиться в их полуразваливающемся доме и тем более в комнате Герунды, где даже воздух был проспиртован настолько, что опьянеть можно было от одного вдоха. И даже если бы такой идиот нашёлся, придушить немощную старуху ему бы всё равно не составило никакого труда, а Мор, имеющая привычку просыпаться от каждого скрипа, и не подумала бы спасать Герунду без её прямого приказа. Мор раздвинула шторы, и в комнату проник свет клонящегося к закату солнца. Отразившись в сотне бутылок, он бликами осел на стенах, шкафах и антресолях, попав и на лицо старухи. — Немедленно закрой! — взвыла она, и Мор вернула шторы на место, не капли не удивившись. — Иди сюда, — процедила Герунда, Мор подошла и некоторое время смотрела, как старая кляча пытается читать, трясущимися от постоянного пьянства руками сжимая мнущуюся газету. Бесполезное дело — Герунда практически ничего не видела и при дневном свете, а в полумраке, царившем в комнате, она была слепа, как крот. — Садись и читай! Она зло скомкала листы и кинула их в Мор. Та села на стоящий у кровати стул и прочла первый заголовок: — Скоро жатва, — голос её звучал скучающе, этот заголовок появлялся в газете уже третий день подряд и будет оставаться там ещё как минимум неделю, а потом сменится на «Прошла жатва». — Двое из трёх уже выбраны. Глава семьи Кастерс… Она специально сделала паузу, зная, что сейчас её прервут, и старуха не подвела её ожиданий: — Кастерсы… Жалкие фанатики, — презрительно прошипела она. — Пародия на нас, Дюволков, истинных Архиепископов, а мнут из себя!.. А эти болваны и слушают. Мор сложила газету, зная, что сегодня она больше к ней не притронется, старуха же пустилась в пропитанные презрением разглагольствования. — Как только эта синяя сука, трахающая собственного братца, пришла к власти, они сразу собрали манатки и свалили сюда, даже печать, — она презрительно сплюнула, — приняли. Она демонстративно ткнула костлявым пальцем в скукоженную от старости, но чистую кожу на запястье, куда после восхождения на престол Императрицы ставилось клеймо демон-поклонников. За людьми с клеймом велся куда более тщательный надзор, чем за остальными гражданами. — Они всегда были плешивыми! Я родного сына для Баффало не пожалела, а эта Кларисса и шавку свою убить бы не смогла ради Кельгира. Баффало и Кельгир были двумя из трёх древнейших демонов, обитающих на территории Империи. Оба они имели самые масштабные культы и оба же полегли от меча Императрицы Вергилии, объявившей поклонение демонам вне закона. Мор считала это лицемерным, поскольку и Вергилия, и её брат были полукровками, детьми Рагалиса, демона, правившего империей с тех самых пор, как ушли боги. И, разумеется, культы враждовали между собой, стремясь изничтожить друг друга, но после смерти хозяев вражда угасла, все демоно-поклонники оказались в одной лодке — созданная Императрицей инквизиция гнала их к окраинам Империи, казнила самых рьяных защитников теперь запретной веры, а их детей и внуков клеймила такими омерзительными Герунде печатями. Историю про то, как Герунда собственными руками зарезала привязанного к алтарю пятилетнего сына, она слышала не раз и не два. Старуха часто с упоением рассказывала об этом в пьяном бреду и всякий раз плакала после завершения рассказа. Внезапно болтовня старухи прервалась, она уставилась на Мор пустыми глазами и начала открывать и закрывать рот, мерзко причмокивая и облизывая пересохшие губы. Когда она посмотрела на Мор, в её глазах горел жадный блеск напополам с вожделением. Сколько раз Мор видела этот взгляд, всё ещё не могла к нему привыкнуть. Герунда, не способная говорить, схватила с прикроватной тумбы ручку и, накарябав на лежащем там же блокноте пару слов, протянула дрожащей рукой. Мор взяла огрызок и засунула в карман. — Ступай к Гробсу! Ну! Быстрее! — прогавкала старуха. Мор быстро вышла из комнаты, на этот раз не скрываясь, спустилась по лестнице и вышла на улицу. Их дом, купленный на те немногие деньги, которые Герунда смогла прихватить с собой, когда бежала от инквизиции, стоял практически в центре города, с обеих сторон подпираемый новыми кирпичными домами, и многим жителям был словно бельмо на глазу. Жители бы с радостью снесли его, если бы в нём не жила Герунда Дюволк, бывший Архиепископ Баффало, родня которой до последнего боролась с режимом Императрицы, защищая своего господина, но всё же была повержена. Герунде, единственной выжившей, пришлось бежать сюда, в Дровер, всеми забытый и заброшенный городишко, обменяв роскошный особняк на ветхую лачугу, а десятки слуг, преданно ловящих каждое её слово, на ждущую её смерти Мор. Впрочем, захолустным городком Дровер оставался недолго. Всё началось с того, что пять лет назад здесь начали пропадать люди. Нечистые на руку торговцы, распутные девки, особо склочные бабы — все те, от кого в городе мечтал избавиться практически каждый. Сначала их пытались искать, даже нашли виноватых, но после их казни исчезновения продолжались, и люди, не слишком горюя по пропавшим, смирились. А потом одна из девок, загулявшихся допоздна, увидела их, Алых Посланников, как их потом назвали местные, и то, как они волокут за собой продававшую несвежее молоко и дерущую за него втридорога торговку. Девчонка, испугавшись и подняв шум на весь город, рассказала сбежавшимся людям об увиденном. Именно после этого стало понятно — в Дровере завёлся демон. Эта весть быстро распространилась по узким кругам прячущихся по отдалённым углам Империи демоно-поклонников, и те начали сползаться в город, в надежде найти в нём отобранную у них жизнь подле сверхъестественного существа. Приехавшие бывалые культисты быстро смекнули, что раз демон не показывается людям, а людей для трапезы ворует ночами, то он, во-первых, голоден, а во-вторых, боится, что люди донесут на него Императрице, и первым делом решили заверить своего нового господина, что доносить они на него не собираются. Первой жертвой стала та самая девчонка, увидевшая Алых Посланников, и именно тогда на главной площади появился первый столб для сожжения. Также культисты прикинули, что люди пропадают примерно раз в два месяца, поэтому таким и должен быть интервал между жертвоприношениями. Так продолжалось два года — город рос, людей сжигали заживо каждый месяц, люди, правда, продолжали пропадать, но уже реже, и всё такие же «неугодные». На третий год что-то изменилось, Мор знала, что именно, но, разумеется, не собиралась рассказывать горожанам — люди снова начали исчезать раз в месяц. И снова культисты поняли, в чём дело, к первому столбу на площади прибавился второй, а ещё через год — третий. Мор шла по улице и ощущала, как тварь, заботливо вскармливаемая её создателем и местными жителями, ворочается где-то под камнями мостовой, ожидая скорого обеда. Последние пять лет она росла, становясь всё сильнее, и уже была готова выбраться наружу. По предположениям Мор, ещё два-три месяца, и демон выберется с Изнанки, чтобы предстать перед своими кормильцами во всей своей ужасающей красоте. У Мор предстоящее явление вызывало омерзение — ей самой демона опасаться не стоило, за жителей она тоже не переживала: им будет полезно узнать, как их хозяева обходятся со своими даже самыми преданными слугами. Поэтому всё, что она могла чувствовать, это омерзение от того, насколько близко к ней находится эта тварь, а она не может с ней ничего сделать. Поскорее бы старуха подохла, и силы Мор вернулись к своей хозяйке, тогда бы она смогла разделаться и с демоном, и с тем уродом, живущим в лесу, которого она по глупости пощадила много лет назад. Винная лавка мастера Гробоса располагалась через дорогу, у входа, как всегда, стояла толпа в ожидании разогрева, которую не отпугнул ни ветер, ни снег. Кое-кто стоял явно не в первый раз за сегодня и прихлёбывал из бурдюка, чтобы согреться. Из переулка появилась женщина, закутанная в тёплое пальто, лицо её было скрыто шарфом и низко надвинутым капюшоном. Высунув голову из переулка, она огляделась, кажется, не понимая, что своей попыткой быть незаметной только сильнее привлекает к себе внимание, и, несмотря на все слои ткани, которыми она себя обмотала, каждый человек, находящийся сейчас на улице, понял, кто перед ними. Мор бросила на неё быстрый взгляд и ускорилась, прекрасно понимая, что ничем хорошим это не кончится. Фамилия её хозяйки, представители которой от начала времён поклонялись Баффало, в Велесе позволяла ей проходить без очереди или с чёрного входа. К нему-то она и направилась. Мор уже стучала в дверь, когда с площади раздались первые крики. Она тяжело вздохнула, жалея, что переулок заканчивается тупиком и обратно придётся возвращаться тем же маршрутом. Угораздило же. Дверь открылась, и перед ней предстала жена хозяина — Хельга Гробос, дама в годах, потерявшая стройность фигуры после родов пяти детей, но всё ещё следящая за собой. — Мор! — Хельга заулыбалась, на её пухлых щеках появились ямочки, во времена её молодости покорившие не одного кавалера. — Как я рада тебя видеть! Дейран так много о тебе спрашивал. Мор мысленно поморщилась — Дейран, третий сын Хельги, в последнее время начал проявлять к ней нездоровый интерес, Мор с лёгкостью это игнорировала, а вот Герунда не побрезгует подложить её под сынка Хельги, чтобы до конца жизни разжиться дармовым алкоголем. Не найдя, что ответить, Мор просто кивнула на это замечание и протянула Хельге записку Герунды. — Сейчас-сейчас, — женщина шагнула обратно в комнату и минуту спустя протянула Мор продолговатый пакет. Девушка приняла его. — Шлюха полукровая! — раздалось с площади, и толпа одобрительно загомонила. Хельга посмотрела в ту сторону и брезгливо поджала губы. — Бедняжка, — промолвила она. — Но ничего, скоро для неё всё закончится. Мор заставила себя кивнуть и улыбнуться, когда услышала свист и последовавший за ним грохот. Ещё не хватало, чтобы кто-то подумал, что ей не нравится происходящее. — Знаешь, — Хельга заговорила тише, — видела я этого выродка. Мор посмотрела на неё. — Глаза жёлтые, кожа белая, как у покойника, — продолжала женщина. — И белые волосы. Мор подавила в себе желание закатить глаза. Внешность, которую описала Хельга, знал каждый житель Империи — точно так же выглядели Императрица и её брат. То, что все потомки демонов выглядят так же, как они, было самым распространённым заблуждением среди культистов. Мор заставила себя открыть рот и ответить. — Интересно, где она здесь полудемона нашла, — она мысленно дала себе подзатыльник. Лучше бы молчала. — Призвала, наверное, — отозвалась Хельга. — Ну ничего, ей воздастся, а выродка Алый Король заберёт. Мор всегда считала странным, что оккультисты, боготворя демонов, ненавидели их совместных с людьми детей, и началось это ещё задолго до того, как полудемоница Вергилия свергла Рагалиса. Не менее странным ей казалось и то, что люди, прожив века рядом с демонами под их покровительством, так и не уяснили одну вещь — абсолютно все полудемоны были бесплодны, и обвинять девушку, стоящую сейчас на площади, в рождении ребёнка от полудемона, было всё равно, что обвинять лошадь в том, что она забеременела от мула. Внезапно злые крики с площади прекратились, и наступило молчание. — Полудемон? — громко спросил знакомый Мор голос. — Кто это здесь полудемон? Они с Хельгой переглянулись и наперегонки бросились к площади.3.5
После ванны, в которой она просидела, пока вода окончательно не остыла, тщательно натирая не желающий стираться узор, Кассандра снова легла на кровать, и в голову ей начали забираться несвойственные ей мысли. Например, что было бы неплохо вернуться домой и спросить папу, что это такое. Про изукрашенную алым снежную гладь Кристофер сказал, что это демоническое проклятье. Возможно, узор — это его часть? Или это болезнь, которой Кассандру заразила девушка? Или что-то совсем другое? Папа, наверное, знает и поможет, Габриэль опять же не останется в стороне. Нет, возвращаться нельзя, тем более нельзя говорить отцу про все те неприятности, которые случились с ней. Тогда он больше никогда не выпустит её из комнаты и будет абсолютно прав — ведь всего за полдня она успела натворить таких дел. Пролежав так, пока не высохли волосы, Кассандра решила прогуляться. Солнечный день к этому времени уже успел перетечь в пасмурный вечер. С неба повалили крупные хлопья снега, подул сильный ветер. Кассандра огляделась и пошла в сторону центральной площади. Там было неожиданно многолюдно — люди сновали туда-сюда, то и дело останавливаясь, чтобы бросить быстрый взгляд в центр площади. Кассандра тоже обратила туда свой взгляд и тут же неуютно поёжилась. Там, где раньше стоял фонтан, теперь была возведена деревянная сцена, на которой вертикально стояли три столба, рядом накрытые тканью бочки, привезённые Кристофером. Кассандра без труда узнала их по едкому запаху, подойдя ближе. Девушка стояла и всё никак не могла сообразить, к чему посреди города было устроено настолько уродливое творение, и зачем оно вообще нужно. Внезапно ей показалось, что узор на руке кольнуло болью, и она бессознательно накрыла его ладонью. Раздался крик. Кассандра вздрогнула и обернулась. В воздухе просвистел камень и, врезавшись в закутанную в какие-то тряпки женщину, стоящую у самой стены, упал на землю. Женщина вскрикнула и, хотя камень был сравнительно небольшим и попал в руку, повалилась на землю. Раздались смешки. Вслед за первым камнем полетели другие, сопровождаемые выкриками: — Шлюха полукровая! — Подстилка императорская! Кассандра стояла и смотрела, как от толпы отделяется мужчина и, подойдя к женщине, рывком срывает тряпку, которой она прикрывала лицо, та вскрикивает то ли от страха, то ли от боли, вызванной тем, что вместе с платком он вырвал клок волос. — Не прячь лицо, раз уж ложишься под кого ни попадя! — гаркнул он. Кассандра закрыла глаза и тут же пожалела, что сделала это. Темноты не было видно за одним сплошным оранжево-красным маревом огней, от их количества зарябило в глазах, и только впереди слабо полыхал серый, то и дело вздрагивая. Огни были повсюду, обступая со всех сторон и с каждой секундой они становились всё ярче, всё насыщеннее. Не ведая, что творит, Кассандра шарахнулась от них и тут же налетела на другие, те вспыхнули ярче, и девушка бросилась сквозь непроглядное марево туда, ближе к слабому свету, который казался островом спасения. Когда синий огонёк оказался совсем близко, она остановилась и наконец сообразила открыть глаза: красное марево сменилось на вплотную стоящих к ней людей, взирающих на неё так, будто были готовы разорвать. Женщина за её спиной сдавленно всхлипнула и, прижимая к груди раненную камнем руку, отползла к стене. Похоже, выскочившая из ниоткуда девушка с закрытыми глазами пугала её едва ли не сильнее, чем ни с того ни с сего озверевшая толпа. Лязгнуло что-то металлическое, на тротуар упала железная штука и Кассандра попятилась. Следом упала вторая и третья. — Да… Весело тут у тебя, — Кассандра резко подняла голову и застыла. На карнизе здания сидела девушка, игравшая с волком, только сейчас она выглядела совершенно по-другому — волосы были заплетены в тугую косу, переброшенную через плечо, все татуировки скрыты под тёплыми штанами и толстым вязанным свитером с высоким воротником — теперь она могла с лёгкостью затеряться в городской толпе. Она с лёгкостью спрыгнула с крыши на мостовую, приземлившись на ноги — у любого нормального человека от такого бы сломались обе ноги — и оглядела застывшую толпу, пнула ногой одну из деталей, постепенно подползающую к другой, будто живая. — Говорят, у вас тут люди пропадают, — просветила она их. — Не подскажете, куда? Самое сюрреалистичное было то, что, похоже, она и правда ждала ответа. А толпа, найдя себе нового врага, сделала решительный шаг в её сторону. — Полудемон! — Ищейка императрицы! Не смей трогать Алых Посланников! Лицо девушки вытянулось, в глазах блеснула искренняя обида. — Полудемон? — переспросила она. — Кто это здесь полудемон? Девушка встала в боевую позицию, в глазах появилось безумное веселье, количество возможных противников явно нисколько её не пугало. Кассандра попятилась, не зная, чего бояться больше: толпы, оттесняющей их к стене, или девушки, затевающей очередную смертоносную игру. Внезапно толпа замерла и шарахнулась от них, девушка тоже застыла, с озадаченностью уставившись себе под ноги, туда, где на земле плавно появлялся разрез, словно камни мостовой резало невидимое лезвие, медленно двигающееся от ног поражённой толпы к стене за спиной плачущей женщины. Разрез постепенно расширялся, из линии превращаясь в круг, в котором Кассандра, приглядевшись, увидела… тоже камни мостовой, но они были прозрачными, словно сделанными из запылённого стекла, а под ними…что-то ворочалось. Что-то склизкое и бесформенное, как слизняк, и Кассандре показалось, что это что-то на неё смотрит. Она заставила себя отвести взгляд от разреза, расползающегося под её ногами, и заметила, что девушка, пару секунд назад готовившаяся к драке, радостно подпрыгивает на месте, маша кому-то рукой. Кассандра проследила за её взглядом и увидела женщину, стоящую у входа в переулок. Вид у неё был усталый, вытянутая вперёд рука с прямой ладонью слабо тряслась, на бледном лице проступил пот. И тем не менее, она продолжала неотрывно смотреть на радостную девушку, тяжело дыша. Наконец она убрала руку и щёлкнула пальцами у себя над головой. Раздался звук рвущейся ткани, и Кассандра в ужасе почувствовала, как под её ногами пропадает опора. Она замахала руками в надежде за что-то ухватиться, но её руки зачерпнули лишь воздух, и Кассандра полетела вниз, туда, где обитало жуткое существо.