Свернув с намеченого пути, туда где живёт скверна.

Глава X Вэй Ин едва успел убрать мелкий беспорядок в своем царстве хаоса, чтобы ещё больше не умирать со стыда перед объектом своего обожания, когда этот самый объект вошел в его комнату. — Вэй Ин. — М? Что? — Вэй Ин обернулся и лучезарно, немного беспечно улыбнулся, словно в его голове не мелькал миллион различных мыслей, заставляя смотрящего на него Лань Чжаня сходить с ума от этой улыбки. То, что хотел сказать Ванцзи, тут же вылетело из его головы. Когда он смотрел на этого парня, думать не получалось совсем — мысли сами разбегались в разные стороны, словно множество маленьких букашек — Надо обработать рану, — Ванцзи подхватил изящными длинными пальцами пакет, который принес с собой, и выудил из него мазь, направляясь к парню. — Сядь, надо обработать, пока совсем не стало плохо. Вэй Ин покосился на мазь с долей скептицизма на лице, словно она могла ещё больше его покусать, а не залечить рану, но все же без лишних слов покорно сел по центру кровати, собирая ноги в позу лотоса. Иногда ему хотелось просто подчиняться, следовать приказам и утопать в чужой власти. Чтобы не решать, не думать, просто поддаться воле другого, особенно если этот человек — Лань Чжань. — Как думаешь, есть шанс того, что я сегодня засну и не увижу кошмары? Или это лишь моя очередная прихоть? — осторожно начал Вэй Ин. Терзания в его душе не утихали ни на секунду, ему безумно хотелось раствориться в тишине и спокойствии. Хотелось беззаботно смеяться, а вместо этого приходилось решать какие-то непонятные проблемы. Смешно — всего одна ночь, и ничто уже не было таким, как прежде. Фраза «ну, хуже уже быть не может» приобрела новую форму «стало хуже!», а вечный задор, шутки и беспечность Усяня пали в один миг, словно до этого и не были мощной крепостью, его личной Бастилией. Щелчок — и что после? — Вэй Ин, — Ванцзи произнёс его имя мягко, но в то же время с нажимом, обозначая интонацией всё, что мог бы сказать в ответ на его вопросы. — Что? Что «Вэй Ин»? Я серьезно. Мой привычный мир стал для меня каким-то потусторонним, — Усянь тяжко вздохнул, а его плечи опустились вниз… прямо вслед за настроением, которое с момента вечеринки летело в… куда бы оно ни летело, это точно было дном, если не этого мира, так другого. — Ничего, не могу сформулировать, — Лань Чжань тяжело выдохнул и опустился на кровать позади парня, продавливая ту своим весом. — Это нормально — переживать, когда что-то, чего ты не знал раньше, входит в твою жизнь. Для кого-то земля плоская и он отрицает существование другого мира, а ты отрицаешь существование потустороннего. Сложно смириться с тем, что разорвало твое привычное мировоззрение. Но мы справимся. Я буду рядом. Вэй Ин обернулся посмотреть на Ванцзи, чтобы увидеть его глаза — глаза, которые говорили больше, чем их хозяин, выдавая эмоции того с потрохами, глаза, которые Усянь буквально мог читать, как ему казалось. Он и так знал, что Лань Чжань не лжет, но посмотреть на него почему-то было важно. Было важно заглянуть в его глаза — возможно, чтобы в чем-то убедиться, а возможно, чтобы лишний раз посмотреть в этот расплавленный янтарь. — Спасибо. И за то, что ты рядом, тоже спасибо, но я ещё найду способ припомнить тебе лес, так что не пытайся задобрить меня своими сладкими, как мёд, речами, — Усянь фыркнул и снова отвернулся. — Ты поступил как придурок. Тоже мне, друг. Ванцзи выдохнул. Вэй Ин всегда был таким: когда его что-то сильно задевало, он не мстил, не злился долго, но хорошо укладывал в архив своей памяти совершенные кем-то ошибки, чтобы при удобном случае припомнить, где ты облажался, вернув тем самым шпильку. А тут действительно было, за что спросить. Лань Чжань крупно облажался, как друг точно. Ему самому было тошно от этих мыслей, но, с другой стороны, первое впечатление — самое яркое, и неважно, кем вы друг другу приходитесь и как давно знакомы. Негативные эмоции куда тщательнее впечатываются в подкорку сознания, чем положительные. Так уж устроены люди. Какое бы самообладание у них ни было, как бы они ни держали в узде свои эмоции — ярость, страх, тотальное несчастье — самые сильные эмоции затмевают все и руководят разумом, здравым смыслом. И Ванцзи поддался им, как глупый ребенок, словно до этого он никогда не знал Усяня, словно в том лесу был чужой человек. Но Вэй Ин им не был, а ревность — еще большая заноза в заднице, чем все вышеупомянутые негативные эмоции. Вэй Ин же, несмотря на излишнюю эмоциональность и беспечность, в моменты страха, отчаянья, боли, ярости, несчастья всегда мог найти в себе хотя бы толику здравого смысла. Кроме того, в ситуациях, когда другие бы скинули всю ответственность с себя в момент беспомощности, он не винил кого-то, а честно принимал удары судьбы, иногда даже излишне усердствуя и не давая другим помочь себе. Это тоже было не очень хорошо, но все же чуть лучше, чем обвинять весь мир в своих неудачах. Он не старался абстрагироваться от проблем, не винил в своих бедах окружающих, как тот же Цзян Чэн. Вэй Ин был просто другим, и за это его нельзя было не любить. Многим стоило бы поучиться у него этой стойкости и умению принимать свои ошибки. У Усяня в принципе можно было бы поучиться многому, таких, как он — один на миллион. Но для Ванцзи он единственный. — Согласен. Я придурок, — почти беззвучно прошептал Лань Чжань. — Разденься. — Что ты сказал? — опешил Усянь. — Я сказал «разденься». — ЧТОООО? — вскрикнул Вэй Ин и отшатнулся на друга больше от смущения, чем от неприязни. — В тебя кто-то вселился? Откуда такие запросы, Лань Чжаааань? — он лукаво улыбнулся, заглядывая парню в лицо. Ванцзи выгнул бровь, смотря на него с удивлением. Его эмоции были нечитаемы ровно до тех пор, пока до него не дошел смысл сказанного им же. Ему стоило огромных усилий сдержать лицо, лишь кончики ушей предательски покраснели от смущения, а бедная щека с обратной стороны подверглась терзанию зубами. — Мазь, — наконец выдохнул он, поднимая баночку на уровень глаз Вэй Ина, да с таким тембром, словно не он только что предложил раздеться парню в его кровати, а тот ляпнул что-то придурковатое в ответ. — Рану надо обработать так, чтобы не заляпать твою одежду. Можешь просто отодвинуть ворот, но тогда она растянется. Хотя тогда будет повод перестать носить обноски твоего брата… — «Уизли» так и повисло в воздухе недосказанным. В голове же крутились совсем иные мысли, вообще не о мази. Лань Чжаня точно не устраивало просто отодвинуть ворот, он вообще плевать хотел на эту одежду, когда у него появился шанс увидеть на Вэй Ина чуть более открытым, чуть более обнаженным, чем обычно. Все же в бассейн, на тренировки и просто на пляж они уже давно вместе не ходили, а словить Усяня обнаженным где-то ещё — это надо было постараться. Вэй Ин практически не вылезал из этих оверсайз шмоток, которые Ванцзи так хотелось периодически сжечь, купив вместо этого что-то более приличное. Останавливало его лишь чувство собственничества, ведь если тот переоденется в что-то более приличное, то и без того повышенное внимание к Вэй Ину точно возрастет в стократ. Возможно, однажды Лань Чжаню выпадет шанс раздевать его, наслаждаясь тоном и гладкостью кожи, изящными изгибами тела, когда захочется… но это лишь мечты. — Ааа, ты… Боже! — Вэй Ин нервно усмехнулся, смотря на мазь как на врага народа. — Лань Чжань! Ты так не пугай, я уже подумал всякое… — и Усянь действительно подумал, но, судя по всему, его воображение было куда развращёнее, чем у его друга, за что он мысленно себя уже отругал. — Бесстыдник. «И о чем ты только думаешь, Усянь?! Ты для него друг, он просто хочет тебе помочь! Вот уж, действительно, бесстыдник!» — подумал Вэй Ин и наконец-то отвернулся, пряча своё грустное лицо за тканью снимающейся футболки. Когда с одеждой было покончено, Ванцзи аккуратно убрал наэлектризованные волосы с плеча, чуть приглаживая их, и внимательно оглядел рану. — Выглядит не очень, да? — Мгм, отвратительно. — Не смотри, давай я сам. Там наверняка все очень мерзко, — Вэй Ин дернулся, скидывая волосы с плеч и пытаясь надеть футболку обратно. Ему определенно не хотелось выглядеть ещё хуже в глазах Лань Чжаня. — Прекрати, я уже начал. — Я сам! — уперся рогом Усянь и уже схватился за ворот футболки, когда его руки остановили. Лань Чжань перехватил чужие ладони, желая прервать его попытки одеться, и почти обреченно уткнулся носом ему в макушку, прижавшись к нему сзади. — Вэй Ин, рана выглядит плохо, надо обработать. Позволь я помогу, не отталкивай меня. Если ничего не сделать, останется шрам, а она еще и может загноиться, — он говорил медленно, с паузами и глубоко вдыхал аромат Вэй Ина. Усянь же стушевался и замер. Спину и руки обожгло жаром чужого тела, что на контрасте с прохладой от снятой футболки заставляло его вздрагивать. Тяжело было поверить, но к нему действительно прижимался праведный неприкосновенный второй нефрит Лань Чжань и, крепко сжимая его запястья, заставлял держать руки согнутыми на весу. Его дыхание на загривке казалось обжигающе-горячим. Мурашки почти мгновенно покрыли тело Вэй Ина, и ему хотелось окунуться в это тепло еще больше, раствориться в нем, эгоистично забрать всё себе. — Позволишь мне её обработать? Пожалуйста. — Да, только отпусти, — нехотя попросил Вэй Ин, и то только потому, что боялся сорваться — не сейчас, он расскажет позже, обязательно расскажет. Лань Чжань немного помедлил, но отпустил его руки, позволяя себе ещё немного, буквально долю секунды, подышать Вэй Ином, а отстраняясь, почти невесомо провел по его затылку носом. — Прости. — Прости. Они извинились синхронно и оба улыбнулись, расслабляясь. Напряженная атмосфера ушла вместе с их улыбками. Ванцзи повторно перекинул пальцами волосы парня на другую сторону и легко и изящно, в своей неизменной манере, начал обрабатывать рану. Он сохранял тишину и, наслаждаясь теплом парня, ласкал взглядом открывшиеся участки тела, так и не отодвинувшись от него. — Точно, ты ведь ещё не ел, а там наверное доставку привезли, — Вэй Ин прислушался к звукам снаружи так, словно мог что-то разобрать в обход звукоизоляции стен. — Поем завтра, — Лань Чжань перевёл взгляд на настенные часы, бегло отмечая для себя время, и продолжил обрабатывать рану. — Сейчас уже поздно, пора ложиться спать. Но если ты голоден, давай поедим. — Я голоден, но мне сейчас кусок в горло не влезет. Боюсь, как бы горячий шоколад наружу не вышел, — горько усмехнулся Усянь. — Надеюсь, он переварится до того, как опять придут кошмары. Не хочется на тебя блевануть от подскочившего адреналина. — Я переживу. — Я не переживу, Лань Чжааань, ты представь этот ужас, мерзость! Еще меньше мне хочется заблевать тебя! Кстати… Чэн-чэн будет ругаться, что я его обокрал. Хотел есть — не поел, ещё и денег не дал. Надо будет утром быть с ним нежнее, а лучше — найти ему миллиардера. Звонкий смех заполнил комнату, и Вэй Ин ещё больше расслабился, прижимаясь ближе к груди Ванцзи. Тот лишь хмыкнул, но ревность все же неприятно кольнула его под ребра, отчего он чуть менее аккуратно прилепил стерильную повязку и отодвинулся, не позволяя больше себя касаться. — АЙ! Ау, за что ты так со мной? — Вэй Ин жалобно заскулил и зашипел от боли. — Больно же, блин! — Прости, я случайно, — и он не то чтобы врал — так, немного не договаривал. — Я заплачу, я же обещал ему заплатить. К тому же, там и моя порция, я тоже буду есть. А сейчас давай спать, а о том, чтобы найти твоему брату, кхм… — Ванцзи замолчал, пытаясь сформулировать мысль, — чтобы найти твоему брату богатого спутника, подумаешь завтра. Хотя я был уверен, что он по девушкам. — Хах, ну, я тоже так думал когда-то, но, видимо, это семейное, — усмехнулся Вэй Ин. — Лань Чжань, а можно… — он вдруг ловко перепрыгнул на другую тему, не давая Ванцзи задуматься над фразой про «семейное», и чуть опустил голову, обнимая себя руками и съеживаясь от неприятного чувства холода, — хотя, неважно. — Важно, говори. — Ммм, ты только не злись, хорошо? — Не буду. — Обещаешь? — Усянь уселся лицом к парню, пытаясь рассмотреть его эмоции и понять, правда это или нет. — Вэй Ин. — Можно не класть между нам преграду? Я знаю, что тебе, возможно, неприятно с парнем делить одну кровать, что это против твоих каких-то правил, но, пожалуйста, сегодня… — он тараторил так быстро, как мог, но договорить ему не дали. — Можно. Мне не неприятно. Вэй Ин поднял голову, боясь, что ослышался и переспросил еще раз: — Можно? Правда, можно? — Да, я вообще не понимаю… — Ванцзи чуть нахмурился. Теперь договорить не дали уже ему — ураган по имени Вэй Усянь резко развернулся и сгреб его в крепкие объятия, роняя на кровать и укладываясь сверху. Он радовался так, словно ему дали пожизненное разрешение не ходить в универ с автоматическими зачетами по всем предметам. — Оденься. — А? Что? — Оденься, заболеешь, — Лань Чжань проследил взглядом контур его тела, но не посмел обнять его в ответ, не посмел прикасаться еще больше, а чтобы у него не было соблазна, Усяню стоило одеться. Кажется, за сегодня он истратил годовой запас касаний к Вэй Ину. И с чего вообще тот взял, что какая-то преграда нужна? Зачем вообще спрашивать… он давал повод? Нет, конечно, Ванцзи строил вокруг себя преграды, потому что не касаться, не любить Вэй Ина было невозможно, если совсем никаких преград нет, но эти дурацкие барьеры в кровати его всегда выводили из себя. А ведь он даже не помнил, с чего все началось — просто однажды они стали спать, разделяя половинки кровати. — А, ну да, — Усянь неспешно и неуклюже встал, опираясь руками о чужой торс, мимоходом прощупывая и облапывая все, что было можно и нельзя, но все же смог оторвать себя от словно бы случайных касаний и натянул на себя футболку.— Спать? — Мгм, — Лань Чжань снова кинул взгляд на часы — время едва перевалило за девять часов. — Пора. *** Тёплое солнце согревало кисть правой руки. Что-то настойчиво в неё тыкалось, сопело и почти бесшумно передвигалось, словно пытаясь преодолеть препятствие, изучая его. Он открыл глаза и моргнул, чтобы понять происходящее. Яркое солнце слепило, пробиваясь многочисленными лучиками через кроны деревьев. Вэй Ин лежал на траве в лесу, голубое небо притягивало взгляд облаками-барашками, плывущими по лазурной глади, а в руку, как он смог заметить, проморгавшись и привыкнув к свету, тыкалась пара кроликов, забавно дергая носиками, когда они принюхивались. Он умиротворенно улыбнулся, вздохнул и вновь устремил взгляд в небо. Это спокойствие, солнце, пушистые зверьки и тишина успокаивали и означали, что кошмар не пришел. Хотелось счастливо рассмеяться и наконец-то выдохнуть. Приятный сон, пусть и не его стандартный сон с кучей наркоманской и непонятной дичи, но точно лучше кошмаров. Все прошло? Парень с трудом поднялся на локтях, словно отлепляя себя от многочисленных пут земли, и огляделся. Голова плыла, словно он находился в мареве или под успокоительными. Это был обычный лес с небольшой пустынной полянкой меж многочисленных деревьев, рядом действительно были кролики, а теплый летний ветер колыхал травинки, которые щекотали его босые ноги, словно дразнясь. На первый вид ничего примечательного: обычная полянка, обычные кролики, обычный летний лес. Где-то летали бабочки, воздух был наполнен запахом травы, цветов и свежести, которая присуща только дикому, неприрученому, не испорченному людьми лесу. Усянь улыбался и радовался такому чудесному сну ровно до тех пор, пока его взгляд не зацепился за уже знакомую табличку. Парень обреченно простонал и улегся обратно, почти падая на твердую землю и желая, чтобы она просто его забрала, без лишних кошмаров опутывая его лианами и травами в стиле «часть команды — часть корабля». Хорошее настроение и умиротворенность тут же исчезли, не помогала даже комфортная атмосфера леса, в котором он находился. В этот момент ему хотелось просто стать частью земли, холмом, на котором вскоре зацветут цветы и будут прыгать кролики. Он уже знал, что будет дальше: не пойдет в пещеру — его заберёт кошмар, пойдет в пещеру — и неизвестно, что с ним будет, не факт, что это не обернется еще большей ошибкой и еще большим кошмаром. Но что, если снова не пойти в нее… точно ли его посетит кошмар? Впрочем, этот вопрос явно был лишним — Усянь каждой частичкой тела чувствовал, что будет ещё хуже, чем в прошлый раз. — Как там Лань Чжань, пока я сплю? Он бы мне помог сделать нужный выбор. Это ведь мой сон, так почему я не могу управлять им? Почему моим шальным воображением я не могу нарисовать то, что хочу видеть? Или могу? Вэй Ин закрыл глаза, представляя лицо Лань Ванцзи в деталях, представляя, как тот его обнимает и помогает ему решить эту сложную проблему. Представляя, он свернулся в позу эмбриона, обнимая свои колени в утешительном для самого себя жесте, не желая открывать глаза и вспоминая прекраснейшего человека. Но выдохнув и наконец открыв их, Усянь счастливо улыбнулся, увидев любимое лицо, умиротворенно закрывшее глаза. — Получилось! Лань Чжааань, ты тут! Но Ванцзи не отреагировал, крепко слепив во сне веки, на его губах застыла нежная улыбка. Вэй Ин хотел было ткнуть в плечо парня, но плечо… отсутствовало…? Он чуть отодвинулся, думая, что промазал и попал по воздуху, и тут же пронзительно закричал, в панике закрыв лицо руками. Рядом с ним лежала отрубленная голова его возлюбленного, который в прямом смысле слова был «умиротворен». Лес, сотрясенный громким криком, ожил: птицы, сидевшие на ближайших деревьях, вспорхнули, улетая подальше от источника шума, а кролики спешно убежали по своим кроличьим делам, мелькая в зеленой траве своими черными, как смоль, пяточками и пушистыми хвостиками. Только увидев отрубленную голову, Вэй Ин почувствовал, что находится в месте, пропитанном чем-то таинственным и темным. Все животные и птицы были исключительно черными, а сама природа была приторно-сладкой и идеально красивой, словно ее вылепили сами небожители. Травинка к травинке, листочек к листочку, и, возможно, если пройти вглубь, то можно найти невероятно вкусные плоды растений, прекрасные водопады и живительные источники. Его затошнило. Закусив губу, Вэй Ин аккуратно провел подушечками дрожащих пальцев по родному лицу, стараясь заглушить рвотный позыв. — Лань Чжань… — еле слышно прошептал он, — это я сделал тебя таким… Слёзы предательски душили, и он захлебнулся в криках и стенаниях, выпуская боль и отчаяние, накопившиеся за пару дней. Видеть такого Ванцзи было до безумия больно, но он был тем, что Усянь представил — с нежной улыбкой и спокойным лицом. Если это его сон и он все же мог представить что-то, что могло материализоваться, то стоило до конца формулировать свои мысли. Думать о руках Лань Чжаня, что в его представлении крепко обнимали его, он себе запретил, понимая, что те, возможно, валяются где-то рядом… такие же отрубленные. Собрав волю в кулак и утерев предплечьем сопли, слюни и слезы, Усянь представил, как голова исчезает, и действительно, стоило ему вновь провести рукой по родному лицу, как голова рассыпалась под его ладонью, превращаясь в множество диковинных черных бабочек. Он встал, чуть пошатываясь, его грудь всё ещё вздымалась от пережитой истерики, а сам парень ещё тревожно и рвано выдыхал. — Значит, Темная столица, Юду, — вновь, как это было однажды, повторил Вэй Ин и направился прямиком в устрашающую пещеру, решив не откладывать это безумие ещё в более долгий ящик. Это должно закончится! Однажды должно! Пещера открыла свой огромный рот с зубами-листьями, словно угрожая сожрать любого, кто в неё войдет, и отчасти это и было так — Усянь прекрасно знал, что столица Юду является главным городом царства мертвых, через который проходят миллиарды душ для великого страшного суда. Над пещерой возвышался грозный свод острых скал, покрытый ковром изящных, созданных самими небожителями цветов. Гротескно-черные, словно искусственные выступы и пики устрашали, несмотря на все обилие флоры на них. Казалось, что сами скалы были готовы обернуться страшными темными тварями и напасть, пронзая клыками, разрывая на куски, отправляя тебя под конвоем к стражникам адских врат. При одном только взгляде на них тело пробивала дрожь от ощущений мрака и опасности, исходящих от этих каменных великанов. Вэй Ин покорно опустил глаза, скрывая свой страх за завесой неровно срезанных волос, и шагнул в неизвестность, скрываясь за лианами, терновником, плющом и ещё невесть чем. Тишина тесной пещеры после шумного и живого леса давила, словно Усянь был накрыт толщей земли с головой, хотя, наверное, так и было, учитывая всю величественность горы, вершина которой уходила ввысь, прячась за кронами деревьев, витиеватыми дорожками, острыми выступами, камнями и цветами. Он был один — ни животных, ни растений, только всепоглощающая и пугающая пустота. Полумрак пещеры не добавлял ей шарма, завеса из растений скрадывала почти весь солнечный свет, отчего пещера была не только пустой, но и холодной и темной. — И что теперь? — спросил Вэй Ин у стен. Слова тотчас поглотила тишина — даже эха здесь не было. — Куда мне вообще идти, вглубь? Тут до него дошло, что никто и ничего ему конкретного не говорил, не давал ни намека, не указывал деталей, все было интуитивно, словно его вела неведомая внутренняя сила и, прислушавшись к ней, Усянь почувствовал, что пока все правильно. Набрав полную грудь воздуха, он шагнул вглубь, ведя рукой по обсидианно-черным выступам скал. С каждым шагом вглубь темнота сгущалась, но его глаза понемногу к ней привыкали. С каждым пройденным ли Вэй Ин из идеально теплого летнего дня уходил все дальше в северные земли. Тело, согретое солнцем, понемногу остывало, и по коже начали плясать мурашки от холода, а босые ноги, ступающие до этого по мягкой гладкой траве, встречали острые камни и ледяной каменный пол, с каждым шагом становясь все более холодными, как и место, в которое Вэй Ин направлялся. У Усяня никогда не было клаустрофобии, но темная энергетика этого места, клубящийся туман, становящийся все плотнее, обнимающий щупальцами и заставляющий дышать им, своды пещеры, становящиеся все уже, добавляли ему еще одну фобию в копилку к страху перед собаками. Но, кажется, это было нечто абсолютно другое. Ему приходилось огибать груды камней и острые выступы стен, двигаясь интуитивно и ориентируясь больше на свой слух и ощущение камней под рукой, чем на свои глаза — им он сейчас доверял меньше всего. Вскоре своды пещеры чуть расступились, и Вэй Ин смог различить в серых очертаниях мертвый, заброшенный на первый взгляд город с древними китайскими постройками. Тут даже было небо с медленно падающими хлопьями пепла, похожими на снег, которые оседали на всех доступных поверхностях, разлетаясь серой невесомой пыльцой, пачкая его продрогшее тело, марая босые ступни, когда те касались поверхности земли. Вэй Ин постоянно оглядывался — ему было интересно, откуда тут небо и как далеко вглубь он ушел, потому что в какой-то момент Усянь перестал чувствовать время, словно оно замедлилось для него. Не задерживаясь подолгу на одном месте, он шел дальше, стараясь внимательно смотреть по сторонам. Отчего-то казалось, что если Вэй Ин остановится, то вновь очутится на краю скалы, наблюдая за смертью любимого человека. Он прислушивался, по-прежнему не доверяя глазам, но тишина, такая же опустошающая, как и в начале пещеры, оглушала, а жуткое чувство чужого присутствия не отпускало и нарастало с каждым шагом. Ему казалось, что из всех потаенных уголков этого спрятанного в скале мира на него смотрели голодные тени. Иногда в переулках подземного города Усянь видел сверкающие багровые глаза, наблюдавшие за ним, словно ожидая чего-то. — Это, наверное, оно, — прошептал парень. На краю небольшой площади высокими нерушимыми столпами стояли зеркальные выступы, такие странные по форме, будто сами камни были превращены в зеркала. Рядом с некоторыми столпами стояло несколько душ. Какой-то парень у зеркала жалобно всхлипнул, протягивая руку к своему отражению, и погладил его. Вэй Ин с любопытством заглянул в соседнее зеркало, но ничего не увидел, кроме… себя? Только выглядел он моложе, таким, каким он был до смерти родителей. Он отпрянул, но его взгляд зацепился за окантовку зеркала, на которой по самому стеклу было высечено: «На террасе перед зеркалом зла нет хороших людей». Тело Усяня пробрало дрожью. Он уже было хотел отвернуться, как вдруг краем глаза заметил то, чего раньше не увидел, то, что было позади него в зеркале. Это были не серые стены домов вокруг площади, которые были покрыты копотью, пеплом и старостью, а… Вэй Ин подался вперед, пристально вглядываясь в зеркало, и фон вдруг стал более отчетливым. — О… — у него перехватило дыхание. Он стоял в своей детской комнате, в комнате, которую уже давно забыл. А рядом с ним стояли его родители.