32. «Не приходи, пожалуйста», Рейн/Мона
4 января 2023 г. в 02:06
Примечания:
tw: нежить, упоминание смерти.
приятного прочтения!
При гнойной ангине бывает ложный кровавый кашель. Неудачные эротроциты, выстилавшие носоглотку и ротовую полость, заставляют от страха вытянуть зубы и прокусить руку до крови. Вывернуться, улыбнуться сардонической улыбкой и утопиться в гное столбняка.
Рейн не понимает, как он допустил такое. Когда он застывает с горячим куском крови на губах и чувствует, как в висках холодеет. Всё плывёт за ним. Рейн не знает, как он скроет это, не помешает ли ему это, не сделает ли это его хуже. Он должен быть сильным, он должен доказать, что равен выходцам фамилии Ланге, что никто ему в ошмётки не годится.
Но лишь как-то неестественно отползает к стене и не касается её. Вдруг останутся следы. От неё тянет каким-то странным холодом. В доме Ланге его в принципе нигде нет.
Рейн знает, что он не тот, кто должен быть лицом тех, в чьих жилах течёт голубая кровь. Он выглядит в кругу аристократии, как прозрачная стрекоза на белом цветке — сливается, мать его. Но таких, как он, которые лишь вписываются, можно, не заметив, раздавив. К лучшему, кстати.
Слабых и глупых там не любят. Но Рейн не знает, как можно без присмотра стащить новую партию книг из кабинете мистера Акино. Или как незаметно провести ещё одну тренировку с Генрихом. Глу-пый.
Рейн давит свои слабости и покорно смотрит в глаза главы семьи, эталона мужественности, и, кажется, сгорает в новом приступе конвульсий.
Рейн не может дышать. Бьёт костями по кому в горле, откашливается разводами и понимает, что с годами ничего не меняется. Его унизят опять.
Одна из гончих тянет огромную пасть на ноги, что покрываются судорогами. Рейн видит много жёлтых пятен, как на фотоснимке — Рейн видит хозяина дома с ружьём.
Гончие загоняют дичь, но никогда не убивают — это за них делает хозяин.
У Рейна выгибается позвоночник — руки странно трескаются лопнувшими артериями. Глаза мешают слюну гончих с снегом, белым и мерзким. Что-то не так ломается в кусках льда, когда босые ноги разрывают натяжение озера и проваливаются под гладь. Рейн знает, что на дне холод, он, водоросли, и может что-то ещё.
Рейн глу-пый.
Лиса странно замирает у утопившегося в реке мальчика и смотрит мутными глазами в гляделки. Пытается в лишний раз не двигаться — иначе не встанет — и чувствует заледенелую холку. От неё толку не больше, чем от нового трупа в озере — бешеная она. Понимает, что живёт уже не она — а вирус. Кусает за опухшую мертвую ногу и скулит от жалости, — но обед по расписанию. Теперь правила не писаны даже для живых.
У Моны появляется странный сосед с замёрзшими глазами. Рейн шутит с неживыми эмоциями про выколотые глаза в припадке эпилепсии — и Мона думает, что за шутки такие. Рейн в минутах злости, что не читаются на замороженных глазницах, вдавливает кадык до треска — и Моне, честно говоря, становится от этого дурно.
Что-то бродит за глазами Рейна в моменты его несмешных шуток. Свора собак или бешеные лисы, вспышка ружья или игла в горле, забытая при вырезе гланд при ангине. С Моной по соседству живёт не человек — нежить приходит с злостью и говорит о радости.
Мона не узнаёт в чертах озера жизнь. Разве что, лишь утопленника.