холодный и твëрдый гранит

      Альбедо выглядит уверенно, Альбедо выглядит статно. Аккуратно поворачивает голову на Кунниберг, пристально смотрит и качает головой. Доказывает одним своим шёпотом что-то загадочное, припечатывает тяжёлым взором к столу, злит, обижает и раздражает. Тянет руки к мешающим прядям, и Кунниберг ловит себя на мысли, что ей хочется их вырвать. Зажать между пальцев, пропустить через себя и потянуть. Оставить их себе.       Кунниберг смотрит-смотрит-смотрит, выговаривает тяжёлые слова и отказывается от всего. Отказывается от неба, от воли, от себя и него. Слишком складно у Альбедо получается втолковывать глупой Берт, где её открытия переходят черту, а где становятся животным инстинктом. Где проявляется Кунниберг во всей красе, а где смотрит с листов ничто иное, как её синдром отличницы.       Альбедо опять-опять-опять тянется к растрёпанным, таким же уставшим волосам; закольцованным в кудри, закрученным в рассуждения, образованным в злость. Поправляет за уши, сбивает Кунниберг нахуй и заставляет волноваться. Заставляет что-то крутится вокруг своих подозрений, тянуть пальцами блондинистые пряди и кричать.       Но единственное, что есть в их тишине, это голос Альбедо и растворяющаяся тьма Кунниберг. Её пряди — это сбившийся в клок зверь; расплавленная чёрная шерсть и воронье крыло. Их не уберёшь за уши: они запутаются в пальцах и сломаются. Посмотрят разводами обсидиана и откусят кусок амбиций. Кунниберг просто устала и несёт чушь. Играет алыми глазами в гляделки и тянет разочарованием что-то внутри. Заливается хохотом-пламенем и расходится пушистыми путями крови. Ошивается летней грозой, кричит-кричит-кричит шёпотом на Альбедо. Тварь-тварь-тварь!       Лето в Кунниберг злится. От неё шугается большая половина Ордо Фавониус — может, считают безумным учёным с наклонностями в атомную физику. Кунниберг бы рада, — только им она становится лишь тогда, когда кора мозга горит алым пламенем и ненависть ползёт кровавыми путями из носа. Стекает по ямке над губой, расходится мягкими концами по лицу и пачкает-пачкает-пачкает все её формулы.       Альбедо признают, Альбедо любят — он подросток-гений, он тот, кто вытягивает Мондштандт из холода Драконьего хребта. Кунниберг ошивается пока только с подвальными крысами, что передразнивают Сахарозу по ночам.       Альбедо что-то говорит-говорит-говорит, размеренным тоном, холодной водой и заумными словами. Тянет опять пальцы к блядским волосам и аккуратно заправляет-заправляет-заправляет. Кунниберг предупредительно косится вперёд, вспоминает, что она тоже подросток, который хочет детства; сладкого и с привкусом горечи. Альбедо не понимает, скашивает вопросительный взгляд в лицо и замирает. Она сбила-сбила-сбила!       Кунниберг несёт и делает чушь. Смотрит непонятными, неприятными и спутанными глазами на Альбедо, любит-любит-любит, путает и ненавидит-ненавидит-ненавидит. Понимает, что слишком много троек в её жизни, хватается сбитыми пальцами и швыряет пряди Альбедо за уши, в резинку. Кунниберг не знает, как устроена копна на голове соперника — ей и не нужно, — он теперь выглядит очаровательно с растерянной физиономией и вскинутыми бровями.       Сам заставлял её пару минут назад разрываться в беззвучных криках-шёпотах, так что всё честно. Один-один. Кунниберг становится стыдно — за всё. Она забывает одну важную вещь — она не создана для любви. А вот его милая помощница...!       Альбедо понимает что-то очень важное и горькое на её лице, выжимает губами устало ободряющую улыбку и обещает ей не быть отвергнутой. Что-то крутится в действиях Кунниберг неизбежной яростью и непроходимой тьмой; ей тяжело пробираться сквозь неё и быть твёрдым, холодным гранитом. Она вся обманчиво спокойное небо в грозовое лето. Жаль, что нет грозовой зимы — может, подошло бы больше. Альбедо вкладывает куда больше смысла в простые слова, чем в миллион взглядов. Никто из них двоих всё равно не умеет их читать.       Кунниберг сносит неуверенностью своё пламя в глазах, тушит его и утопает в отвращении. Противно-противно-противно. Она слышит в любви нотки детства. Нотки пожара и обиды.       — У тебя ошибка в вычислениях.       Альбедо слышит лишь возмущенный шёпот и свой смех.