холодный и твëрдый гранит

Сколль опускает глаза на Хати, сосредоточенную и серьёзную. Та впаривает глаза на горизонт, будто хочет стереть оттуда конденсат, не глядя гладит борзую и выглядит удивительно... спокойно? Находит в шерсти сбившиеся клоки тьмы и грязи, хмурится и говорит, что нужно вычесать гончих в пятницу. Сколль встряхивает своими светло-коричневыми, медовыми волосами, улыбается и думает, что огня Хати досталось точно больше. Не тепла, а обжигающей опасности: её огненно-деревянные волосы похожи на ярость, предупреждающее превосходство и потухшее солнце. Хати точно не похожа на своего серого волка. Они полярности и выходцы одного отца, чёрной бездны, клубящейся ненависти. Хати чувствует, скорее видит чужое приближение и вскидывается. Сколль бы не реагировала так остро, не вскакивала бы так ужаленно, но есть одно но. Это может быть заражённый чумой, поэтому, движимая Хати, Сколль не может остаться на месте. Свешивает с крепости-моста голову и смотрит, как гончие Хати уже стремятся ко входу в городок. Когда Сколль узнаёт в голубой макушке друга(?) Хати, Чунь Юня, и ждёт, пока та наконец потеряет в движениях и мышцах готовность грысть. Но Хати почему-то не теряет боевой готовности, а острожно выходит, будто на расстрел. Сколль заинтересованно склоняет голову и немного теряется. Если это очевидно не тот, кто может навредить, чего она так клубится настороженностью? Сколль вглядывается и узнаёт другую фигуру — повыше, такую же ледяную и голубую, как Чунь Юнь. Хати окончательно ставит уши в прямое положение, напрягается, выравнивается по железному столбу и перекатывает на языке кровь-леденцы. В последнее время Хати начала вершить какие-то перевороты внутри себя и Сколль, если честно, начинает становиться государственным консерватором: Хати всё больше начинает волноваться о правлении Нин Гуан и почившего Властелина Камня. В Ли Юэ начинается странная ерунда на счёт суверенного городка, их лапы тянутся по границам их обители. Но Сколль знает: они не раскроют пасть на их городок. Слишком было яростно и зло правление и защита матери-Бьякко, их чума пока не бродит по свету, но промерзшая земля помнит всё. Хранит несъеденные лисицей первые тела чумных, и если их вскрыть — будет беда. А единственные, кто помнит о болезни — это предыдущий правитель и Якши. Якш истербили (за исключением одного низкого злого щенка), а нынешнее правительство не сунет сюда людей: они могут отрыть зло матери-Бьякко под зёмлей. А вот Хати это если и понимает, то всё равно сменяет светила на патрулировании всё чаще и выбирает самых молодых и отверженных. Отправляет хитрых, прагматичных волков с тактическим мышлением в тыл, покровительствует сильнее и начинает отливать холодом белой кицуне. Как бы она это не отрицала. Это её обитель, и если кто-то опять сунется в эту глушь — Хати раскроет пасть и вцепиться зубами в глотку. Сколль сильнее в физичекой силе и в принципе сильнее, но Хати преданнее и более отверженная, быстрее и безумнее. Сколль смотрит, как Хати напряжённо отходит от ворот и кидает взгляд на неё. Молча приказывает сидеть тут и охранять, если это обманный маневр с отвлечением. Сколль соглашается, отправляет своих лис с рукавов на стражу, ждёт, пока сестра скроиться из виду, спрыгивает с моста и поджимает волчий хвост. Сяо как всегда пахнет кровью, камнем, слезами и тухлой демонической тьмой. Сколль пробирается через толщ деревьев к озеру. Оно выглядит красиво, блестит и кристалически светится. Но видит и чувствует по запаху, что противоположный край берега и воды заражён кровью. Пару секунд смотрит на хрупкую фигуру, что отталкивается от дерева и возносит копьё в воздух. Пару секунд — переворот, удар, поправить маску — и Сяо с клубом пыли и песка преземляется на ноги. Сколль старается подходить так, чтобы это правдиво в лицо, и одновременно так, чтобы подкрасться со спины. С Сяо во время битвы это сделать почти невозможно, поэтому Якша поворачивается, почти готовиться напасть, как чувствует давление под ребрами. Сколль подскакивает, резко бьёт плечом по телу Сяо и улыбается без насмешки. Сяо чувствует, как вода обхватывает его и растворяет его кровь вместе с тьмой, опирается на локти и отплевывается от воды. Встряхивает мокрые волосы и поднимает растерянно-злое-кровожадное лицо. Сколль смеётся, видит очень злое лицо мелкого уличного котёнка и начинает давиться хохотом. — Скажи спасибо, что не утопила. — Я скоро начну подкуривать какие-то благовонии, чтобы ты наконец отстала от меня. — Много--- Сколль перерывается, кидается кувырком вперёд и падать в воду с громким всплеском. Сяо сдерживает победную улыбку, смотрит на мокрого-мокрого волчонка и наблюдает. Сколль опять смеётся, прыгает вперёд и кувыркается в воде. Вспрыгивает, отряхивается от воды и опять вскакивает в воду. Сяо осудительно головой, спокойно думает о том, что затылок странно тянет и ошарашенно отскакивает. В воде скорость набрать невозможно, опять чувствует холодные склизкие руки и давится-давится воздухом. От падения спасает только резко всплывшая Сколль, чьи руки и были его ловушкой, встаёт прямо перед Сяо и хохот в эхе слышится так, будто кровавая насмешка. Сколль резко хмурится, когда видит почти паникующее лицо Сяо, подбирается и хватает того за плечи. Мягко, крепко, будто в объятия. Сяо хочет оттолкнуть, потому что холодные склизкие лапы опять скользят по нему и запирают в угол. Сколль понимает, что наделала, и пытается говорить не строгим голосом: — Сяо, ты похож теперь не на котёнка, а на воробья. Трансформируешься. Сяо слышит сквозь толщу тьмы знакомый голос-шерсть, вяжущую хурму на языке и мягкий жёлтый в голосе. Сколль старается к Сяо тактильностью не цепляться лишний раз, он откший от этого дворовой кот, поэтому пару секунд думает и старается медленно положить свою голову Сяо на плечо. Не обнимать, не замкнуть в объятия-ловушки — отдать свою безопасность, показать, что она не готова к атаке. Доверяет. Сяо тоже выжидает пару секунд и смаргивает ночь перед глазами. Внезапно чувствует дыхание на плече и опять напрягается. Худые ключицы впиваются в щеку, Сколль морщится и отлипает. Наконец разгинается в плече и отходит на пару шагов. Всё таки, Сяо не успокоить тактильностью. Сколль, честное слово, вообще не знает, как его успокоить. Хати обычно нужно оставить одну — скорее сделать вид, что ничего не происходит и просто идти напролом. Плачет — Сколль не видит, иначе той станет ещё хуже, паника — несколько спокойных слов и игнорирование. А Сяо... черт там знает, его наврядли вообще кто-то успокаивал. Догадки Сколль. — Что ты сделала? — Мне стало холодно щекам, а у тебя, кажется, температура. Сколль медленно выходит из воды и отряхивается на манер щенка, вымытого матерью. Сяо стоит столбом, и чужие светло-светло зелёные глаза смотрят ему прямо в лицо. Сяо наконец отмирает, идёт на берег и сам отряхивается от воды. Сколль сидит рядом на берегу, кажется навязано отстронённой и заинтересованной одновременно, рассматривает свои ноги и походит на мать, что пытается игнорировать свои порывы помочь ребёнку в самостоятельной жизни. Сяо думал, что руки Сколль всегда огненно-горячие. Несмотря на то, что у неё нет глаза бога. Она вся холодно-горячая, ласково-ненавязчивая и безопасность сквозь пальцы. И когда Сяо почувствовал ледяные касание — точно вспомнил галлюцинации (или нет) под действием проклятой кармы. Смертельный смех, удар под дых и дурманящая влажность в лёгких. Это всё какой ёбанный кошмар. — Извини. — За что? — Я не хотела...— замирает, глотая слова «пугать тебя»,— Я не хотела. В следующий раз, я попытаюсь делать какую-то... более безопастную ерунду. Сяо поворачивается, хочет наконец злорадно обрадоваться и понимает, что не хочет. Её ерунда иногда та самая защита, коей и является сама Сколль.