Смех и осколки

Дилюк недовольно смотрелся в зеркало. Зря он настоял на том, чтобы его с Кэйей наряды были похожи. Он сам так и не понял, почему неожиданно затребовал этого, но уже ничего не поделаешь. Сейчас он стоял в свободных (но не настолько как у Кэйи) бордовых шелковых штанах, оканчивавшихся на талии широким чёрным поясом, вышитым золотой нитью. Ещё на Дилюке была надета шелковая рубашка с пышными рукавами в цвет штанов и черный бархатный жилет, как и пояс, вышитый золотой нитью. Оставалось надеть кожаные сапоги, застегнуть манжеты рубашки, повязать галстук и разобраться с волосами. Дилюк вздохнул и сел на постель. Он не хотел этим заниматься. А ещё он безбожно опаздывал. Он откинулся назад и лёг. В его комнату кто-то влетел без стука. Так делал только Кэйа. Дилюк приподнялся на локтях и подавился. Кэйа собрал свои волосы в низкий, слегка небрежный пучок. Он делал так впервые. Дилюк решил, что ему очень идёт. Сейчас Кэйа был в чёрных кожаных сапогах до середины голени, широких штанах из белого шёлка, так же как и у Дилюка, оканчивающихся на безбожно прекрасной талии широким поясом с вышивкой. Так же на нём была простая белая шелковая рубашка с пышными рукавами и манжетами на три пуговицы (у Дилюка были на две), и белый бархатный жилет с вышивкой. На одежде Кэйи, вышитые серебряной нитью, переливались созвездия. На наряде Дилюка, вышитое золотом, плясало пламя. Кэйа оглядел Дилюка, начал ворчать, что они опаздывают и потянул брата за ногу. Не успел Дилюк возмутиться, как Кэйа уже натянул на него сапог и ловко застегнул все застёжки в форме виноградных лоз. Со вторым сапогом Кэйа разделался так же быстро. Кэйа дёрнул его за руки и рывком усадил на кровати. Достал из голенища сапога кинжал и ловко отсёк с манжет пуговки. Рубины посыпались на пол. Кэйа потянулся к коробочке, которую принёс, и заменил отрезанные пуговицы запонками в форме виноградинок с золотыми листиками. Он приподнял руки Дилюка, покрутил их и удовлетворённо хмыкнул. Следующим был галстук. С ним Кэйа обращался тоже на удивление хорошо, так что Дилюк только наблюдал за сосредоточенным лицом и отчего то слегка подрагивающими пальцами. Дилюк взял ладонь Кэйи в свою руку и слегка сжал. — Волнуешься. Кэйа только беззаботно улыбнулся и, аккуратно высвободив свою руку, покачал головой. Дилюк бы поверил, если бы не заметил, что один уголок губ был на пару миллиметров выше другого. Точно волнуется. Кэйа снова потянулся к той коробочке и вытащил оттуда золотой зажим для галстука. В форме виноградной лозы, украшенный рубинами и гранатами. Нацепив его, куда надо, Кэйа довольно прищурился, медленно провёл руками по плечам Дилюка, будто разглаживая складки, и кивнул сам себе. После он усадил Дилюка перед туалетным столиком, взял гребень и начал расчесывать брата. Дилюк зажмурился и слегка откинул голову назад. Кэйа быстро собрал его волосы в высокий хвост и снова положил руки на дилюковы плечи. Сам Дилюк тем временем открыл глаза. Белоснежно-серебряный Кэйа, стоящий за ним, бордово-золотым, выглядел, по мнению Дилюка, слишком хорошо. Он вновь откинул голову назад и упёрся ею в живот Кэйи. Тот запустил пальцы в его хвост. — Постой так со мной минутку. — Мы опаздываем, Люк. Дилюк вздохнул и открыл глаза. Заглянул в глаза Кэйе и совсем не понял, что в них видит. Кэйа же хотел встать на колени и помолиться на Дилюка. Может, и не только помолиться, но о подобном он себе думать не позволял. Дилюк сейчас чертовски красив. Будь он Донной, то Кэйа грохнулся бы в обморок. А причина его паники, и по совместительству названный брат, сейчас взял в свою руку его левую ладонь и с нескрываемым удовлетворением разглядывал фамильный перстень. В тот вечер именно Дилюк надел кольцо ему на палец. Вдруг Дилюк подтянул руку Кэйи к себе ещё ближе, и тому, чтобы не упасть, пришлось опереться другой рукой о плечо Дилюка. — Звёздочки? — Отец сказал, что на этом настояла Аделинда. На манжетах Кэйи пуговицами были четырёхконечные жемчужные звёздочки. Дилюк кивнул и сказал: — Правильно сделала. Ты прекрасен. Кэйа ухмыльнулся, перехватил руку Дилюка и потянул на себя. — Не так, как ты, молодой мастер Дилюк. Кэйа вновь аккуратно потянул Дилюка за руку и вывел из комнаты. Сейчас, держа в своей руке его ладонь, глядя на его широкие плечи и узкую талию, на синие волосы и смуглую кожу, Дилюк почему-то думал, что готов идти за Кэйей куда угодно. Неважно, в Бездну или Селестию, на Драконий хребет или в Пепельное море, в бой или на ужин домой, если Кэйа будет так же, как и сейчас, держать его за руку и улыбаться краешками губ, Дилюк пойдет за ним без вопросов и будет идти, пока может дышать. У дверей винокурни уже стоял экипаж. Взволнованный Крепус нервно топал ногой. Аделинда, завидев братьев, сначала удовлетворённо кивнула, а затем удивлённо ахнула. — Дилюк, откуда у тебя этот зажим и запонки? — Разве не вы с папой просили Кэйю передать их мне? Прежде чем взрослые успели задать вопросы, Кэйа легкомысленно отмахнулся и сказал: — Это мой подарок. Крепус махнул рукой и, не став задавать вопросов, быстро затолкал Дилюка в карету. В нужном месте были уже через полчаса и не так уж сильно опоздали. У входа их ждала Джинн, сейчас болтающая с той самой Лизой из Сумеру, полностью одетой в фиолетовое, под флегматичным взглядом телохранителя последней. Первым из экипажа вышел Крепус и подал руку Аделинде, затем кое-как вылез Дилюк и подал руку Кэйе, чтобы помочь. Тот её не заметил и вылетел из экипажа быстрее ветра, после чего подбежал к Джинн и утащил её в неизвестном направлении. Дилюк поздоровался со своей спутницей, взял её под руку, и они вошли в здание. Церемониймейстер объявил его отца, и тот спустился по лестнице со смущённо семенящей позади него Аделиндой. Следом спускались Дилюк с Лизой, позади которой шёл телохранитель. Минут через десять церемониймейстер объявил новых гостей. Он громким, поставленным голосом, объявил: — Молодая госпожа клана Гуннхильдр, леди Джинн и второй молодой господин семьи Рагнвиндр, сэр Кэйа Альберих. Дилюк резко обернулся и, кажется, забыл как дышать. Лиза присвистнула. Её телохранитель удовлетворённо хмыкнул. По залу пробежалась волна возмущенных и негодующих шепотков. В голове Дилюка была только одна мысль. «Бесподобно».