Смех и осколки

К середине декабря Дилюк начал серьёзно думать о том, что кому дарить. Придумывать получалось плохо, все идеи казались идиотскими, так что, чем ближе был Новый Год, тем сильнее Дилюк волновался. Кэйа же, напротив, казался необыкновенно спокойным, хотя обычно именно он больше всего беспокоился о том, чтобы подобрать хорошие подарки. В остальном жизнь текла легко и размеренно, без особых тревог и волнений. В патрулях Дилюк часто любовался тем, как хорошо смотрелись снежинки на волосах Кэйи. Сам Кэйа любил затащить Дилюка в безлюдное место и целовать его лицо, хихикая, обдавая горячим дыханием щёки и губы Дилюка, согревая его хотя он вообще-то не мёрз. Кэйа в такие моменты довольно жмурился, улыбался совсем как кот и ластился, легко бодался, целуя Дилюка, счастливый и такой родной. После их разговора в День Рождения Кэйи, Дилюк стал спокойнее относиться к своему возбуждению, хотя продолжал смущаться и старался скрывать это от Кэйи, но тот продолжал убеждать Дилюка в том, что всё это естественно и совсем не мерзко, и Дилюк постепенно начинал верить в это сам. Кэйа взял Дилюка за руку и, совершенно довольный, не смотря на возмущение и слабое сопротивление, запихнул их руки в карман своей тёплой, пушистой куртки. Кэйа в этой куртке, такой толстой, с мехом внутри и на капюшоне, замотанный в шарф по самый нос, в вязаной шапке с помпоном, выглядел как ребёнок, которого чересчур заботливая мамаша замотала в сотню одёжек. Такой же раскрасневшийся, улыбчивый и почти круглый. Дилюк шёл в утеплённом пальто и, благодаря своему Глазу Бога, мороза почти не чувствовал. Они остановились у городских ворот и Кэйа с воодушевлением принялся рассказывать о том, что интересного вычитал в недавно подаренных ему книгах. Так, Дилюк узнал, что якс было целое войско, что в Ли Юэ есть девочка-зомби, которая случайно погибла во время сражения Адептов и ими же была воскрешена и, что Барбатос, во время Войны Архонтов, был одним из сильнейших богов. Кэйа всё болтал и болтал, а Дилюк, с мягкой улыбкой, слушал его и запоминал, оглаживая костяшки его пальцев. К тому моменту, как опоздавшая Джинн наконец-то пришла, Кэйа разошёлся настолько, что прочитал им целую лекцию об отношениях бога пустынь, богини цветов и Дендро Архонта, особенно углубляясь в анализ политических и экономических сторон их взаимодействия. Кэйа восторженно сыпал датами, цифрами, именами и названиями, а Джинн с Дилюком, не понимая ровным счётом ничего, всё же внимательно его слушали и старались вникнуть в суть. От удовольствия Кэйа раскраснелся ещё больше и Дилюк никак не мог подобрать название цвету, которого теперь было его лицо. Пока он думал об этом в голове мелькнула шальная мысль о том, что это красивейший из всех цветов и Дилюк тихо хохотнул, качая головой, понимая, какой же он всё-таки влюблённый дурак. Лекция Кэйа закончилась как раз в тот момент, когда они подходили к виноградникам. Он остановился, глубоко вдохнул, медленно выдохнул, а потом рванул вперёд, быстро наклоняясь и запуская в Дилюка снежком. Дилюк возмущённо вскрикнул, когда снежок разбился о его лоб и налипший снег тут же начал таять, стекая каплями по лицу. Джинн прыснула в кулак, сдерживая смех, а потом прыгнула и повалила Дилюка на землю, засыпая снег ему за воротник. Дилюк тонко и пронзительно кричал, пытался выбраться, но тут внезапно у него перед лицом появилось лицо Кэйи, который Дилюка поцеловал. И Дилюк замер, а потом, прикрыв глаза, ответил на поцелуй, уже не обращая внимания на то, что Джинн по-прежнему запихивает ему снег под одежду. С одной стороны двое на одного было нечестно. С другой — Кэйа и Джинн были до смешного неповоротливы в объёмной зимней одежде и Дилюк предпочёл считать случившееся утешительным призом. Вот только что именно было утешительным призом — поцелуй или маленькая победа Джинн и Кэйи, он так и не решил. Когда не сопротивляющийся и, практически растёкшийся в довольную лужу Дилюк, от которого теперь исходил пар, наскучил им, Кэйа и Джинн набросились друг на друга. Дилюк с интересом наблюдал за их борьбой и катанием по сугробам, лёжа на земле. Всё равно они скоро замёрзнут и придут к нему, чтобы расстегнуть его пальто, запихнуть руки ему под рубашку и греться об него. Спустя примерно десять минут так и случилось. Домой они зашли смешным клубочком из объятий и Аделинда, увидев мокрого насквозь Дилюка и Кэйю с Джинн, практически полностью залепленных снегом, тут же отправила их мыться, чуть ли не на ходу отбирая их одежду. Джинн с недавних пор была выделена своя комната на винокурне и она радостно перетащила туда несколько своих книг, сменную одежду и тетради. Там же она принимала ванну, расслабляясь в горячей воде. А вот Кэйе ради горячей воды пришлось зацеловать Дилюка и буквально уронить его в ванну, а потом нырнуть следом. Кэйа погрузился под воду по самый нос и Дилюк, тихо посмеиваясь, нагревал воду и поглаживал Кэйю по волосам. Примерно через полчаса на винокурню вернулся Крепус и Кэйа, едва заслышав его шаги, вылетел из ванны, на бегу вытираясь и одеваясь. Дилюк тихо фыркнул ему вслед, скрывая смех. Сегодня они будут украшать дом, так что у Кэйи было необыкновенно приподнятое настроение. Дилюк тоже вылез из ванны, прикрыл глаза, сосредотачиваясь, и вода начала быстро испаряться с его тела. Такое использование Глаза Бога было безответственным, но, всё равно, довольно удобным, ребячеством, и Дилюк делал так только когда спешил. Спустившись в гостиную он увидел Кэйю, сидящего на полу и аккуратно перебиравшего стеклянные ёлочные шары и сел рядом с ним. Аделинда вынесла чайник и чашки на большом подносе, Крепус, поёжившись, вышел на улицу и вернулся с ёлкой. Кэйа, с радостной улыбкой, намотал на себя стеклянные прозрачные бусы, длинной в несколько метров и довольно улыбнулся: — Самое главное в этом доме уже украшено, — проходящий мимо Крепус хохотнул и потрепал Кэйю по волосам, Дилюк умилённо вздохнул, Аделинда с улыбкой закатила глаза а Джинн рассмеялась в голос: — Что-то я не вижу, чтоб Аделинда уже была наряжена, — и они рассмеялись. Все без проблем признавали Аделинду главной в этом доме. Ёлку в основном украшали Джинн и Кэйа, перешучиваясь и иногда ругаясь из-за того, шар какого цвета вешать, но одного взгляда Аделинды хватало, чтобы споры прекратились. Крепус развешивал по стенам бумажные гирлянды и расставлял по дому красивые новогодние подсвечники в форме ёлок. Аделинда, будто коршун, внимательно за всеми следила и контролировала, чтобы все украшения сочетались между собой, иногда ворча, но постоянно улыбаясь. Дилюк активно имитировал бурную деятельность, развешивая по перилам лестницы широкие праздничные ленты, но, по большей части, с довольной и радостной улыбкой наблюдал за своей семьёй. На пару мгновений Кэйа отвлёкся от ёлки и Джинн, нашёл взглядом Дилюка и подмигнул ему. Дилюк в ответ расплылся в широкой улыбке и влюблённо вздохнул. В доме сейчас было как никогда тепло и уютно. Джинн и Кэйа то и дело смеялись, вместе с ними хохотали Крепус, Дилюк и даже Аделинда. Вдруг в дверь постучали. Аделинда строго наказал всем вести себя прилично, поправила одежду и пошла открывать дверь. Спустя минуту она вернулась отстранённая и холодная — такая, какая она была для всего остального мира: — Господин Крепус, прибыл господин Лоуренс. Просит несколько минут Вашего времени. Говорит, что хочет наладить связи между вашими семьями и подарить Вам подарок к предстоящему Новому Году. Крепус моментально стал серьёзным. Лицо Кэйи стало отстранённо-вежливым и взгляд — холодным, он и Джинн выпрямили спины, за какие-то пару секунд, превратившись из довольных детей в благородных и спокойных, ледяных и бездушных, чопорных и правильных — словом таких, какими им было положено быть — аристократов. — Пусть проходит. Предупреди, что у него пять минут. Лоуренс прошёл в дом даже не попытавшись стряхнуть снег с обуви, оставляя за собой мокрые следы и довольно улыбаясь: — Добрый день, господин Рангвиндр! — Крепус, заложив руки за спину, кивнул. — Смотрю Вы тут по уши увязли в предпраздничной суете? — он кинул взгляд на Джинн и Кэйю, наряжавших ель, на Дилюка, развешивавшего праздничные ленты и широко, белозубо улыбнулся: — Не так давно в Фонтейне изобрели новый перегонный аппарат! Вы слышали? Говорят, это совершенно новая, уникальная технология, которая облегчает производство алкогольных напитков. Я подумал, что он может Вас заинтересовать, ведь «Рассвет» производит и крепкие напитки, так что, в качестве подарка, решил подарить его Вам. Крепус вежливо и до того холодно, что Дилюк не поверил, улыбнулся и ответил: — Я слышал о нём. Но «Рассвет» производит крайне мало алкоголя через дистилляцию, так что, в итоге, я решил, что для винокурни новый аппарат, дающий после перегонки сусла крайне высокую крепость, не целесообразен. Мы предпочтём использовать старые технологии и не тратить деньги на ветер. К сожалению я не могу принять Ваш подарок даже из вежливости. У Лоуренса раздражённо дёрнулась щека, но он сладко улыбнулся и кивнул: — Понимаю. Тогда простите за беспокойство, — после этих слов он развернулся и ушёл не прощаясь, а Кэйа, прищурившись, глядел ему вслед. Стоило ему выйти за дверь, как Кэйа что-то прошептал Джинн, та громко захохотала, а Аделинда напомнила им о том, что шутить о гостях неприлично. Крепус, глядя на них, широкой улыбнулся покачал головой и продолжил молча развешивать бумажные гирлянды. Когда Джинн и Кэйа закончили украшать ёлку, Крепус и Дилюк уже вместе думали о том, как украсить кухню. Додумать они не смогли потому как в кухню ворвались Джинн и Кэйа. Кэйа ловко перепрыгнул через широкую столешницу, схватил за руку отца и с силой, которую в его тонком и изящном теле, сложно было заподозрить, потащил его прочь. Джинн же столешницу оббежала, поскользнувшись и чуть не упав, а потом взяла на буксир Дилюка. На повороте Джинн вдруг отпустила Дилюка и прыгнула на Кэйю, повалив его на пол, а потом резво вскочила и, схватив за руку Крепуса, побежала дальше. Кэйа, не долго думая, схватил ошарашенного Дилюка и понёсся следом. В гостиной Джинн, сжимая в одной руке красивый ёлочный шпиль из бирюзового стекла, залезала на плечи к Крепусу. Кэйа схватил золотую пятиконечную звезду, практически с разбега запрыгнул на плечи Дилюка и нацепил звезду на вершину ёлки. Он был лишь на мгновение быстрее Джинн и та возмущённо пискнула, а потом крикнула: — Лучше шпиль, — и указала на Кэйю пальцем, грозно потряхивая шпилем в своей руке. Кэйа скрестил руки на груди и с притворной капризностью в голосе сказал: — Золотая звезда подходит больше. — Я сказала шпиль! — Звезда! Они бы так и продолжили спорить, но Крепус тяжело вздохнул, пригнулся и когда Джинн, поняв намёк слезла, он потёр шею и, виновато улыбаясь, потрепал её по волосам: — Прости, ты выросла, а я — постарел. Уже тяжело, — Джинн ойкнула, но, прежде, чем она начала извиняться, Крепус посмотрел на ёлку и, ласково улыбнувшись, искренне их похвалил: — Очень красиво. Джинн и Кэйа, мгновенно забыв про свой спор, широко и довольно улыбнулись ему и хором ответили: — Спасибо! Прибежавшая на шум Аделинда раскритиковала и золотую звезду и бирюзовый шпиль, сказав, что больше подходит золотой шпиль. Кэйа и Джинн немного расстроились, Крепус подсадил Аделинду, чтобы та заменила звезду, а потом, пока никто не видел, кое-как закрепил на верхних ветках, почти под шпилем Аделинды, звезду Кэйи и шпиль Джинн. Аделинда, через пять минут это заметившая, начала было возмущаться, но, увидев довольных детей и Крепуса, лишь вздохнула. Дилюк, только для вида, повесил пару гирлянд в своей старой комнате, а потом пошёл помогать Кэйе украшать их спальню. Они развесели по стенам красные и синие стеклянные бусы и шары, над окном повесили гирлянду со снежинками и на тумбочки поставили праздничные подсвечники. Вскоре после того, как они закончили, к ним заглянула Джинн. Она и Кэйа вместе с Дилюком, пошли в спальню к Крепусу. Тот сидел за письменным столом и смотрел в окно. Из украшений в его комнате была только одна гирлянда и праздничные подсвечники. Кэйа и Джинн, как обычно, принялись украшать его комнату. На балках, к которым крепился балдахин, они развесили стеклянные шары, на книжных полках расставили новогодние статуэтки, а по стенам развесили тканевые ленты и парочку бумажных гирлянд. Не броско, не слишком ярко, но празднично и аккуратно. Вообще Дилюк не помнил, чтобы отец сам украшал свою спальню. Впервые Дилюк увидел комнату отца украшенной к Новому Году тогда, когда двенадцатилетний Кэйа, наглый и уверенный в себе, решил его порадовать. Крепус и Дилюк вошли как раз тогда, когда Кэйа старался закрепить собственноручно сделанные им снежинки на окне. Отец тогда улыбнулся, но как-то тонко и не по-настоящему, снял Кэйю с подоконника, отправил его и Дилюка на ужин, а потом заперся у себя в комнате до рассвета. Дилюк тогда на Кэйю страшно обиделся, потому, что тот расстроил папу. Дилюк не знал, что тогда Кэйа, чуть не плача от злости и обиды на самого себя, молча просидел всю ночь у Крепуса под дверью. Он просто хотел его порадовать. Хотел, чтобы Крепус улыбнулся, потому как заметил, что с приближением Нового Года отец почему-то становился всё печальнее, хотя и пытался это скрыть. Крепус тогда украшения, развешенные Кэйей не снял. И он не знал, что Кэйа всю ночь сидел у него под дверью и ждал момента, чтобы попросить прощения. На следующий день, вечером, когда Дилюк уже скорее всего спал, Кэйа робко постучался в дверь спальни Крепуса. Он молча, долго-долго смотрел на него, а потом сам залез на руки, крепко-крепко обнял за шею и тихо сказал: «Думаю, мама Дилюка тоже стала звездой. Как моя. Они бы обе не хотели, чтобы ты и я грустили». Крепус тогда улыбнулся Кэйе, заверил, что не злится на него и отнёс в постель. А потом вернулся в свою комнату и полночи смотрел на небо. Кэйа был необыкновенно умным ребёнком. На следующий год он снова украсил комнату Крепуса. И на следующий. А потом к нему присоединилась Джинн, которая тоже хотела порадовать того, кто стал ей почти как отец. И хоть Дилюк притворялся, что не имеет к этому никакого отношения, желая проявить уважение к личным границам отца, Крепус прекрасно видел, какие украшения оставлял он. Сейчас, отвернувшись от окна и глядя на своих детей (и ему было всё равно, что Джинн — Гуннхильдр, ему она была как дочь), Крепус мягко и счастливо улыбался. Всё-таки Кэйа был необходим этой семье. Он шутил, смеялся сам и смеялись все вокруг него. В этом доме он щедро сыпал улыбками и был одной из главных причин улыбок других людей. Сейчас Кэйа мельком глянул на отца и Крепус с тоской отметил, что во взгляде Кэйи мелькнула застарелая тоска. Почти как у него самого. В мысли ему не дала погрузиться Аделинда, прикрикнувшая на детей и позвавшая всех в гостиную пить какао и есть пирожные. Весь оставшийся вечер они провели у камина, кушая сладкое, шутя и смеясь. Как Кэйа и Дилюк легли спать, крепко обнимая друг друга, так и Крепус лежал на боку и обнимал одеяло. Он скучал. Всё ещё. Утром, когда Крепус уже ушёл по делам, а Аделинда хлопотала на кухне, Кэйа прокрался в комнату Джинн, таща за собой Дилюка, растолкал подругу и, невероятно хитрый и полностью довольный собой, прищурившись, спросил: — Дорогая, ты уже придумала, что подарить отцу? — Джинн вяло отмахнулась от него, но Кэйа настоял: — Нашему с Дилюком отцу. Тому, который Крепус Рангвиндр, — Джинн заинтересованно приоткрыла глаз, Кэйа улыбнулся ещё довольнее и продолжил: — Не только Лоуренс слышал об интересных штучках из Фонтейна. * * * Крепус сидел перед Аделиндой, внимательно читавшей список его идей для подарков и ждал её беспощадной, суровой и конструктивной критики. Аделинда приподняла брови, сурово глянула на него и твёрдо сказала: — Вы не будете дарить Кэйе копьё. — Почему? — Аделинда тяжело вздохнула из-за искреннего недоумения в голосе Крепуса. — Потому, что он ещё ребёнок. — Ребёнок, который с парой кинжалов одолел митачурла. — Вот исполнится ему восемнадцать и хоть оружейную ему дарите, — Аделинда потёрла переносицу. — А пока что-то более, — она неопределённо махнула рукой, — безопасное. — Лук и стрелы весьма безопасны, — Крепус невозмутимо кивнул и всё ещё искренне не понимал, почему бы не подарить Кэйе копьё. — Он всадник, силён физически, а с копьём ему будет проще сражаться верхом. — Стрелы всё ещё холодное оружие, — Аделинда намеренно проигнорировала небольшую ремарку о пользе копья, а это означало, что в случае, если Крепус правда подарит Кэйе копьё, Аделинда его этим копьём… Крепус потряс головой. Аделинда весьма изобретательна, так что не стоит даже думать о том, что она с ним этим копьём сделает. — У меня сын рыцарь, у меня жена рыцарь, у меня ещё один сын рыцарь, у меня Джинн рыцарь у меня только я не рыцарь и для меня даже нож опасен. Я не хочу тебя злить, но эти дети уже мастерски обращаются с оружием. Даже лучше, чем ты — с сарказмом, а Кэйа грозится тебя превзойти даже в этом. Аделинда вздохнула: — Вы, как и я, хотите оставить им побольше детства. Крепус кивнул и тяжело вздохнул, глядя в окно: — Я хочу чтобы они были счастливы. Даже если это значит, что они хотят рисковать собой в Ордене. — Копью всё ещё твёрдое «нет». Идея подарка для Джинн неплохая, — Крепус скромно улыбнулся. «Неплохая» на языке Аделинды означало «хорошая». — На счёт Дилюка немного сомневаюсь. Для Кэйи на всё «нет». — Почему нет? Аделинда тоже посмотрела в окно и задумчиво постучала ногтем по столу: — Думаю, Вы знаете лучше меня. — Лук со стрелами и ещё что-нибудь. Аделинда вздохнула и устало потёрла переносицу, отводя взгляд от окна: — Вы такой же упрямый осёл как Ваш сын. — Это он в мать, — машинально отмахнулся Крепус, после чего сердечно поблагодарил Аделинду и ушёл, больше не сказав ни слова. Аделинда, оставшись одна, устало откинулась на стуле и, скорее сама себе, сказала: — Надеюсь, ни один из них не такой как Вы. * * * Кэйа носился по городу и подготавливал подарок для отца. Дилюк прикрывал его в Ордене, а вечерами они пролезали в комнату Джинн через окно и обсуждали упаковку подарка. В итоге остановились на банальном: бирюзовая бумага и куча объёмных звёздочек вроде тех, которыми Джинн украсила подарок Кэйи. Всю неделю перед Новым Годом они старательно сворачивали эти звёздочки вечерами у Джинн и складывали их в специальную коробку. За два дня до праздника подарок приехал и Кэйа с Дилюком притащили его домой, на кухню, не обращая внимания на ошалевшие взгляды кухарок. Джинн принесла бумагу и коробку со звёздочками, они заняли самый свободный угол кухни, кое-как обклеили огромный деревянный ящик бумагой и принялись клеить звёзды, перешучиваясь и довольно улыбаясь. Потом Кэйа сбегал за Аделиндой и попросил помочь спрятать подарок но та, увидев размеры коробки, тяжело вздохнула и ничего не придумала. В итоге подарок был спрятан в кладовку с продуктами и тщательно прикрыт холщовыми мешками. * * * Они все сидели за столом, нарядные и весёлые и ждали Джинн. Было решено отметить на три часа раньше и обменяться подарками, чтобы отпраздновать вместе с Джинн, а потом отпустить её на празднование с её кланом в поместье Гуннхильдр. Джинн влетела с улицы красная и довольная, быстро разделась и села за стол. — С Новым Годом! — и, запыхавшаяся, залпом выпила бокал сока. Крепус мягко улыбнулся и ответил: — С Новым Годом, — а потом сделал глоток вина из своего бокала. Некоторое время они ели, шутили, разговаривали и смеялись, а потом Аделинда, уступив нетерпеливым взглядам детей, сжалилась и, с мягкой улыбкой, позволила: — А теперь время обменяться подарками. После этого Крепус встал из-за стола и, как глава семьи, начал: — Вот это, — он вытащил из-под ёлки продолговатую коробку в бирюзовой бумаге, — для Джинн. Под бумагой был простой деревянный футляр, внутри которого лежал восхитительный меч. Джинн радостно достала его и нацепила на пояс. Аделинда нахмурилась и недовольно посмотрела на Крепуса, но то подал Джинн ещё одну коробку: — Надеюсь, тебе подойдёт, — внутри лежал изящный, но простой и удобный женский брючный костюм. — Моя жена когда-то любила носить подобное, так что я заказал у её портного комплект для тебя, — Джинн радостно улыбнулась и горячо поблагодарила Крепуса, счастливая и довольная как никогда прежде. Крепус, тем временем, подал коробку Аделинде: — Надеюсь ты не отчитаешь меня за это как последнего болвана, — Аделинда открыла коробку и удивлённо вскинула брови: — Заявление об отпуске? — И путёвка в долину Чэньюй, — у Аделинды глаза на лоб полезли и она отложила бумагу, готовая отказаться, когда Крепус твёрдо сказал: — Отказ не принимается. Я даже не помню когда у тебя в последний раз был целый день выходного. Отдохни хотя бы пару недель. А ещё там договор с портным о пошиве одежды на определённую сумму. Обналичить ты его не сможешь, так что остаётся только использовать, — а потом, не дожидаясь возражений, снова отошёл к елке и вытащил из-под неё две коробки, после чего вручил их Дилюку. Тот радостно открыл самую большую и восхищённо провёл рукой по новым кожаным ножнам, радостно сверкая глазами, а потом резко вскочил, готовый броситься на шею к отцу, но смутился своего порыва, широко улыбнулся и просто обнял его, благодаря: — Спасибо большое! — Крепус слегка побелел от того, как крепко Дилюк сжал его, но молча обнял в ответ и чмокнул сына в макушку. Вторая коробочка была маленькой и из неё Дилюк достал тонкие кожаные перчатки и Крепус поспешил пояснить: — Они изготовлены по особой технологии в Натлане, так что они не просто огнеупорные — они несгораемые. Ещё мне клялись, что они удобные. Надеюсь, они будут тебе полезны, — Дилюк в ответ улыбнулся ещё шире, ещё счастливее и тут же натянул перчатки на руки. Он радостно вертел руками, рассматривая перчатки, сжимал и разжимал кулаки, шевелил пальцами и Кэйа глядел на его руки не отводя взгляда. Перчатки сели как влитые, плотно обхватывая руки Дилюка, идеально на них смотрясь. Кэйа почему-то покраснел и сглотнул, а потом тут же отвёл взгляд, принимаясь рассматривать ёлку, стараясь угадать, в каких коробках подарки для него. Крепус поставил перед Кэйей две коробки: продолговатую и квадратную. Кэйа долго думал, какую же открыть первой, но в итоге, Джинн, не пытаясь сдержать своё любопытство просто сняла крышку с той коробки, что была ближе к ней. И присвистнула. Внутри лежал гладкий, длинный лук, тускло поблёскивающий в свете свечей и немногочисленных электрических ламп. Кэйа тут же встал, доставая лук из коробки и внимательно осматривая его. Крепус чуть прищурился наблюдая за ним, а потом прокашлялся и принялся объяснять: — Я спросил какой лук лучше подойдёт всаднику и мне посоветовали этот. Мастер сказал, что его длинна сто шестьдесят сантиметров и он как-то хитро сделан из нескольких слоёв древесины. Он ещё что-то долго объяснял о роговых насадках и животном клее, но я, прости за это, ничего, кроме того, что стрела, пущенная из него может пролететь до трёхсот двадцати метров, не запомнил. После этих слов Крепуса Кэйа возбуждённо хохотнул и немного отчаянно уточнил: — Вы же не пустите меня сейчас на улицу, проверить это, да? — Аделинда, до этого кидавшая неодобрительные взгляды на Крепуса, невозмутимо кивнула. — Ладно. Значит проверю завтра, — Кэйа ещё раз осмотрел лук, сверкая глазами, поглаживая его плечи кончиками пальцев, почти забыв о второй коробке, а потом вдруг замер и поднял озадаченный взгляд на Крепуса: — А стрелы? В ответ на это Крепус безмятежно улыбнулся и пожал плечами: — Аделинда сказала, что не стоит дарить тебе холодное оружие. Ну я и не дарил, — за его спиной Аделинда возмущённо задохнулась, а потом устало потёрла переносицу, не желая вступать в спор и, отчасти, признавая его правоту. Кэйа, Дилюк и Джинн расхохотались, а потом вместе полезли открывать второй подарок Кэйи. Джинн вытащила из коробки кожаный нагрудник, Дилюк вертел в руках кожаные наручи, а Крепус вновь принялся объяснять: — Они очень прочные и лёгкие, благодаря какой-то мудрёной технологии из Сумеру. Что-то связанное с артериями земли, я не вдавался в подробности, — и тут же Дилюк притянул к себе руку Кэйи, надевая на неё наруч, ловко застёгивая ремешки, пока Кэйа, как заворожённый, следил за его пальцами, туго обтянутые тонкой кожей новых перчаток. Кэйа помотал головой, а потом широко-широко улыбнулся и, в отличии от Дилюка, не сдерживаясь, кинулся на шею Крепуса, крепко его обнимая и звонко, почти по-детски, чмокая его в висок. Крепус захохотал, обнял Кэйю и погладил по волосам. Потом Кэйа отпустил отца, силой усадил на своё место и метнулся к ёлке, сразу доставая одну маленькую коробочку, тут же впихнув её в руки Дилюку, и два больших свёртка в красивой бумаге, отдавая их Джинн и Аделинде. Крепус внимательно следил за сыном, а потом, пока Кэйа наблюдал за тем, как остальные открывают подарки, приподнял брови. Кэйа, конечно, заметил это, но ничего не сказал и просто подмигнул отцу, хитро-хитро улыбаясь. Пока Дилюк вертел в руках карманные часы на цепочке, с гравировкой совы на крышке, а Джинн восторженно рассматривала свои новые, большие и мягкие свитера, Аделинда отчаянно пыталась не запутаться в по-настоящему огромном, мягком и пушистом пледе пастельного бирюзового цвета. Дилюк уже успел подвести часы, аккуратно убрать их в карман и незаметно (он надеялся, что незаметно) оттащить Кэйю в дальний угол, чтобы мягко поцеловать. Когда они вернулись к остальным Крепус тихонько похрюкивал, стараясь сдержать смех, пока Джинн, стягивая через голову очередной свитер и надевая новый, была похожа на одуванчик, из-за торчащих во все стороны волос, а Аделинда просто замерла, полностью расправив плед и укрыв им себя, даже не пытаясь выбраться из-под него и открыть ещё два свёртка, что были у неё на коленях. Заметив сыновей, Крепус обернулся к ним и обратился к Кэйе, сиплым от сдерживаемого смеха голосом: — Какого размера плед ты ей купил? Кэйа скрестил руки на груди и гордо ответил: — Два на три, — Аделинда страдальчески простонала из-под пледа, а Кэйа подошёл к ней, стянул плед на колени и всучил в руки свёртки: — Тут пижамы. Такие мягкие и тёплые чтоб ты надела их, а потом залезла в этот плед и сладко уснула, — Аделинда заинтересованно приоткрыла один глаз: — А какого цвета? — Кэйа тихо рассмеялся. — Тёмно-синяя и белая, — и Аделинда тут же принялась разорачивать свёртки, а Кэйа поцеловал её в лоб и обернулся, натыкаясь на нежный взгляд Дилюка и по-детски выпяченные губы Крепуса, капризно протянувшего: — А я? — Кэйа рассмеялся, сделал шаг к отцу, а потом в его взгляде что-то мелькнуло, он на мгновение замялся, но, всё же, плюхнулся на колени ойкнувшего Крепуса, обхватывая его руками за шею. — Вот твой подарочек! — Крепус рассмеялся и начал покачивать Кэйю на руках, как делал это когда тот был мальчиком и приходил к нему после кошмаров. Кэйа улыбнулся, понимая, что он уже почти отпустил ту ситуацию. Крепус даже начал что-то намурлыкивать себе под нос, продолжая слегка покачивать Кэйю. Всё-таки Кэйа был благодарен Дайну за то, что он подкинул его именно Рангвиндрам. Вполне вероятно, что если бы не любовь и забота Крепуса и Аделинды, если бы не их терпеливое понимание и неуёмное любопытство Дилюка, всеми силами пытавшего подружиться со своим новым братом, то Кэйа бы не полюбил. И если бы не любовь, аккуратные поцелуи и мягкие касания Дилюка, если бы не его терпение и нежность, Кэйе бы всё ещё снились кошмары. При мысли о наставниках он тонко, почти незаметно, кровожадно ухмыльнулся. Если он встретит их вновь, то открутит головы. А потом он вспомнил о Крепусе, легко, как в детстве, боднул его головой в плечо и заговорщицким шёпотом сообщил: — Не расстраивайся, я про тебя не забыл. Просто твой подарок будет самым последним потому что он самый большой, — а потом слез с его коленей, усаживаясь рядом и за руку притягивая к себе Дилюка. Крепус, заинтригованный, хотел было задать вопрос и повернулся к Кэйе, но наткнулся на взгляд Дилюка, сидящего у него на коленях. Они одновременно покраснели и отвернулись друг о друга, Кэйа захохотал, а Дилюк что-то прошипел, толкнул его в плечо и вскочил на ноги, тут же направляясь к ёлке. Он аккуратно поставил на диванчик рядом с Аделиндой большой деревянный короб и два небольших деревянных комодика, с кучей ящичков, а потом, сложил руки за спину и, так же как отец, чтобы скрыть смущение, принялся объяснять: — В большом коробе — керамический чайный набор, состоящий из заварного чайника, сливника и семи чашечек с блюдцами и крышками. Каждая чашечка расписана в стиле одной из стран Тейтвата, на чайнике и сливнике узоры из виноградных лоз, — Дилюк нервно сглотнул, бегая глазами по стене за спиной Аделинды и продолжил: — В двух других коробах — разные чаи и рекомендации по их заварке. Вот, — он потупил взгляд, не зная, как лучше закончить свою речь, так что выдавил из себя банальное «Как-то так» и поспешно отошёл к ёлке, доставая из-под неё ещё одну коробу. Её Дилюк поставил на колени Джинн, а потом страшно покраснел, кинув мимолётный взгляд на отца и протараторил: — Тут ещё два брючных костюма от портного мамы, я правда не знал, что папа тоже решил тебе их подарить, так что просто… — Джинн рассмеялась, перебивая Дилюка, расстроенного и смущённого, а потом встала и крепко обняла его. — Я люблю брюки и, судя по тому, что я вижу, того портного я тоже люблю. Буду носить с удовольствием все три, — и Дилюк в её руках расслабился, обнимая в ответ. Когда он вновь шёл к ёлке, Кэйа чуть ли не подпрыгивал от нетерпения, но Аделинда просто молча обняла Дилюка, поглаживая его по волосам и тихо, искренне благодаря: — Мне очень понравился чайный набор и запах чаёв. Спасибо большое, — в воцарившейся тишине все прекрасно услышали, как Дилюк облегчённо вздохнул, прежде чем обнять Аделинду. Когда Дилюк отдал Кэйе большую коробку с его подарком Джинн, не дожидаясь пока Кэйа откроет свой подарок, кинулась к ёлке и тут же поставила перед Аделиндой ещё один большой деревянный короб, радостно сообщая: — Тут все детективы твоего любимого автора, которых у тебя нет! Будешь пить чай Дилюка из его, вернее уже твоего, чайного набора в пижаме от Кэйи, закутавшись в тот плед и читать эти книги! — потом она подмигнула и улыбнулась ещё шире, — Может, будешь меньше нас ругать! Аделинда, рассмеялась, а потом озорно сверкнула глазами: — И не надейтесь, — Джинн снова рассмеялась и грохнула на колени Дилюка огромную книгу в подарочной бумаге, укладывая на неё сверху деревянный футляр. — В коробочке нож для писем, — после этих слов Аделинда подозрительно сощурилась, — А тут книга про величайших героев Ордо Фавониус, там есть факты, которые ты не знал, я проверяла! А ещё иллюстрации, портреты, сохранившиеся описания их внешности и техник фехтования! В конце есть несколько пустых страниц, потом впишешь себя и меня с Кэйей! Дилюк тут же открыл книгу, увлечённо шурша страницами, а Кэйа решил поглядеть на нож для писем. В коробочке оказался тонкий кинжал, сантиметров сорок длинной. Кэйа хохотнул, прищурившись глядя на Джинн, на что та лишь пожала плечами, широко улыбаясь: — Ну, письма разные бывают, — а потом отобрала у Кэйи футляр с кинжалом Дилюка и вручила деревянный короб: — Набор метательных ножей! И специальные крепления, чтоб ты их мог хоть на голове, хоть на жопе таскать, — Кэйа тут же открыл короб, вынул нож и восторженно принялся вертеть его в руках, прикидывая его вес. Настала очередь Аделинды. Она встала, расправила складки на одежде, осмотрела груду своих подарков, сваленных рядом с ней на диванчике, а потом направилась к ёлке. Она ручила детям по маленькой коробочке, протянула Крепусу свёрток и принялась объяснять, необыкновенно сухо: — Дилюку металлический гребень с частыми зубчиками, украшенный фениксом, чтобы как следует расчёсывать его густые волосы. Джинн — кожаный ремень с узором из одуванчиков на внутренней стороне. Думаю, на нём будет удобно крепить меч. Кэйе — набор повязок на глаз. Две для сна — одна тёмно-синяя, хлопковая, с вышитой луной, вторая — тоже хлопковая, чёрная, с вышитыми одуванчиками. Третья, чёрная, из бархата, с вышитым созвездием — парадная. Ещё одна простая, чёрная, но с мехом внутри, — тут она на мгновение смутилась, — чтобы хоть один глаз не мёрз. Ну и ещё одна парадная, из тёмно-синего шёлка с хлопковой подкладкой. А для господина Крепуса — вышитая подушка с травами, для крепкого сна. Мята и ромашка успокаивают и расслабляют, — всё это время Аделинда говорила монотонно, глядя куда-то в потолок, не обращая внимания на реакцию на свои подарки. Кажется, она хотела что-то ещё сказать, но Кэйа опередил её, спрашивая: — Ты сама вышила узоры на повязках? — Аделинда просто кивнула, а потом посмотрела на Кэйю и немного побледнела. Тот уже сидел в чёрной повязке со звёздами и широко ей улыбался: — Они очень удобные и мягкие! Спасибо большое! — и подскочил, чтобы обнять Аделинду. Следом за ним Аделинду обняли Джинн и Дилюк, зажимая её со всех сторон и наперебой искренне расхваливая её подарки. Крепус с, к его радости никем незамеченной тоской, провёл пальцами по вышитому Аделиндой узору из лоз и ягод, а потом тяжело вздохнул, отложил подушку в сторону и обнял всех сразу, прижимая к себе и целуя в макушки, под радостный хохот детей. Он уже собрался было садиться за стол, но тут Кэйа сурово глянул на него и усадил на диванчик, приказав ждать. Крепус проводил его, Дилюка и Джинн, убежавших в сторону кухни, нечитаемым взглядом и поразился тому, как Кэйа порой похож на Алоисию. Аделинда набрала в лёгкие воздуха, собираясь что-то сказать и Крепус внимательно всмотрелся в её лицо, но их обоих отвлёк шум и пыхтение. Они обернулись и увидели, что дети принесли нечто огромных размеров, обклеенное подарочной бумагой и самодельными звёздочками. Джинн утёрла пот со лба, довольно улыбнулась и указала на подарок: — Вот! — С Новым Годом, папа, — Дилюк широко улыбнулся, а Кэйа притянул Джинн и Дилюка к себе за плечи. — Это тебе от всех нас! Крепус скептически осмотрел огромное нечто, а потом, со смешинками в глазах уточнил: — Надеюсь, это не гроб? Я ещё слишком юн, чтобы умирать, приходите с этим лет через семьдесят как минимум, — а потом, судя по тому, как побледнели все трое, понял, что шутка была не смешная. Дилюк и Джинн тут же потупили взгляды и Дилюк покраснел и замолчал, а Джинн принялась извиняться, но Кэйа нахмурился, шагнул вперёд и прямо заявил: — Шутка отвратительная. Запрещаю тебе умирать ещё как минимум сто лет, а теперь вставай, извиняйся перед Джинн и Дилюком и получай подарок. — Кэйа нахмурился ещё сильнее, недовольно разглядывая отца и к его возмущению присоединилась Аделинда: — Полностью согласна. Господин Крепус, я понимаю, что Вы хотели пошутить и разрядить обстановку, но шутки о смерти не то, что бывает смешно. Крепус встал, вновь обнял Джинн и Дилюка, целуя их в макушки и искренне прося у них прощения, а потом принялся аккуратно снимать упаковку. Он предпочёл не акцентировать внимания на том, что с той стороны его пиджака, к которой лицом прижимался Дилюк, осталось два небольших влажных пятнышка. Под бумагой был огромный деревянный ящик, а в нём — непонятный механизм. — Это называется фотоаппарат! — Кэйа, пользуясь шансом шуточно отомстить за плохую шутку, тихо подкрался к отцу со спины и громко сказал ему это прямо в ухо, от чего Крепус вздрогнул и схватился за сердце. — Он позволяет сделать небольшую картину за минуту, — робко добавила Джинн, ещё не отошедшая от первой реакции Крепуса. — Это как? — Крепус, сидя на корточках, обернулся и посмотрел на детей и Джинн с Кэйей заметили, что его взгляд сейчас был похож на то, как смотрят радостные, любопытные дети. Очень похоже на взгляд Дилюка, когда он видит или узнаёт что-то новое и интересное. Крепус тут же принялся копаться в коробке, но потом тяжело вздохнул и покачал головой: — Знал бы я как им пользоваться, — и разочарованно вздохнул. — Не волнуйся, — Дилюк положил руку отцу на плечо и улыбнулся, — мы попросили приехать фотографа из Фонтейна, Кэйа уехал за ним в Спрингвейл. Они скоро вернутся. Крепус осмотрела и понял, что Кэйи и правда нет, а Аделинда предложила всем поесть пока фотограф и Кэйа не вернулись. За столом Джинн тут же потянулась к пирожным, Крепус задумчиво пил вино и жевал салаты, Дилюк ковырялся вилкой в еде, а Аделинда заварила только что подаренный ей чай и теперь пила его. Кажется, возвращаясь домой, Кэйа открыл дверь пинком. Все вздрогнули, оборачиваясь. Фотограф из Фонтейна выглядел растерянно и прошёл внутрь, опасливо осматриваясь и втягивая голову в плечи. Аделинда тут же встала из-за стола, чтобы встретить гостя, но Кэйа уже помог ему снять верхнюю одежду и провёл внутрь, представляя остальным. Мужчина поклонился и тут же сбежал к ящику с фотоаппаратом, принимаясь его собирать. Крепус пошёл следом, чуть наклоняясь вперёд и внимательно наблюдая, пока фотограф кидал на него, высокого, широкоплечего и грозного на вид, опасливые взгляды. Джинн щипнула Кэйю за бок и тихо прошипела ему на ухо: — Ты его что, украл? — Он сидел и пил с охотниками, хотя мы договаривались, что он работает в новогоднюю ночь, — прошептал Кэйа и досадливо поморщился. — Ещё и уходить не хотел, хотя мы внесли предоплату. Ну я его вытащил на улицу, закинул на Огонька, сам залез и галопом, — Кэйа тихо хохотнул, не отрывая взгляда от фотографа: — Как он верещал. Джинн и Дилюк тут же пихнули локтями под рёбра и одновременно прошептали: — Идиот! Кэйа широко улыбнулся, внимательно наблюдая за каждым движением фотографа: — Зато действенно. И доехали быстро и он протрезвел, — в этот момент фотограф посмотрел на них, но встретился взглядом с Кэйей, поёжился и тут же отвел глаза. Крепус что-то тихо спрашивал у него и фотограф всё объяснял и показывал, то и дело опять неуютно ёжась и вжимая голову в плечи. Когда мастер закончил с сборкой, установкой и настройкой фотоаппарата, Крепус, воодушевлённый и восторженный, сгрёб всех в охапку и подтащил к камину, удержав за руку хотевшую было уйти из кадра Аделинду. Крепус и Аделинда стояли рядом, а перед ними, в шахматном порядке, стояли дети. Джинн стояла со стороны Аделинды, затем, по середине, стоял Дилюку и уже после — Кэйа. Крепус уложил руки на плечи сыновьям, а Кэйа, Дилюк и Джинн взялись за руки. У них за спинами виднелись диванчики, с разложенными на них подарками, стол с праздничной едой, ель и камин. На мгновение на лице фотографа промелькнуло удивление, но он тут же отвернулся, принимаясь возится с фотоаппаратом, а потом громко посчитал от трёх до одного и всех ослепила вспышка. Фотограф сделал ещё пару семейных фото, а потом, после того, как Дилюк отдал ему оставшуюся сумму, практически сбежал из их дома, опасливо оглядываясь на довольного и лохматого Крепуса, мрачного Дилюка, убийственно-спокойную Аделинду и насмешливо ухмыляющихся Джинн и Кэйю. Спустя много лет он всё ещё будет вспоминать эту странную семью, в которой отец был похож на огромного восторженного медведя, а из всех его детей на него был похож лишь один, но только лицом, а не характером. А сейчас, как только за фотографом закрылась дверь, Дилюк облегчённо выдохнул, расслабляясь, позволяя Кэйе утянуть себя в кадр вместе с Джинн, пока Крепус возился с фотоаппаратом, готовый их фотографировать. Они втроём дурачились перед камерой, а Крепус фотографировал их, пока Аделинда стояла в стороне и улыбалась, глядя на них. Но вскоре Джинн и Кэйа втащили в кадр и её, принимаясь дурачиться ещё усерднее, втягивая в это Аделинду так, что вскоре она хохотала до слёз. Потом Кэйа поменялся местами с Крепусом и тот с радостью занял место сына, схватив за руки Дилюка и Аделинду, утягивая их в шуточный хоровод, громко хохоча, чуть откидывая голову назад. После того, как хоровод распался, Джинн закинула руки на шеи Крепусу и Дилюку, притягивая их к себе, чуть привставая на носках, прижимаясь своими щеками к их щекам и широко улыбаясь. Кэйа бы ни за что не признался, но сейчас он боялся моргать. Боялся, что стоит ему хоть на мгновение прикрыть глаза и этот момент, их смех и улыбки, исчезнет, рассеется как туман, незаметно сотрётся из памяти как сон. И пропадёт всё — Дилюк, Крепус, Аделинда и Джинн. Пропадёт их радость и их любовь, а Кэйа проснётся в холодной постели и увидит над собой лишь что-то чёрное и вязкое, как дёготь, вместо неба. Прошло уже столько лет, столько таких же счастливых моментов и праздников не пропали, не забылись, не оказались сном, но Кэйа всё ещё боялся этого. Боялся того, что однажды всё это — счастливая и любящая семья — исчезнет. Что однажды он снова станет чужим этим людям. Дилюк мягко коснулся спины Кэйи и тот вздрогнул, оборачиваясь, тут же вновь широко улыбаясь. — Ты расстроен, — Дилюк не спрашивал, но Кэйа покачал головой. — Ничего страшного. Дилюк обеспокоенно нахмурился и всмотрелся в глаза Кэйи: — Это праздник. В праздники надо быть радостным и то, что ты сейчас грустный не ничего страшного. Принести тебе кусок торта? Вместо ответа Кэйа громко захохотал, обнимая Дилюка, прижимая его к себе так крепко, что он тихонько запищал, а потом на них накинулась Джинн, почти роняя всех троих на пол. Крепус немного неаккуратно развернул фотоаппарат и сверкнула вспышка. Дурачиться и фотографироваться им надоело примерно через час и они вновь сели за стол, но уже через полчаса провожали Джинн на празднование к её клану. После долгого прощания Крепус, Аделинда, Дилюк и Кэйа вновь сели за стол, перешучиваясь и разговаривая ни о чём. Не смотря на неодобрительный взгляд Аделинды, Крепус предложил сыновьям вина и Кэйа с интересом забрал у него из рук бутылку, сначала заглянув в неё одним глазом, потом он принюхался и только после этого разлив вино по бокалам. Дилюк сделал один небольшой глоток и чуть поморщился, отставляя бокал в сторону, а Кэйа пил медленно, смакуя вкус и когда он поставил бокал на стол, Крепус сощурился, склонил голову на бок и с хитрой, чуть насмешливой улыбкой спросил: — Ну как? — Очень вкусно, — Кэйа кивнул и серьёзно продолжил: — Но вообще ничего не понял, как бы ты не объяснял. Крепус расхохотался, откидываясь на спинку стула, Дилюк тихо прыснул в кулак, а Кэйа вновь схватил бокал в руку, пока Аделинда не забрала его. Дилюк рассмеялся следом за отцом, вместе с Кэйей и подумал, что им надо как можно чаще собираться всем вместе. Что сейчас очень не хватает Джинн и он не хочет, чтобы этот вечер кончался. Чтобы они расходились по комнатам, а завтра вновь начиналась работа и рутина. Дилюк отчаянно хотел, чтобы и дальше продолжали гореть свечи и сверкать электрические лампы, чтобы их свет отражался и преломлялся в стеклянных шарах на ёлке и стенах и чтобы в камине всегда ярко горел огонь, согревая всех и отбрасывая причудливые тени на лица. В итоге, за вечер, Кэйа выпил вина больше всех — целых три бокала, в то время как Крепус ограничился двумя, а Дилюк и Аделинда — одним. Когда они расходились по комнатам, Кэйа и Крепус внимательно следили за Аделиндой, что не укрылось от внимания Дилюка. Она выглядела какой-то поникшей, будто чем-то расстроенной, но не успел Дилюк её спросить о причине печали и утешить, как она ушла к себе в комнату, поклонившись напоследок. Крепус украдкой вздохнул, потирая переносицу, пожелал сыновьям спокойной ночи и поднялся к себе. Дилюк стоял нахмурившись, крепко сжимая руку Кэйи и упорно пытался понять почему в конце взрослые ушли какие-то грустные. — Ей стыдно, — тихо сказал Кэйа и Дилюк резко обернулся к нему, удивленно всматриваясь в его спокойные, с лёгкой, едва заметной, печалью, глаза. — Мы подарили ей дорогие подарки потому что любим её, но ей всё равно неловко, ведь она подарила не такие дорогие вещи. Никто её в этом не винит. — Но у неё же замечательные подарки! — воскликнул Дилюк и Кэйа кивнул. — Она подбирала их с любовью. Готов спорить, что и Джинн и отцу подарки пришлись по душе, но Аделинда такой человек. — Тогда нам надо убедить её в том, что она замечательная и достойна всех лучших подарков, — Дилюк серьёзно нахмурился, тут же начав в уме прикидывать как лучше это сделать, а Кэйа тихо рассмеялся, качая головой, мягко притягивая Дилюка к себе и обнимая его: — Обязательно. А теперь пошли в комнату, — и Дилюк, повинуясь какому-то резкому порыву, будто бы от этого зависела его жизнь, резко подхватил Кэйю на руки. Они оба с лёгким удивлением отметили, что Кэйа даже не напрягся от неожиданного прикосновения. У Кэйи не промелькнуло ни единой мысли о наставниках. Теперь, благодаря месяцам терпения Дилюка, его мягкой заботе и искренней, чистой любви, Кэйа начал постепенно забывать о тех событиях, что не так давно всплыли в памяти. Кэйа тихо рассмеялся, обхватывая шею Дилюка руками и звонко чмокнул его в щёку. — Неси меня, мой рыцарь! — Конечно, мой принц! — и Кэйа странно дёрнул уголком губ, напрягся, но Дилюк поцеловал его в макушку и задумчиво добавил: — Хотя, нет. Для принца ты уже занял слишком много места в моём сердце. Пожалуй, ты там уже полноправный король. Кэйа медленно расслабился, пока Дилюк поднимался по лестнице и шутливо, с лёгким напряжением лишь в голосе и взгляде, уточнил: — Значит, ты — моё королевство? — Как пожелаешь, — Дилюк широко улыбнулся и посмотрел Кэйе в глаза, подходя к двери в их спальню. — Кто первый мыться? — Оба. Хочу подольше поваляться в горячей ванне, а без тебя это не выйдёт. — Вот как, — Дилюк обиженно надул губы, — я для тебя лишь грелка? Ужас, не разговаривай больше со мной, как можно так эксплуатировать человека с Глазом Бога? Между прочим, таких как я не так уж и много! — Кэйа расхохотался, болтая ногами в воздухе и поцеловал Дилюка. — Просто ты хорош во всём. Никто больше не справится так безупречно, как ты, — а потом улыбнулся ещё довольнее, как кот, нализавшийся сметаны, глядя на покрасневшего Дилюка. В ванной комнате они раздевались, стоя спиной друг к другу, а потом Дилюк первый залез в ванну, начиная нагревать её. Кэйа по хозяйски высыпал в воду ароматную соль для купания и пену, после чего начал активно двигать руками, взбивая пену и только после этого залез в ванну, укладываясь на горячую грудь Дилюка и уходя под воду по самый подбородок. Дилюк обнял его руками поперёк груди, чмокнул в макушку и они затихли, наслаждаясь теплом, тишиной и приятным запахом. Спустя некоторое время Дилюк услышал тихое сопение и уложил руку Кэйе на грудь, над сердцем, чтобы отслеживать скорость сердцебиения, после чего покрепче прижал уснувшего к себе, чтобы тот не ушёл под воду. Ещё через десять минут Дилюк растолкал Кэйю, помог ему вылезти из ванны и надеть пижаму. Всё это время Кэйа ластился, как кот, подставлялся под руки Дилюка, не открывая глаз, и довольно жмурился. Когда Дилюк сам вытерся и оделся, Кэйа потянул его за руку и капризно проятнул: — На ручки. Дилюк усмехнулся, мягко, медленно поцеловал Кэйю и на руках отнёс в постель, после чего Кэйа потянул его за руку, роняя на себя, прижимая к себе ближе ногами, запуская руки в его волосы и вновь целуя, глупо улыбаясь. Дилюк обнял Кэйю, немного смущённо отвечая на поцелуй, так же довольно улыбаясь, поглаживая его по спине, млея от почёсываний по голове. Кэйа пересатал улыбаться и принялся целовать размеренно, глубоко, лениво, чуть прикусывая губы Дилюка, проводя языком по кромке зубов, с наслаждением сплетаясь своим языкои с чужим, почёсывая кожу головы и чуть оттягивая за волосы. В какой-то момент Кэйа так увлёкся, что подмял Дилюка под себя, опираясь одной рукой на постель, а вторую уложил Дилюку на шею, оглаживая большим пальцем кадык, чуть надавливая под челюстью, за шею притягивая его ещё ближе. Постепенно Дилюк распалялся, понемногу перехватывая инициативу, начиная целовать страстно, тоже зарываясь пальцами в волосы Кэйи, перебирая их, чуть оттягивая Кэйю, чтобы самому потом прильнуть ближе. Дилюк увлекался всё больше и больше и, в итоге, перевернулся, меняя их с Кэйей местами, за талию притягивая его ближе, заставляя прогнуться, но Кэйа чуть отстранился, вновь меняя их местами, возвращая контроль себе и замедляя поцелуй. Когда Дилюк вновь попытался перевернуться, Кэйа лёг на бок, совсем немного отодвигаясь от Дилюка, но не разрывая поцелуй. В итоге поцелуй разорвал Дилюк, крепко обнимая Кэйю, тыкаясь носом в сгиб его шеи, потираясь им, глубоко вдыхая родной запах, пока Кэйа поглаживал его по волосам и тихо смеялся. Дилюк уложил ладони на щёки Кэйи, легко целуя его лицо под тихий смех. — Дилюк, — Кэйа чуть оттянул его за волосы, легко касаясь губ Дилюка своими, — всё. Я сейчас усну, — и поцеловал уголок его губ. — Неужели целоваться со мной для тебя так скучно, что начинает клонить в сон? — тихо усмехнулся Дилюк. — Ты занижаешь свои достоинства, — Кэйа прижался своим лбом ко лбу Дилюка, прикрывая глаза. — Очень сильно. А ещё я сегодня рано встал и правда вот-вот отключусь. Ты же не хочешь, чтобы я уснул прямо во время поцелуя? — Это было бы очень обидно, — Дилюк чуть боднул Кэйю, задевая его нос своими и вновь поцеловал. — Спокойной ночи, Кэйа. — Спокойной ночи, душа моя, — Кэйа крепче обнял Дилюка, привычно закидывая на него ногу. Вечером следующего дня, после службы в Ордене, Кэйа был злой и уставший и потому, как только пришёл домой, попросил Аделинду его не трогать, после чего ушёл в комнату и залез с книгой под одеяло. Когда Аделинда пришла звать его на ужин, Кэйа что-то невнятно пробубнил из-под одеяла, но никуда не пошёл. Спустя пару минут Аделинда вновь пришла и молча поставила на прикроватную тумбочку поднос с чашкой чая и куском пирога с яблоком. Кэйа вылез из-под одеяла и довольно принюхался. Аделинда потрепала его по волосам и вышла. Под конец ужина со службы вернулся Дилюк. Не переодеваясь он сел за стол, быстро, жадно, чуть ли не давясь поел, поблагодарил Аделниду и ушёл в ванну. Дилюк так спешил добраться до горячей ванны, что не заметил в постели Кэйю. После получаса отмокания в кипятке Дилюк вышел из ванной и тут же наткнулся взглядом на взъерошенного Кэйю, приподнявшегося на локтях и развернувшегося в его сторону. Одеяло сползло с плеч Кэйи до середины груди, он медленно моргал, а потом перенёс вес на одну руку, чуть откидываясь назад и принялся тереть глаз. Дилюк задержался взглядом на шее Кэйи, затем перевёл взгляд ниже, на ключицы и грудь, на гладкую смуглую кожу и покраснел. Когда Кэйа закончил тереть глаз Дилюк уже залезал под одеяло, укладывая ладони на талию Кэйи, притягивая его к себе и целуя шейный позвонок, после утыкаясь носом в его затылок. — Привет, — пробубнил Дилюк. — Тебя съели бумажки? — тихо хмыкнул Кэйа и отодвинул книгу от себя. В ответ Дилюк что-то недовольно забухтел, прижимаясь к Кэйе ещё ближе, утыкаясь лбом в его затылок, а потом легко поцеловал шею. У Кэйи по спине пробежались мурашки, он глубоко задумался и напрягся от того, что теперь, от более интимного касания, у него в мыслях промелькнули наставники. — Прости, — Дилюк отполз чуть назад, переворачиваясь на другой бок. — Мне стоило спросить. Кэйа ничего не ответил. Он просто не знал, что сказать. Они лежали в тишине и Кэйа отчётливо слышал, как легко постукивают зубы Дилюка и как он тихо чавкает, от нервов кусая свою губу. А потом Кэйа решил плюнуть на всё, перевернулся на другой бок, оказываясь лицом к спине Дилюка, взял его ладонь в свою и тихо попросил: — Повернись ко мне, — Дилюк перестал кусать губу, замер, затих, кажется, даже задержал дыхание. — Повернись, душа моя, — так ласково, что у Дилюка сердце сжалось и он всё-таки повернулся. Повернулся и тут же виновато отвёл взгляд, а когда Кэйа придвинулся чуть ближе Дилюк весь напрягся, всё ещё избегая его взгляда. — Посмотри на меня, — Кэйа отпустил ладонь Дилюка, на его лице промелькнуло тусклое разочарование, но он тут же прикрыл глаза, когда почувствовал ладонь Кэйи на своей щеке. — Я люблю тебя. Так сильно, что если меня однажды поставят перед выбором: весь мир или ты, я, не колеблясь, выберу тебя. Так что, пожалуйста, не извиняйся, — Кэйа поглаживал большим пальцем щёку Дилюка, всматривался в то, как дрожат его ресницы, какие длинные тени они отбрасывают на щёки. Он разглядывал бледные, едва заметные веснушки на носу и покусанную, чуть кровоточащую в некоторых местах, едва блестящую от слюны, потрескавшуюся губу. — Я люблю тебя сильнее, чем боюсь чего-либо. Если бы не ты и всё, что ты делал для меня всё это время, я бы, возможно, даже обниматься не смог. Все те разы, когда ты успокаивал меня после кошмаров, когда спрашивал разрешения, прикрывал в Ордене, когда мне становилось тошно и то, как ты заботился обо мне, берёг меня, любил меня, а не то, что я могу тебе дать, не требуя ничего в ответ. Так терпеливо, так нежно, что мне плакать хотелось. Аккуратно и ненавязчиво, ты самим собой вытеснил из моей головы всё плохое. Избавил меня от страха и ни в чём не винил. Ты сделал гораздо больше, чем можешь себе представить, Дилюк. И сейчас тебе не надо извиняться. И уже даже не надо спрашивать разрешения. Посмотри мне в глаза, Дилюк, — веки дрогнули, потом Дилюк зажмурился, но потом медленно открыл глаза и встретился с Кэйей взглядом. И утонул в нём. В его тепле, нежности и любви, вслушиваясь в его тихий, спокойный голос. — Я не готов к большему. Но никогда, слышишь, Дилюк Рангвиндр? Никогда не переставай обнимать меня. Люби меня, пока я этого достоин, душа моя. Мы не знаем, что случится завтра, через месяц или года, что я сделаю или скажу, возненавидишь ты меня или нет, но сейчас, пока мы вместе, люби меня и больше никогда не смей просить за это прощения. Обещаешь? — Придурок, — Дилюк резко закрыл глаза, прижимаясь к Кэйе всем телом и глухо продолжил: — Я же сейчас расплачусь, — а потом всё-таки всхлипнул, зажмурился, сдерживая слёзы, почувствовав ладонь Кэйи в своих волосах. — Я обещаю. Но и ты обещал мне счастливый конец. Помнишь? — Помню, — тихо ответил Кэйа намотал локон Дилюка на палец, а потом чуть отстранился, заглядывая ему в глаза. — Как я мог забыть? Ну, — он коснулся губ Дилюка большим пальцем, оглаживая их. — пожалуйста, прекрати их грызть. У тебя такие красивые губы, не делай с ними так, — и Дилюк перестал кусать губы, не моргая глядя в глаза Кэйи, уже не стараясь спрятать свои слёзы. — Поцелуй меня, — тихо, чуть срывающимся голосом, но Кэйа подчинился, сползая по подушкам вниз, обхватывая лицо Дилюка ладонями. Кэйа чувствовал, как из глаз Дилюка текут слёзы, он чувствовал их вкус на покусанных губах Дилюка и касался их языком, вылизывая, смягчая, не обращая внимания на привкус крови, сосредотачиваясь лишь на том, как Дилюк поддаётся навстречу, обхватывает его тело руками и жмётся всё ближе. Кровь и слёзы. Это то, что Кэйа познал раньше, чем любовь. Одно из его первых воспоминаний. Жестокая тренировка, он, плачущий от боли. Кровь, стекающая из раны на груди. Яркая, алая, текучая. Она скапливалась на полу в лужицу и шла рябью каждый раз, как в неё падала прозрачная слеза. И суровый, непреклонный король, возвышающийся над ним, крепко сжимающий меч в руке. Ставивший его на колени лишь благодаря угрозам и жестокости. Не сумевший подчинить себе гордого принца. Но стоило Кэйе вспомнить это, как воспоминание практически сразу отошло на второй план, вытесненное Дилюком. Они ещё долго целовались, вновь перекатываясь по постели, пытаясь взять контроль над поцелуем. И в какой-то момент, когда Дилюк одержал верх, прижимаясь к Кэйе, притягивая его одной рукой к себе за талию, Кэйа прогнулся, притянул Дилюка к себе за плечи и расслабился, полностью подчиняясь ему. Кажется, тогда поцелуй стал ещё слаще. Они так увлеклись, что не услышали стука и опомнились только тогда, когда, на их счастье, скрипнули петли двери. Тогда Дилюк от испуга просто упал на Кэйю, тихо пискнувшего от боли, но тут же мягко рассмеявшегося и обнявшего Дилюка, поглаживая его по волосам. — Я, — Крепус тихо кашлянул, скрывая неловкость и обвёл взглядом комнату, — я стучал, но вы не ответили и я зашёл, так что, да. Не помешал? Дилюк что-то тихо пробубнил куда-то в шею Кэйи и, не удержавшись, легко поцеловал туда же, а Кэйа широко улыбнулся отцу и помотал головой: — Нет, не помешал. Но в следующй раз, пожалуйста, не заходи пока мы не ответим, хорошо? — О, — Крепус посмотрел на сыновей, отмечая их растрёпанность и покрасневшее лицо Кэйи. — Ой. Ну, я тогда это, — он почесал затылок, а потом резко развернулся. — позже зайду. Лучше завтра, — а потом снова посмотрел на сыновей, тяжело, почти замученно вздохнул, развернулся к ним, нахмурился и сказал: — Нет, не завтра, а сейчас, — обошёл кровать и поставил на тумбочку рядом с Кэйей какую-то баночку. И Кэйа и Дилюк заинтересованно посмотрели на неё и Кэйа уже было потянулся к ней, как Крепус сказал, что это. — Это та специальная смазка, о которой я говорил, — и Кэйа резко отдёрнул руку, а Дилюк воскликнул громкое «Папа!» и снова уткнулся лбом в плечо Кэйи. — Что «папа»? Безопасность важнее всего. Думаю, как пользоваться вы уже знаете. — Поставь пожалуйста, — Кэйа говорил неожиданно сипло, избегая смотреть на Крепуса или баночку, — это куда-нибудь, — он задумался, — на каминную полку. — Но это же слишком далеко, — Крепус обеспокоенно нахмурился, а Кэйа подозрительно сощурился и спросил: — Далеко от чего? — От постели, — Крепус нахмурился ещё сильнее, внимательно всматриваясь в лицо Кэйи, то ли выискивая там что-то, то ли просто отмечая странности. — Ах, от постели, да? — и от этого тихого, почти шипящего тона, у обоих Рангвиндров пробежались мурашки по спине. А потом Кэйа резко сел, так, что Дилюк оказался на нём верхом и неожиданно зло прикрикнул: — Ну, значит один из нас нагнётся прям у камина! Делов-то! Крепус молча поджал губы, Дилюк заметил, что глаза отца чуть потемнели и он почувствовал накатывающую на него панику. Кэйа и Крепус готовы разругаться в пух и прах, оба смущённые и обиженные, они потом могут не разговаривать больше месяца. У Дилюка задрожали руки, сбилось дыхание, он снова начал нервно кусать губы, а потом, кода понял, что отец собирается что-то ответить, резко сказал: — Хватит! — неожиданно для самого себя холодно и спокойно, хотя ладони нервно потели, а сердце готово было выпрыгнуть из груди. — Вы оба, успокойтесь. Кэйа, извинись перед папой. Папа, пожалуйста, поставь это на каминную полку и уйди. Вам обоим надо успокоиться и обсудить это завтра, — Кэйа отвёл напряжённый взгляд от Крепуса, глядя куда-то поверх плеча Дилюка и тогда он дёрнул его за синие волосы. — Кэйа, — настойчиво, непреклонно. — Прости, — практически прошипел Кэйа, всё ещё не глядя на отца. — Я был груб. Мне жаль. После этого Крепус молча переставил баночку на каминную полку и вышел, напоследок холодно и властно, рабочим тоном, обронив: — Доброй ночи. И как только дверь закрылась, Дилюк повалил Кэйю на спину, всё ещё сидя, нависая над ним, требовательно спрашивая: — Что это было? Почему ты так грубо ответил? Ты испугался? Засмущался? Кэйа прикрыл глаза, тяжело вздохнул и устало прошептал: — Я не знаю. Правда не знаю. Просто как-то, — он повёл плечами, — неуютно от того, что он посвящён в такие детали. Я понимаю, что он заботится и ценю это. Просто, — Кэйа снова замолчал и в этот раз не договорил. — Постарайся спокойно с ним поговорить. Не хочу, чтобы вы ссорились. Вас же потом почти не помирить. — Да. Ты полностью прав. Дилюк закрыл глаза, медленно выдыхая и мысленно хваля себя за то, что он всё-таки влез между ними и не дал окончательно поссориться. Раньше, в те две-три редкие ссоры Кэйи и Крепуса, он даже слова не смел вставить, глядя на то, как между ними искры летают и как они оба зло сверкают глазами. А потом он наклонился и поцеловал Кэйю, чтобы успокоиться и Кэйа, полностью разделяя его чувства, с радостью ответил, скользя руками выше, обхватывая Дилюка за талию, притягивая к себе, роняя на бок. И, как только он упал, Дилюк упёрся руками Кэйе в грудь и тихим шёпотом, широко открыв глаза, мучительно краснея, просипел: — А где твои руки лежали до того, как ты положил их мне на талию? Кэйа на на несколько мгновений задумался, а потом таким же тоном ответил: — На бёдрах? — О Семеро! — Дилюк перекатился на другой бок и с головой накрылся одеялом. — Катастрофа! — Что такое? — Кэйа перевернул Дилюка лицом к себе, заглядывая к нему под одеяло. — Я сидел! — Дилюк теперь немного истерично и громко тараторил: — Сидел на тебе при папе! И всё это время твои руки, — тут он запнулся и, кажется, покраснел ещё сильнее, — твои руки всё это время были там. А ещё, — Дилюк теперь говорил громче и голос его стал тоньше, — ещё он видел, ну, это, — и кивнул куда-то вниз, — Кэйа недоумённо заморгал и спросил, что Дилюк имеет ввиду и тот уполз чуть дальше под одеяло, прошептав оттуда: — Член. — Мы же в штанах, — Кэйа склонил голову на бок, а Дилюк, возмущённый его недогадливостью, резко вылез из-под одеяла и легко стукнул его кулаком в плечо. — Идиот! — а потом снова смущённо зашептал: — Стоящий член. И тут Кэйа посмотрел куда надо. А потом одной силой воли задавил в себе желание потрогать, прекрасно понимая, что пока не готов. Дилюк плюхнулся на спину рядом с Кэйей и тот приподнялся на локтях, немного озадаченный. Стояло не только у Дилюка, но и у него. А он не заметил. Кэйа внимательно прищурился, из какого-то глупого, детского любопытства, на глаз пытаясь понять, у кого больше, но, вскоре, забыл об этом, вновь пододвигаясь к Дилюку и целуя его, чтобы потом оторваться от его губ, заглянуть в глаза и неуверенно спросить: — Я могу поцеловать твою шею? Дилюк удивлённо распахнул глаза, выискивая во взгляде Кэйи хоть немного неуверенности, сомнений или страха, но, не найдя их, кивнул. Сказать простое и короткое «да» сил у него не хватило. Кэйа наклонился к его шее и Дилюк крепко зажмурился, чувствуя, как от волнения ладони становятся отвратительно влажными и сердце заходится, будто желая проломить грудную клетку и прыгнуть в руки Кэйи. Когда Кэйа неуверенно и аккуратно коснулся своими, влажными после поцелуя губами, шеи Дилюка, он рвано выдохнул и вцепился в его плечи. — Мне остановиться? — горячим шёпотом по белой коже и Дилюк мотает головой, вновь жмурясь. — Нет. Не останавливайся, — хрипло, тихо, крепко сжимая чужие плечи пальцами. И вместо ответа Кэйа уже не просто касается губами. Он целует чуть левее кадыка, едва втягивая кожу, проводит носом по ней, выдыхает, вновь обдавая шею Дилюка горячим дыханием: — А, — Кэйа запнулся и тихо, совсем неуверенно продолжил: — Лизнуть? Или укусить? Дилюку в этот момент захотелось заплакать. Он сам не понимал от чего, просто хотелось плакать и всё. — Да, — ещё тише, чем прежде, на грани слышимости, — Всё да. Тогда Кэйа легко прихватил зубами кожу почти под челюстью, сразу же целуя, спускаясь ниже, вновь целуя, едва касаясь языком кожи, чувствуя дрожь Дилюка и то, как потеют его ладони, сжимающие смуглые плечи. Плакать уже не хотелось. Дилюк нервно сглотнул. Хотелось, чтобы Кэйа продолжал целовать. А Кэйа видел, как под кожей перекатывается кадык Дилюка и, будто заворожённый, наблюдал за движением вверх-вниз, а затем прижался к нему губами, чуть надавливая и легко прикусывая. Дилюк ещё крепче сжал его плечи пальцами и хрипло выдохнул: — Семеро, — на грани стона. Оба это понимали. Кэйа обеспокоенно вскинулся: — Тебе больно? — Нет, — Дилюк всё ещё жмурился и почти отчаянно помотал головой. — Нет мне вообще не больно. Совсем-совсем. А ты? Как ты? Кэйа быстро поцеловал губы Дилюка, шепча в них: — Мне нравится, — Дилюк снова сглотнул, Кэйа следил за кадыком, огладил пальцами ключицу Дилюка и спросил: — Можно её? — и Дилюк кивнул, краснея даже ушами. А потом Дилюк тихо, даже жалобно застонал, когда Кэйа прикусил ключицу, сжимая её зубами чуть сильнее, чем делал до этого с шеей. У Дилюка пальцы, совсем скользкие от пота, соскользнули с плеч Кэйи ниже, он старался уцепиться за лопатки, удержать руки, удержать ими самого себя, но они скользили всё ниже, оставляя царпины на спине и остановились в районе поясницы, глубоко впиваясь ногтями в кожу. Кэйа лизнул от ключицы до подбородка, надавливая языком и Дилюк откинул голову назад, давая ему больший доступ, пока Дилюк за поясницу тянул его ближе к себе. Ни Кэйа, ни Дилюк не могли бы сказать, сколько ещё Кэйа наслаждался его шеей и ключицами, полностью ими увлечённый, прежде чем совершенно не своим, хриплым голосом спросил: — А грудь? Дилюк, я могу поцеловать твою грудь? — Дилюк видел взгляд, которым Кэйа смотрел на его белую кожу груди и ярко-розовые соски. Таким взглядом смотрят на добычу, которую не отдадут никому, лишь бы растерзать самому. — Нет, — всё так же тихо, срывающимся голосом, но Кэйа медленно кивнул, с явным усилием возвращаясь к глазам Дилюка. — А я? Я могу? Кэйа внимательно-внимательно смотрел в глаза Дилюку, который всматривается в его глаз, медленно кивнул и лёг рядом, откидываясь на спину, убирая волосы с груди и шеи. — Целуй меня, — тихо, почти как приказ. Дилюк для начала решил поцеловать Кэйю, а потом спросить: — Куда можно? Кэйа раздумывал около минуты, будто что-то прикидывая в уме, а потом просто ответил: — Туда же, куда тебя, — и Дилюк аккуратно поцеловал ямку между ключицами. Кэйа одной рукой обнял Дилюка, второй зарылся в его волосы, почёсывая голову, пропуская через пальцы тяжёлые кудри. Дилюк прижался губами к пульсирующей на шее венке, чувствуя, как она быстро-быстро бьётся под губами, легко прикусил её, чувствуя, как Кэйа сжал в руке его волосы. Дилюк довольно улыбнулся, поцеловал венку, а потом спустился короткими поцелуями ниже, начиная легко, не так как Кэйа, кусаться и тут же зализывая, вновь целуя, так нежно, как только мог. Дилюк, кажется, мог бы заниматься этим всю ночь, но, спустя некоторое время, когда Дилюк просто целовал шею и лицо Кэйи, тот, разнеженный и убаюканный, мирно засопел. Дилюк с трудом сдержался от того, чтобы засмеяться, чмокнул Кэйю в уголок губ, почти полностью довольный сегодняшним вечером и вновь ушёл в ванную. Он не Кэйа и теперь так просто не уснёт. Утром следующего дня Кэйа и Дилюк вместе собирались на службу и перед спуском на завтрак, когда Дилюк уже собирался выйти из комнаты, Кэйа взял его за руку, притягивая к себе и поцеловал. Они опомнились только когда чёртова дверь вновь заскрипела, открываясь, и в комнату вошла Аделинда и они и тут же отпрыгнули друг о друга, как от прокажённых. — Не помешала? — приподнятые брови, насмешливый взгляд и привычно вежливый тон. — Помешала, — так же вежливо ответил Кэйа. — Я старалась, — кивнула Аделинда, весело сверкая глазами. — Завтрак стынет, а вам на службу. Ещё немного и начнёте опаздывать. О, и не забудьте поправить одежду, прежде чем спускаться, — и она вышла, не закрывая за собой дверь. — Идиот, — прошипел Дилюк, судорожно поправляя рубашку и пиджак перед зеркалом. — Вчера папа, сегодня Аделинда, что за невезение. Кэйа ничего не ответил, лишь тихо засмеялся, обнял Дилюка и легко чмокнул в щёку. Вечером Кэйа вновь вернулся домой раньше Дилюка и сразу же пошёл в кабинет к отцу, в дверях встретившись с Аделиндой. Кэйа постучал и вошёл, после короткого разрешения, тут же натыкаясь на усталый и недовольный взгляд Крепуса. — Я пришёл извиниться, — Кэйа прошёл и сел на стул, перед рабочим столом отца. — Мне правда жаль, что я вчера накричал на тебя. Я, — Кэйа запнулся, захрустел пальцами, бегая взглядом по окну за спиной отца, но, всё-таки набрался сил и продолжил: — мне неловко. Я понимаю, что ты заботишься и волнуешься, но мне правда очень неловко и как-то, ну, стыдно. Я не должен был кричать на тебя и злиться, просто, — Кэйа тяжело вздохнул, не понимая какие подобрать слова. — просто так вышло. Я искренне извиняюсь, отец. Крепус тоже тяжело вздохнул, откинулся на спинку кресла, устало потирая переносицу, прикрыв глаза, и кивнул: — Мне тоже следует попросить прощения. Вы оба мои сыновья и я люблю вас, но мне не стоило указывать вам где что хранить в вашей комнате. Хорошо, что вчера Дилюк остановил нас. — Да. Иначе бы всё кончилось гораздо хуже, — Кэйа наконец-то перестал хрустеть пальцами и осмелился поднять взгляд на отца, робко ему улыбаясь. И Крепус улыбнулся ему в ответ. — Я постараюсь больше не лезть в вашу личную жизнь. Если захотите что-то рассказать, то я с радостью выслушаю и помогу советом, но расспрашивать не буду. А ещё, — Крепус подмигнул. — буду стучаться. Кэйа хохотнул, слегка краснея: — Было бы здорово, — и, поддавшись какому-то детскому порыву, протянул отцу руку, оттопырив мизинец. — Мир? — Мир, — Крепус подцепил своим мизинцем мизинец Кэйи, тепло улыбаясь, отчаянно борясь с желанием потрепать сына по волосам, а потом махнул рукой, начиная ворчать: — Ну всё, не мешай работать, уходи давай. Кэйа засмеялся, перегнулся через стол, обхватывая голову Крепуса ладонями, притягивая к себе, звонко чмокая его в лоб и тут же перевёл тему: — Аделинда приходила просить отменить её отпуск? — Крепус кивнул. — Не хочет принимать дорогие подарки. — Я поговорю с ней и совсем скоро она поедет в отпуск! — Кэйа радостно хлопнул в ладоши и вылетел из кабинета, уже планируя в голове разговор с Аделиндой. Вот только этот разговор всё откладывался и откладывался, потому что после Нового Года количество пьяных дебошей, сбежавших котов и, что самое странное, лагерей хиличурлов, резко выросло. Работы в Ордене стало невповорот. И Кэйа, и Дилюк, возвращались домой после ужина, а потом долго целовались в постели перед сном. Они всё чаще целовали не только губы друг друга, но и шеи с ключицами, обнимались, прижимаясь друг к другу крепко-крепко, но дальше не заходили. А спустя неделю, в свой выходной, Дилюк, из постели наблюдая за сборами Кэйи на службу, вдруг покраснел, а потом вылез из-под одеяла, подошёл к нему, посмотрел в глаза и совсем тихо спросил: — Я могу, — Дилюк запнулся. — Могу ли я, — он покраснел ещё сильнее и едва слышно протараторил: — взять тебя за попу? Кэйа от такого предложения поражённо замер, что-то напряжённо обдумывая, а потом медленно кивнул: — Попробуй. Дилюк шагнул вперёд, оставляя между ними сантиметров десять, аккуратно укладывая ладони на ягодицы Кэйи и едва-едва их сжимая. Они смущённо и напугано замерли, прислушиваясь к своим ощущениям, отчаянно краснея. Кэйа шагнул ещё чуть ближе к Дилюку, обнимая его, а потом тихо признался: — Мне нравится. А тебе? — Дилюк быстро закивал, крепко жмурясь, не находя в себе сил заговорить. — Я могу, — Кэйа успокаивающе погладил Дилюка по спине, — сделать так же? — Дилюк снова кивнул и Кэйа робко огладил ягодицы Дилюка, легко сжав их в ладонях. — А тебе как? — у Дилюка от тихого шёпота на ухо пробежались мурашки по спине и он тихо просипел: — Мне… странно? Не знаю, — Кэйа легко поцеловал щёку Дилюка и отпустил его ягодицы, легко огладив их напоследок и теперь просто обнимал его. Дилюк аккуратно, почти не прикладывая силы, сжимал и разжимал ладони, но, спустя пять минут, к его большому сожалению, Кэйа заторопился на службу. Он уложил Дилюка в постель, закутал в одеяло, поцеловал на прощание и убежал. Пока Кэйа галопом нёсся в Мондштадт, Дилюк катался по постели и всё думал о том, какая у Кэйи упругая попа. Потом в его голову закралась шальная мысль, он завёл руку за спину и сжал свою ягодицу. А затем покраснел, свалился с постели и принялся приседать. По мнению Дилюка его попа не шла ни в какое сравнение с кэйиной и он резко решил, что должен соответствовать. Правда после сотни приседаний у него дрожали ноги и пот катился ручьём, но попа привлекательнее не стала. Дилюк расстроился, помылся, залез под одеяло и решил, что выведает у Кэйи его секрет и обязательно будет следовать его советам, чтобы тоже радовать его своей красивой попой. Вечером Дилюк набрался смелости и всё-таки спросил у Кэйи, как ему удалось отрастить себе такую попу, на что тот рассмеялся, хитро сощурился и развернулся к Дилюку спиной, чуть прогибаясь, позволяя во всей красе рассмотреть свои ягодицы. — А что? — Кэйа обернулся, всё ещё щурясь и с мягкой насмешкой спросил: — Хочешь себе такую же? Думаю это от того, что я часто езжу верхом, — и Дилюк откинулся на подушки, мученически застонав: — Не мой метод. Кэйа расхохотался и плюхнулся на постель рядом с Дилюком, притягивая его к себе и прикусывая шею, тут же целуя, пока Дилюк лениво и совсем неубедительно пытался выпутаться из его рук. На следующие несколько недель жизнь вновь стала спокойной, без каких-либо потрясений или новых открытий. Так бы продолжалось и дальше, если бы, однажды за ужином, Крепус не сказал четыре роковых слова, разрушивших грандиозные планы Кэйи на семейные выходные и благополучную отправку Аделинды в отпуск. — Я уезжаю в Лиюэ, — Крепус отставил бокал с вином и сцепил пальцы в замок. — По делам винокурни. Так что… — Переноси встречу, — Кэйа отложил нож и вилку, серьёзно глядя в глаза отцу. — Ты обещал. Крепус тяжело вздохнул, глядя в глаза сыну и устало ответил: — Я не могу. Это очень важная встреча с потенциальными партнёрами. Контракт обещает быть выгодным и прибыльным. День и время встречи уже назначены, а ты наверняка прекрасно знаешь, как жители Лиюэ относятся к контрактам и договорённостям. — Тогда ты берёшь нас с собой, — Кэйа тоже сцепил пальцы в замок, всё ещё серьёзный и спокойный. — За почти два года службы в Ордене я и Дилюк отгуляли только один отпуск и один вышел отгулами. Нам дадут ещё один. Не посмеют не дать. Крепус вновь тяжело вздохнул, потёр переносицу и собрался что-то ответить, но, видя, что Кэйа тоже не намерен отступать, вмешался Дилюк. — Ничего, — Дилюк сидел, уставившись в тарелку, сосредоточенно разрезая мясо. Он говорил тихо, и прохладно, скрывая всё, что в нём тогда бушевало. — Езжай. Устроим такие выходные позже, — потом он поднял взгляд на отца и постарался улыбнуться, но вышло явно натянуто. — Дела винокурни важнее. Мы понимаем. Кэйа и Крепус внимательно наблюдали за ним. Крепус тяжело вздохнул, а Кэйа ударил ладонью по столу и повысил голос: — Мы едем с тобой! В конце концов Дилюк — твой сын! Ты редко бываешь свободен, мы спланировали совместное времяпрепровождение, подстраиваясь под твой график, а ты так просто говоришь, что не можешь?! — Хватит! — теперь голос повысил Дилюк. — Прекратите ругаться. Кэйа, не вини папу, ты же правда понимаешь, насколько может быть важна эта встреча. Папа, не расстраивайся, ничего страшного не произошло, мы правда можем перенести эти выходные, — Дилюк отложил приборы и встал из-за стола. — Я ухожу, а вы двое — он сурово посмотрел на отца и Кэйю, — не смейте ссориться. Когда Дилюк поднялся по лестнице Кэйа и Крепус тяжело вздохнули. — Ты опять его расстроил, — Кэйа устало закрыл глаза и откинулся на спинку стула. — А потом я расстроил его ещё сильнее. Командная работа. — Я постараюсь взять вас с собой. — Крепус ещё раз вздохнул и виновато опустил голову. — Вообще, ты во всём прав. — Встреча ведь выпадает на лиюйский Новый Год? — Крепус кивнул. — Раз мы поедем вместе, то, может, останемся там до праздника фонарей? — Хорошо. — А я распишу новый план и из гавани Аделинда поедет сразу в отпуск. — Не надо никакого плана. После окончания переговоров просто буду игнорировать все дела пока не поедем обратно в Мондштадт, — Кэйа выразительно приподнял брови, явно насмехаясь над отцом и тот поправился: — Почти все дела. Только самое важное. — Полтора часа в день. — Два. — И сорок минут перед сном. — Я же ненавижу работать перед сном! — Крепус жалобно посмотрел на сына, но Кэйа в ответ устало улыбнулся и кивнул: — На то и расчёт. Вне праздников и совместных приёмов пищи мы твоё лицо почти не видим. Тебе самому тоже надо отдохнуть, отец, — Кэйа вздохнул и встал из-за стола, позвенел колокольчиком, зовя прислугу и развернулся, чтобы уйти. — Пожалей себя. Крепус хмыкнул и широко улыбнулся. — Я люблю свою работу, — а потом обернулся лицом к сыну и встретился с ним взглядом. Кэйа смотрел внимательно, с совсем не детским пониманием и спокойствием. — Не стоит слишком много думать о мертвецах, — Крепус удивился и нахмурился, а Кэйа так же тихо и даже как-то сурово продолжил: — Думая о ней, ты упускаешь время, которое мог бы провести с живыми. Со своим сыном. И другом. Ты ведь дружил с Варкой? Крепус тяжело вздохнул и покачал головой, внимательно рассматривая Кэйю, подмечая детали и интонации, а потом кивнул: — Он был названным братом моей жены. И моим лучшим другом. Но смерть Алоисии развела нас. — Ты расскажешь о ней Дилюку? Крепус закрыл глаза и поджал губы, стараясь скрыть свою боль и скорбь от Кэйи, но этот ребёнок порой бывал удивительно безжалостен. — Однажды. — Будешь так много о ней думать и это твоё «однажды» и «когда будет не так больно» никогда не настанет, — Кэйа саркастично хмыкнул. — Да, я жесток. Вот такой уж я паршивый человек. А ты разве нет? Для нас обоих самое важное — Дилюк. Как ты не можешь видеть, как я делаю ему больно и грустно, так и я не могу смотреть на то, как ты поступаешь так же. Пожалуйста, подумай об этом. — В последнее время мы часто ссоримся, — Крепус смотрел на Кэйю и почти не узнавал его. Возможно, дело было в том, как он вытянулся, или в том, как свет свечей и тени причудливо переплетались на его лице, играя и меняя его выражение. А возможно… — Я взрослею, — Кэйа грустно, с надломом улыбнулся. — Раньше я считал тебя одним из добрейших людей на земле. Для каждого сына отец — почти бог и идеал. Но вырастая мы начинаем замечать недостатки и ошибки. С этим трудно смириться и это трудно принять. Как бы иррационально это не звучало, но дети злятся на своих родителей за такое. И я не исключение. Да и Дилюк тоже. Но мы всё равно любим тебя. Просто помни это. И люби хотя бы Дилюка больше, чем воспоминания о его погибшей матери. — Ты слишком умный и проницательный для своего возраста, — Крепус сидел зажмурившись, отчаянно уговаривая себя не плакать и говорить ровно. Кэйа вздохнул. — Однажды я расскажу. Всем вам. Крепус открыл глаза и вновь встретился взглядом с Кэйей. Они смотрели друг другу в глаза долго, несколько минут, а потом Крепус вздохнул и махнул рукой, показывая, что разговор окончен. Во взгляде Кэйи вновь стала видна такая же тоска, которую Крепус видел в зеркале по утрам, прежде, чем взять себя в руки. Кэйа почти незаметно поклонился и пошёл к лестнице. Дилюк, слушавший их разговор с момента шуточных торгов о рабочих часах отпрянул от балясин и, стараясь не шуметь, упорно избегая скрипящих половиц, понёсся в сторону их комнаты. Слова Кэйи ранили не только Крепуса, но и Дилюка. Когда Кэйа вошёл в комнату Дилюк уже лежал под одеялом и притворялся спящим, чтобы избежать разговора и возможных вопросов. Кэйа помылся и лёг рядом, аккуратно, чтобы не разбудить, обнимая Дилюка. Через три дня Кэйа и Дилюк уже собирали вещи для поездки в праздничный Лиюэ. Они приедут как раз на второй день празднования Нового Года и потому решили, что пока Крепус будет заниматься делами, Кэйа и Дилюк, вместе с Аделиндой, будут гулять по праздничному городу и всячески баловать свою любимую горничную. Как бы Дилюк не пытался выспросить у Кэйи каким образом тот снова выбил им целых полторы недели отпуска, тот либо загадочно улыбался, либо говорил, что «ко всем можно найти особый подход». Сознаваться в шантаже Магистра Ордо Фавониус Кэйе не хотелось. В конце концов Магстр сам виноват в том, что у него рыльцо в пушку. Люди по натуре своей забывчивы и Кэйа лишь напомнил ему о том случае, что само по себе уже не преступление. Пока Дилюк, Крепус и Аделинда тряслись в дорожном экипаже, Кэйа, верхом на Огоньке скакал вокруг, то и дело довольно что-то выкрикивая. После первых пяти часов поездки Дилюка страшно укачало и он добровольно променял экипаж на своего коня. Осень тут же припустил рысью, но Дилюк, чуть не задохнувшийся в небольшой повозке, был ему за это даже благодарен. Ещё через полчаса сдалась Аделинда и села на коня, перевозящего небольшие свёртки с её дорожными вещами. На следующий день пути Крепус, уже готовый влезть в повозку, резко остановился перед ней, позеленел и велел седлать себе коня. Оставшийся путь до гавани все проделали верхом, а повозку оставили на постоялом дворе Ваншу, обещав забрать её на обратном пути. С начала сборов Дилюк был особенно молчалив, но никто не решался начать расспрашивать его о причинах меланхолии. По приезду в Лиюэ они заселились в ту гостиницу, в которой Кэйа и Дилюк останавливались летом. Крепус, как обычно, снял себе простой, но удобный номер на одного. Аделинда заселилась в комнате напротив, а Кэйа и Дилюк заняли номер на том же этаже, но в самом его конце. Во время прогулок вместе с Аделиндой по гавани и новогодним ярмаркам, Дилюк, вместе с Кэйей, старался развеселить и порадовать её, но, оставаясь наедине с Кэйей, он молчал, не отвечал на вопросы и почти всё время проводил за чтением. В один из таких молчаливых и тоскливых вечеров Кэйа не выдержал и залез к Дилюку на колени, обнял его за талию, уткнулся лбом в его шею, устраиваясь поудобнее и собираясь подремать. — Я вижу, что ты чем-то сильно огорчён. Если ты не хочешь говорить, то не надо. Просто позволь мне быть рядом и однажды вновь увидеть твою улыбку. Ладно? Дилюк долго молчал, никак не касаясь Кэйи, но и не стараясь его от себя оттолкнуть, а потом тяжело вздохнул и тихо, огорчённо сказал: — Я мешаюсь отцу. Ведь если бы ты не настоял, то он бы не взял нас с собой. У него же деловые переговоры и всё такое, — Дилюк вновь вздохнул и замолчал, так и не договорив. Кэйа легко боднул Дилюка и ближе прижался к нему. — Вы очень похожи. Больше, чем вам обоим кажется. И он, и ты, чувствуете себя неловко, когда как-то проявляете тёплые чувства, но не любите неловкость и потому избегаете ситуаций, которые заставляют вас себя так чувствовать. Поверь, Дилюк, он любит тебя. Больше, чем винокурню, работу, меня или Джинн. Больше жизни. Даже больше свободы. Будь ты на его месте, взял бы с собой того, кто мешается? — Но это деловые переговоры. А я, — Дилюк принялся взволнованно жевать свою губу, но Кэйа, упорно старающийся отучить его от этой привычки, провёл по его губе большим пальцем, который Дилюк задумчиво прикусил за подушечку, тут же смутившись. Он молчал ещё пару минут, а потом едва слышно закончил: — А я просто его сын. — Любимый сын, — Кэйа положил ладонь Дилюку на щёку, мягко поворачивая его к себе, глядя в глаза ласково и тепло. — Драгоценный. Ты — его жемчужина на ладони. Дилюк смотрел в глаза Кэйе, а потом резко отвернулся, отстранившись настолько, насколько мог в их позе. — Дилюк? — Кэйа обеспокоенно зашевелился, снова попытался повернуть лицо Дилюка к себе, но в этот раз он не подчинился и Кэйа забеспокоился сильнее. — Люк? Посмотри на меня? Я сказал что-то не так? Душа моя, я тебя расстроил? — Хватит, — в конце-концов Дилюк ответил. Резко и холодно. И попытался встать, но от веса Кэйи ноги затекли и он не смог, с силой откинувшись на спинку кресла. Кэйа сам слез с Дилюка, встал перед ним, опустившим голову, на колени и попытался заглянуть в глаза. — Дилюк? — Кэйа говорил тихо и робко и аккуратно коснулся его колена, чуть его поглаживая, но Дилюк ничего не ответил. Кэйа положил голову на колени Дилюка, прижимаясь к нему, больше не задавая вопросов, лишь тихо, клятвенно заверяя: — Если захочешь, то расскажи, ладно? Я обещаю, что не буду тебя ни в чём обвинять и просто поддержу. Дилюк тяжело вздохнул, жмурясь, напрягаясь всем телом, изо всех сил сжимая и разжимая кулаки. А потом он так же резко расслабился, обессиленно обмяк и тихо, горько, почти отчаянно спросил: — Правда? — Правда-правда, — Кэйа вновь встал на колени, ладонями обхватил щёки Дилюка и тот наконец-то приподнял голову. Они смотрели друг другу в глаза, а потом Дилюк ещё тише, побледнев, почти не шевеля губами, стыдливо зажмурившись, прошептал: — Он ведь любит тебя больше, чем меня, — и Кэйа замер, поражённый. Задержал дыхание, распахнул глаза, вслушиваясь в каждый звук, пока Дилюк жмурился. — Я же вижу. К тебе он чаще прислушивается. Больше тебе позволяет. Он… — Дилюк не смог договорить и вновь замолчал, всё ещё не открывая глаз. — Он любит не меня, — Кэйа молчал так долго, что Дилюк уже не ждал ответа, но услышав его, резко открыл глаза, глядя на Кэйю. — он любит тень твоей мамы, которую видит во мне, — Кэйа, вначале отводивший взгляд, посмотрел Дилюку в глаза, улыбаясь тонко и чуть тоскливо. — Конечно, я ему тоже дорог. Но чем старше я становлюсь, тем чаще он, пусть и против воли, видит во мне её. Но в тебе он видит тебя и только тебя. Отец не идеален, но он старается. Поговори с ним, Дилюк. Скажи ему это. Ведь пока не скажешь прямо, он будет думать, будто всё нормально, — Кэйа тихо усмехнулся на следующих словах: — Вы ведь очень похожи — оба намёков не понимаете. Дилюк обиженно насупился и засопел: — Всё я понимаю намёки. Кэйа тихо засмеялся, опустив голову и вновь по-хозяйски залез на колени Дилюка. — Я полтора года намекал тебе о том, что влюблён в тебя, прежде, чем ты поцеловал меня на том балу. — Полтора года?! — прокричал Дилюк и с ужасом посмотрел на Кэйю. — И я не замечал?! Кэйа потешно помотал головой и обнял Дилюка покрепче. — Вообще ни одного не заметил, — ласковым шёпотом в районе ключиц, после чего широко улыбнулся. — Катастрофа, — Дилюк тяжело вздохнул и замолчал на несколько минут, после чего вновь тихо и неуверенно, немного напугано спросил: — Думаешь, правда надо рассказать ему? Кэйа кивнул: — Поговорите. Скажи ему всё, что хочешь сказать. Обсудите, как можно решить эти проблемы. Дилюк вновь надолго замолчал, поглаживая Кэйю по спине и глядя куда-то в темноту комнаты. — Как думаешь, папа согласится отметить и тут Новый Год? Ну, поужинать вместе, посидеть подольше и всё такое? — Если попросим, — Кэйа легко ущипнул Дилюка за бок и боднул. — Не переводи тему. Дилюк смешно сморщился и показал Кэйе язык: — После того, как вернёмся домой. Обещаю тебе. — Ловлю на слове! — и они вновь замолчали. Но, примерно пять минут спустя, Кэйа широко зевнул, а потом боднул Дилюка и капризно-сонно потребовал: — Неси меня в кровать. — Почему это я должен тебя нести? — удивился Дилюк, поглаживая Кэйю по спине. — Потому, что любишь меня, — с этим Дилюк поспорить не мог и Кэйа мягко улыбнулся. — И потому, что так я смогу тебя схватить и утянуть под одеяло. Дилюк тоже улыбнулся, поцеловал Кэйю в макушку и попытался встать, тут же вновь падая в кресло. — Мои ноги, — Дилюк сморщился, а Кэйа тихо засмеялся, мотая головой, щекоча волосами шею Дилюка. А потом легко встал с колен Дилюка, оперся руками о подлокотники кресла и наклонился к нему, мягко, без стеснения, сомнений или заминки, без единой мысли о прошлом, целуя его. Дилюк обхватил Кэйю руками за шею, притягивая к себе ближе, а потом неожиданно охнул, когда Кэйа разорвал поцелуй и тут же подхватил его на руки: — Моя ты принцесса, — с ласковой насмешкой и любовью. Дилюк фыркнул и улыбнулся в ответ: — Тогда предложение будешь делать только тогда, когда станешь королём, — на мгновение лицо Кэйи странно потемнело и посерело, но он тут же широко улыбнулся и молча отнёс Дилюка в постель. Когда Кэйа лёг рядом, лицом к Дилюку, обнимая его и привычно закидывая на него ногу, Дилюк взял руку Кэйи в свою, оглаживая большим пальцем костяшки, приподнимая её, разглядывая. В свете свечей кожа Кэйи казалась бронзовой, а вот белые руки Дилюка выглядели смешно-рыжими. Дилюк поднёс ладонь Кэйи ближе к глазам, рассматривая длинные, тонкие пальцы с выступающими костяшками, оглаживая их, с лёгким восторгом вспоминая, как крепко они сжимают рукоять меча. Дилюк потёр подушечку пальца Кэйи. Жёсткая и грубая. Руки того, кто часто держит меч. Дилюк потёр между безымянным и мизинцем, ощущая твёрдость кожи там, где прежде от поводьев были мозоли. Руки рыцаря. Грубые и шершавые. Без единого миллиметра мягкой кожи. Дилюк приложил ладонь Кэйи к своей щеке, накрывая сверху своей. — А так мягко, — Кэйа тихо и нежно усмехнулся и отнял ладонь от лица Дилюка, легко обводя черты его лица кончиками пальцев. Нежно и аккуратно. Дилюк перехватил Кэйю за тонкое запястье, обводя выступающую косточку, потом переворачивая запястье, оглаживая выступающие вены. Тонкое, но не хрупкое. — Почему твои руки грубее моих? — Дилюк всмотрелся в свою свободную ладонь. Мозоли у основания пальцев от меча. Жёсткая кожа ладоней, но между пальцев кожа мягче. Кэйа промолчал. Дилюк провёл ладонью дальше — по предплечью и выше, сжимая бицепс и снова хмурясь. Кэйа вновь улыбнулся. — Потому что я убираю в конюшнях, — Кэйа притянул их руки к себе и поцеловал тыльную сторону ладони Дилюка. — Вычищать денник весьма утомительно. Дилюк хмыкнул что-то неопределённое, а потом хитро улыбнулся: — Тогда выходит, что ты можешь быть сильнее меня? — Это пока, — Кэйа второй рукой огладил руку Дилюка, от плеча до запястья, накрывая его ладонь своей. — Ещё пара месяцев и мне тебя будет не догнать, сколько бы я не махал щётками и лопатами. Дилюк смешно надулся: — А я то уже хотел сказать, что раз ты сильнее, то тебе и носить на руках. Кэйа хохотнул, прижал Дилюка к себе и, будто бы обещая, прошептал: — Только попроси и буду носить тебя на руках пока могу ходить. Дилюк засопел, запыхтел, обнял Кэйю в ответ и прижался ближе. — Давай спать, — смущённо пробормотал Дилюк и зажмурился. — Только не забудь о том, что пообещал сегодня, — теперь боднулся Дилюк, вновь что-то невнятно пробормотав. Свои дела Крепус закончил только к празднику фонарей. Весь день они вчетвером гуляли по городу. Кэйа и воодушевившийся Дилюк за руки тащили взрослых за собой, затаскивая их в интересные лавочки, совсем по-детски выпрашивая яблоки и боярышник в глазури, тратя последние карманные деньги на мелкие безделушки. Даже Аделинда повеселела, улыбалась и смеялась. У Крепуса от радости светились глаза и, к тому времени как они вернулись в номер, у него болели щёки. Застолье прошло гораздо веселее и непринуждённее, чем празднование Нового Года. Они много смеялись и шутили, наблюдая за Крепусом, у которого то и дело из рук выскальзывали палочки. В какой-то момент он тяжело вздохнул и отложил палочки, качая головой и шутливо возмущаясь: — Вроде я не так стар, а пальцы уже утратили былую ловкость, — Кэйа прыснул со смеху, а потом сквозь смех, хитро щурясь, спросил до того, как подумал, что говорит: — Что, давно практики не было? — а потом, практически в гробовой тишине, стремительно покраснел, под тихое хихикание Дилюка. Аделинда с полминуты пыталась понять реакцию Кэйи, а потом, когда до неё дошло, тоже покраснела, но даже не нашла слов, чтобы его отчитать. Кэйа выглядел, как виноватый щенок. Он не смотрел на Крепуса, бегая взглядом по комнате, и взволнованно хрустел пальцами, иногда кидая обиженные взгляды на хихикающего Дилюка. Крепус молча сощурился, внимательно рассматривая сына, пряча улыбку, за скрещёнными перед лицом пальцами. — А что? Говоришь так, будто у тебя она была, — Кэйа покраснел ещё сильнее, Аделинда тяжело вздохнула и, кажется, в этот момент она немного отчаялась в том, что в эту семью можно приучить к приличиям. Дилюк стал хихикать ещё активнее, крепко прижимая кулак к губам. — Уверен, что хочешь знать? — от волнения и неловкости Кэйа вновь не успел подумать, прежде чем ответить и вскочил из-за стола, с грохотом отодвигая стул. Он поклонился отцу, быстро лепеча: — Прости. Я не хотел. Само вышло. Крепус громко рассмеялся и сам налил Кэйе вина, жестом прося его сесть. Кэйа медленно сел, всё ещё красный и взволнованный. — Надеюсь, в обществе Джинн ты ведёшь себя приличнее, — Крепус смешливо сощурился. — В обществе Джинн я сама покладистость, — Кэйа кивнул, всё ещё избегая смотреть на отца, а Дилюк громко хохотнул: — Да, Джинн сложно не подчиниться. Иногда мне кажется, что это не я, а она — капитан отряда. — Ты бы потренировался у неё командирскому голосу, — Кэйа только решил отпить вина и теперь прятал улыбку за бокалом. — может, кто-то помимо твоих подчинённых это оценит, — а потом опять покраснел вместе с Дилюком, кидая быстрый взгляд на готового захохотать Крепуса. Аделинда тяжело вздохнула: — Такое ощущение, что я смотрю спектакль по любовному роману, — и сделала глоток вина. — И как тебе сюжет? — Кэйа кинул на неё лукавый взгляд, растягивая губы в широкой улыбке. — Весьма избито, — Аделинда ответила нарочито холодно, Кэйа задохнулся в притворном возмущении, а Крепус громко расхохотался. — Как жестоко, Аделинда, — Крепус снова широко улыбнулся, — юность — время глупостей и любви. Будто ты или я в их возрасте были другими. — А потом я последствия их глупостей отстирываю и зашиваю, — она строго глянула на юношей и совершенно несерьёзно пригрозила им: — Когда станете взрослыми наймите прачку, а то, боюсь, я устану ваши простыни стирать. — Аделинда! — хором воскликнули Дилюк и Крепус. — Я пока не готов знать такие подробности о жизни своих сыновей! — Я тоже вряд ли буду к этому готова, — Аделинда невозмутимо кивнула, а Кэйа расхохотался: — Надеюсь, хоть мы будем к этому готовы, — и подмигнул Дилюку, который, чтобы скрыть смущение, залпом выпил бокал вина. — Скоро будут запускать фейрверки и фонари, — он схватил Кэйю за руку и потянул за собой на балкон. Кэйа схватил со стола свой бокал, залпом допил остатки вина, снова поставил бокал на стол и потянул за руку Аделинду. Второй рукой Дилюк сжал ладонь отца и тот покорно поднялся из-за стола. Когда они все вышли на балкон, Дилюк упёр руки в боки, строго посмотрел на всех троих и серьёзно сказал им: — Никаких двусмысленных разговоров! Мы одна большая дружная и любящая семья и сейчас мы будем любоваться фейерверками и небесными фонарями. И сами запустим фонари! Все всё поняли? — Крепус, Кэйа и Аделинда улыбнулись и молча кивнули. Дилюк просиял и довольно похвалил их: — Молодцы! Когда пришло время запускать фонари оказалось, что они забыли кремнии, которые оперативно заменил Дилюк, создавая на кончиках пальцев небольшие огоньки и зажигая ими фонари. Кэйа быстро сбегал в комнаты и принёс всем полные бокалы вина. Фонарями и фейерверками любовались молча. Кэйа и Дилюк держались за руки и стояли друг к другу так близко, что казалось, будто они слиплись. Крепус и Аделина стояли в паре шагов от них, молча глядя в небо. Когда последние огни от фейерверков потухли Кэйа взял Дилюка за руку и тихо утянул за двери балкона, тут же неторопливо его целуя. Дилюк сразу же ответил, обнимая Кэйю, прижимая его ближе к себе. Постепенно поцелуй становился глубже и торопливее. Они прикусывали губы друг друга, сплетались языками и жались друг к другу, почти забыв о том, что не так уж и далеко от них стоят Крепус и Аделинда. В какой-то момент Кэйа крепко прижал к себе Дилюка за талию, а тот, уже почти привычным жестом, сжал в ладонях его ягодицы. В себя их привёл тихий голос Аделинды, что-то обсуждавшей с Крепусом. Кэйа и Дилюк оторвались друг от друга резко, с лёгким испугом глядя глаза в глаза. — Пошли в комнату, — хрипло, тихо, задевая своими губами губы Дилюка. — Прощаться не будем, — и Кэйа кивнул, соглашаясь, крепко сжимая руку Дилюка, поспешно уводя его прочь. Стоило двери за их спинами закрыться, как они тут же вновь принялись целоваться, медленно продвигаясь к постели, чтобы лечь в неё, под тёплое одеяло и целоваться так, как привыкли. Дилюк медленно пятился, а потом упёрся в постель и упал на неё, утягивая за собой Кэйю, который тут же принялся осыпать лёгкими поцелуями чужую шею. — Дилюк, — Кэйа ткнулся носом Дилюку под челюсть и вновь, шёпотом, на выдохе, нежно и совсем немного печально. — Дилюк, — лёгкий укус. — Дилюк, насколько ты пьян? — Кэйа зажмурился и прижался губами к горячей щеке. Дилюк замолк, размышляя, почёсывая кожу головы Кэйи, а потом задумчиво прошептал: — Я скорее пьяненький, а не пьяный, — Дилюк поморщился и пояснил: — То есть я ещё понимаю, что я делаю и почему, но перед глазами всё смешно плывёт. Кэйа расхохотался, прижимаясь лбом ко лбу Дилюка: — «Пьяненький». Хорошо звучит, — и легко, почти невесомо, боднул Дилюка. — Сейчас я спрошу у тебя один вопрос, а ты пообещай, что ответишь мне правду. Ладно? — Обещаю, — Дилюк задумчиво намотал волосы Кэйи на пальцы, чуть оттягивая его голову. — Ты хочешь… — Кэйа запнулся. — Ты готов к, — Кэйа снова замолчал на пару мгновений. — к следующему шагу в наших отношениях? Дилюк резко выкатился из-под Кэйи, тут же упавшего на его место, и сел на постели. — Ты серьёзно? — серьёзно и даже немного сурово спросил Дилюк. — Ты уверен, что готов? Кэйа перевернулся на бок, подпёр голову ладонью и всерьёз задумался. А потом кивнул, уверенно и почти трезво глядя в глаза Дилюку. — Уверен, душа моя, — Кэйа взял ладонь Дилюка в свою, мягко её сжимая. — А ты? Ты готов? Подумай хорошенько. Если нет, то так и скажи, хорошо? — Думаю, даже сильнее, чем ты, — Кэйа посерьёзнел и, скрестив ноги, сел напротив Дилюка. — Точно-точно? — Дилюк кивнул и придвинулся ближе. — Ты остановишься, если я попрошу? — без тени неуверенности или страха, простое уточнение. — В тот же миг, — твёрдо и уверенно. — Как и ты. — Как и я, — кивнул Кэйа. Они подались навстречу друг другу одновременно. Просто соприкоснулись губами, полностью отпуская себя и свою страсть. Кэйа обвил руками шею Дилюка и откинулся на спину, позволяя нависнуть над собой, откидывая голову, подставляя под его губы шею, путаясь пальцами в алых кудрях. Кэйа закинул ногу на талию Дилюка, уже расстегнувшего его рубашку и с нажимом проведшего ладонями по его талии, переходя на грудь, оглаживая большими пальцами соски, а потом обнявшего поперёк груди, утыкаясь лбом в плечо Кэйи: — Я понятия не имею, что делать. — Честно говоря, — Кэйа хрипло хохотнул, — я тоже. Так что просто поцелуй меня. — Кто я такой, чтобы не подчиниться? — и Дилюк поцеловал Кэйю, мешая щемящую сердце, выплёскивающуюся из него через край нежность и желание. Одно на двоих. Желание касаться и не отпускать. Кэйа перевернулся, меняя их местами, усаживаясь верхом на Дилюке. Он скинул с себя рубашку и вновь поцеловал Дилюка, принимаясь расстёгивать его рубашку. Дилюк раздвинул ноги, обнимая Кэйю одной рукой и второй сжимая его ягодицу. — Думаю, надо снять штаны, — шепнул Кэйа. — Неплохая идея. Кэйа одним плавным движением слез с Дилюка и принялся стягивать свои кожаные штаны. К тому моменту, как Дилюк легко снял свои простые тканевые штаны, Кэйа извивался на постели, стараясь до конца стащить свои штаны. Дилюк громко расхохотался, но всё же потянул штаны Кэйи на себя, помогая ему. Когда штаны Кэйи были наконец-то были окончательно сняты, Дилюк покраснел до корней волос и отвёл взгляд. Они много раз видели друг друга голыми, но тогда… Дилюк помотал головой и зажмурился. — Ты очень красивый, душа моя, — с любовью и лёгким благоговением в шёпоте. А в следующий момент Кэйа вновь целовал его, опять ложась на спину, но в этот раз не закидывая ногу на талию Дилюка. Кэйа потянул Дилюка за волосы, подтягивая его выше, кусая шею, тут же зализывая и кусая опять. Дилюк уткнулся лбом в подушку, резко выдыхая на грани стона. Кэйа крепче сжал его волосы, переходя с укусов на поцелуи, оставляя засосы и замирая всего на мгновение, когда Дилюк неосознанно качнул бёдрами, потираясь членом о живот Кэйи. — Я придумал, — Кэйа сказал это неожиданно громко, так, что оба вздрогнули. А потом Кэйа перекатился на бок, укладывая Дилюка рядом, бесстыже закидывая на него ногу и прижимаясь тазом к тазу. Они смотрели друг другу в глаза, а потом Дилюк, перенервничав, прыснул со смеху: — Стыд-то какой, — Кэйа нервно хихикнул вслед за ним. — Ну писька и писька. Бывает, — Дилюк хохотнул и ударил Кэйю по плечу, а потом поцеловал, обхватывая рукой оба их члена сразу. Кэйа слегка задохнулся, зажмурился, а потом толкнулся в кулак тихонько замычав в поцелуй. А потом всё как-то смазалось, сжалось или растянулось, ускорилось или замедлилось — они так и не поняли. Они больше не говорили. Только целовались, почти не отрываясь от губ друг друга, мыча и постанывая. Дилюк одной рукой придерживал Кэйю за талию, а второй сжимал их члены и водил по ним рукой, пока Кэйа цеплялся за его плечи и спину, оставляя лёгкие царапины, хаотично толкаясь в кулак, изредка постанывая. А потом Кэйа вдруг замер, напрягся, как натянутая стрела, отстранился от губ Дилюка и тот отчётливо увидел, как удивлённо распахнулись его голубые-голубые глаза. Кэйа зажмурился, прикусил губу, но не смог сдержать протяжного, немного стыдливого, но полного удовольствия стона. Он содрогнулся, глубоко впиваясь ногтями в спину Дилюка, выгибаясь, прижимая его ногой ближе к себе, начиная вновь быстро толкаться в горячую ладонь. Он кончил с ещё одним гортанным стоном, закусив губу, утыкаясь лбом в лоб Дилюка. Первым, что сказал Кэйа, когда наконец-то пришёл в себя было: — Надеюсь, я не выглядел глупо, — а потом открыл глаза и увидел Дилюка. Румяного, с зажмуренными глазами, чуть припухшими, влажными губами. Он быстро двигал рукой по своему члену, толкаясь в кулак. Кэйа коснулся ладони Дилюка пальцами и тот распахнул глаза. — Пусти, — и Дилюк подчинился, разжимая кулак, разочарованно морщась, тихо постанывая в следующее мгновение, от ощущения ладони Кэйи на члене. Тот почти не сжимал пальцев, опасаясь сделать больно, но Дилюк уцепился руками за его плечи и прохрипел: — Сильнее, — Кэйа послушался и сжал пальцы сильнее, начиная быстрее водить рукой по члену вверх-вниз, всматриваясь в лицо Дилюка. От одного осознания того, что сейчас на его члене рука Кэйи, Дилюк хотел рассыпаться на кусочки и вновь застонал, почти вскрикнул, кусая губы Кэйи. Дилюк кончил, пачкая руку Кэйи и свою грудь и, кажется, отключился на пару мгновений. Когда он открыл глаза, то увидел обеспокоенного Кэйю. Тот, как только заметил, что Дилюк открыл глаза, сразу поцеловал его, крепко обнимая. Дилюк вновь прикрыл глаза, медленно выдыхая. — Пара минут и я отнесу тебя в ванную, — Кэйа убрал со лба Дилюка налипшие пряди и поцеловал складочку между бровей. Дилюк пробурчал что-то невнятное и ближе прижался к Кэйе, обнимая его руками и ногами и вновь недовольно забухтел, когда Кэйа принялся выпутываться из его объятий, чтобы отнести в ванную. Когда Дилюк окунулся в холодную воду, то сразу, по привычке, начал нагревать её. За окном тускло мерцали улетевшие далеко фонари, бликами отражаясь в тёмной воде. Кэйа тоже залез в ванну, ложась на грудь Дилюка, позволяя обнять себя поперёк груди. — Какое желание ты написал на бумажке к фонарю? — Кэйа спросил тихо, чуть неуверенно, поглаживая руки Дилюка. Тот молчал, не торопясь отвечать, а потом прижал Кэйю к себе близко-близко, целуя в щёку. — Всегда всем нам быть вместе. Всегда нам пятерым быть семьёй. Кэйа тихо рассмеялся, качая головой. — Разве это смешно? — Дилюк шептал умиротворённо и нежно и Кэйа улыбнулся, прижимаясь к нему ближе. — Ни капли. Это очень мило. Но, — Кэйа на мгновение запнулся и прижался ещё ближе к Дилюку. — если кто-то близкий тебя предаст? Или как-то навредит? — Это невозможно, — от непоколебимой уверенности в голосе Дилюка Кэйе захотелось рассмеяться. Горько и отчаянно. — Я доверяю всем вам. Больше, чем себе. — Безоговорочное доверие может тебе дорого стоить, — лёгкое поучение, на которое Дилюк лишь усмехнулся. — Я не доверяю абы кому. Я же не идиот. — Нет, — Кэйа всматривался в их мутное, едва различимое отражение в воде. — ты не идиот. Но люди бывают разные, — Кэйа вздохнул и обессиленно закончил: — Не будем больше об этом. Не сейчас. Они замолчали, наслаждаясь теплом воды и близостью друг друга. Кэйа вслушивался в стук сердца Дилюка, считая удары, думая, что стоит рассказать всё сейчас. Пока он не стал слишком дорог. Сердце странно сжалось, будто бы зачесалось, но он понимал, что Дилюк достоин лучшего. Тот же Болдэр был бы хорошим партнёром — он заботливый и внимательный, аккуратный и чуткий. Сам Кэйа ведь не достоин и части той заботы и любви, что у него сейчас есть. Его предназначение, его судьба там, где нет солнца, воды и ветра. В мёртвом царстве, полном безумия и боли. Рядом с Бездной, псами разрыва и прочими мерзкими тварями, со склизкими телами, огромными зубами и острыми когтями. Кэйа разозлился сам на себя. Рядом с Дилюком, пока всё ещё его Дилюком, он не должен думать ни о чём. Надо наслаждаться каждым мгновением. Надо делать Дилюка счастливым. Всё остальное не так важно. — Я люблю тебя, — шёпотом в унисон. — Люблю, — вновь повторил Кэйа и поудобнее устроился на чужой груди. — Люблю. Душа моя.