* * *
Кэйа проснулся от того, что рассветное солнце слепило ему глаза. Он сонно проморгался, шёпотом отругал солнце, а потом аккуратно повернулся на другой бок. Дилюк улыбался во сне. Его волосы, растрёпанные и спутанные, отливали огнём и медью в лучах солнца. Его объятия, тёплые и крепкие, успокаивали Кэйю и, вместе с тем, заставляли его сердце сжиматься от любви и нежности. Кэйа, улыбаясь счастливо и нежно, внимательно всматривался в лицо Дилюка, отмечал мельчайшие изменения и с трудом сдерживался от того, чтобы поцеловать его. Он обнял любимого крепче, прижался близко-близко и уснул, слушая его мерное дыхание и стук сердца. Яркий, золотой рассвет. На небе не было ни облачка. За окном, радостные вновь пришедшему теплу, пели птицы. Природа потихоньку просыпалась от зимы, кое-где ещё лежал снег. Дилюк проснулся через пару часов. Кэйа сопел ему в плечо и обнимал так крепко, будто в последний раз в жизни. Дилюк улыбнулся, а потом принюхался и покраснел. В комнате всё ещё пахло потом и смазкой, на полу валялась их одежда, а простынь, которую они поленились менять, неприятно липла к телу. Дилюк уткнулся лбом в волосы Кэйи и с трудом сдержал обречённый стон. Он снова возбудился. Они занимались сексом полночи, но сейчас, чуя этот запах, прижимая к себе горячего, мягкого со сна, Кэйю, Дилюк, в который раз, не смог сдержаться. Он совершенно и отчаянно не мог себя контролировать. Кэйа был слишком сладким соблазном. Слишком красивым, слишком умным, слишком опасным. Кэйа — одно сплошное «слишком». Слишком его. Видимо, Дилюк слишком громко выдохнул, потому как Кэйа завозился, перевернулся на другой бок, прижался к груди Дилюка спиной, а потом снова перевернулся. Дилюк замер и задержал дыхание — сегодня у Кэйи был выходной и Дилюку не хотелось его будить. Но Кэйа проснулся. Он разлепил глаз, сонно потёр его, разглядел Дилюка и, всё ещё сонно, но ужасно мило и счастливо улыбнулся. — Доброе утро, — Кэйа зевнул, а потом почувствовал вставший член Дилюка. На мгновение в его глазах промелькнули удивление и растерянность, но в нём быстро заискрился азарт, а губы растянулись в насмешливо-хитрой улыбке. — У господина Дилюка проблема? — Кэйа нагло сжал руками ягодицы Дилюка и самодовольно улыбнулся. — Неужели тебе не хватило ночью? Ах, дорогой, — Кэйа ухмылялся бесстыже, озорно сверкал глазом, а, потом, разочарованно сказал, — прости, сейчас не получится. Тебе ведь пора на службу, — и отвернулся. А через пару минут Дилюк услышал его сопение. Кэйа взаправду уснул. Дилюк обиженно нахмурился, толкнул Кэйю и капризно сказал: — Эй, это вообще-то из-за тебя! А теперь ты возбудил меня ещё сильнее и уснул? Ты, что, совсем бессовестный? Кэйа прыснул со смеху, снова повернулся к Дилюку и сказал: — Ты уверен? На службу не опоздаешь? — Дилюк уверенно кивнул. Кэйа задумался ненадолго, а потом спросил: — Растягивать кого будем? — Ну, после ночи, меня будет быстрее, — они одновременно покачали головами и тут же отмели эту мысль: — Тогда точно опоздаю. Кэйа некоторое время молча глядел на Дилюка, а потом вдруг резко оттянул его голову за волосы назад и сильно прикусил сгиб шеи, тут же зализывая место укуса. Дилюк довольно застонал, сжал руки на талии Кэйи и притянул его ближе к себе. Кэйа развернулся спиной к Дилюку, взял в руку его член, приподнял левую ногу, уложил член на правое бедро, а, затем, зажал его бёдрами. Он на пробу двинул тазом назад, Дилюк хрипло выдохнул ему в шею и толкнулся. Поначалу Дилюк крепко держал Кэйю за талию, но, вскоре, его бёдра устали и он руками прижал их друг к другу. Они двигались в одном ритме, толкаясь навстречу друг другу, Дилюк выцеловывал шею Кэйи, прикусил за загривок и толкался всё быстрее, несдержаннее. Кожа шлёпала о кожу, Кэйа цеплялся руками за напряжённые бёдра Дилюка, силясь притянуть его к себе ближе и сам жался к нему всем телом. Дилюк кончил неожиданно для них обоих. Он залил спермой бёдра Кэйи, ещё несколько раз толкнулся, сильнее размазывая её, а потом облегчённо выдохнул в синий затылок. Сам Кэйа перевернулся на спину, откинул одеяло и они оба не смогли оторвать взгляда. Дилюк и раньше знал, что ему нравится видеть свою сперму на Кэйе, но сейчас она запачкала его бёдра и живот. Кэйа откинулся на подушки, крепко зажмурился и хрипло, с чувством сказал: — Блять, — Дилюк молча согласно кивнул. Он провёл рукой по внутренней стороне бедра Кэйи, слегка щипая и размазывая сперму, а потом, убрал руку Кэйи, который уже начал себе дрочить. Кэйа снова выругался, зло посмотрел на Дилюка и потянулся к члену второй рукой. Дилюк перехватил и эту руку, затем за запястья обе прижал к матрасу. Он сполз пониже, устроился у Кэйи между ног и, глядя ему в глаза, слизал свою сперму с его живота, а затем заглотил член. Кэйа закатил глаза и тихо, обречённо, застонал. Для Дилюка это было лучшей похвалой. Он посильнее сжал губы, облизал головку, толкнулся языком в уретру, а потом заглотил до конца. Он уже отпустил руки Кэйи и теперь изо всех сих сжимал их у него на талии. Кэйа этим нагло воспользовался: одной рукой он намотал волосы Дилюка на кулак и прижал его голову как можно ближе, а потом пару раз мелко толкнулся. У Дилюка из глаз потекли слёзы, он кое-как заворочал языком под членом и сглотнул. Кэйа оттянул его за волосы, приподнялся на локте и снова выругался. — Ты хоть знаешь, насколько невероятно выглядишь? — Дилюк пьяно ухмыльнулся и облизал покрасневшие губы, а Кэйа выпустил его волосы из руки. Член Кэйи блестел от слюны Дилюка, глаза их обоих — от любви и возбуждения. Дилюк шально улыбнулся, глядя в глаза Кэйе, заглотил до самых костяшек три своих пальца, пару раз толкнулся ими и, перемазав их в своей сперме с живота Кэйи, размазал всё это у него между ягодиц. Потом он одновременно вновь целиком заглотил член и протолкнул в Кэйю один палец. Кэйа сжался вокруг пальца, толкнулся глубже в рот Дилюка, чуть прикрыл глаза от наслаждения, но взгляда от глаз Дилюка не отвёл. Дилюк ловко растягивал Кэйю. Быстро вошёл второй палец, а ртом он временем медленно и плавно насаживался до основания и потом полностью выпускал член. Кэйа держал руку у Дилюка на макушке, но не пытался перехватить контроль. Дилюк откровенно наслаждался, тихо постанывал и теперь стоял на коленях, одной рукой, согнутой в локте, опираясь на матрас. Кэйа чётко видел в зеркале, стоящем напротив постели, откляченный зад Дилюка, его розовую, вытянутую и, всё ещё, наверняка растянутую после ночи дырку и терялся в ощущениях. Дилюк слишком часто превосходил своих учителей. Кэйа оттянул Дилюка от своего члена за волосы и спросил: — Долго ещё будешь издеваться? Дилюк ничего не ответил. Он просто снова насадился на весь член и выжидающе посмотрел на Кэйю. Кэйа восхищённо выдохнул, сжал волосы Дилюка покрепче, а потом начал в бешенном темпе насаживать на свой член. Дилюк охотно двигал головой, в том же темпе трахал Кэйю пальцами и громко, несдержанно и довольно стонал. Дилюк точно подгадал момент и, когда Кэйа кончал, он вновь взял член в рот до основания и протолкнул в Кэйю два пальца другой руки, разводя их в стороны, чтобы он сильно не сжимался. Кэйа выгнулся дугой, чувствуя растяжение в заднице и горячий рот Дилюка на члене. Дилюк чувствовал, как пульсирует Кэйа, растянутый его пальцами, со, смущающем его самого, упоением глотал сперму, а после, когда Кэйа обмяк от оргазма, он аккуратно начал массировать внутри него, расслабляя сжавшийся анус. Когда Дилюк уже собрался вставить в Кэйю член, тот неожиданно перевернулся, меняя их местами, а, потом, перевернул Дилюка на живот и их обоих — лицом к зеркалу. Он помог Дилюку встать на колени, опираясь руками на постель, а потом протолкнул ему в рот три пальца и Дилюк принялся тщательно сосать их, пока Кэйа толкался пальцами внутрь, медленно и плавно. Внутрь Дилюка два пальца вошли сразу и он громко застонал, выгибаясь и насаживаясь глубже. Кэйа пьяно хохотнул, быстро, но аккуратно, растянул уже мягкую и податливую после ночи дырку, а потом вставил головку. Дилюк возмущённо посмотрел на Кэйю через отражение в зеркале, закатил глаза, а потом, одним плавным и быстрым движением сам насадился до конца, с упоением наблюдая за лицом Кэйи. Тот обхватил Дилюка рукой за талию, прижимая к себе ближе. Он глядел в алые глаза через отражение в зеркале и хрипло, лихорадочно шептал ему в краснеющее ухо: — А кто-то стал гораздо смелее и откровеннее. Дилюк широко, пьяно и немного сумасшедше ухмыльнулся, сжался вокруг члена Кэйи и, приподняв бровь, так же тихо и хрипло спросил: — Это плохо? Кэйа ткнулся носом Дилюку за ухо, покрутил бёдрами, а потом ответил: — Если ты хочешь сегодня выйти из постели, то да, — после этих слов Кэйа толкнулся, Дилюк выгнулся сильнее и застонал. — Как ты хочешь? — Я не хочу опоздать на службу. — Понял. Кэйа укусил Дилюка в сгиб шеи, поверх других укусов, и начал в быстром темпе толкаться в него, под хлюпанье, стоны Дилюка и их тяжёлое дыхание. Дилюк подмахивал бёдрами, выгибался, постепенно хрип от стонов и просил ещё. Он просил глубже и быстрее. И Кэйа толкался всё глубже, всё быстрее, пока не понял, что скоро кончит. Он дёрнул Дилюка на себя, поднимая его на колени и прижимая спиной к своей груди. Дилюк мутным взглядом глядел в зеркало. На растрёпанного, покрасневшего себя, с членом, истекающим смазкой. На Кэйю, который толкался в него, и громко застонал, когда Кэйа снова укусил его в то же место на шее. Кэйа одной рукой обнимал Дилюка поперёк груди, а второй давил на его живот, чуть ниже пупка и Дилюк уложил свои ладони поверх его, переплетая пальцы. Он откинул свою голову Кэйе на плечо, тот, по-прежнему не разрывая их зрительного контакта, прорычал Дилюку на ухо: — Ты мой, — Дилюк в ответ прикрыл глаза и простонал «твой». Кэйа, с громким стоном, снова укусил его в сгиб шеи и легко коснулся члена Дилюка, но этого хватило, чтобы они кончили одновременно. Кэйа собирался выйти из Дилюка, но тот рукой сжал его бедро, насаживаясь на член с громким стоном. Благодаря Кэйе, когда их обоих отпустил оргазм, они всё ещё стояли на коленях, тесно прижимаясь друг к другу. Кэйа вышел из Дилюка, тот внимательно наблюдал в зеркале, как член Кэйи повис между его ног и как по его бёдрам стекала сперма. Дилюк заскулил, откинул голову Кэйе на плечо и хрипло сказал: — Ты — дьявол, — Кэйа поцеловал Дилюка сначала за ухом, а потом, проведя пальцем по укусам на сгибе шеи, поцеловал и их. — Пойдём. Донесу тебя до ванны, а там ты сам. Иначе правда опоздаешь, — Дилюк кивнул. Кэйа аккуратно поднял его на руки и унёс мыться. Когда Дилюк выходил из ванны, Кэйа, с хитрецой во взгляде, внимательно за ним наблюдал. Дилюк застегнул манжеты на рубашке и глянул на Кэйю. Тот лежал на кровати, поверх сбитых простыней и одеял, совершенно голый, по-кошачьи улыбался и щурился. Дилюк бы смутился от того, как довольно и хитро Кэйа разглядывал его недовольные лицо и вновь вставший член, но, кажется, он разучился смущаться от таких взглядов Кэйи. — Душа моя, — Кэйа, немного растягивая слова, перевернулся на живот, подпёр голову руками и посмотрел Дилюку в глаза: — неужели тебе настолько нравится когда я сгибаю тебя и трахаю? Дилюк тяжело вздохнул, прикрыл глаза, чтобы успокоиться и серьёзно сказал: — Заткнись. Ты невыносим. Кэйа заливисто рассмеялся: — И не надо меня никуда выносить. Я такой один, что будешь делать, если я вдруг пропаду? — Кэйа не дал Дилюку ответить. Он подполз к краю кровати, лёг на спину, чуть свесив голову с края и, глядя в глаза Дилюку снова заговорил: — Я ведь тебе очень нравлюсь, — Кэйа кончиками пальцев провёл от середины бедра, на котором ещё виднелись укусы Дилюка, до таза. — Ты так стонешь, когда снизу, — Кэйа вёл ладонью выше, от таза к груди и резко сжал свою грудь. — О, а когда я делаю так, ты задыхаешься, громко вскрикиваешь и насаживаешься глубже. Ты знал? — Кэйа, — Дилюк, проклиная себя и свою горячность, вновь возбуждённый до боли, теперь понимал, что точно не найдёт в себе сил, чтобы развернуться и уйти. — Из-за того, что ты — чёрт ненасытный я и так уже опаздываю. Представляешь, насколько сильно я опоздаю, если соглашусь? Кэйа широко ухмыльнулся, пьяно и дико, как ухмылялся всегда, когда затаскивал Дилюка в постель. Он разжал руку на груди, огладил её и повёл выше. — М, пожалуй, ты прав, — ключиц Кэйа коснулся кончиками пальцев и дальше, медленно вёл по шее, — но я ведь могу помочь с твоей небольшой проблемой и иначе, — он провёл по подбородку и обвёл свои губы, после чего ухмыльнулся ещё шире. — Но ты вполне можешь отказаться. — Дьявол, — Дилюк сказал это с лёгкой досадой и глубоким восхищением. — Когда ты стал настолько хорош в этом? На ком тренировался? — Только на тебе, дорогой, — Кэйа над ним откровенно насмехался. Он другой рукой легко огладил свой вставший член и пожал плечами: — Я ведь тебя ни к чему не принуждаю. Не хочешь — каждый справится сам, как умеет. Дилюк выругался, Кэйа рассмеялся и, всё ещё хитро глядя на него, открыл рот пошире. Не имея ни сил, ни желания, совладать с искушением, Дилюк подошёл к Кэйе и положил член ему на губы. Кэйа толкнулся языком в уретру, широко лизнул от головки до основания, а потом свесил голову с кровати сильнее и сказал: — Дальше сам, — и облизнул губы, подмигнул Дилюку, открыв рот ещё шире. Дилюк вошёл до конца одним плавным, медленным движением, глядя Кэйе в глаз, в уголке которого уже успели собраться слёзы. Когда член вошёл до основания, Кэйа сглотнул, а Дилюк положил ладонь ему на шею, чуть надавливая, и начал толкаться. Кэйа не сопротивлялся, он просто сжимал руками простынь, изредка поскуливал от удовольствия и, с наслаждением, позволял Дилюку трахать свой рот так, как ему захочется. А Дилюк двигался почти в том же сумасшедшем темпе, в котором Кэйа недавно втрахивал его в постель. Кончая, он надавил ладонью на горло Кэйи, наблюдая за тем, как тот удивлённо распахивает глаз, чувствуя, как он специально сглатывает, и заливая спермой его глотку. Дилюк сам испугался того, что сделал, истерично попытался отдёрнуть руку, отшатнуться и извиниться, но Кэйа накрыл его ладонь своей, надавливая сильнее и громко, протяжно простонал. Дилюк наблюдал как заворожённый. А когда он наконец-то вынул член изо рта Кэйи, тот перевернулся на бок, откашлялся и посмотрел на Дилюка диким зверем. У Кэйи по подбородку, на грудь и ниже, по животу, текла сперма вперемешку со слюной. Он хрипло уточнил: — Тебе сегодня точно надо на службу? — Дилюк проследил взглядом, как сперма течёт по Кэйе, тяжело сглотнул, но, в итоге, взял себя в руки и кивнул, — Тогда тебе лучше выйти в ближайшие пять минут иначе, клянусь, я не выпущу тебя из постели до следующего рассвета. Одеваясь, Дилюк не глядел в сторону постели и напевал про себя песенки. Но песенки в голове не могли заглушить хлюпающих звуков у него за спиной: Кэйа дрочил себе и, одновременно с тем, трахал себя пальцами, то и дело, громко и хрипло выдыхая, на грани стонов. Когда Дилюк уже стоял в дверях, то не удержался и оглянулся. Кэйа заметил его взгляд и резко остановился. Он тихо, с как-то непонятной интонацией спросил: — Душа моя, ты же любишь меня? — Дилюк уверенно кивнул и твёрдо сказал «люблю». — Точно? Честно? — Честно, дорогой. И всегда буду любить, — Дилюк подошёл, легко чмокнул Кэйю в губы и поспешно ушёл, чтобы случайно не остаться. Закрывая дверь он видел, как Кэйа выгнулся, зажмурив глаз, кончая себе на живот и громко шепча его имя. «Дилюк».* * *
Когда Дилюк ушёл Кэйа уполз отмокать в горячую ванную, пытаясь придумать, как отнести грязное бельё в стирку так, чтобы не видеть прачек и Аделинды и не гореть со стыда. Кэйа знал, что сегодня вечером у Дилюка и Крепуса была запланирована какая-то важная встреча, на которой Кэйе не стоило присутствовать, но он из-за этого не расстраивался. Кэйа не любил официальные встречи и беседы, тесные, душные фраки и накрахмаленные рубахи. В дверь постучали. Кэйа, истерично завозился на постели, пытаясь отыскать чистый кусок простыни, чтобы прикрыться, и тихо выругался, когда обнаружил, что они с Дилюком испачкали абсолютно всё. — Ясно, — из-за двери донёсся недовольный голос Аделинды и её тяжёлый вздох. — Одевайся и катись завтракать. И бельё в стирку отнести не забудь. — Прости! Кэйа искренне крикнул это в сторону двери и Аделида ответила неразборчивым, смущённым и ласково-недовольным ворчанием. За завтраком Кэйа, в честь праздника, обожрался сладким. После он засел у себя в комнате, уткнувшись в книгу. Ближе к полудню бездельничать стало невыносимо и Кэйа, недолго думая, пошёл на кухню, решив съездить в Орден и накормить Дилюка обедом. На кухне кухарки и Аделинда тяжело вздохнули, когда Кэйа явился, а девушки помоложе зашептались, хихикая. Аделинда отогнала Кэйю в самый скромный уголок, наказав ему не мешаться под ногами у работниц и Кэйа, кивая и улыбаясь своей самой очаровательной и невинной улыбкой, принялся за дело. Он пожарил шашлычки, запёк помидоры и, даже, правильно отварил рис. Шашлычки, румяные, с красивой корочкой, истекали соком и жиром. Помидоры, неаппетитно сморщившиеся, ошеломляюще пахли, а белоснежный рис был рассыпчатым и мягким. Он разложил всё в специальное блюдо с крышкой, которое ему выделила Аделинда, но Кэйе не понравилось. Всё это раздельно показалось ему каким-то неуклюжим и глупым и тогда Кэйа решил, что нужен соус. Мука, масло, молоко, немного перца и Кэйа ощутил себя самым настоящим шеф-поваром. Он выклянчил у Аделинды блюдо, которое не делилось на отсеки, выложил рис, мясо и аккуратно впихнул помидоры. Перелил соус в бутыль, плотно закрутил, а потом решил, что десерт необходим. Кухарка запричитала, когда Кэйа, незаметно для всех, умыкнул целый пирог с клюквой. Кэйа из кухни выбегал с хохотом, ловко уворачиваясь от улыбающихся кухарок. Аделинда начала было его отчитывать, но другая кухарка, бледнея, сообщила, что пропала бутылка вина. Когда он бежал вверх по лестнице ему в спину прилетел сапожок понявшей всё Аделинды.* * *
Кэйа, уже привыкший греться о Дилюка, не одевался тепло. Вылетая из дома он лишь натянул сапоги и полушубок. Огонёк радостно зафырчал, увидев Кэйю в дверях конюшни и нетерпеливо перебирал копытами, пока Кэйа его седлал. Они неслись в город галопом, подставляя лицо и морду ветру, жадно вдыхая воздух, уже пахнущий весной. Кэйа звонко и довольно хохотал и Огонёк поддерживал его звонким ржанием и нетерпеливыми всхрапываниями. Они влетели в ворота города, затормозили лишь на мгновение и, когда поняли, что улица полупустая, поскакали дальше не сбавляя хода. Кэйа, кутая в подол полушубка еду для Дилюка, крепче прижимал её к себе, стараясь сохранить тепло. У входа в штаб Кэйа просто соскользнул с Огонька и тот сам порысил в конюшю, к своим товарищам и Осени. Кэйа широко улыбнулся дежурным у дверей, проскочил в двери и сам не заметил, как распахнул дверь знакомого кабинета. Дилюк вздрогнул, но не оторвал взгляда от бумаг и, хмурясь, зло и недовольно рыкнул: — Вон. Я никого не жду. Кэйа хмыкнул, беззвучно проплыл к столу Дилюка и уселся на его край, прижимая задницей перо. — Какого… — начал было Дилюк, но, только взглянув на наглую задницу на своём столе удивлённо выдохнул: — Кэйа? И удосужился посмотреть чуть выше. Кэйа улыбнулся, захохотал и потрепал Дилюка по волосам, ставя узелок с едой перед ним, прямо на бумаги. — Я принёс обед, — а потом, легко и изящно, скинув полушубок, стоя вполоборота к Дилюку, лукаво сверкнул глазами: — И десерт. — Кэйа, — с осуждением протянул Дилюк и покачал головой. Кэйа вновь расхохотался: — Извращенец! Клюквенный пирог! Дилюк покраснел до корней волос, уткнулся было взглядом в бумаги, но Кэйа впихнул ему в руки вилку и пододвинул к себе документы, помогая с работой.* * *
Благодаря Кэйе Дилюк закончил с документами гораздо раньше и Варка, устало и немного непонятно улыбаясь, отпустил их, позволяя прогулять остаток рабочего дня Дилюка. И Кэйа, конечно, потащил его в таверну. И там, конечно, Кэйа утянул его танцевать. Дилюк краснел, хохотал и улыбался от уха до уха. Весёлые, активные, задорные пляски в тавернах нравились ему гораздо больше, чем унылые и чопорные танцы на балах. Они кружились, заливаясь смехом и задевая стулья, глядя друг другу в глаза. Вдыхали полной грудью, прятались по тёмным углам, чтобы нацеловаться вдоволь между танцами. Заядлые пьяницы, заезжие гости, зашедшие случайно искатели приключений, рыцари и охотники глядели на них — два воплощения счастливой, весёлой юности, полной любви и смеха — с лёгкой завистью и тоской во взглядах. Но им было всё равно. Для Кэйи сейчас существовал только Дилюк. Для Дилюка сейчас существовал только Кэйа. И они плясали, пока не заболели ноги, а потом понеслись в «Хорошего Охотника», чтобы перекусить. После Кэйа уговорил Дилюка, не без помощи самого Кэйи хорошо поднаторевшего в верховой езде, прокатиться на лошадях. И Дилюк не смог устоять.* * *
Они неслись по главной дороге, раскрасневшиеся, хохочущие, в распахнутых настежь полушубках. Кэйа, обожавший быструю езду, то и дело вырывался вперёд, но неизменно возвращался за Дилюком и снова некоторое время ехал рядом с ним. Они остановились у Древа Ветров, Кэйа уговорил Дилюка забраться на верхнюю ветку и Дилюк, вздохнув, согласился. Они поскальзывались на толстых ветках, хватались друг за друга, но ползли выше, ведомые совсем детским любопытством и весельем. На вершине, оглядывая долину, они замерли. Сами того не заметив, взялись за руки. И потом Дилюк притянул к себе Кэйю ближе, мягко обхватил второй рукой за талию и поцеловал неспешно, трепетно, трогательно. — Я люблю тебя, — прошептал он, а потом заглянул в родные глаза и, улыбаясь, мягко спросил: — Знаешь, да? — Конечно знаю, душа моя, — мягко заверил его Кэйа, совсем забыв про внезапно нахлынувшие утренние сомнения. — Я тоже люблю тебя. Очень. Знаешь, да? — Знаю. И дальше — к храму Тысячи Ветров. Они играли в снежки на территории амфитеатра, валялись в снегу, хохотали до боли в животе, целовались и жалели лишь об одном: Джинн, которая уехала с матерью по делам и должна вернуться сегодня вечером, здесь не было. И Кэйа, конечно, подошёл к обрыву. Сверкнул глазами, отступил на дюжину шагов назад, разбежался и Дилюк побежал к нему. Когда Кэйа сорвался с места Дилюк уже был рядом и с обрыва они спрыгнули вместе, под восторженный хохот Кэйи. Дилюк успел схватить его за руку перед прыжком, притянул к себе в воздухе, обнял руками и ногами и поцеловал. В крови взорвались, мешаясь в невероятный коктейль восторг и страх, сердце забилось как птица, запрыгало, готовое вырваться из груди. Они бы и не прекращали целоваться, если бы не рисковали разбиться о лёд. Кэйа и Дилюк оттолкнулись друг от друга, разлетелись в разные стороны и Дилюк, посмотрев вниз, принялся пытаться выровнять себя в воздухе, готовясь открыть планер. Кэйа так не заморачивался. Он плотно прижал руки к телу и стремительно летел головой вниз. Он перевернулся животом вниз, растопырив руки и ноги в стороны, в жалких тридцати метрах ото льда, а планер открыл едва ли за три метра до льда. У Дилюка в такие моменты всегда сердце замирало. Он так боялся, что Кэйа не рассчитает и разобьётся, и сердце сжималось и заполошно, отчаянно билось в груди. Но Кэйа всё делал безупречно. И Дилюка в штаб он вернул тоже в назначенное время, сдав на руки улыбавшемуся, с ласковым упрёком качавшим головой, отцу. Он легко чмокнул их обоих в щёки, желая удачи, и обещал дождаться их возвращения в Ордене.* * *
Дилюк не понимал, что происходит. Ему было страшно. Дракон пикировал с неба, изрыгая пламя. Вокруг воняло горелым мясом и травой, оплавленной сталью и кровью. Дилюк чувствовал, что сердце готово вот-вот выпрыгнуть из груди или остановиться. Он оглядывался, цеплялся взглядом за размотанные по траве внутренности, оторванные головы и конечности, пустые глаза, глядящие в небо. Где-то там, за спиной, в деревянной повозке, отец. Беззащитный, в деревянном ящике, который вспыхнет и пламенем сожрет его быстро до ужаса. Дилюк крепче сжал в руках меч, принимая на него удар драконьих когтей. Он зашипел от напряжения, направил силу в лезвие и то вспыхнуло ярким пламенем, но не навредило дракону. Дракон отлетел, заревел и бросился на Дилюка. Дилюк закричал от напряжения и взмахнул мечом наотмашь, вкладывая в этот удар все силы, что у него остались. Под зажмуренными веками вспыхнул образ улыбающегося отца, смеющихся Джинн и Аделинды и то самое, бесконечно ласковое и мягкое, выражение лица Кэйи. С громким клёкотом огненный феникс сорвался с лезвия меча и врезался в дракона, обдавая его языками пламени, сбивая с ног, вырывая из мощной и крепкой груди яростный рык. Но не нанеся ни одной раны. Дилюк чувствовал, как от усталости дрожат руки и колени, как подгибаются ноги и клеймор тянет руки к земле, лишая их последних крох силы. Надо было всего лишь продержаться до подкрепления. Всего лишь дождаться. Рассвет наверняка уже донёс весточку и Кэйа уже точно летел им на помощь и земля стонала и дрожала под тяжёлыми копытами его Огонька. Надо было лишь защитить того, кто в повозке. Надо было лишь дождаться того, кого он однажды поведёт к алтарю.* * *
Крепус прекрасно знал, что умрёт, если использует Глаз Порчи. Где-то рядом вскрикнул раненный Дилюк. Крепус активировал Глаз Порчи. Умирая, он защитит обоих своих сыновей.* * *
Быстрая вспышка и оглушительный, болезненный рёв дракона — настоящая неожиданность. Зажмурившийся от яркости Дилюк радостно вскрикнул, распахнул глаза, оборачиваясь, взглядом выискивая Кэйю среди рыцарей. Но рыцарей не было, а дверца повозки оказалась распахнута. Дилюк медленно, не веря, напуганный до ужаса, обернулся к дракону. Отец. Стоял впереди, шагах в пятнадцати, выставив перед собой руку. — Папа! — истерично крикнул Дилюк и бросился было к отцу, но тот, резким движением выставил руку перед собой и чёрные цепи обвили дракона, сжимая, вырывая из глотки ещё один страшный, болезненный рёв. Дракон замер лишь на мгновение, а потом с ужасающей силой взбрыкнул, порвал цепи и резко бросился вперёд. А затем развернулся, пробежал пару шагов, оттолкнулся лапами от земли и взмыл в небо. — Отец! — Дилюк всхлипнул и влажно шмыгнул носом, ругая себя за слабость, чувствуя страшное облегчение от того, что отец слегка повернулся к нему. — Ты сделал это! — теперь всё будет хорошо. Теперь они вернутся домой и отца обязательно вылечат, если он получил раны и Дилюк медленно встал, готовясь помочь. — Теперь мы… И отец упал. Мешком картошки с грохотом повалился на землю. Послышался долгожданный стук копыт по земле. У Дилюка дрожали губы. Он, только вставший на ноги неимоверным усилием, упал на колени, хватая отца за плечи, с ужасом шепча: — Эй. Папа, что с тобой? Отец улыбался. Устало, печально, будто бы за что-то извиняясь. Дилюк помог ему сесть, опираясь спиной о повозку. — Мы пришли на помощь! — знакомый до каждой интонации голос, взволнованный, полный ужаса. — Вы в порядке?! У Дилюка внутри — глухой, пустой ужас. — Крепус! — гулкий бас звенел от отчаяния и напряжения. — Крепус, мать твою, где ты?! — Прости, сынок, — отец улыбался и улыбка эта была вымученная. Он тратил на неё последние силы. Дилюк не знал, что делать. Отцу по локоть оторвало руку, он истекал кровью, а проклятая сила заставляла тело рассыпаться прямо на глазах. — Всё будет хорошо, — шепнул он. Рядом на колени упал Кэйа. Зажал себе рот руками, глядя на отца со слезами на глазах. — Соберите тела, — пусто приказал Варка. Он был близко. Дилюк слышал его рядом. — Папа, — выдох полный ужаса и боли. — Тебе больно? Крепус улыбнулся. Попытался поднять руку, чтобы, кажется, потрепать сына по волосам, но рука лишь задрожала, так и не оторвавшись от земли, а отец сморщился от боли. А потом посмотрел на Варку. — Уведи их, — прохрипел он, а потом перевёл взгляд на меч Варки и снова на его глаза: — И помоги мне. Кэйа запрокинул голову к небу. Сжал плечо Дилюка. — Тебя ещё можно спасти, — отчаянно зашептал он, но Крепус прервал сына легко качнув головой. — Варка, — с нажимом позвал он. Дилюк дрожащими руками потянулся к кинжалу. — Папа, — просипел он и его руки дрожали как осиновый лист на ветру, а из глаз водопадом покатились слёзы. Кэйа вздрогнул. Принялся лихорадочно шарить по карманам и поймал Дилюка за запястье, когда тот уже занёс кинжал над горлом их отца. У него дрожали губы. Он полил лезвие чем-то и надавил на руку Дилюка, отводя лезвие от горла к ладони. — Это яд, — прохрипел он и сорвался на судорожный вдох. — Ты, — он посмотрел Крепусу в глаза и задушено просипел: — просто уснёшь. Дилюк вздрогнул. — Спасибо. Рука Дилюка дрогнула. Лезвие прорезало кожу. Внутри Дилюка что-то взорвалось, разлетелось на сотни страшных, кровавых кусков и стало очень пусто и тихо. — Мои мальчики, — едва слышно прошептал Крепус. — Я люблю вас и я горжусь. И выдохнул. Кэйа закрыл глаза отца дрожащими руками. Позади, по-настоящему истерично, расхохотался Варка и бухнулся на колени, сгибаясь пополам. Он тут же зажал себе рот руками, давя полубезумный хохот. Кэйа прижал подбородок к груди, жмурясь и поджимая губы. Он глубоко вдохнул и медленно выдохнул. Встал. Мечом разломал остатки повозки, порвал свой форменный сюртук, чтобы связать палки и полотнище в носилки. Закрепил носилки между Огоньком и Пламенем Варки. Взвалил на носилки тело отца, а потом поднял Дилюка и усадил на Огонька. Похлопал по плечу Варку. Вздрогнул, взглянув ему в глаза — два глубоких, страшных провала полных боли, отчаяния и тоски. — Нам надо отвезти его в собор, — тихо сказал Кэйа. — Там его подготовят к похоронам. — В собор? — пусто спросил Варка, а потом медленно перевёл взгляд на носилки и тело на них. — Да, в собор. Да, к похоронам. Его надо похоронить, — он закрыл лицо ладонями и пусто, мёртвым голосом повторил: — Он же умер. Мёртвых надо хоронить. — Да, капитан, — мягко подтвердил Кэйа. — Его больше нет. Варка снова истерично и высоко хохотнул и опять зажал рот ладонями. Заглянул в глаза Кэйи, будто бы выискивая в них что-то. Встал. Оседлал своего коня. И когда Кэйа залез на Огонька, обнимая Дилюка, чтобы тот не упал, они тронулись.* * *
— Слава и величие, — ледяной голос, манерно растягивающий слова бил по ушам своей ненатуральностью, а слова — абсурдностью. — принесут пользу лишь живым. Мёртвым это всё ни к чему, — короткий смешок. — Признание авторитета Ордо Фавониус будет благом для всего Мондштадта. Если бы твой отец был жив, мы приняли бы его в наши ряды. Как он и мечтал в молодости. К сожалению, его больше нет с нами. У Дилюка звенело в ушах. Он смотрел на инспектора и не верил своим ушам. Он должен был расследовать смерть отца. Дилюк, Кэйа и Варка только недавно оставили тело сёстрам в соборе и вошли в штаб Ордена. Как они могли уже окончить расследование? Кто-то вскрикнул. Дилюк медленно посмотрел себе под ноги. Инспектор лежал на полу, из его носа текла кровь, а челюсть смотрела куда-то не туда. «Сломана» — заторможено понял Дилюк. Варка что-то прорычал, пнул инспектора по рёбрам, схватил за грудки и потащил к окну, кажется, собираясь выкинуть. Его остановил Кэйа. Дилюк сорвал с себя форменный сюртук вместе с Глазом Бога, с ледяной яростью заявляя: — Тогда я больше не рыцарь Ордо Фавониус. Инспектор захохотал: — Да кому ты нужен. Кэйа медленно, один за одним, переломал Эроху все пальцы. Потом — кости рук и ключицы. А после изящно взмахнул рукой и Варка отправил его в полёт.* * *
Когда они вышли из штаба Варка выглядел как мертвец. Он посмотрел в небо. Оглянулся вокруг, как потерянный ребёнок. Уставился на шпили собора. — Сочувствую вам, — пусто бросил он и побрёл к собору, так тяжело и медленно переставляя ноги, будто бы на его плечах лежала вся тяжесть мира. Дилюк обернулся к Кэйе. У того в глазах вновь собрались слёзы. Он уложил руки Дилюку на плечи и ласково что-то зашептал. Они ехали домой на Огоньке. Кэйа обнимал Дилюка за талию, прижимая к себе крепко-крепко, будто бы боясь потерять. Дилюк жался своей спиной к его груди так близко, как только мог. Он до боли сжимал предплечья Кэйи и плакал. Он плакал, плакал и плакал. А потом пошёл дождь.* * *
Дилюк и Кэйа вернулись на винокурню мокрые до нитки, побитые, в крови перемазанные. И только вдвоём. Аделинда всё поняла без слов. Молча, рот себе рукой зажав, она осела на пол, и закусила губы, давясь слезами. Кэйа отпустил Дилюка, подошёл к ней, помог встать. На диван отвёл, пледом укутал, быстро чай заварил и всучил ей чашку. Поцеловал в лоб, шепча что-то, и Аделинда начала успокаиваться. После Кэйа оставил её одну, вернулся к Дилюку («Всегда возвращается» — с ноткой горечи подумал Дилюк). Снова за плечи обнял и увёл в комнату. Там одежду с него аккуратно снял и помог в ванну залезть. Аккуратно и тщательно вымыл кровь из волос, из-под ногтей, с кожи её оттёр, и тихо, незаметно даже для Дилюка, Кэйа плакал. Но он заставил себя успокоится, помог Дилюку встать, вытереться и ночную сорочку надеть. Отвёл в комнату, в постель аккуратно уложил, в одеяло укутал. Встал. Сам он всё ещё был в одежде окровавленной и насквозь промокшей. Грязный, замёрзший, разбитый. Собрался было идти куда-то. Но Дилюк его за руку схватил и захрипел, умоляя: «Не уходи. Останься». Кэйа ладонь его в свою взял бережно, поцеловал нежно и трепетно, и под одеяло убрал. — Меня срочно вызывают в Орден. — В Бездну Орден. Кэйа встал перед постелью Дилюка на колени, его щеки, лоб, нос, усыпал поцелуями легко и мягко, но так часто, словно в последний раз. Будто на всю жизнь это ощущение хотел запомнить. Своим лбом ко лбу Дилюка прижался и в губы чужие зашептал: — Душа моя, ты же знаешь, я — твой. Во всём мире, от Бездны и до Селестии нет никого, кто любит крепче, чем я тебя. И пока ты ждёшь меня, я всегда к тебе вернусь. Что бы ни случилось, кто бы ни встал у меня на пути, я всегда буду твоим и всегда к тебе вернусь. Кэйа вздохнул тяжело, на ноги поднялся и развернулся, чтобы уйти. Дилюк его руку выпустил и, на грани слышимости, ответил: — Тогда я всегда буду ждать тебя. Что бы ни случилось. И Кэйа ушёл. Дилюк заснул. Кэйа провёл в штабе Ордо Фавониус несколько часов. Улаживал формальности, начал подготовку к похоронам. Он ушёл оттуда далеко за полночь. Медленно, оттягивая момент, побрёл на винокурню, стараясь держаться из последних сил. Ради Аделинды. Ради Дилюка. Не выдержал. За голову схватился, на колени упал и завыл. Завыл зверем раненым, воем отчаянным. Плакал, в слезах захлебывался, а остановиться не мог. И внутри бурное, страшное, отчаянное горе мешалось с мерзким, кислым и ядовитым облегчением. Отец умер, но Кэйа, понимая, что он последний мерзавец, чувствовал, как ему стало легче. Как истаял груз ожиданий, как исчез дамоклов меч предназначения и постоянное ожидание наказания за ложь. Кэйю тошнило от самого себя. Он не знал, сколько времени прошло, прежде, чем он начал успокаиваться. Надо было взять себя в руки. Оставаться опорой Дилюку. Кэйа встал, отряхнул одежду, хотя она была грязная настолько, что её проще было бы выкинуть. Он плёлся на винокурню. Вдруг, рассмотрел перед дверью Дилюка. Тот стоял, на плечи что-то накинув, вдаль всматривался. Ждал. Его, Кэйю, ждал. И Кэйа решил. Он расскажет. Дилюк наверняка поймет. У Кэйи больше не было ни сил, ни, тем более, желания лгать. Краем ума он понимал, что это глупость. Опасная глупость, что он рисковал всем, что у него было. Но он не мог остановиться. Ему отчаянно надо было услышать от Дилюка «Я люблю тебя». Ему до боли надо узнать что те его слова «Тогда я всегда буду ждать тебя. Что бы ни случилось», не были ложью. Ему надо было, чтоб его прижали к сердцу и пообещали помочь, чтобы заверили, что он нужен даже такой — порочный, грязный, лживый, прогнивший, мерзких до дрожи в руках. Потому что в его словах не было ни капли лжи. Люди Каэнри`ах, все до единого — любят лишь раз. Это подтверждали сказки мамы, это подтверждала усталая, горькая, страшная тоска, что всегда жила в глазах Дайна и небольшой медальон с портретом внутри, который он всегда носил с собой и берёг сильнее жизни. Сердце Кэйи было в руках Дилюка. И он убедил себя в том, что готов к любому исходу. Он подошёл к Дилюку. В глаза заглянул и принялся говорить. И Кэйа всё говорил, говорил, говорил. Слова сами лились из него, он иногда путался, сбивался, но неизменно продолжал и правда срывалась с губ неожиданно легко, пугающе, а на плечи, казалось, давить начинало меньше. Кэйа рассказал Дилюку правду. Пусть он не успел сказать всё, но самое важное сказано было. Он бросил всего себя, своё сердце и свою жизнь к ногам Дилюка. И если тот решил убить, растоптать его — пусть. Он не стал бы защищаться. Кэйа даже был бы рад, если его убьет именно Дилюк. Но в Кэйе, всё же, жила надежда на то, что Дилюк сделает шаг вперёд, поцелует, утянет его к себе в объятия и скажет что они со всем справятся. Вместе. Кэйа отчаянно на это надеялся. Всматривался с надеждой и слезами в алые глаза. Но ещё до того как всё произошло, он понял. Настоящий он, вывернутый изнанкой наружу, открытый и оголенный не нужен ему. Не достоин его любви. Во взгляде Дилюка теперь не было любви, не было нежности и тепла. В его взгляде появилось ледяное презрение и ненависть. Дилюку казалось, что его предали. Что самый дорогой после отца человек, предал его. Тот, кто казался самым надёжным, самым преданным. Тот, кто знал все тайны, печали, страхи и мечты Дилюка. Тот, кто видел его слёзы и слабость. Тот, кто был рядом всегда, тот, кто прикрывал спину. Тот, кто клялся в вечной любви. Тот, кто успел пустить свои корни в сердце настолько глубоко, что если их вырывать, то только с мясом. Тот, кого Дилюк видел рядом с собой в старости, в горе и в радости, в болезни и в здравии. Тот, о ком он когда-то мечтал. Тот, чьё имя на губах оседало тёплой, приятной, желанной сладостью. Кэйа. Шпион. Каэнриец. Дилюк скривился от боли и злости. Кэйа заслужил. Они оба так думали. Кажется, Кэйа услышал звон, с которым разлетелось на части, играючи разбитое Дилюком сердце. Его сердце. Он улыбнулся. Он не будет защищаться. Не хотел. Не мог. Последнее, что он мечтал увидеть в своей жизни — его душа. Уже не его Дилюк. Дилюк обнажил меч.