* * *
В их семнадцатое лето Джинн завалило работой и делами клана, из-за чего она почти постоянно отсутствовала. Самым серьёзным заданием, что поручали Дилюку и его отряду было разгромить лагеря хиличурлов и прогнать похитителей сокровищ. Он умирал от скуки. Кэйа философски замечал, что стоит наслаждаться последними возможностями бездельничать и наслаждаться жизнью. Дилюк был с ним не согласен и всё пытался уговорить на спарринг, но, в последнее время, Кэйа не хотел тренироваться. Он валялся без дела, рисовал, читал, глядел на облака, но меч брал в руки только на патрулях и миссиях. Дилюк пытался разузнать, в чём дело, но Кэйа отшучивался, не говоря ничего по делу. Кэйа и правда старался насладиться последними месяцами безделья и детства. Той осенью ему исполнялось восемнадцать и он с ужасом ждал своего совершеннолетия, уверенный, что люди Каэнри`ах придут, чтобы отдать ему приказ. И приказ этот наверняка будет ужасным. Он глядел на Дилюка и думал, что пора бы всё рассказать. Кэйа много раз набирал воздуха в лёгкие и открывал рот, чтобы заговорить, но слова буквально застревали в глотке, царапая её изнутри. Кэйе было страшно. И потому он молчал. А лето текло легко, приятно, прогревая до костей, купая в свете солнца и поглаживая мягкими ветрами. А потом, в середине августа, объявили о проведении рыцарского турнира, в честь уходящего лета. Удивился даже Крепус — последний турнир на его памяти проводился лет десять назад. И, конечно, Дилюк с Джинн решили в нём участвовать, а Кэйа, конечно, пошёл за ними следом. В конце августа, рядом с городом возвели трибуны и утрамбовали землю для соревнований, расставили палатки торговцы, приехали гости. Вокруг площадки для соревнований разбили десятки шатров, в которых юркие оруженосцы помогали рыцарям готовиться к выступлениям. Утром в день открытия турнира, когда первым соревнованием была классическая джостра и Дилюк вертелся вокруг Кэйи и Джинн, по десятку раз проверяя насколько крепко сидят доспехи, как закреплены сёдла и какого качества копья. Он был в ужасе. Джинн улыбалась, мягко заверяя, что всё будет хорошо. Её герб — лев Гуннхильдров — предвкушающе скалился с нагрудника, зеркаля азарт самой Джинн. Кэйа глядел на поле и зрителей с мрачной решительностью, видимо, что-то для себя решив. Прежде, чем сесть на Огонька, он поцеловал Дилюка, обещая, что всё будет хорошо. Дилюк, в отличии от Джинн и Кэйи, в джостре не участвовал. Сама мысль о том, чтобы надеть полный доспех, взять в руку копьё и на полном ходу поскакать на противника, приводила его в ужас. Он вздрагивал каждый раз, когда в поединках Джинн и Кэйи раздавался треск копий и щепки летели во все стороны. Он забывал как дышать в те мгновения, когда ещё было не ясно, кто именно проиграл. Но и Кэйа и Джинн одерживали блестящие победы одну за одной. Они начинали с разных концов турнирной таблицы и должны были встретиться в финале. И потом случилось страшное: Кэйа неудачно принял удар, копьё почти выбило его из седла, но нога застряла в стремени и конь потащил его по земле. Трибуны ахнули и взорвались аплодисментами, поздравляя победителя. Дилюк и Крепус было рванули от шатров на поле, но Кэйа согнулся буквально пополам, хватаясь руками за путлище, рывком подтягиваясь, цепляясь за луку седла, втаскивая себя обратно. И трибуны снова ахунли. Крепус грязно выругался, попытался выбежать на поле и увести сына, но тяжёлая латунная перчатка легла ему на плечо и потный Варка качнул головой: — Он справится. Дилюк не знал, что Варка будет участвовать. Победитель, оказывается, уже был определён. Кэйа, шлёпнувшийся головой о землю, снял с себя шлем, отбрасывая его на землю, затряс головой. Кое-как смахнул пот с глаз, а потом принял от оруженосца новое копьё, не взглянув на отца и Дилюка, ударил пятками по бокам Огонька и два коня снова понеслись навстречу друг другу. «Идиот!» — хотел орать Дилюк. «Вернись за шлемом ты же так слепым останешься!» — хотел истерично кричать он. Но вместо этого он заорал во всю силу: — Давай! Копья снова затрещали, щепки разлетелись во все стороны, но Кэйа не жмурился. Его противник всё ещё оставался в седле. Передавая ему копьё, честно отнятое у оруженосца, Дилюк заглянул ему в глаза и обомлел. В обычно мягком и тёплом взгляде сверкала сталь и злой азарт. И вот кони вновь взрыли копытами землю, затрещали копья и противник Кэйи вылетел из седла. Его щит вылетел из рук, пронзённый копьём, а зрители взорвались криками и свистом. Когда Кэйа тяжело спустился на землю, погладив Огонька по морде, Дилюк смотрел и не верил своим глазам. Сталь доспеха блестела на солнце, герб Рагнвиндров украшал грудь, а в синих-синих волосах путались щепки. Кэйа обернулся к Дилюку и Крепусу, улыбнулся им тепло и мягко, махнул Варке, приветствуя. Ни капли того пугающего, будоражащего азарта. Кэйа бы никогда никому не признался в этом, но он не любил сражаться не только из нежелания убивать. Он боялся войти во вкус. Он помнил какого это: когда кровь бурлит, горячая от азарта боя настолько, что кажется, будто она плавит изнутри. Он помнил пьянящий, истеричный азарт от того, что в пылу битвы ты отнял чужую жизнь, прорываясь вперёд. Он помнил свой злой, яростный хохот и наслаждение, которое полусумасшедшему воину приносит битва и кровь. И он не хотел никогда больше ощущать это. После этого с Кэйей ничего больше не случалось. Он и Джинн безупречно выиграли все свои поединки и настало время полуфинала. Дилюк ещё раз истерично проверил доспех Джинн, замучил её оруженосца с вопросами о том, точно ли копья верные и не сломаются просто так, поцеловал в лоб для удачи и, кусая губы, глядел ей в спину, когда она взяла копьё в руку, готовая сойтись в поединке. Кэйа, что-то шепнув ей, ударил Семечку по крупу, подгоняя, а потом подошёл к Дилюку и сжал его плечо. Противником Джинн был Варка. Варка, который тоже одержал череду безупречных побед, легко поигрывая тяжёлым копьём, которое даже Дилюку приходилось держать двумя руками. Варка, который выбивал своих противников из седла играючи, хохоча, широко улыбаясь публике. Дилюк глядел на то, как Джинн опускает забрало и, сжимая копьё, подгоняет Семечку. Варка был почти в два раза её больше. И сейчас он крепко поджимал губы, глядя на Джинн. Толпа ахунла, по трибунам прокатилась волна поражённых и недовольных шепотков. Варка не поднял копья. Джинн своё не успела опустить. Крепусу хотелось кричать и рвать на себе волосы. Он видел последний рыцарский турнир десять лет назад. Тогда Варка уступил только Магистру, но тот уже отошёл от дел и передал свой пост. Но тогда это было не так волнительно и страшно. Тогда Джинн и Варка не мчались друг на друга, ощерившись копьями. Тогда Варка даже не покачнулся в седле, когда получил удар в грудь от самого Магистра, а сейчас его так сильно отбросило назад, что он почти лёг на круп лошади. У Варки от удара выбило весь воздух из груди, не давая вдохнуть несколько секунд. Рёбра заныли, доспех промялся. Он развернул коня, глядя на Джинн. Она ведь девочка. Как можно выбить её из седла? Он зажмурился, поднимая копьё. И конь понёс его вперёд. Копья вновь затрещали. Крепус зажмурился. Кэйа сжал пальцами плечо Дилюка так крепко, что у того от боли подогнулись ноги. Джинн, глухо охнув, упала. Тяжесть доспеха сдавила грудь, не давая ни сделать вдох, ни встать. Она с трудом села, стягивая шлем, жадно глотая воздух. Варка стоял рядом и протягивал ей руку. И Джинн крепко сжала его ладонь, принимая помощь, позволяя потянуть за руку и встала. Трибуны взорвались оглушительными криками, но Варка не снял шлема, не расхохотался, довольно сверкая глазами. Не принял поздравлений. Он просто ушёл, не оглядываясь. Если бы у Джинн было чуть больше опыта, если бы она не так сильно устала после предыдущих выездов, если бы она держала копьё чуть выше, она бы выбила Варку из седла. А что сам Варка? Победил девочку в два раза себя младше. Всего двенадцать рыцарей до двадцати трёх лет участвовали в турнире. Из них — лишь трое до двадцати. Что чести и толка в победе над ребёнком? Кэйа обнял Джинн, похлопывая по спине. Она, в отличии от него, не вышла в финал, но, кажется, не была этим сильно расстроена. Кэйа понимал: было честью принять поражение от Варки, который всё ещё не был Магистром лишь потому, что ему этого не хотелось. Крепус стоял в стороне, держась за сердце. Оно билось в груди заполошно, болезненно, сбиваясь с ритма, замирая и продолжая свой бешенный бег. Сейчас Кэйа оседлал Огонька. Сейчас Варка, отдохнув всего пять минут, оседлал своего коня. Пламя. Крепус нервно хохотнул, потирая грудину, когда понял, что коней зовут почти одинаково. Кэйа назвал своего коня в честь Дилюка. Варка своего — в честь Крепуса, пусть никто кроме него и Пламени этого и не знал. Они взяли копья, ударили пятками по лошадиным бокам и те сорвались с места. Трибуны задержали дыхание. Аделинда, всё это время сидящая на ящике, бледная и осунувшаяся, кажется, ненадолго потеряла сознание. Сердце Крепусо стало биться ещё более хаотично, больно ударяясь о грудь изнутри. В глазах потемнело, ноги подогнулись и он схватился рукой за балку, опираясь о неё, стараясь удержаться на ногах. Копья затрещали. Крепусу показалось, что он на мгновение ослеп. Они оба остались в седле. Кэйе на том конце поля подали копьё. Конь Варки совсем рядом тяжело перебирал копытами. Крепус рассмотрел его взволнованные, напуганные глаза, рассматривающие его и улыбнулся. — Волнуюсь немножко, — Варка поднял ногу, собираясь слезть с коня, подойти к нему и помочь, но Крепус качнул головой: — Нет. Продолжайте. И оруженосец всучил Варке копьё, но тот замер, не сделав ни шага вперёд. На том конце поля Кэйа привставал в стременах, пытаясь рассмотреть отца, понять, что случилось и уже почти нарушил правила, собираясь поскакать к Крепусу. — Ты его только не зашиби, — сдавленно попросил Крепус, натужно улыбаясь. Дилюк уже держал его под руку, Джинн принесла воды, они усадили его на ящик и махали ладонями на манер веера, наконец-то заметив, что и Аделинде нехорошо. Варка кивнул. Сверкнул глазами с усталым озорством: — Если я выиграю, то с тебя ужин. — О, я-не-Магистр-Варка, — Крепус устало усмехнулся: — Вы, что, желаете сделать меня своим призом? Варка улыбнулся устало, со смиренной тоской и кивнул, тихо обронив: — Желаю. А затем опустил забрало, качнул копьём и кивнул Кэйе. Кони одновременно сорвались с места и вновь раздался треск копий. Крепус, Дилюк, Аделинда и Джинн смотрели, широко открыв глаза. Варка покачнулся, но удержался в седле. Трибуны взорвались криками, свистом и аплодисментами. Огромная щепа каким-то образом вонзилась в бедро Кэйи, попав в небольшой зазор между металлическими пластинами. Когда всадники остановились, чтобы принять новое копьё, Крепуса натурально начало мутить. Кровь сочилась, текла по сверкающему металлу, такая яркая на палящем солнце. Дилюк метнулся к Кэйе, сжимая его бедро, с ужасом пытаясь оценить серьёзность раны. Джинн и Аделинда зажали рты ладонями. С трибун свистели. Кэйа взял копьё. Огонёк фыркнул, нетерпеливо перебирая копытами. Дилюк сел рядом с отцом и Аделиндой, с ужасом глядя в спину Кэйи. Кэйа и Варка сходились ещё три раза. Крепус вздрагивал каждый раз, когда раздавался треск копий. Их нагрудники были полны ужасных вмятин, зрители неистовствовали, кричали, свистели, но Крепус и Дилюк ничего этого не слышали. Аделинда не смотрела. Она сидела, закрыв глаза и крупно вздрагивала каждый раз, когда оглушительно трещало дерево и стонала сталь нагрудников, крепко сжимая свой передник. Она открыла глаза только когда люди на трибунах закричали так, будто на них пикирует самый настоящий дракон. Она не видела, как копьё Варки пробило истончившийся от ударов нагрудник Кэйи, цепляя его, поднимая в воздух. Она не видела, как Кэйа схватился за копьё, пытаясь не дать острию войти глубже. Не видела, как он на мгновение завис в воздухе, а потом древко треснуло, рассыпая вокруг себя фонтаном острые, толстые щепки, и Кэйа упал под ноги Пламени. Варка дёрнул поводья, Пламя встала на дыбы, круто разворачиваясь и Кэйа, откатился в сторону, держась за грудь. Варка успокоил свою лошадь, слез с неё, подлетая к Кэйе. Он закинул его руку к себе на плечо и помог встать. Спустя минуту, отойдя от шока, к ним подлетели оруженосцы и лекари, помогая довести Кэйю до края поля. Это Аделинда уже видела. И она, как и Крепус, который видел всё, была парализована ужасом. Джинн умчалась за семейным врачом, посеревший, бледный Дилюк, на дрожащих и подгибающихся ногах, побежал к Кэйе и Варке. Трибуны ликовали. На доспехе Кэйи была пугающе чёткая вмятина от копыта. Его вытащили из доспеха, содрали с него поддоспешник и у Крепуса потемнело перед глазами от вида огромного, наливающегося пугающей синевой, синяка на смуглой груди сына. Лекари ощупали его, плотно замотали бинтами грудину и Варка натурально посерел и поджал губы, когда лекари пробормотали что-то о треснувших рёбрах и послали за нитками, закручивая жгут на бедре Кэйи. Дилюк стоял рядом, огромными от волнения глазами наблюдая за лекарями и Кэйей. Крепус устало горбился, сидя на ящике и тёр лицо. Джинн что-то ласково бормотала, стараясь успокоить Аделинду, а Варка стоял вдали ото всех, чувствуя себя совершенно лишним. Он чуть не убил Кэйю. Пламя чуть не затоптала его, один удар её копыта спровоцировал трещину в ребрах, а от копья на груди осталась рана. Он чуть не убил ребёнка. Варка тяжело сглотнул, наконец-то найдя в себе силы посмотреть на Кэйю. И, в это же время, себя взял в руки Крепус, тоже оборачиваясь к сыну. Кэйа глядел на лекарей, хлопочущих над его бедром с интересом, задумчиво пожёвывая губу. Когда рану залили спиртом и начали зашивать он лишь слегка сморщился. А потом поймал взгляд Варки и легко, тепло улыбнулся ему, без капли обиды и злости. Странное поведение для семнадцатилетнего юнца, прошедшего очень близко к успеху, но провалившегося, так легко принявшего поражение. Когда лекари зашили бедро Кэйи и ушли, Дилюк предложил Кэйе чистую рубаху, которую тот сразу же на себя натянул, пряча тугие бинты. Крепус снова потёр лицо ладонями, с усталым ужасом думая о следующих днях турнира. Завтра он будет наблюдать за поединками на мечах один на один. И Дилюк будет участвовать. Кэйа встал, повёл плечами и что-то сказал Дилюку, улыбаясь тепло-тепло. Затем он подошёл к Аделинде, присел напротив неё на корточки, взял её ладони в свои, шепча и та тонко улыбнулась ему, понемногу приходя в себя. Крепус всмотрелся в единственный глаз сына, когда тот положил руку ему на плечо, уверяя, что с ним всё хорошо и ничего страшного не случилось. Случилось. Трещина в рёбрах и рана настолько глубокая, что пришлось накладывать жгут, чтобы остановить кровь. Крепус был мужем женщины-рыцаря. У Крепуса лучший друг был рыцарем. И сейчас Варка тоже всматривался в Кэйю, щурясь, уже без вины и печали. Кэйа улыбнулся. Улыбнулся так, как не улыбался никогда прежде. Он не скрывал. Не в кругу своих. Может, Джинн и Дилюк пока были слишком юны и взволнованны, чтобы понять. Крепус посмотрел за спину Кэйи. Цепкий, ледяной, подмечающий каждую деталь взгляд серых глаз встретился с его — потускневшим от волнения. Не все здесь юны и наивны. Кэйе бы следовало это помнить. Крепус хотел было сказать об этом сыну, но то развернулся и вновь посмотрел Варке в глаза. И Варка ухмыльнулся краешком губ. Кэйа глядел с хитрым, насмешливым прищуром, будто бы бросая вызов, будто бы ядовито-ласково предлагая «Докажи». А потом кивнул Варке на трибуны, отвесив лёгкий поклон, мешая вальяжную насмешку с уважением. Варка хмыкнул, будто бы принимая предложение. Развернулся и вышел на поле, принимая победу, приз и рукоплескания. — Это было очень опасно, — прошептала Джинн, сжимая плечо Кэйи, взволнованно заглядывая ему в глаза: — Тебе нельзя больше участвовать. Ни сегодня, ни завтра. Пока рёбра не заживут. Ты же понимаешь это? Кэйа улыбнулся ей мягко, ласково и нежно. — Понимаю, Джинн. Крепус за их спинами, слышавший всё, опять устало потёр лицо ладонями, тяжело вздыхая. Кэйа бросил на него короткий взгляд и приподнял уголок губ в намечающейся ухмылке: — Но я буду участвовать, — Джинн задохнулась от возмущения, а Дилюк устало прикрыл глаза, запрокидывая голову назад. — Я же хороший лучник. — Но ты никогда не метал копья! И топора! — Джинн тыкала пальцем в его грудь, тесня Кэйю назад, пока тот обезоруживающе улыбался. — И ты не тренировался почти в последнее время! Как ты выстоишь в поединках один на один? — Вот и узнаем на что я годен. — Если ты покалечишься из-за своего упорства я твоё лечение оплачивать не буду. — Не волнуйся, отец! Дилюк всё произошедшее после падения Кэйи помнил плохо. До него медленно доходило, будто бы пробиваясь через густой туман. Он слышал всё, но не понимал сути. Его только-только начала отпускать нервная дрожь, а Кэйа уже надевал лёгкий кожаный нагрудник и перчатки, проверяя стрелы в колчане и натяжение тетивы. Дилюка начало потряхивать по новой. Кэйа отвёл его в сторону, обхватил лицо ладонями и заглянул в глаза, ласково нашёптывая обещания остаться целым и невредимым и осыпая щёки и лоб Дилюка короткими, мягкими поцелуями. Дилюк вцепился в его запястья, сжимая со всей силы, до скрипа костей, круглыми-круглыми глазами глядя в его, Кэйи, единственный глаз. — Нет, — прохрипел он. — Я же тебя туда не пущу. Ты ранен. Какое соревнование? — Честное? — мягко хохотнул Кэйа, солнечно улыбаясь. А потом он посерьёзнел: — Я хочу, Дилюк. Хочу узнать, на что я способен. Чего я стою. Ты понимаешь? Дилюк затряс головой. Ладони Кэйи соскользнули с его щёк. Дилюк понимал. Он тоже решил участвовать в поединках и групповой битве, чтобы понять насколько он хорош. Не просто ли так он занимает свой пост. Сколько ему ещё нужно тренироваться, оттачивая каждое движение, чтобы хотя бы сравняться с мастерами вроде Варки? — Твоя нога, — прошептал Дилюк. — И твои рёбра. Тебе могут сделать гораздо хуже завтра. — Я знаю, — Дилюк вскинулся. Кэйа давно не говорил так. Твёрдо, решительно, со сталью в голосе и взгляде. — Но я пойду. — Кому и что ты хочешь доказать?! — отчаянно крикнул Дилюк, чувствуя, как внутри разлился чистый ужас. — Себе. — Ты ведь не хотел быть рыцарем! Ты ведь пошёл в Орден потому, что пошёл я! Так почему ты теперь так пытаешься доказать, что ты и твой меч достойны рыцарского звания? Кэйа усмехнулся ласково и тепло. Заправил Дилюку за ухо выбившуюся прядку волос. А после он и правда развернулся и зашагал на арену, на которой уже разровняли землю и установили мишени. Высокий, стройный, обманчиво-тонкий, с по-девичьи длинными волосами, собранными в высокий хвост. С прямой спиной, расправленными плечами и гордо поднятой головой, крепко сжимая лук в руке. Он что-то решил для себя. Дилюк видел это. Но никак не мог понять, что именно. Он усмехнулся, глубоко вдыхая и нервно хохотнул: — Дать тебе ленту? И Кэйа замер. Медленно обернулся, глядя как-то совсем непонятно, а потом неожиданно ответил: — Давай. Дилюк сглотнул. На деле у него не было никакой ленты, чтобы дать Кэйе. Даже перчатки и платка он с собой не брал. Он потянулся к волосам, одеревеневшими пальцами развязывая узелки и протянул Кэйе самую простую ленту для волос. Не такие ленты дарили дамы рыцарям. Не простой атлас. Кэйа повязал её на рукоять лука, коротко улыбнулся, мыслями уже явно находясь на стрельбище и зашагал прочь. Но, перед тем, как выйти на стрельбище, он обернулся к Дилюку и коротко улыбнулся, тихо обронив: — Мой меч навеки твой. Как и я. На трибуны Дилюк поднимался на деревянных ногах. Только Кэйа участвовал во всех сегодняшних соревнованиях — джостре, стрельбе из лука и метании кинжалов. Сидя на трибунах, глядя на лучников, Дилюк всё ещё мелко подрагивал, но уже начинал успокаиваться. Стрелять начинали с пяти метров и лучникам позволялось выпустить лишь две стрелы за полторы минуты. Выбывал тот, кто мазал пять раз подряд. Это было гораздо безопаснее джостры, но лучников в Мондштадте было не так уж много и на стрельбище топталось лишь с две дюжины рыцарей. Ни Дилюка, ни Джинн, ни Аделинду с Крепусом, не интересовал никто кроме Кэйи. Они почти не глядели на результаты других лучников, лишь иногда Дилюк с Джинн бросали короткие взгляды на мишени своих знакомых и Болдэра, который постоянно оглядывался на Кэйю. Джинн выбила его из седла во время джостры ещё во втором туре из девяти. Дилюк вообще поражался тому, что в джостре решили участвовать двести пятьдесят шесть рыцарей, а в стрельбе из лука — лишь двадцать четыре. Ему казалось это страшной глупостью.* * *
Кэйа, глядя на бледных и перепуганных Джинн, Аделинду и Крепуса, думал отказаться от состязаний. Чувствуя дрожь, бьющую Дилюка, он почти решился отказаться. Но в нём со страшной силой взыграла гордость. Она нашептала в уши, подтолкнула в спину, убеждая показать себя, доказать, что он достоин однажды принять фамилию Рагнвиндр и статус супруга. Узнать на что он способен. Насколько сильно уроки въелись в его кости. Во время джостры кровь бурлила, грозясь выплеснуться наружу кипящей жижой. Сейчас, натягивая тетиву, Кэйа был предельно спокоен. Вдох. Наложить стрелу. Выдох. Вдох. Натянуть тетиву к уголку глаза. Прицелиться. Выдох — отпустить. Он не видел ничего кроме своей цели. Не ощущал ничего, кроме ветра, натяжения тетивы, гладкости дерева лука и атласной ленты под пальцами. Не слышал ничего кроме своего дыхания, шелеста ткани на ветру, звона тетивы, свиста стрелы и тихого шёпота ветра. Кэйа уже давно не удивлялся голосу, который слышался ему в ветре. Кто-то верил, что так со своими подданными говорит Анемо Архонт. Кэйа был уверен, что Архонту на них насрать и он бы не стал тратить время на разговоры с людьми. Пять метров. Десять. Пятнадцать. Двадцать, двадцать пять, тридцать. Потом шаг увеличился — сорок, пятьдесят. Смена мишеней. Шестьдесят метров. Семьдесят. Восемьдесят. Он перестал попадать во внутреннюю десятку. Девяносто. Сто. Десятку было почти не разглядеть. Вдох. Выдох. Вдох. Поднять лук, наложить стрелу на тетиву. Выдох. Прикрыть глаза, почувствовать ветер. Вдох. Натянуть. Обязательно к уголку глаза, чтобы был верный угол и было проще целиться. Так объяснял Дайн, мягко поправляя стойку. Отпустить с выдохом. «Чем дольше целишься, тем выше вероятность запороть выстрел в конце — рука устаёт и меняется угол и сила натяжения». И отдалённо слышит, как трибуны охают. Он вновь попал во внутреннюю десятку. Мишени унесли и Кэйа будто бы проснулся. Крики с трибун оглушили, от свиста начало противно тянуть в висках и он оглянулся: до ста метров дошли трое. Судьи усердно считали очки, пытаясь определить победителя, спорили о чём-то, но победа не особо интересовала Кэйю. Он забегал взглядами по трибунам, почти сразу натыкаясь на две ярко-алые макушки, улыбаясь отцу и Джинн с Аделиндой, игриво подмигивая Дилюку, сидящему с приоткрытым ртом. И, вдруг, судья что-то сказал с судейского помоста. Оставшиеся двое крепко сжали свои луки и, морщась, поплелись к судьям за наградой. Кэйа натурально удивился, когда ему на шею повесили золотую медаль. Судьи говорили что-то, с трибун что-то кричали, но Кэйа не слушал, задумчиво пожёвывая губу. Хотелось сладкого. Судьи пожимали ему руки, улыбались, поздравляли, но Кэйа не слушал. Когда их отпустили он едва удержался от того, чтобы перейти на бег. На выходе со стрельбища он встретился с Варкой, который ему подмигнул, кивнул и побежал дальше, на трибуны. Он плюхнулся рядом с Дилюком, втискиваясь между ним и Джинн, которая тут же поздравила его. Дилюк молчал. Он глядел, всё ещё трогательно приоткрыв рот и Кэйа, легко надавив пальцем, прикрыл его рот, лукаво шепча: — Понравилось? — Как ты… — Дилюк оглянулся на поле: — Ты стрелял из лука только по яблокам и никогда — с таких дистанций. Но ты ни разу не промазал. — Повезло, — Кэйа безмятежно улыбнулся, глядя на то, как прибирают стрельбище, выставляют новые мишени и рыцари топчутся, готовые соревноваться. — О, Варка будет метать кинжалы? И, коротко попрощавшись со всеми, снова ускакал вниз, к остальным, готовый к ещё одному состязанию. Он встал напротив мишени, оруженосцы проверили территорию, умчались прочь и судьи дали отмашку. Кинжалы посвистели, вонзаясь в мишени и люди нагнулись, чтобы рассмотреть получше. Десять рыцарей, у каждого по три кинжала и минута на то, чтобы метнуть все три. Они начали с пяти метров. Делали пять подходов. Затем метали с семи и девяти метров. Кэйа и Варка шли вровень, перешучиваясь между бросками. Первое место они разделили, пожав друг другу руки, не обращая внимания на крики с трибун.* * *
Кэйа, Джинн, Дилюк, Крепус и Аделинда планировали провести вместе все вечера после соревнований, но Крепус, извинившись перед всеми, попросил их идти на винокурню и смылся, сославшись на важные дела. Ему, конечно, никто не поверил. И он это знал. Он выловил Варку из толпы хохочущих рыцарей (на самом деле они просто встретились взглядами и Варка сам всех растолкал) и отвёл в сторону для разговора. Варка нахмурился. Он сам не понял, почему ляпнул ту глупость во время джостры. Он набрал в лёгкие побольше воздуха и включил воображение, готовый оправдываться изо всех сил: — Послушай, то, что я сказал тогда, это… — Ты победил, — просто прервал его Крепус. — И, выходит, ты выиграл меня. Он легко улыбался, хотя ему казалось, что ещё чуть-чуть и он проблюётся от волнения прямо Варке под ноги. А у Варки аж челюсть отвисла. — Вечера после соревнований я договорился провести с семьёй. Но после — могу освободить любой день или вечер? — Или ночь? — нервно, почти истерично хохотнул Варка. Но Крепус в ответ нахмурился, покраснел и буркнул: — Для ночи ты пока не настолько меня привлекаешь. Это, кстати, было ложью. — «Пока»? Значит шансы есть? — Ты идёшь по тонкому льду, — ровно предупредил Крепус и Варка вскинул руки, смеясь. — Я зайду на винокурню дней через пять. Договоримся обо всём? Идёт? — Хорошо. Крепусу захотелось сесть и хорошенько обдумать, что же он натворил. Всё казалось страшной, ужасной глупостью. Всё казалось таким привлекательным, желанным, давно потерянным. А Варка, отойдя от шока и осознав всю странность разговора, захотел орать. Просто стоять и кричать, потому что всё было как-то сложно и непонятно и выглядело так, будто бы Крепус позволил позвать себя на свидание, но это же Крепус какое свидание? Наверняка это лишь способ выйти на тот уровень отношений и доверия, что был прежде. Значит точно ничего романтичного. И Варка замер, задумавшись: а что романтично?* * *
Вечером, когда все разошлись спать, Дилюк, едва они вошли в комнату, повалил Кэйю на постель, быстро раздевая. Он аккуратно размотал бинт на бедре, кончиками пальцев оглаживая зашитую рану, касаясь её губами, а потом помог Кэйе помыться и наложил чистую повязку. Той ночью он обнимал Кэйю едва ощутимо, боясь повредить ему рёбра, но не отпуская ни на мгновение.* * *
В день поединков Кэйа и Дилюк встретились в седьмом раунде из десяти. И Кэйа, как казалось Дилюку, безбожно ему поддался. Дилюк видел, как он легко, почти что играючи, справлялся со всеми своими предыдущими противниками. Против одних ему помогала сила, в других боях спасала ловкость и скорость. Кэйа, кажется, просто не смог поднять меч против Дилюка. В девятом раунде Дилюк столкнулся с Джинн. Это был полуфинал. Они бились серьёзно, скрипели и трещали доспехи, пот лился градом, удары сыпались один за другим, но Джинн лишь чуть-чуть не хватило силы до победы. Финальный бой против Варки Дилюк проиграл за полторы минуты. Варка, не смотря на свои размеры, был чертовски быстрым и совершенно непредсказуемым, хотя сам умудрялся предугадывать каждый шаг и выпад Дилюка. Это был разгром. И все бои, кроме сражения с Джинн, были страшной скукой. Соревнования по метанию копья оказались скучными. Кэйа занял второе место, уступив Варке. В рядах рыцарей начали недовольно, зло шептаться. Кэйа прежде никогда не выделялся, а сейчас, на турнире, был наравне со старшими рыцарями. Метание ядра, в котором Кэйа занял третье место и чуть не пробил голову судьи ядром, почти никто не смотрел. Дилюку хотелось кричать. Откуда Кэйа столько всего умел? И он поклялся себе, что уговорит Кэйю научить его метать копьё. Вечер прошёл неожиданно весело. Они хохотали по поводу и без, до боли в животах и объедались блюдами, которые в тот вечер готовили по только купленным рецептам из соседних стран. Кэйа считал, что это — счастье.* * *
Перед тем, как подняться на трибуны, чтобы смотреть состязание отрядами, Крепус залился валерьянкой. Аделинда отказалась смотреть, решив ждать детей в шатре. А смотреть, всё-таки, было на что. Два отряда по двадцать рыцарей выстроились в шеренгу друг напротив друга и после сигнала все они сорвались с места, бросаясь навстречу друг друга. Натужно зазвенела сталь, заскрипели латы, затрещали щиты. Дилюк и Джинн прорывались вперёд спина к спине, Кэйа вертелся рядом, яростными ударами отваживая всех, кто пытался приблизиться со стороны слепых зон. Варка шагал ровно, мощными взмахами меча круша щиты, грозный, сильный, пугающий, завораживающий. Мечи, конечно, были тупыми. Рыцарей, конечно, уносили с поля с переломами и раскуроченными нагрудниками. Единственной целью участников было продержаться полчаса в битве. И, конечно, на двадцать третьей минуте, Кэйа, Джинн и Дилюк дошли до Варки. Они столкнулись как цунами со скалами. Дилюк занёс меч, пытаясь ударить сверху в плечо, Джинн нацелилась на бедро, а Кэйа умудрился проскользнуть за спину Варки и пнул его по обратной стороне колена. Удар Дилюка Варка принял, меч Джинн блокировал, а после того, как из-за удара он бухнулся на одно колено, Варка двинул локтем Кэйе между ног. Кэйа усмехнулся, Дилюк и Джинн насели на Варку, нанося ему удары один за одним, со страшной скоростью, пока Кэйа прикрывал им спины, сражаясь с двумя рыцарями. Но на помощь первым двум пришёл ещё один рыцарь и Кэйа с Дилюком поменялись местами. Варка отступал под натиском, едва успевая уворачиваться и блокировать. Кэйа, может, и немного уступал Дилюку в силе, но сильно превосходил в скорости. И он смотрел Варке в глаза. Не на руки и ноги, а в глаза. Он следил не за тем, как Варка защищается, а пытался предугадать когда и куда тот атакует. Варка думать долго не стал: он вмазал Кэйе по лицу. Тот отшатнулся, хватаясь за нос, всего на мгновение остановившись, но Варке хватило. Одна Джинн едва успевала блокировать удары меча, но пропускала удары руками и ногами, оставаясь упорно стоять. Кэйа, потерявший Варку и Джинн из виду, потянул за собой Дилюка, силясь отыскать нужных людей в толпе. Целую минуту они не могли их отыскать, но, в итоге, удача им улыбнулась: Джинн с разбегу влетела в грудь Варки и тот отшатнулся, запнулся, с трудом удерживая равновесие и место выдохшейся Джинн заняли Кэйа с Дилюком, не давая Варке отдышаться, снова осыпая его ударами, но, так и не сумев прорвать его оборону и хоть немного приблизиться к победе. А потом протрубили в рог. Время кончилось. У Джинн, Дилюка и Кэйи разболелись все мышцы, а пот нещадно заливал глаза и почти насквозь пропитал поддоспешники. Варка улыбнулся. Кивнул им, а потом ушёл, шагая ровно и легко. Почти не вспотевший! Так быстро восстановивший дыхание! Крепус на трибунах растёкся по лавке и глядел в небо, на плывущие мимо облака. В следующий раз он ни за что не допустит турнира. И ни за что не пустит на него детей. Нет. Никогда. Хотя Варка в доспехе, с мечом в руках, так близко, так умело сражающийся… «Фу, Крепус!» — сказал он себе. Но Варка, это, конечно, совсем не «Фу». Никакое не «Фу». Крепус вздохнул.* * *
Вечером окончание турнира отмечали на винокурне, вместе с Варкой. Крепус налил детям и Варке вино, себе и Аделинде добавил в бокалы валерьянки. Варка, пусть и мучался сомнениями и мыслями о том, что он тут чертовски лишний, отчаянно наслаждался каждым мгновением. Серьёзных разговоров не вели: дети восхищались Варкой, тот отшучивался, но, в итоге, согласился обучить их паре приёмов. Аделинда, потихоньку отходящая от ужасов турнира, улыбалась и иногда вставляла шуточки. Все они, все до единого, были счастливы в тот вечер.* * *
На следующий день после окончания турнира Кэйа постучал в дверь. Ему казалось, что он умрёт от стыда и волнения. Крепус разрешил войти и Кэйа плотно запер за собой дверь, спокойно и серьёзно посмотрел на отца и поклонился. Крепус удивлённо приподнял брови, но ничего не сказал. Кэйа сел в кресло, взволнованно улыбнулся и сказал: — Отец, я хочу кое-что Вам рассказать. Клянусь, всё, что я расскажу Вам сейчас, я расскажу и Дилюку, когда буду готов. Только, прошу, спокойно выслушайте меня и позвольте самому всё рассказать Дилюку. Крепус нахмурился и снял очки, готовясь к серьёзному и, наверняка, не самому приятному разговору. — Я слушаю. — Я не просто человек. Я — сын короля Каэнри’ах. Наследный принц. Я не просто так оказался у Вас. Когда мой отец решил, что я готов, то отправил моего наставника подобрать мне подходящую семью в Мондштадте. В итоге мне был отдан приказ: втереться в доверие к Дилюку, стать его правой рукой. Затем, когда он даже не подумает подозревать меня, убить Вас. После — пробиться в верхушку Ордо Фавониус, украсть планы обороны Мондштадта и скоординировать нападение и захват страны, — Кэйа говорил ровно, без запинок, предельно вежливый и положил перед Крепусом изящный кинжал. — Но вы все оказались не такими, как мне рассказывали. Я искренне благодарен Вам за любовь и заботу. Я хочу, чтобы Вы знали — я знал, что такое любовь и забота. Я считал, что мой наставник был мне как отец. Но только Вы показали мне, что такое настоящий отец. Каэнри’ах наверняка следит за мной и придёт за Вами. Прошу, верьте, что я сделаю всё, чтобы защитить Вас, Аделинду, Джинн и Дилюка. Теперь я приму любое Ваше решение и наказание, только, прошу, позвольте мне в последний раз отпраздновать с Дилюком его День Рождения. Это всё, — Кэйа потянулся снять с пальца родовой перстень, но Крепус перехватил его руки. Он серьёзно и спокойно посмотрел на Кэйю, а затем заговорил: — Я признал тебя своим сыном. Перстень, который ты хочешь снять — прямое доказательство этого. Для меня ты — сын. Я оставил тебя при себе не потому, что ты сразу полюбился мне. Я планировал отдать тебя в приют при Соборе, но потом кое-что случилось. Ты помнишь? — Крепус легко улыбнулся: — Поначалу ты постоянно таскался за Аделиндой. В тот день она пошла собирать дикую мяту для успокаивающего отвара, а лучшая дикая мята растёт в Вольфендоме. Тогда Дилюк, очарованный тобой и твоим загадочным появлением, напросился с Вами. Я пошёл следом, как закончил свои дела. Я всё видел. Видел, как ты оттолкнул Аделинду, на которую уже прыгнул волк. Как ты выхватил нож из её руки и уклонился от его атаки. Как волк прокусил твою руку и ты вскрикнул, но я видел твоё лицо. Без следа страха или боли, будто ты вскрикнул не потому, что больно, а потому, что знал, что это будет больно и надо это показать. Тогда ты разжал руку, выпуская нож, но перехватил его другой рукой и без сомнений воткнул зверю в шею. Пусть я почти не владею мечом, но моя жена была лучшей из фехтовальщиц своего поколения. Она достигла такого уровня координации движений и спокойствия во время поединков благодаря долгим годам упорных тренировок. Дилюк, уже тогда бывший отважным мальчиком, плакал от страха. А ты сражался как умелый воин. Я не дурак. Именно поэтому я оставил тебя при себе: приглядывать и контролировать. Я не доверял тебе почти четыре года, Кэйа. Особенно это недоверие усилилось, когда Дилюк и Джинн начали обучаться владеть мечом, а ты смотрел на мечи с презрением и скрытым ужасом. Пока они упорно оттачивали свои навыки ты предпочитал ловить бабочек и помогать Аделинде на кухне. А потом ты решил иди следом за Дилюком, потренировался пару месяцев и блестяще сдал экзамен на вступление в Орден. Именно тогда я начал доверять тебе. Мне было ясно — пожелай ты убить меня, то даже не смотря на разницу в росте и силе, справился бы со мной так же, как с тем волком, — тут Крепус хитро прищурился и с лёгкой, нежной насмешкой сказал: — К тому же, я прекрасно видел, как ты смотришь на моего сына. Когда-то я так же смотрел на свою жену. Приказ, который ты получил — бесчеловечный. Но разве ты исполнил его? Разве ты допустил хотя бы мысль, о том, чтобы навредить Дилюку? Ответь мне, сын. Кэйа хрипло расхохотался и запрокинул голову назад, упрямо стараясь сдержать слёзы: — Нет, папа. — Хорошо. А теперь иди спать, сынок. Расскажи всё Дилюку и Джинн. Обязательно сделай это, мой мальчик, но только когда будешь готов. Хорошо? — Конечно, отец. Кэйа кивнул, не оборачиваясь к отцу, и поспешно открыл дверь, глотая слёзы. Когда он уже вышел и собирался закрыть дверь, Крепус вдруг сказал: — Спасибо за доверие, сынок. Тем вечером Кэйа прижимался к Дилюку и плакал от облегчения. Отец не прогнал его. Не наказал, не отругал, не сдал властям, не приказал убить себя и даже не расстроился. Отец. У Кэйи есть папа. И слёзы лились из него нескончаемым потоком, а Дилюк прижимал к себе, гладил по спине и волосам, пытаясь расспросить, но Кэйа лишь пообещал, что расскажет обо всём в своё время.* * *
Через неделю после последнего турнирного дня Крепус сидел у Варки дома, ожидая его. Он вертел в руках бутылку вина, нервно ковырял ногтем край этикетки и давил глупую улыбку, упорно запрещая себе даже мысленно звать это свиданием. Он смотрел на часы. Ждал. Час. Два. На четвёртый час ожидания он открыл вино и налил себе в бокал. Выпил. Он пил по бокалу каждые десять минут и через восемь бокалов — почти полтора часа — бутылка кончилась. Крепус открыл вторую. Он сбился со счёта на двадцатом бокале, прикончил остатки вина в бутылке и открыл ещё одну. Понюхал вино и сморщился, понимая, что если он выпьет ещё, то будет блевать всю ночь. Блевать всю ночь не хотелось. Крепус попытался встать, чтобы уйти, но ноги подогнулись и он плюхнулся обратно на стул. И, как на зло, Варка явился. Запыхавшийся, покрасневший, взъерошенный. Крепус лежал на кухне, растёкшись по столу, подложив руки под голову и глядел на Варку пусто, устало, тоскливо. — Ты опоздал, — тихо прохрипел он. Крепус напился так, как не напивался лет с двадцати двух. — Я… Варка замялся и отвёл взгляд, выглядя виноватым и каким-то отчаянным. — На девять часов. Почти на десять. Варка устало вздохнул и сел напротив. — Прости. — Зачем я вообще ждал тебя? Крепус прикрыл глаза. Не хотелось быть одному. Или хотелось быть с Варкой? — Я не знаю, Крепус, — ласково усмехнулся Варка, заправляя алую прядь Крепусу за ухо, мягко качая головой: — Я не знаю. Крепус прикрыл глаза. Варка мимолётно, почти не касаясь провёл пальцами по волосам Крепуса, но его рука исчезла и тот вздохнул. — На свидания, вообще-то, не опаздывают, — едва слышно пробурчал он и Варка усмехнулся. — Свидание? А внутри Варки от этих слов что-то оборвалось и грохнулось, разбиваясь о землю. Крепус напился так, что спутал его с кем-то. — Ну, я на это надеялся. Варка ничего не ответил. Он сидел, разглядывая лицо Крепуса, его идиотскую бородку, которую он всё же отрастил, не смотря на протесты Варки и Алоисии. Морщинки в уголках глаз и губ, тени под глазами, складочку между бровей. А потом Крепус неожиданно сел, подпирая голову рукой, посмотрел Варке в глаза и, тяжело вздохнув, тихо зашептал, будто бы рассказывая какой-то страшный секрет: — Я не помню как целоваться. И громко, с нотками истерики расхохотался, выдёргивая руку из-под подбородка, плюхаясь вперёд, ударяясь лбом о столешницу. — И я не помню как ходить на свидания. Варка фыркнул и рука сама собой легла на затылок Крепуса, поглаживая по волосам. Приятный до дрожи, когда-то такой привычный, но сейчас полузабытый ими обоими жест. — Свести тебя с кем-нибудь? — мягко и ласково предложил Варка, улыбаясь. Так будет правильно. Если Крепус говорил это значит ему надо помочь. И Крепус снова резко сел. Сел прямо, глядя своим поплывшим от выпитого взглядом до смешного серьёзно. — Кем-нибудь? — прохрипел он. — Кем-нибудь, — кивнул Варка. — Я знаю пару достойных… — А если я не хочу «Кем-нибудь»? Варка с трудом отвлёкся от мыслей, в которых уже начал перебирать знакомых приличных аристократок, которые были бы не против жениться на Крепусе. Ещё минута ушла на осознание его слов. — А кто тебе нужен? Я не со всеми могу договориться. Крепус, краем своим пьяного мозга, понимая, что надо спросить как-то аккуратно, чтобы ничего не выдать, ляпнул: — А с собой? И захотел отвесить себе пощёчину. Идиот пьяный. — Что? Варка посмотрел на Крепуса как на сумасшедшего, со смесью удивления и беспокойства. Но Крепус решил, что он Рагнвидр, а Рагнвидры не сдаются на полпути и добил: — С собой можешь договориться? И мгновенно все чувства и эмоции ушли из взгляда и с лица Варки. Он улыбнулся одними губами и мягко, но без тепла во взгляде ответил: — Тебе нужна достойная тебе женщина. Пусть мы и стараемся восстановить былую дружбу, но всему есть свои пределы. И такие шутки я считаю неуместными, — он встал и помог встать (поднял) на ноги Крепусу. — Я помогу тебе лечь в постель. Проспись и потом я устрою ещё один вечер. Обещаю не опаздывать. — Конечно, — шепнул Крепус. Варка аккуратно уложил его в постель, укутал в одеяло и сидел рядом, пока Крепус не уснул. А потом он сам лежал в своей постели и глядел в потолок. Что если бы он сказал Крепусу «Да»? Но тогда бы вышло, что он воспользовался его состоянием, его опьянением и просто использовал. Но если бы..? Он ударил себя кулаком по груди со всей силы, чтобы выгнать оттуда всю боль, все надежды и все старые, несбыточные, болезненные мечты, исполнение которых он всё ещё жаждал. Сглотнул, прогоняя ком из горла и крепко зажмурился, лишь бы не плакать. Так нельзя. Это же Крепус. Откуда в его сердце место для кого-то ещё кроме Ис? Откуда там место для Варки? В ту ночь Варка спал беспокойно, часто просыпаясь и сны у него были странные, пугающие. В ту ночь Крепус не спал. Он оплакивал себя и своё ноющее внутри сердце. Потому что хотелось быть с Варкой. Вместе. Но Варка сказал «Нет», а он не смел пытаться залезть в его сердце и душу так, как в юности добивался Алоисисии. Варка хотел дружить. Они будут дружить. А на борьбу с судьбой и самим собой у Крепуса уже не осталось сил. Он признался себе. Да, ему почти сорок. Да, его дети выросли. Да, он скоро останется совсем один и кошмары вернутся, лишат его покоя, каждую ночь воскрешая худшие воспоминания его жизни и мучая картинами того счастливого будущего, полного любви и счастья, которого никогда не будет в реальности.* * *
Им было почти восемнадцать. Жаркий август подходил к концу, они были безумно влюблены и чертовски счастливы. Кэйа вернулся с очередного задания и за ужином, радостный, рассказал о своих успехах. Получил похвалу от Крепуса, ласковое потрёпывание волос от Аделинды и три гордых улыбки. Он хотел смеяться и на весь свет кричать о том, какая у него прекрасная семья и какой у него замечательный, великолепный, неповторимый, идеальный, шикарный будущий-муж-но-пока-ещё-не-жених. Кэйа уже заказал помолвочное кольцо и он сделает Дилюку предложение через пару недель после его совершеннолетия. После отбоя, Кэйа выпрыгнул из окна и, радостно размахивая рукой, уговорил Дилюка последовать за ним. Дилюк, глядя на него, на растрёпанные волосы, на сверкающие глаза и широкую улыбку, думал, что готов идти за ним куда угодно. Он думал, что нужно бы купить кольцо и просить Кэйю стать его мужем. И он прыгнул. Приземлился неаккуратно, теряя равновесие, но упасть не успевая — Кэйа, радостно хихикая, подхватил его на руки и закружил, радостно и звонко, заразительно хохча и Дилюк подхватил его смех. Но для приличия Дилюк надулся, обиженно ударил кулаком Кэйю в плечо и потребовал опустить себя на землю. Кэйа ни на секунду ему не поверил. Дилюк даже не пытался скрыть улыбки. И Кэйа поцеловал его мягко, тягуче, кружа голову и выметая из неё все мысли кроме одной. Потом он аккуратно опустил Дилюка на землю и побежал, легко хлопнув его ладонью по плечу. Дилюк подскочил и понёсся следом. Они, играя в догонялки, сами не заметили, как добирались до Вольфендома. Они собирали волчий крюк и морщась, ели его, показывая друг другу фиолетовые языки. Они давили ягоды в руках и рисовали соком друг на друге узоры и смешные закорючки. Радостные. Молодые. Любящие и любимые. Абсолютно счастливы. Кэйа взял Дилюка за руку, утягивая куда-то, и Дилюк послушно шагает следом, будто зачарованный, полный сладкого предвкушения и нежности. Кэйа вывел их на целую полянку трав-светяшек. Дилюк пораженно вздохнул, а Кэйа не отводил от него взгляда, ловя каждую эмоцию, запоминая каждое мгновение, ведь Дилюк был такой красивый, почти что неземной. А потом, поняв, что Дилюк налюбовался, он аккуратно пальцами обхватил его подбородок и повернул лицом к себе. В алых глазах отражались синие огоньки. В его глазах отражался Кэйа. И Кэйа вновь поцеловал его. Глубоко, нежно, чуть прикусывая губу. Дилюк прижался ближе, пальцы на талии чужой сжимая. А потом повалил на траву. Светяшки покачивались. Кэйа глядел на него. На своего Дилюка. И в его глазах были звёзды. Дилюк снова поцеловал Кэйю и поцелуй из нежного и трепетного переплавлялся в страстный, почти дикий, жадный, влажный. Дилюк больно прикусил чужую губу, Кэйа тихонько рыкнул и перевернулся, подминая его под себя и разорвал поцелуй. Он смотрел Дилюку в глаза, спрашивает без слов можно ли. Дилюк, пытаясь выглядеть соблазнительна, развёл ноги в стороны и притянул Кэйа к себе за ворот, снова целуя. Ноги на умопомрачительную талию закинул, сцепляя за поясницей, и прижал к себе еще теснее. Он шептал, тихо, без остановки: — Ближе. И Кэйа выполнил просьбу. Он стянул рубашки с них обоих, приподнял Дилюка над землёй и постелил одежду на траву, прямо под ним, а потом аккуратно уложил Дилюка обратно и принялся за своё любимое дело. Он белоснежную шею вылизывал, выцеловывал, залюбливал. Он всего Дилюка хотел залюбить. Он хотел заботиться, хотел быть рядом, хотел обнимать его, целовать, расчесывать… Дилюк бесцеремонно (и весьма умело) расстегнул штаны Кэйи и стянул их до колен. Сжимал ягодицы и выгнулся. Кэйа рвано выдохнул. Он перешёл поцелуями и укусамм на грудь и стянул штаны с Дилюка. Когда он оторвался от белой кожи, чтобы снять штаны целиком, Дилюк разочарованно простонал, глаза прикрыв, выгнулся, пальцами за плечи цепляясь, пытаясь притянуть обратно к себе. Кэйа, сняв штаны, ногу Дилюка, согнутую в колене, на плечо себе закинул и принялся кусать-целовать-вылизывать внутреннюю сторону бедра, глядя в алые глаза. Дилюк глядел в ответ. В кулаках траву сжимал, губы кусал, чтобы не стонать. Голову запрокинув, снова вынулся, когда Кэйа прикусил особенно сильно, как они оба любили, и после сразу начал укус зацеловывать. Дилюк закинул вторую ногу Кэйе на плечи и потянулся дрожащей рукой к своему члену, но Кэйа руку эту перехватил. Он пальцы Дилюка порнушно облизнул и тот, слишком возбужденный, слишком чувствительный, слишком влюбленный, снова застонал. И, конечно, послушался. Кэйа ухмыльнулся довольно, продолжая покрывать бёдра чужие засосами, уксусами, поцелуями, продолжая Дилюка мучать, продолжая его залюбливать, купать в ласке и нежности, пропитывать ими до самых костей. Кэйа эгоист. Кэйа хотел, чтобы Дилюк помнил каждый их секс. Потому что он будет помнить, чтобы не случилось и сколько бы времени не прошло. Он будет любить его всегда. Дилюк со стонов сорвался на тихое хныкание, но взгляда от Кэйи не отвёл. А Кэйа понял, что его огонёк на пределе. Он наклонился, подмигнул Дилюку и, глядя ему в глаза, облизал головку члена. Только головку. Дилюк вскинул бедра, запустил руки в синие волосы, пытаясь толкнутся. Он хотел кончить. Хотел Кэйю. А Кэйа покачал головой, сверкая глазами влюблённо, жадно и лукаво. Дилюк со стоном подчинился. Кэйа снова укусил бедро, почти у паха. Дилюк вскрикнул. Кэйа продолжил. Прежде чем, боль от укусов прошла, Дилюк понял, что сам не заметил, как кончил. Он посмотрел вниз и замер, обомлел. Кэйа, собиравшийся вновь взять член Дилюка в рот, сейчас смотрел слегка ошарашенно. По его лицу стекала сперма Дилюка. Дилюк тяжело сглотнул, сжал синие волосы и потянул Кэйб на себя, обхватывая его член ладонью. Он легонько ударил его пяткой по спине, толкайся, мол и, глядя ему в глаза, слизнул собственную сперму с его лица. Кэйа громко, рвано, ошарашенно выдохнул, на грани стона и начал толкаться. Дилюк довольно оскалился и слизнул снова, а, затем, утянул Кэйю в глубокий, пьяный поцелуй. Кэйа кусался в поцелуй, Дилюк шарил свободной рукой по его спине, сам того не понимая, оставляя на ней царапины. Потом снова запытывается ею в чужих волосах, оттягивая за них, разрывая поцелуй и, посмотрев в глаза Кэйе жадно, довольно, больно впился зубами в сгиб шеи. Кэйа громко простонал, выгибаясь и кончил. Он всё ещё сидел верхом, одна рука Дилюка всё ещё была в его волосах, а во вторую, Кэйа, прикрыв глаза, мелко толкался. Дилюк сел, поддерживая Кэйю по бедра, помог усесться поудобнее и снова поцеловал. Уже спокойно, аккуратно и так нежно, что у обоих щемило сердце. А потом хрипло шепнул на ухо: — Как я теперь траву и землю из жопы вымывать буду? Кэйа хихикнул и обещал помочь, а потом снова поцеловал Дилюка, не отпуская его долго-долго. Они не знали, сколько времени прошло прежде, чем Кэйа встал, натянул рубашки на себя и Дилюка, подхватив их одежду, снова потянул возлюбленного куда-то за руку. Они вышли к небольшому озерцу, скрытому в углублении между скал. Мягкий песок заменяли твердые скалы, но зато над головой, было чистое звёздное небо, обрамленное скалами, как картина в раме. Кэйа кинул их одежду на землю, распустил волосы, стянул свою рубашку и вошёл в воду. Дилюк, завороженный, тоже разделся и пошел следом. Кэйа отплыл подальше, туда, где ноги не касались дна и нырнул и Дилюк, конечно, нырнул следом. Они собирали камушки со дна озера, хвастались друг другу своими находками, оттаскивали камни к берегу и складывали там кучкам, клянясь себя, что обязательно отнесут все эти красивые камни домой. Но камни тяжёлые, а нырять утомительно. И Дилюк утянул Кэйю на мелководье, обнимая за талию, прижимаясь горячей грудью к груди, путаясь ногами, выдыхая друг другу в губы. Кэйа закинул руки Дилюку на шею, отвечая на поцелуй, искренне наслаждаясь каждым мгновением. Дилюк — ненасытный засранец — соскользнул губами на скулы и переносицу, осыпая поцелуями линию подбородка, спустился к шее, вновь прикусывая её сгиб и кадык. Кэйа в его руках плавился, растекался, довольно подставляясь под все укусы и касания. Дилюк подхватил его под бёдра, приподнимая, и Кэйа обвил его торс ногами, выгибаясь, когда зубы сомкнулись на ключицах. Они почти не помнили, как вернулись домой. Они помнили лишь как рассвет прогнал их, разнеженных, уставших, целующихся, с песчаного пляжа, стыдя за все распутства, что они творили ночью. Они помнили, как бежали домой, держась за руки и посмеиваясь и восходящее солнце путалось ласковыми лучами в их волосах. Жизнь была хороша. Жить было хорошо. Они были полны любви и счастья до краёв.