Прекрасны в осколках / Perfectly in Pieces

      Она не видит снов. Не видит ничего. В голове нет ни картин, ни образов или воспоминаний. Лишь неумолкающий голос.              — Ромашка миссис Тили...              — Прежняя Грейнджер...              — Защитить тебя...              — Эта веснушка — моя любимая...              — Верни своё золото...              — Мне даже нравится, как ты сопишь, только не говори Блейзу...              — Нет, вообще-то, больше я люблю эту...              Иногда голос ненадолго затихает, но всегда возвращается снова.              — Ненавижу это безвкусный кусок дерьма, названный креслом...              — Мерлиновы сиськи, закрывай за собой дверь в туалет...              — Скажи ему перенести нашу встречу. Я не позволю им находиться рядом с ней...              — Тео, отвали, я поспал. И не сдвинусь с места...              — Слушай, приятель, она в отключке. Просто приляг на часок-другой. Ты уже два дня сидишь в кресле или лежишь на полу. Если ты не помнишь, это я спас ей жизнь. Думаю, что тоже вполне способен сидеть здесь и следить за тем, чтобы она продолжала дышать.              — Я сказал, отвали.              — Чёрт, я уже и забыл, какой по утрам ты радостный. Будь по-твоему. Я пойду приготовлю поесть. Хочешь чего-нибудь?              — Нет.              — Блинчик с улыбающейся рожицей из шоколадного сиропа будет тебя ждать!              Она слышит, как закрывается дверь.              Уже не спит, но решает не открывать глаза.              Слышит перед собой шарканье чьих-то ног.              — Грейнджер, временами он просто невыносим, но, чёрт возьми, готовить он умеет.               Он говорит со мной? Он знает, что ты проснулась?              Голос очень похож на тот, что говорил с тобой, пока ты спала.              Ты знаешь этот голос...              Слизерин.              Вызывающе белые волосы.              Характер порой отвратителен настольно, насколько привлекательна его внешность.              Однажды ты его ударила.              Он смотрел, как тебя пытали.              Втайне ты уже давно называешь недодругом-недоврагом.              Малфой.              — На самом деле, вы двое очень похожи. Думаю, вы неплохо поладите. С ним легко подружиться, если он этого позволит.              Голос затихает, и Гермиона чувствует, как одеяло подтягивается к подбородку.              Должно быть, ей снится сон. Или это лишь галлюцинации. Такое уже случалось. В голове возникали образы всевозможных развитий событий и сценариев, которые казались ей реальными.              Гарри и Рон спасают её.              Она сидит в библиотеке Хогвартса за любимым столом с большой кружкой любимого чая.              Родители сажают деревья на заднем дворе.              Галлюцинация Малфоя, разговаривающего с ней, пока она спит (важно добавить: уютно спит), — это что-то новенькое.              Но ощущения приятные.              Нет, ощущения прекрасные, и плевать, что они ненастоящие. Хотя бы на несколько коротких минут Гермиона чувствует себя прекрасно, ведь скоро он вернётся и начнёт уничтожать её снова и снова.              Она будет наслаждаться иллюзиями так долго, как только сможет.              — Он прав. Я не люблю утро. В детстве мама будила меня в семь тридцать на отвратительные уроки танцев. Она твердила, что они полезны, что помогут разогнать кровь до конца дня. Думаю, именно поэтому я возненавидел утро. До сих пор просыпаюсь с секундной мыслью о том, что два часа подряд мне придётся вальсировать с ходячим трупом какой-то женщины.              — И всё же это помогло: ты хорошо танцуешь. — Голос звучит прерывисто и хрипло, словно Гермиона не говорила уже несколько дней. Но глаза всё ещё закрыты: она боится разрушить иллюзию.              После сказанных слов воцарилась долгая тишина. Сначала кажется, что галлюцинация испарилась, но затем он продолжает:              — Откуда ты знаешь?              Никакой жестокости. Слышатся только нотки смеха и немного настороженности.              — Святочный бал на четвёртом курсе. Ты был один из немногих парней, которые умели танцевать. Этим ты и выделялся.              — А что, Крам танцевать не умел?              — О, боги, нет! Многие в тот вечер решили, что я плакала из-за слов Рона, но на самом деле из-за того, что Виктор двадцать три раза наступил мне на ноги. — Она несколько раз вздохнула и тихо хихикнула. — Если помнишь, он очень рослый, поэтому было очень больно.              Гермиона слышит, как он усмехается, и тоже улыбается.              Приятно.              Эта галлюцинация мне нравится.              Рядом с Малфоем ты всегда оживаешь. Словно в животе загорается искра.              Она чувствует это даже сейчас.              Слышит шорох и сквозь закрытые глаза видит нависающую тень. Должно быть, он опустился на колени. Его ладони касаются лица. Кожа холодная, но Гермиона всё равно наклоняет к нему щеку.              Ощущение великолепное.              Освежающее.              — Грейнджер, открой глаза.              — Нет.              — Почему?              — Потому что не хочу, чтобы это закончилось.              Тишина.              — О чём ты говоришь?              — Я не готова вернуться. Я вообще не хочу возвращаться.              — Возвращаться куда?              — К нему.              Снова тишина.              — К кому?              — Пожалуйста, позволь мне задержаться здесь ещё ненадолго.              Снова тишина — длиннее остальных.              — Хорошо. Чем хочешь заняться?              — Послушать тебя. Мне нравится тебя слушать.              Он усмехается.              — Вряд ли это правда.              — Расскажи мне другую историю. Счастливую.              — Грейнджер, у меня их не так много.              — Пожалуйста?              В очередной раз тишина.              — На самом деле, весь Святочный Бал я злился.              — Правда?              — Да, я тогда так напился. Даже впервые попробовал огневиски. Как только спустилась Паркинсон и начала визжать как свинья, тогда я понял: чтобы пережить вечер, нужно напиться.              Гермиона смеётся.              — Иногда она и правда визжит как свинья. Даже пьяным ты танцевал лучше всех. Почему пригласил её, если не хотел?              — Грейнджер, ты говоришь так, словно у меня был выбор. На четвёртом курсе, потом пятом и иногда на шестом мы с Паркинсон время от времени проводили вместе время, так что она сказала мне, что я обязан стать её кавалером.              Она закатила закрытые глаза.              — Так, ты получал секс, а она — привлекательного спутника?              — Я — привлекательный спутник, да?              — О, Малфой, замолчи. Ты и сам знаешь, что привлекателен.              — Да, знаю. Просто не знал, что мы с тобой сошлись на этом мнении.              — Твоя внешность никогда не была проблемой.              — Нет?              — Нет.              — Тогда в чём моя проблема?              Он издевается.              Огонь в животе разгорается с новой силой.              — Твой характер.              Она слышит его резкий смешок.              — Да ладно, Грейнджер, давай начистоту. Ты любишь мой характер, даже те качества, которые не любишь. Ты любишь их не любить.              Сердце замирает от его ясных и точных слов.               Ты знаешь, что он прав.              Тебе нравится, когда он ведёт себя как идиот, потому что именно у тебя есть возможность почувствовать, будто ты горишь...              Но я никогда этого не признаю.              Почему? Это ведь всё равно не по-настоящему.              — Это правда.              Он не отвечает.              Чёрт, мираж ушёл. Гермиона изо всех сил зажмуривается в ожидании его жестоких рук, которые вот-вот схватят её.              Но ничего не происходит.              Вместо этого щеки вновь касаются прохладные пальцы.              — Грейнджер, к кому ты не хочешь возвращаться?              Она растерянна. Это не его голос. Прикосновение не его руки. Это по-прежнему Малфой.              Что за игру он затеял?              Что бы это ни было, лучше всего молчать.              Не зли его.              Твоя работа — делать его счастливым. Ты ведь это помнишь, зверушка?              Мне нужно сделать его счастливым.              — Кого тебе нужно сделать счастливым?              Чёрт, должно быть, Гермиона произнесла это вслух.              — Вас, Хозяин.              Тишина. Он ударит её? Обожжёт? Снова посадит на цепь? Как ей всё исправить? Как порадовать?              Я сделаю всё, что вы были счастливы.              — Как ты думаешь, кто я?              Она так растеряна.              — Тот самый... человек, которого я... люблю.              Понимает, что облажалась. Обычно пол не такой мягкий: должно быть, она без разрешения заснула в его постели. И голос дрогнул на том самом слове, которое нужно было произнести убедительно, чтобы заполучить его доброту.              Что он сделает на этот раз? Снова вырвет зуб?              Гермиона чувствует, как тело начинает дрожать, а дыхание становится всё тяжелее.              — Грейнджер, чёрт возьми, открой глаза. Его здесь нет. Ты в безопасности.              Она не может их открыть. Глаза глубоко закатились — провалившись в горло, язык закрыл дыхательные пути. Невозможно дышать.              — Грейнджер! Грейнджер! Блядь, Тео!              Слышатся шаги.              — Драко, переверни её набок, набок, сейчас же! У неё приступ.              Тело наклоняется, язык, следуя закону гравитации, освобождает горло. Она снова может дышать.              — Что, чёрт возьми, произошло?              — Она... она думала, что ей снился сон. Кажется, она решила, что проснулась с кем-то другим.              — С кем?              — Именно это я и пытаюсь выяснить.              — Хорошо. Хорошо. Давай не будем давить на неё. Приступы, в конце концов, могут привести к повреждению мозга.              — У неё может быть повреждение мозга?              — Не знаю! Когда она успокоится, я наложу диагностические чары.              — Чёрт.              Что-то падает на пол.              — Драко, ты совсем не помогаешь! Ради Мерлина, возведи стены!              Тело всё ещё дрожит, но теперь, лёжа на боку, в перерыве между спазмами она снова может дышать. Тёплые, мягкие ладони гладят шею и лопатки.              — Что ж, Грейнджер, хочешь послушать историю о бесценном, единственном в своём роде, отныне больше не существующем в волшебном мире артефакте, только что уничтоженным Драко Малфоем? Потому что я, чёрт бы его побрал, хочу об этом поговорить.              Руки скользят по спине, и она узнаёт голос Тео Нотта.              Ты уже слышала это голос, помнишь?              Он спас тебя.              Это и правда произошло?              Не похоже на правду. Ты ни разу даже не говорила с ним. С чего бы ему тебя спасать?              — Это был телескоп четвёртого века, настроенный на обнаружение небесных тел и созвездий. Его создал единственный и неповторимый Уилфорд Эрроуэтт, один из величайших волшебников в истории. Уверен, Грейнджер, ты и сама это знаешь. С помощью этого телескопа он открыл волшебному миру новый способ наблюдать за звёздами. А бешеный Драко просто его уничтожил. И да, придурок, я отмечу это на мемориальной доске.              Зрение восстанавливается, и Гермиона чувствует, как спазмы отступают. Поддерживающие спину руки медленно опускают её на землю. Открыв глаза, она видит перед собой один зелёный глаз и один — ярко-фиолетовый.              У Хозяина глаза карие.              — Где я? — Приподнявшись на локтях, она чувствует болезненные и ноющие очаги по всему телу. Оно словно один большой синяк.              Огромная комната. Справа камин. Перед ним лежит богато расписанный ковёр, а рядом — бордовое бархатное кресло. Такое же стоит около неё. Слева — внушительных размеров кровать с балдахином и свисающими тяжёлыми зелёными портьерами. Стена позади заставлена разнообразными мелкими сувенирами.              Я никогда раньше не была в этой комнате.              Почему ты здесь?              Почему не с ним?              Это очередная игра? Ему не нравятся подобные игры. Они приводят его в ярость.              Твоя задача — сделать его счастливым, а не разозлить.              Нужно вернуться к нему.              Тео что-то говорит, но она слышит лишь свои мрачные мысли.              — Пожалуйста, если можете, отведите меня к нему.              Услышав слова Гермионы, Тео резко замолкает и недоверчиво смотрит. Её внимание привлекает движение справа: Малфой подходит ближе, взгляд направлен на неё. Она не смеет отвернуться.              — Что ты только что сказала?              Драко злится. Это хорошо или плохо? Должна ли она сделать счастливым и его? Как отца Тео и Кэрроу?              Хозяин, что мне делать? Вы мне не сказали. Как мне осчастливить его?              — От-отведите меня к Хозяину... пожалуйста.              — Кто твой...              — Грейнджер, ты помнишь, где была до того, как очнулась в этой комнате?              Она повернулась к Тео.              — Да.              — И где же?              Не лги. От лжи всегда становится только хуже.              — У твоего отца.              Нотт-младший смотрит на парня за её спиной. Они обмениваются взглядами, понятными лишь им, но Гермиона не знает, что это значит. Тео снова опускает голову к ней. Глаза бегают из стороны в сторону: он что-то обдумывает.               — Что ты помнишь о моём отце?              Нет.              Не отзывайся о нём плохо.              Ты должна делать их счастливыми.              Ты ведь не сделала его счастливым, когда откусила кусок уха, ведь так?              Нет, но это сделало счастливой меня.              Неужели? И чем это в итоге обернулось?              Чем-то плохим...              Да, это ещё мягко сказано. Лучше сдаться, зверушка.              Лучше сделать их счастливыми.              — Меня отдали ему, чтобы сделать счастливым.              — Кто отдал тебя?              — Мой Хозяин.              — Кто твой хозяин?              Я так устала от попыток разобраться в правилах новой игры...               — Почему я здесь? — Будучи уверенной, что это та самая игра, в которой он заставлял её принимать участие с отцом Тео и остальными, Гермиона переводит взгляд с Тео на Драко. Обычно к этому моменту она уже связана. — Я часть какой-то игры? А вы двое тоже?              — Какой игры?              — Игры, в которой он ненадолго отдаёт меня другим. Чтобы напомнить мне, как сильно я его люблю.              В глазах Тео растерянность и испуг. Он садится на пол. Шевелит губами, словно пытается что-то сказать, но ничего не выходит.              — Хорошо, Грейнджер, посмотри на меня. — Его властный голос заставляет Гермиону подскочить, и она резко поворачивается и смотрит в его серые глаза.              Раньше они были серебряными...              — Драко...              — Заткнись, Нотт. Твой способ не работает.              Малфой подходит и, наклонившись, хватает её за плечи — не грубо, но крепко. Едва его лицо оказывается в нескольких дюймах от её лица, она резко вдыхает.              Он здесь главный.              Он тот, кого ты должна сделать счастливым.              Но это Малфой...              Он — Пожиратель Смерти.              Нет, это неправда. Я могу доверять ему...              О чём ты говоришь?              Я... Я не знаю. Не знаю, с чего так решила.              Он — Пожиратель Смерти. Порадуй его.              ...Хорошо.              Он молча смотрит — сначала на один глаз, затем на другой. Гермиона наблюдает в ответ — желудок сжимается. Он точно хочет, чтобы она сама этого хотела, хочет, чтобы сделала первый шаг. Заметив, как взгляд Драко на долю секунды опускается к её губам, понимает, что подозрения оказались верны. Он — тот, кого необходимо порадовать. Она делает то, чему её научили.              Ненавижу эту...              Нет, ты лжёшь.              Это не я...              Порадуй его, зверушка.               Задыхаясь, она закрывает глаза и наклоняется. На секунду чувствует, как губы касаются его губ, но через мгновение Драко отстраняется и бросает её на пол. От боли в ноге и боку она кричит и задницей приземляется на половицы.              — Какого чёрта?!               Он разъярён. Он разъярён. Он разъярён.              Нетнетнетнетнетнет...              Что она сделала не так? Неужели он, как и отец Тео, не терпит поцелуев? В его глазах она грязнокровка. Конечно, он не хочет её целовать. Он хочет причинить ей боль, а не целовать.               Идиотка, идиотка, идиотка.              Гермиона поднимает взгляд — Драко стоит рядом: глаза широко распахнуты, от гнева его тело дрожит. Прижимает руку ко рту, пытаясь стереть поцелуй её грязнокровных губ.              Ты только что прикоснулась своими мерзкими губами к губам чистокровного волшебника.              Он убьёт меня.              Со слезами на глазах Гермиона бросается к ногам Малфоя и хватается за лодыжки. Ей нужно всё исправить. Нужно сделать его счастливым. Её вой перемешивается со слезами, криками извинений и бесконечной чередой сожалений, пока руки скользят вверх к коленям. Тело дрожит, зрение затуманивается, когда пальцы подбираются к его торсу и хватаются за пояс брюк.              Извинись, пока не станет только хуже.              Всё всегда становится хуже.              — Сэр, мне очень жаль! Пожалуйста, пожалуйста, простите меня. Пожалуйста, простите грязнокровку. Я всё исправлю. Позвольте мне сделать всё правильно. Я хочу сделать вас счастливым. Скажите, сэр, прошу, как мне сделать вас счастливым.              Гермиона тянется расстегнуть ремень, но, к её удивлению, Драко резко опускается к ней и обхватывает руками. Притягивает к груди, когда они вместе падают на пол. Она пытается бороться с хваткой, но он держит слишком крепко. Спазмы и дрожь лишают возможности бороться, и вместо этого она сворачивается калачиком у него на коленях в кольце рук, сосредоточившись лишь тяжести обнимающих её тело ладоней. Она поглощена размерами его тела. Когда плач усиливается, Гермиона чувствует себя такой маленькой, а его руки начинают прижимать её к себе намного крепче.               Такой маленькой.              Такой защищённой...              Защищённой?              Да, я чувствую себя защищённой.              Почему?              Я... Я не знаю.              Его лицо опускается к её шее, и она ещё сильнее сгибает трясущиеся руки, прижимаясь всем своим существом к его груди.              — Мне так жаль, я... Мне так жаль.              Когда он замолкает, Гермиона утыкается в его грудь и вдыхает свежий и приглушенный запах мяты. И продолжает разбиваться на осколки.              — Ты в безопасности. Ты в безопасности. Мы не причиним тебе вреда. Ты не обязана делать нас счастливыми. Я хочу сделать тебя счастливой. Чёрт, Грейнджер, я дышу лишь ради того, чтобы ты была счастлива, в безопасности и вдали от всего этого.              Вместе с потоком слов из его тела вырывается дрожь. С каждой фразой она слышит, как раскалывается её сердце. Это правда? Похоже на правду. Никто из них не использовал её в своих целях, ведь правда? Заставляли глотать, но совсем не то, что раньше. Зелья, а не...              Уверена?              Я уже ни в чём не уверена. Сама убедись в этом.              Кто?              Ты.              А кто я?              Ты...              Я — это ты, зверушка.              Нет, я...               — Он больше никогда тебя не тронет. Обещаю. Кем бы он ни был. Он никогда больше не прикоснётся к тебе. Всё по-настоящему. То, что происходит прямо сейчас, то, что случилось пару дней назад, то, что было раньше: твоё лечение, сон, уроки танцев и Святочный Бал. Грейнджер, это всё по-настоящему.              То была не галлюцинация. Нет, именно она, но это просто бессмысленно. Малфой был с ней там, и теперь он здесь. А тот, другой, его здесь нет.              Давай же, включи мозг и думай.              Помни, твоя цель не думать, просто сделай его счастливым.              Но я... раньше я умела думать логически.              Раньше... Больше нет. Сделай его счастливым.              Я не хочу.              Нет, хочешь.              Нет, не хочу.              — Грейнджер, где бы тебя не держали, теперь всё кончено. Больше никаких игр, никаких хозяев, никаких пыток, слышишь? Ты свободна, Грейнджер.              Я свободна? Я Грейнд...              Нет, не свободна, не ведись на это, только не снова...              Всё не так, как в прошлый раз. Это Малфой.              И?              И я... Я верю ему.              — Я... я верю тебе.              Тело застывает. Он отнимает лицо от её шеи и выпрямляет спину. Хватка ослабляется. Он смотрит на неё сверху вниз, и девушка смотрит в ответ.              Она верит ему. Это единственное, что имеет смысл. Они спасли её. Отец Тео держал её в той комнате, а Тео пришёл и спас. Теперь она в его спальне. Они исцелили её тело. Она умирала, но они исцелили её тело. Малфой всё это время был рядом и разговаривал с ней. Он говорил с ней. Заставил рассмеяться. Заставил закатить глаза. Заставил улыбаться. Он не называет её зверушкой или игрушкой. Он называет её Грейнджер.              Грейнджер.              Гермиона Грейнджер.              Она — Гермиона Грейнджер.               Я — Гермиона Грейнджер.               — Долохов. Это Антонин Долохов.