Прекрасны в осколках / Perfectly in Pieces

      Драко продолжает твердить, что в туалете ничего не произошло, но Тео этому не верит.              Они пробыли там слишком долго, чтобы заниматься хоть чем-то, что классифицировалось бы «ничем».              Определённо, не тем, в чём пытается убедить его Драко: слова поддержки, Гермиона без одежды, оба в его огромной и очень чувственной ванне, направо и налево летят прощения за прошлые обиды. Ага, Малфой считает его настолько тупым?              Они любят постоянно шутить о его невинности, но Тео почти уверен, что за свои девятнадцать лет повидал и натворил немало совсем не невинных вещей.              Убить собственную мать: готово.              В шесть лет узнать, как выглядит хрящ: готово.              В девять суметь залечить сломанную руку: готово.              Узнать, что организм может две недели обходиться без пищи: готово.              Стать свидетелем того, как гигантская змея заживо съедает человека: готово.              Сделать самую уродливую татуировку: готово.              Понять, что, умирая, люди не закрывают глаза и вы должны сделать это за них: готово.              Самая невинная задница.              Так что они занимались чем-то поинтереснее.              И никто не признаётся в случившемся — это расстраивает Тео больше всего. Последние пару часов они обходят друг друга стороной. Ведут себя дружелюбно, но не более. Постоянно напрягаются, когда по очереди входят в спальню — что теперь происходит чаще, ведь Гермиона чувствует себя намного лучше.              — Тео, могу я посмотреть твою библиотеку?              Тео отрывает взгляд от мемориальной доски, которую создаёт для телескопа, уничтоженного Драко несколько дней назад. Скрестив ноги, она сидит перед ним в свободном платье, которое ей купил этот блондин, и внимательно следит, как он палочкой наносит надпись: «Уничтожен вспышкой гнева Драко». Её волосы всё ещё растрёпаны, но больше не спутаны и не покрыты кровью. Тео стоило сохранить ту резинку, которую несколько дней назад запустил в него Блейз, чтобы дать ей возможность убрать их с лица. Кожа постепенно приобретает здоровый оттенок, и травм, которые по-прежнему приходится обрабатывать, остаётся совсем немного. Гермиона снова выглядит живой.              — Конечно! Иди за мной. По объёму она и близко не сравнится с той, что находится в главном поместье, но, по моему скромному мнению, в ней самое привлекательное содержание.              Тео ведёт её по коридору, когда из туалета выходит Драко. Эти двое устанавливают зрительный контакт и быстро опускают глаза в пол.              Как у меня получается быть третьим лишним в чёртовом собственном доме?              — Куда идёте?              — В библиотеку. Гермиона её ещё не видела.              Драко следует за Тео, который ведёт их через открытую площадку, оборудованную в игровую комнату, в научную часть дома, которая состоит из кабинета и библиотеки. Да, ему девятнадцать, и у него есть кабинет.              — Думала, что туалет — это уже чересчур? Подожди, пока ты не увидишь... — доносится шёпот Драко. Гермиона смеётся.              Отлично, третий лишний и не участник шуток... чертовски превосходно.              Он поворачивается и открывает двойные двери, ведущие в его любимую комнату. Улыбается, когда видит, как округляются её глаза.              Это самая большая комната в его коллекции: чары расширения пространства позволили превратить её из небольшой спальни в нечто огромное. По трём стенам высотой в двадцать футов до самого потолка тянутся встроенные книжные шкафы из тёмного дерева. Полки создают похожие на лабиринт коридоры, проходящие через открытый этаж библиотеки. Там хранится немало предметов старины — одни из самых необычных. В четвёртой стене находятся четыре больших окна, по краям которых свисают плотные тёмно-зелёные шторы. Ставни отделаны деревом с изображениями волшебников и ведьм в битвах, научных исследованиях и повседневной жизни. Справа от стены стоят два больших деревянных стола, а слева находится зона отдыха с двумя его любимыми креслами и небольшим диваном. Между окнами располагаются двойные стеклянные двери, ведущие на роскошный балкон, обставленный сидениями поудобнее.              Сердце его маленького убежища, где он обычно проводит больше всего времени.              — Вау, Тео, это правда потрясающе.              — Она меньше библиотеки Малфоя, но я верю в качество, а не в количество.              Внезапно Тео чувствует острую боль в затылке. Драко проходит мимо и опускает руку.              Ай! Какого чёрта?              — За что? — бормочет он, потирая голову.              Гермиона не подаёт ни единого признака того, что слышит хоть что-то. Слишком занята изучением одной книжной полки за другой. Проводя пальцами по корешкам, она читает названия. С каждым шагом по комнате её улыбка растягивается всё шире.              — Даже не знаю, с чего мне начать!              Её волнение заразительно. Тео ловит себя на мысли, что улыбается в ответ на эту беспечную радость, когда Гермиона переводит взгляд с одной книги на книгу. Он всё понимает. Книги тоже делают его счастливее.              Драко подходит к двум большим столам и начинает раскладывать на них стопки.              — Если ты в хорошем настроении, думаю, тебе будет полезно почитать вот это.              Он протягивает ей потрёпанный томик.              — Они все о легилименции и окклюменции. Я читал их во время своего обучения, и поначалу они мне очень помогли.              — Кто тебя обучал?              Гермиона вертит в руках книгу.              — Моя тётя и Снейп.              Она резко поднимает глаза.              — Тебя обучал Снейп?              Глядя в точку над её головой, Драко кивает — очевидно, он не хочет говорить об этом. Всем давно известно, что Снейп предал Тёмного Лорда и всё это время был тройным агентом. Малфой тайно тренировался с профессором — из этого можно сделать немало выводов о том, кому именно он предан.              В школе он обучал Тео окклюменции, что невероятно помогло ему справиться с проблемами в собственной жизни. Это также позволило Драко показать кому-то своё истинное «я». Того, чего этот мужчина не мог позволить себе ни с кем другим, пока что даже с Гермионой.              — Для чего тебе два учителя?              Драко поджимает губы и не сводит глаз с точки над её головой.              — Оставим эту историю до лучших времён.              Она понимающе кивает головой, а затем снова переводит взгляд на книгу.              — Тогда я прямо сейчас начну. Мы сможем потренироваться уже сегодня?              Тео видит её нетерпение. Должно быть, для такого человека, как она, получать задания, работу и знания после долгих лишений — это настоящая свобода.              — Тео?              Он следит за Гермионой, а она с надеждой смотрит в ответ. Словно он держит в своих руках самые важные её желания. Ему действительно нравится, когда она рядом.              — Думаю, мы не узнаем, пока не попробуем. Я буду рядом. Нужно убедиться, что это не вызовет у тебя никакого припадка и не причинит боли. При первых признаках стресса мы всё прекратим. Драко — прекрасный учитель. Во время наших тренировок он без малейших признаков дискомфорта мог проникать в мой разум. Так что да, думаю, нам стоит заняться этим уже сегодня.              Услышав эти слова, Гермиона буквально подпрыгивает от радости.              — Я всегда хотела владеть окклюменцией! Гарри тоже учился этому в школе, но он всегда говорил, что не будет заниматься со мной и Роном, потому что это вредная привычка. Я уверяла его, что для всех нас это полезный навык и что, хотя его забота казалось милой, в ней нет никакого смысла. Мы с третьего курса потеряли связь со здоровой средой.              Открыв книгу и пробежав взглядом по первой странице, она продолжает свою болтовню. Тео никогда не обладал способностью что-то делать, говорить и читать одновременно. Ум этой женщины впечатляет.              — Я как-то читала, что даже после множества тренировок не все волшебники и ведьмы могут закрывать разум. Это правда?              Они оба смотрят на Драко, и он кивает головой:              — Да, некоторые от природы не обладают такой способностью. Уизел никогда бы не смог овладеть окклюменцией.              Гермиона хмурится и бросает на него раздражённый взгляд.              — Зачем ты так говоришь? Ты же знаешь, что Рональд не глуп. На самом деле, он очень умён, просто не обладает книжными знаниями. Малфой, вообще-то существуют разные формы интеллекта.              Когда Гермиона подходит к Драко, Тео делает шаг назад: он не хочет находиться на линии её огня. Друг лишь ухмыляется и наклоняется, словно только рад быть поглощённым её яростью.              Грёбаные социопаты...              — Я никогда не говорил, что он глуп, и, хоть Уизли — один из самых рассеянных и несобранных волшебников, которых я когда-либо встречал, это не та причина, по которой он не смог бы успешно обучиться.              Гермиона закатывает глаза, и ухмылка Драко превращается в улыбку.              — Тогда почему же, Малфой?              — Потому что этот навык требует ума, который работает в сложных ситуациях лучше, чем в состоянии покоя. И всё проходит естественным образом. Хотя я бы предпочёл навсегда закрыть свой рот, чем сказать что-то, что могло бы быть хоть сколько-нибудь похоже на комплимент этому придурку, его разум работает совершенно прозрачно. Он не скрывает своих эмоций и даже не пытается этого сделать. Что он думает, то и показывает, что показывает, то и говорит, и то, что он говорит, — это то, что ты слышишь.              Это и правда звучит почти как комплимент, и, похоже, Драко вот-вот стошнит.              — Приятель, подать тебе мусорное ведро?              Глядя на их драматичные представления, Гермиона качает головой.              — Вы оба просто невыносимы.              — И всё же ты знаешь, что я прав.              Он снова задевает её — хочет, чтобы она напала. На этот раз Гермиона не заглатывает наживку.              — Возможно, но я тоже не очень хорошо умею скрывать свои эмоции. Гарри всегда говорил, что по выражению моего лица может сказать наверняка, о чём я думаю.              — Да, я бы согласился с тем, что выражение твоего лица показывает эмоции, и мы будем работать над этим, но твой рот — нет. Ты выдаёшь свои мысли и эмоции больше, чем любой из тех, кого я знаю. — Драко вытаскивает ещё одну книгу из стопки и протягивает ей. — Тебе лучше начать читать, не хочешь чашечку чая?              Она берёт второй сборник и кладёт его под предыдущий.              — Да, с удовольствием. Ромашку с молоком и мёдом. Если, конечно, у вас это есть.              Тео замечает, что неосознанно закатывает глаза.              До этой девушки иногда всё медленно доходит.              Он стоит рядом с Гермионой, и оба наблюдают, как Драко идёт к дверям.              — Между прочим, я ничего не хочу! Спасибо, что спросил! — кричит он в след, когда друг скрывается в коридоре.              Она тихо смеётся.              — Тео, мы можем выйти на балкон?              Отличная мысль. Сегодня как раз один из тех редких прекрасных дней без дождей, которыми так любит сопровождать это время года Англия. Почему бы не воспользоваться этой возможностью?              — Конечно. По-моему, двери уже открыты. Я пойду возьму себе книгу, и встретимся там.              Он поворачивается и направляется прямо туда, где находится следующее чтиво из списка «Прочитать позже». Драко дал ему задание исследовать метку на её шее, чтобы попытаться найти способ свести её. Найдя книгу, Тео быстро направляется к открытым дверям на балкон, с которого открывается отличный вид на большой пруд в поместье Ноттов.              Вид и правда прекрасный, но Тео понимает, что его взгляд прикован к Гермионе. Она вытягивает руки в стороны и запрокидывает голову к солнцу. Её глаза закрыты, а на лице сияет огромная, во весь рот, улыбка.              Внезапно она начинает кружиться — тонкое платье, доходящее до колен, обвивается вокруг ног, когда с её губ срывается радостный смех.              Тео просто стоит и смотрит. Вот как выглядит невинность, и в жизни он видел слишком мало подобных вещей, поэтому не может отвести взгляд.              Она очень красивая.              Я могу понять, почему Драко без ума от неё...              Проходят минуты, но Гермиона продолжает кружиться, смеяться и, растопырив пальцы, размахивать руками в воздухе.              — Тео.              От низкого мужественного голоса, который прерывает его транс, Тео подпрыгивает и поворачивается налево — Драко свирепо смотрит на него.              — Я... я... думаю, она слишком долго не выходила на улицу.              Полегче, приятель, она мне нравится, но не так, как тебе. Клянусь.              Драко снова переводит взгляд на Гермиону, которая по-прежнему радуется солнцу.              — Наверное, ты прав.              Гермиона резко прекращает движения и смотрит на них. Улыбка всё ещё занимает большую часть её лица, от тяжёлого дыхания грудь быстро поднимается и опускается.              — Простите. Я просто... Я уже давно не видела света. Раньше мне не разрешали выходить на улицу, если только в качестве наказ... — от собственных слов она задыхается и на несколько мгновений закрывает глаза. — Такой прекрасный день.              — Держи. — Драко делает шаг вперёд и протягивает ей то, что, по мнению Тео, больше похоже на миску, чем на чашку. Ей приходится задействовать обе руки, чтобы держать её вертикально и сделать глоток.              — Отлично, спасибо тебе, Малфой. И мне нравится эта кружка. Как раз подходящего размера.              Когда Гермиона садится и ставит кружку-миску на маленький столик перед ней, Малфой кивает. Тео опускается в кресло рядом с ней и вытягивает ноги перед собой.              Так хорошо...              В жизни Тео не так уж много подобных моментов. Где он чувствует себя спокойно и комфортно, и прямо сейчас именно это он и испытывает. Конечно, он понимает, что обстоятельства, при которых Гермиона оказалась с ними, очень и очень мрачные, но ему действительно нравится, когда она рядом.              Вокруг Тео никогда не было много людей. Большую часть его раннего детства отец держал его в поместье, вдали от цивилизации. До его поступления в Хогвартс мало кто знал, что у Теодора Нотта-старшего вообще родился сын.              Первый друг появился у него только в девять, когда Люциус Малфой надолго приехал к ним в поместье и привёз своего сына. Они очень быстро подружились, хотя во многих отношениях являлись полярными противоположностями. Пока Тео был пугливым во всех смыслах этого слова, Драко ничего не боялся. Пока Тео предпочитал читать о том, как что-то сделать, Драко полностью предавался действию. Пока Драко подражал своему отцу, Тео до ужаса опасался своего.              Их отношения превратились в нечто большее, чем просто дружба, после того, как Драко стал свидетелем любимого времяпрепровождения Нотта-старшего после седьмой порции огневиски — избиения Тео до полусмерти. Побои всегда начинались после шестой.              В Хогвартсе Тео обнаружил, что все эти люди, действия и просто шум его подавляют. Истощают. В то время, как другие ученики спешили по коридорам к своим классам, он прятался в пустых кабинетах, ждал, пока вокруг станет тихо, и только тогда выходил из укрытия.              В первую же неделю он опоздал на так много занятий, что его отправили к Дамблдору. Старый волшебник каким-то образом узнал, что Тео не из-за беззаботности приходил позже других, и дал ему пропуск, позволявший до конца школы приходить на урок через пять минут после его начала.              Учитывая наличие в слизеринских подземельях более заметных личностей, держаться на заднем плане оказалось для Тео совсем нетрудно. И тот, кто и правда замечал его, быстро отходил в сторону из-за его неспособности поддерживать беседу или говорить как нормальный человек.              Тео никогда не хотел, чтобы на него обращали внимание, потому что, по опыту, быть замеченным всегда приводило к боли.              Во время учёбы они с Драко нечасто проводили время вместе. Малфой находился на публике, а Тео предпочитал книги и библиотеку. Но с наступлением лета они всегда продолжали дружить, будто расстояния в школьный год не существовало. Он сблизился с Блейзом, Пэнси и Дафной после того, как им всем пришлось принять тёмную метку. Блейз стал единственным, кого он действительно мог назвать другом. Дафна пристально смотрела на него каждый раз, когда он подходил заговорить, а Пэнси... Если быть честным, Пэнси пугала его сильнее, чем Драко.              — Я вернусь через пару часов. Тогда и начнём наши уроки. — Драко слишком резко поворачивается к дверям балкона.              — Куда ты идёшь? — спрашивает Гермиона.              Тео задаётся тем же вопросом. К ним за последнее время не прилетала никакая сова с документами для нового задания, а Блейз вообще сейчас находится на базе, где является представителем их группы, и не планирует в ближайшее время отказываться от дел, поскольку Пэнси тоже там. Тео знает, что Драко некуда идти. Итак, куда, чёрт возьми, он направляется?              — По делам.              Чёрт, это совсем нехорошо.              Он что-то скрывает.              — Думаю, могу за нас двоих сказать, что ты сумасшедший, если думаешь, что уйдёшь отсюда с этим единственным объяснением.              Гермиона, стоящая позади него, в знак согласия кивает головой.              — Малфой, это не то же самое, когда я не говорю о деталях того, что случилось со мной, и ты это знаешь. Так что не разыгрывай весь этот спектакль. Скажи нам, куда уходишь.              Скрестив руки на груди, она движется к Драко — он смотрит на неё сверху вниз.              — Грейнджер, не получится.              Он собирается уходить, но Гермиона бросается за ним и хватает за руку.              — Нет! Чёрт возьми, ответь! Я уверена, это как-то связано со мной. Я знаю, ты сделал что-то, чтобы удержать меня здесь. Я знаю это! И знаю, что это, должно быть, не то, что я бы одобрила, потому что сейчас ты даже не смотришь на меня! Малфой, не делай этого, не уходи, пожалуйста.              Она напугана. Тео видит, как дрожат её руки на его предплечье.              Гермиона тянется к Драко сильнее, чем он ожидал. Очевидно, что их связывает общая история, но это всегда казалось очень односторонним, тем, что рассказывал ему Малфой.              Все в школе видели, как она любила Рональда Уизли, и он знал, что они целовались во время битвы за Хогвартс. Которого, теперь — как ему кажется — она, вероятно, не помнит. Но Тео точно уверен, что они раньше целовались. Это не могло быть каким-то случайным моментом или чем-то в этом роде.              В любом случае, этот рыжеволосый Гермионе нравился. Даже Драко это знал. Так почему же за последнюю неделю она так привязалась к Малфою? Тео вывел пару теорий, но хотел провести дополнительные исследования по этому вопросу и только потом предлагать их кому-либо из них.              Драко закрывает глаза и делает глубокий вдох, медленно поднимает ладонь и кладёт её поверх её ладони, всё ещё сжимающей его кожу.              — Грейнджер, точно так же, как я не могу сказать тебе, что или кого прощать, ты не можешь говорить мне, что раскрывать, а что нет.              Ну, чёрт возьми... как она может с этим поспорить?               Думаю, Драко не врал о том, что произошло в туалете.              Гермиона переводит взгляд на свои босые ноги.              — Я... я... Малфой, мне это не нравится. У меня плохое предчувствие.              Драко притягивает её в свои объятия и опускает ей на макушку подбородок. Ему по-прежнему приходится немного сутулиться, чтобы коснуться её.              — Я обещаю, Грейнджер, всё будет хорошо. Со мной всё будет хорошо. Этот... Это не опасно. Доверься мне.              — Тогда почему ты не можешь просто сказать мне?              — Я скажу, но не прямо сейчас, хорошо? Я... Мне нужно немного времени и только потом говорить об этом.              Гермиона отстраняется и смахивает с щеки слезу.              — Мне это не нравится.              — Я и не жду, что понравится.              Она кивает головой, отступает ещё на несколько шагов и скрещивает руки на груди. Драко несколько мгновений смотрит на неё сверху вниз — он выглядит так, словно сражается с желанием снова обнять её, затем поворачивается Тео.              — Драко, с ней всё будет хорошо. Я буду рядом.              Тео подходит к Гермионе и легонько подталкивает её плечом. Возможно, от того, что спас ей жизнь и провёл так много часов, в лечебных целях прижимаясь к её коже, он не испытывает обычной тревоги от прикосновений к ней.              — Гермиона, Драко когда-нибудь рассказывал тебе о том, как на метле застрял в дымоходе и...              — Береги себя, Грейнджер. Тео, закрой свой грёбаный рот.              — Ты тоже береги себя, Малфой.              С этими словами Драко выходит из библиотеки. Тео чувствует, как Гермиона несколько раз подёргивается у него под боком, когда он выводит её обратно на балкон.              — Гермиона, он будет в порядке. Что бы, чёрт возьми, ни задумал этот придурок, будь он проклят, если не будет рядом, пока не вытащит тебя из этой передряги. — Он усаживает её на стул и опускается рядом. — Я... Не стесняйся, дай мне знать, если я перегибаю палку, Драко много рассказывал мне о тебе, но я понятия не имел, что вы, ребята, были так близки.              Она еле слышно икает и фыркает одновременно.              — Мы не были близки, ну, во всяком случае, не в прямом смысле. Мы никогда не дружили, совсем наоборот. Он... Недавно он сделал кое-что, что создало пропасть между нами. Ту, что я никогда по-настоящему не хотела, но он, кажется, полон решимости её сохранить.              Гермиона крепко обхватывает себя руками, откидывается на спинку стула и подтягивает колени.              — Но однажды я заметила, что его жестокость по отношению ко мне исчезла. Думаю, это произошло потому, что его поглотили попытки выжить в той среде, в которую его поместили родители. Я помню, как однажды вечером на шестом курсе я столкнулась с ним в коридорах, и Драко выглядел... больным. Почти как призрак. Я произнесла что-то саркастичное, что сказала бы только ему, что обычно сулило презрительную ухмылку или остроумный ответ, но он просто поднял глаза и, казалось, смотрел сквозь меня, а затем прошёл мимо. Меня это напугало. Я не спала всю ночь, думала об этом.              Обеими руками прижимая кружку-миску к груди, она наклоняется и делает глоток чая.              — Я размышляла о многом и задала себе вопрос: если бы я поменялась с ним жизнью, чувствовала бы я себя как-то иначе? Если бы я росла как член королевской семьи, в котором души не чаяли родители и дали мне всё. Которые по-своему бы любили меня. Которые твердили бы, как важна чистота крови. Которые за преступление заботы о ком-то вроде меня изгнали братьев и сестёр и всю мою жизнь до поступления в Хогвартс окружали меня единомышленниками... Если бы мой родитель равнялся на политического деятеля и говорил мне, что его планы изменят мир к лучшему, родитель, который всегда бы с гордостью носил тёмную метку, родитель, на которого я хотела бы быть похожей больше всего на свете. Если бы этот родитель встал у меня за спиной и подтолкнул меня ко злу, поняла бы я вообще, что это зло? Поверила бы я в то, во что раньше верил он? Я хотела бы сказать, что не поверила, но не уверена, что отвечаю честно. Знаю, что не стала бы такой жестокой, как он, потому что по жизни я гораздо более приятный человек.              — Согласен, — перебивает её Тео, и Гермиона улыбается.              — Я не говорю, что это оправдывает его. Драко всё ещё в ответе за свои действия и за ужасное отношение ко мне, но это объясняет его поведение, тебе так не кажется? И он больше не верит в эту чушь. Даже не притворяется, если в этом нет необходимости. И я вижу в этом храбрость. Отступая от всего, что ты когда-либо знал, и рискуя всем. Он солгал своей тёте насчёт Гарри. Ты слышал об этом?              Тео знает всю эту историю, вероятно, подробнее, чем Гермиона, поэтому на всякий случай кивает головой и молчит о том, о чём стоит молчать.              — Честно говоря, это всех нас спасло. Мы все были бы сейчас мертвы, если бы он сказал правду.              Говорила ли она когда-нибудь Драко, что так видит ту ночь? Потому что Тео знает, что Малфой принимает её совсем по-другому и считает, что это ещё одна причина, по которой она всегда будет держать его на расстоянии.              — Когда его тётка пытала меня, он находился в комнате. И я чувствую, что он винит себя, думает, чтобы мог бы вмешаться, но я знаю и всегда знала, что он ничего не мог сделать. Он солгал, и мне всегда было этого достаточно. Именно тогда я поняла, что он оказался в такой же ловушке, как и я.              — «В ловушке» — это чрезвычайно точный способ выразить всё это.              Тео роется в кармане, достаёт сигареты и, вытащив одну, протягивает Гермионе пачку. Она смотрит на него и отрицательно качает головой, пока он прикуривает зажатую между губ палочку.              — Да, я много думала о том, насколько другим стал бы мир, если бы люди до нас принимали лучшие решения, и о том, как нам пришлось расплачиваться своим детством. Некоторые из нас в обмен на исправление их ошибок отдают свои жизни.              Тео кивает, создавая в воздухе перед собой башню из колец дыма и наблюдая, как они идеально сочетаются друг с другом.              — Мой отец всё равно оставался бы уродом. Он никогда не рассматривал ситуацию как проблему принятых решений, скорее, это глубоко укоренившаяся проблема характера. У него есть склонность к жестокости.              — Ты всё же думаешь, что он родился с ней?              Тео откидывается на спинку стула, поворачивается влево и убирает локоны с глаз. Он смотрит на исчезающий в небе дым.              Хороший вопрос. Он уже обдумывал его. Интеллектуальная сторона его личности соглашалась с тем, что это, вероятно, в какой-то степени являлось творением его окружения и что даже его отец когда-то был маленьким мальчиком, в котором жила доброта. Но та его часть, которая до сих пор помнит сотни избиений, колотых травм, голод, удушье и удары ногами, хотела верить, что с ним что-то не так, что некоторые люди просто рождаются со злостью в жилах, которую невозможно насытить.              — Гермиона, я не знаю. Я немного предвзят в отношении своего отца, думаю, и ты теперь тоже.              — Он ведь бил тебя? Вот почему тебе так хорошо даётся целительство.              Попробуй держать мою жизнь на грани со смертью слишком часто, чтобы можно было это сосчитать, но, конечно, мы кончим тем, что смерть победит меня.              Тео снова кивает, всё ещё глядя в небо. Несколько минут они оба молчат, затем он слышит, как Гермиона открывает одну из книг, которые дал ей Драко. Он снова смотрит вниз, на балкон, и замечает, что она уже записывает какую-то информацию на листе бумаги, который Малфой, должно быть, засунул среди страниц.              Именно такую Гермиону Тео и привык видеть — ссутулившаяся, уткнувшаяся носом в книгу, глаза пробегают по странице быстрее, чем это возможно обычному человеку.              Он зажимает окурок между пальцами и ищет пепельницу, которую обычно хранит на столе.              Но, прежде чем успевает её найти, Гермиона забирает у него из рук всё ещё зажжённую сигарету.              Возможно, она собирается бросить её в пепельницу, которую Тео сейчас замечает на столе перед ней, но Гермиона этого не делает.              Вместо этого она прикладывает горящий кончик к одному из круглых шрамов на верхней части предплечья, который он залечил несколько дней назад. Слегка морщась от боли, но не отрывая глаз от книги, Гермиона продолжает прижимать окурок к коже.              Дерьмо...              Что мне делать?              Что, чёрт возьми, я должен сказать?              — Гермиона, что ты делаешь?              — Читаю.              — Да, вижу, но я не об этом. Я спрашиваю, зачем ты обжигаешь свою руку?              Гермиона вздрагивает и переводит взгляд от книги на пальцы, которые прижимают его сигарету к коже. Она не спешит отнять её и смотрит на Тео со слезами на глазах.              — Я... Я всегда тушу его... вот так.              Грёбаный Долохов. Вот кто чистое зло.              Он подаётся вперёд, мягко хватает её руку с окурком и медленно отводит в сторону.              — Ладно, что ж, тебе больше не нужно этого повторять. Никогда больше, слышишь меня?              — Я... даже не поняла, что сделала это.              Гермиона смотрит на ожог, который уже покрывается волдырями. Плечи начинают трястись, и с громкими рыданиями она падает на пол.              — Что со мной не так? Что со мной не так?              Тео видит, как она хватается за голову и принимается дёргать себя за волосы.              — Эй, чёрт возьми, Гермиона, всё в порядке. Я уверен, что травма ещё свежа в памяти, дай себе время. Тебе станет легче. С тобой всё в порядке. Ты всё ещё исцеляешься. Твой разум всё ещё исцеляется.              — Он разбит.              — Он что?              — Мой разум, я. Думаю, мы разбиты.              Эта девушка разбивает ему сердце. Тео опускается на пол и несколько раз гладит её по спине, пока она продолжает всхлипывать. Он и правда понятия не имеет, как утешить человека.              — Он не разбит, Гермиона, поверь мне. Девушка, которую я узнал за последние пару дней, далеко не разбита, она просто исцеляется. И одна из главных вещей, которую тебе нужно знать об исцелении, — это то, что оно не линейно.              — Как можно исцелиться от того, что никогда не исчезнет?              Его рука на её коже замирает. Как ему об этом рассказать? Гермиона по-прежнему на первой стадии горя. Тео потребовалась большая часть жизни, чтобы осознать ответ на этот вопрос, поскольку он боролся с теми же мыслями — о том, что слишком сломлен, о том, что больше не может считаться человеком.              — Ты знаешь, что я не умею пользоваться вилкой?              Вау, правда, это то, с чего ты решил начать? Идиот... в конечном итоге она будет пялиться на тебя так же, как и все остальные.              — Когда мне было двенадцать, я обедал на террасе в другом конце дома. Как-нибудь я отведу тебя туда. Думаю, тебе бы действительно понравилось это место. Наш домовик разбирается в садоводстве, и он выращивает самые большие кусты роз, которые я когда-либо видел.              Нервный, что-то бормочущий мальчишка Тео...              — В любом случае я сидел там и читал материал для курса Чар на следующий год, когда неожиданно появился мой отец. Мне казалось, что он вернётся только через неделю. Один взгляд на него — и я понял, что он был пьян и взбешён. Я так и не знаю причины. Не говоря ни слова, этот ублюдок подошёл к столу, взял вилку, которой я ел, и воткнул её мне в руку. Буквально прибил мою ладонь к столу. Потом он просто ушёл. До самого утра я был прикован к тому столу, пока отец, должно быть, не сказал одному из домовиков вытащить из меня эту вилку. С тех пор я не могу пользоваться ими. Только ложками.              Тео поднимает глаза на Гермиону и видит, что она смотрит на него тем же взглядом, который за свою жизнь он ловил слишком много раз.              Да, ты потерял её. Так держать, Тео...              Он не успевает закончить мысль — Гермиона обнимает его за плечи и притягивает к себе.              Его никогда раньше не обнимали.              Куда мне деть руки?              Словно неуклюжий парень — которым Тео и является — он просто опускает их на пол перед собой.              — Мне так жаль, Тео. Мне так жаль, что это случилось с тобой.              Он набирается храбрости, поднимает одну ладонь и снова медленно начинает поглаживать её спину, в то время как Гермиона продолжает обнимать его.              Это мило.              Её волосы щекочут мне щёку, но в целом, думаю, мне это нравится.              — Он курил мне в лицо, когда я его расстраивала. Или отказывалась подчиняться, или не проявляла такого энтузиазма, как ему хотелось, или просто потому, что хотел отвлечь себя. Он пускал в меня дым, пока прижимал к земле или держал у себя на коленях, или... а потом, когда докуривал, протягивал мне сигарету, пока я не хватала её и не обжигала себя. Он заставлял меня держать её, пока сам не решал забрать.              Ну, и что, чёрт возьми, Тео должен ответить на что-то подобное? Теперь он знает, почему все всегда пялятся на него.              — Чёрт, Гермиона, если Драко тебе ещё не сказал, он планирует убить его. — Он выдувает прядь её безумных вьющихся волос, которая попала в рот во время разговора. У неё и правда настоящая грива. — Так что, как в случае со мной и вилками, может, тебе или людям вокруг лучше не курить? Потому что всё это никуда не денется. Что-то всё равно остаётся, шрамы и, да, осколки травм, но думаю, что становится легче. И правда становится легче, по крайней мере, мне.              — Как?              — Мне дали шанс стать чем-то большим, чем просто человеком, пытающимся выжить.              В этот момент Тео чувствует нечто вроде товарищества, которого никогда ни с кем раньше не испытывал. Гермиона понимает его, и он понимает её. Он ненавидит то, через что ей пришлось пройти, чтобы разделить его чувства, и наоборот, но приятно знать, что в своих страданиях ты не одинок.              Что осколки тебя, которые ты, возможно, никогда не вернёшь, некоторым людям и не нужны.              — Думаю, будет полезно, если ты составишь список вещей, которых нам всем следует избегать или о которых не следует говорить. Не обязательно вдаваться в подробности, например, «не могу находиться рядом с сигаретами» или «не заходите в ванную, пока я моюсь».              Гермиона отпускает его плечи и садится перед ним.              — Это хорошая идея. Может, нам троим стоит сделать такой список?              — Конечно. Сейчас мы с Драко вроде как знаем друг друга наизусть, но можем составить их для тебя.              Плюс, у Драко уже он есть. Ты, Гермиона.              — Хорошо, спасибо тебе, Тео, серьёзно, за всё. Ты отличный друг.              Теперь у меня три друга, милая.              — Как и ты, Гермиона.