Прекрасны в осколках / Perfectly in Pieces

      Проснувшись, Гермиона понимает, что чья-то ладонь переплетается с её. Это ощущение заземляет. Она знает, что рядом с ней Тео. Долохов никогда не держал её за руку.              Её окутывает ставший уже знакомым запах табака и книг. Приятный. Не настолько, как запах мяты, но всё равно Гермиона чувствует себя в безопасности.              Она поворачивает голову и смотрит на всё ещё спящего Тео. Его рот широко открыт, а глаза опухли от слёз, которые он пролил прошлой ночью.              Тео плакал вместе с ней.              Гермиона заметила, что, на самом деле, помимо юмора, Тео особо не проявлял других эмоций, даже когда она делилась с ним произошедшим или когда напряжение накалялось до предела.              После всего, что Тео пришлось пережить, он пугающим образом привык к насилию и ужасающим ситуациям. Но ночью плакал вместе с ней. Этот опыт стал самым самым целительным в её жизни.              Когда всё закончится, ему и правда стоит стать колдомедиком. Тео потрясающим образом как физически, так и эмоционально готов к этой работе.              Подняв свободную руку, Гермиона легонько щёлкает его по носу. Он сводит брови на переносице, делает глубокий вдох и открывает глаза. На мгновение растерянно смотрит ей в лицо, словно вспоминая хаос прошлой ночи, а затем дарит ей очень свойственную Тео полуулыбку.              — Я и не думал, что твои волосы могут быть ещё более буйными. Похоже, ошибался.              Она смеётся и опускает голову на их общую подушку. Её волосы и правда повсюду. Попытки укротить их всегда отнимают много времени, но по утрам сделать это просто невозможно.              — Ты выглядишь ничуть не лучше. Тоже не можешь приструнить свою копну?              Потянувшись, Гермиона треплет огромную волну его каштановых кудрей, которые за ночь сбились в ком и обрушились на весь лоб.              — О чём ты вообще говоришь? Да я по утрам Адонис! А ты больше похожа на Медузу. — Они смеются, и Тео расцепляет их руки и начинает потягиваться. — Значит, глоток покоя, чтобы пережить гром?              Она кивает.              — Ага.              — И не оставаться одной?              — Ага.              — И это спасёт меня от очередного лицезрения твоей задницы?              Гермиона приподнимается и хлопает его по плечу.              — Не делай вид, будто у меня не прекрасная задница.              Разминаясь, Тео растягивает позвоночник и стонет.              — У меня лучше.              — Да неужели! — Она, не задумываясь, садится, поворачивает его спиной к себе и тянется к поясу штанов. — Хочу лично убедиться!              Он удивлённо вскрикивает и пытается отбиться — хватает Гермиону за руку и перетягивает на свою сторону.              — Коварная ведьма!              Она перекатывается через него, борясь за освобождение ладони. Тео не уступает — тянется к другой её руке, которая всё ещё хватается за его брюки, но Гермиона вырывается прежде, чем он успевает поймать её. Он бросается вслед, переворачивает Гермиону на спину, затем ловит её запястье и прижимает его к полу над её головой. Гермиона едва слышно усмехается.              — Гермиона, сдавайся!              — Ни за что!              — Скажи, что готова к перемирию, или я... Вот чёрт!              За несколько секунд выражение лица Тео превращается из игривого в испуганное. Он смотрит поверх её головы. Повернувшись в сторону того, что заставило его мгновенно измениться, Гермиона видит перевёрнутого Драко Малфоя.              Она вздрагивает, и Тео, не сводя глаз с друга, скатывается с неё.              — Приятель, клянусь, ты всё не так понял.              Едва Тео оторвался от Гермионы, она поднимается на ноги и направляется к Драко.              С ним всё в порядке. Он в безопасности. Слава Мерлину.              — Малфой, твоя спин...              — Грейнджер, уходи.              Драко так и не смотрит на неё. Он продолжает злобным взглядом сверлить Тео — и взгляд делает его и без того резкие черты лица ещё острее. Костяшки его пальцев белеют, а опущенные руки трясутся.              Он зол, нет, в ярости.              — Малфой, правда, мы просто весели...              — Выйди из комнаты, Грейнджер.              Она стоит между ними и смотрит то на одного, то на другого. Когда Тео начинает шагать назад, Малфой делает шаг вперёд.              Неужели он ревнует? Неужели всё дело в этом? Похоже на ревность, и если это правда, то Гермиона сейчас будет в такой же ярости, как и он.              Она протягивает руку в сторону Драко и встаёт на его пути.              — Малфой, немедленно прекрати!              — Грейнджер, нам с Тео нужно поговорить. Больше я повторять не буду. Уходи.              — Нет! Это нам с тобой нужно поговорить. Тео, уходи.              — С удовольствием...              — Нотт, только посмей двинуться с места.              — Драко, серьёзно, я понимаю, что ты мог подумать, когда застал нас на полу. Прости меня за это, но между нами ничего не было, клянусь.              — Не извиняйся перед ним, Тео! Тебе не за что просить прощения, а ты, Малфой, не имеешь никакого права так себя вести!              — Грейнджер, ты понятия не имеешь, о чём говоришь. Ты чёртов лицемер, Нотт, сам только вчера обвин...              — Драко, ничего не было! Ладно, я солгал, и кое-что случилось, но кое-что совсем невинное.              — Возможно, я чего-то не понимаю, — усмехается Драко, — но как разглядывание её голой задницы может быть невинным?              Малфой закипает от гнева. Его зубы скрежещут так громко, что звук доходит и до Гермионы.              — Тео, уходи сейчас же. Малфой, я всё объясню, хорошо?              Он впервые смотрит на неё сверху вниз, скользит глазами по её телу, но вместо того, чтобы утихнуть, его гнев, кажется, лишь усиливается. Растянутая от утреннего веселья футболка Тео свисает с её голого плеча, а его штаны ещё со вчерашнего вечера порваны прямо над коленом.              Чёрт, да, выглядит всё это не очень хорошо...              — Пожалуйста, Малфой, просто дай мне объяснить, хорошо?              Он ничего не говорит, но и не бросается на Тео, так что это можно воспринимать как успех.              — Тео...              — Ага, точно, уже ушёл. — Тео закрывает за собой дверь.              В течение нескольких секунд Гермиона осматривает Малфоя. Порезов и синяков нет; его мантия вся в грязи, что неудивительно: он провёл всю ночь на земле.              — Как всё прошло?              Он лишь продолжает смотреть.              — Грейнджер, объясни.              Она закатывает глаза и идёт к шкафу.              — Дай мне секунду переодеться, а потом обещаю: я всё объясню. Хотя, Малфой, к твоему сведению, такое поведение до безумия меня злит. — Гермиона оставляет дверь приоткрытой, чтобы он мог слышать её разглагольствования, пока она надевает мешковатый свитер и джинсы. — И да, это нормально быть расстроенным, но ты точно не можешь вести себя так, как только что повёл. Малфой, я не твоя собственность, и...              — Вообще-то, моя.              Натягивая выбранную кофту, она замирает. Затем с трудом стягивает её, со всей злостью распахивает дверь и вылетает из гардеробной.              — Повтори?!              — Вот почему ты сейчас здесь. Потому что я приобрёл тебя, — объясняет Драко с самодовольным выражением лица.              Гермиона теряет дар речи, но не в том хорошем смысле — не том, как это было до вчерашнего дня. Как он посмел? Как посмел сказать что-то такое сексистское, такое устаревшее!              Гнев настолько поглощает её, что она не думает ни секунды больше — снова лезет к полкам, хватает обувь, стоящую у двери, и со всей силы бросает её в Драко.              Я выбью это выражение с твоего лица!              Удар приходится ему в челюсть, и в это же время его эмоции сменяются на удивление. Он слишком поздно поднимает руку, чтобы отбросить летящий кроссовок.              — Ты, ты... сексист, эгоист, самовлюблённый таракан!              Гермиона тянется вниз, хватает другой кроссовок и снова целится ему в лицо, надеясь метнуть так сильно, чтобы отпечаток подошвы остался на его щеке.              Она замахивается, но Малфой двигается слишком быстро. Он хватает её за предплечье и толкает к стене рядом с гардеробной. Следом придавливает руку Гермионы к обоям над её головой. Драко прижимается к ней всем телом, лишая её свободную ладонь возможности что-либо предпринять.              — Брось его, Грейнджер.              Она думает о том, чтобы плюнуть ему в лицо, которое находится в нескольких дюймах от её собственного. Думает о том, чтобы ударить его коленом в пах. Думает о том, чтобы врезать ему своей головой. Но не делает ничего. Вместо этого Гермиона смотрит на него с гневом, не уступающим его собственному.              — Брось его. Немедленно.              — Или что, Малфой? Снова бросишь в меня заклинание роста зубов? Назовёшь грязнокровкой?              Едва она произносит это слово, Драко вздрагивает, и Гермиона чувствует, как ослабевает его хватка.              — Грейнджер, просто... объясни... пожалуйста.              Он сказал «пожалуйста»? Его напрягшиеся мышцы немного расслабляются, пока он зажимает её между своим телом и стеной.              — Ночью началась гроза. Я... Я вернулась к той версии себя, которой была с ним... он, он однажды разозлился и во время непогоды посадил меня на улице на цепь, и прошлой ночью мне показалось, что я снова оказалась с ним. — Хватка на её руке ослабевает, а гневный взгляд начинает рассеиваться. — И у меня случился приступ, похожий на тот, как когда я была с тобой. И я... Мне пришлось переодеться. Тео помог с одеждой и дал мне свою футболку, потому что твои закончились, но у меня так дрожали руки, что, Малфой, я...              — Достаточно, Грейнджер. Не нужно больше объяснений, если тебе трудно говорить... Я верю вам обоим. — Гермиона чувствует его лоб на своём и открывает глаза, которые, как ей казалось, она и не закрывала.              — Чему именно ты веришь?              — В то, что он не воспользовался тобой.              Потрясённая сказанным, она слегка отодвигается.              — Тео бы никогда не воспользовался мной. Почему, чёрт возьми, ты вообще так думаешь?              Драко отпускает её руку и приближается ещё на несколько дюймов. Затем обхватывает её голову обеими руками и притягивает к себе — в животе Гермионы разгорается огонь.              Тебя должно это пугать.              Но вместо этого возбуждает.              Это неправильно.              Почему неправильно?              Потому что ты больше не должна наслаждаться такими моментами, зверушка.              — Грейнджер, я знаю, что он не причинил бы тебя вреда Но... вот, прочти это. Я просто хочу убедиться, что ты не против того, что произошло между вами прошлой ночью. Вот и всё. Если всё хорошо, тогда... тогда я ничего не скажу.              Драко вытаскивает из мантии книгу и протягивает ей. «О сексуальных травмах». Неужели они оба читали это пособие, чтобы попытаться правильно вести себя с ней? Серьёзно? Это, ну, просто невероятно. На глаза Гермионы наворачиваются слёзы — теперь уже по хорошей причине, — когда она читает надпись на обратной стороне обложки. Они действительно заботились о ней. Действительно заботились. Немногим людям придёт в голову пойти на такой шаг. Чёрт возьми, она даже не подумала о том, чтобы самой это сделать. Помочь себе лучше понять, что творится в голове.              — Малфой, между нами ничего не было. Он мой друг, не более.              — Ты уверена?              Оторвав глаза от книги, Гермиона смотрит на Драко.              — Уверена. На самом деле, он напоминает мне Гарри, то, какими были наши с ним отношения. Как у брата и сестры.              Он не отвечает.              Гермиона не обязана говорить ему. Та её часть, что бросила кроссовок, теперь в ярости от того, что пришлось пойти на компромисс, но та сторона, которая трепещет и верит в его храбрость, признаёт этот акт капитуляции как ещё один шаг к тому, чтобы они вдвоём преодолели пропасть между ними. Нет, Гермиона не обязана объясняться перед Малфоем, но могла бы, если бы только хотела. И она хотела. Чёрт побери, ещё как хотела.              Почему?              Почему ты хочешь, чтобы Малфою стало ясно, что ты не влюблена в Тео? Ну же, ведьма, ты ведь знаешь ответ на этот вопрос...              — Поттер видел твою голую задницу?              Рассмеявшись, Гермиона заглядывает в эти серые лужи в его глазах. Она скучает по прежнему серебру. Хочет, чтобы они снова стали серебряными.              — О, я уверена, что видел. Мы несколько месяцев жили в палатке, помнишь? И не сомневаюсь, что он так же испугался, как и Тео.              Малфой коротко усмехнулся, а затем просто уставился на неё. Он действительно напряжён — и Гермионе это очень нравится.              — А как у тебя прошла ночь? Кстати, я рада, что ты ещё жив.              От шутки, которую они придумали, его улыбка становится шире.              — Тупик. Просто просидел десять часов в лесу, пока Блейз и Пэнси трахались. Так что у меня было то ещё удовольствие.              — Что? Они занимались сексом во время миссии? Это очень непрофессионально.              Малфой пожимает плечами.              — А чем ещё заниматься? Тем более там у них больше личного пространства, чем на базе. Пусть трахаются, пока накладывают заглушающее.              Он окидывает Гермиону взглядом, и его глаза пробегают по её одежде.              — Можешь надевать любые мои вещи. Они лежат в шкафу в моей комнате. Можешь брать их в любое время, когда только захочешь.              Ему и правда ненавистно видеть тебя в одежде Тео...              — Хорошо, спасибо, Малфой.              Он отходит от неё на шаг и кивает головой.              — Я пойду приму душ. Помоюсь, и мы проведём следующее занятие.              — Нет, Малфой, сначала тебе нужно поспать. Не спеши, мы можем отложить его.              Драко снимает мантию, и Гермиона следит за тем, как он начинает расстёгивать рубашку, пока двигается в ванную.              Грейнджер, ты опять унижаешься...              Гермиона, мне плевать...              Её размышления прерывает пятнышко, которое она замечает на ключице Драко.              — Подожди, что это? — Когда Драко поворачивается, она подходит и с недоумением смотрит на его грудь.              — Что?              Гермиона стоит на расстоянии меньше вытянутой руки и внимательнее осматривает метку.              О, боги, это...              — Это засос?              Округлившимися глазами Драко смотрит на Гермиону, а затем опускает взгляд на небольшой синяк на его коже. Он быстро взмахивает палочкой, накладывает заклинание, чтобы скрыть его, и как ни в чём не бывало идёт в ванную.              Какого чёрта на нём засос?       Кто это сделал?              Почему... Почему я сейчас просто в ярости?              Она поворачивается и следует за ним, без стука входит и видит его прислонившимся к туалетному столику.              — Какого чёрта у тебя эта отметина на ключице? И почему ты её скрываешь?              Гермиона зла. Кипит от ярости. И хочет бросить в него ещё один кроссовок.              — Грейнджер, уходи.              Она захлопывает позади себя дверь и топает ногой по кафельному полу. Как ей надоело, что он постоянно это повторяет.              — Хватит приказывать мне уйти! И ответь, откуда на тебе эта метка!              Снова топнув, Гермиона подчёркивает свои последние слова. Она понимает, что в глазах Драко выглядит нелепо. Знает, что её волосы торчат во все стороны, что свитер и штаны не сочетаются, и она становится такой маленькой, когда закатывает перед ним истерику.              Он наблюдает за Гермионой и скрещивает руки на обнажённой груди.              — Лучше тебе не знать. Просто поверь мне.              — Чёрт возьми, Малфой, немедленно ответь! Я так устала от того, что вечно остаюсь в неведении.              Вздохнув, Драко опускает глаза в пол.              — Ты ведь сама говорила, Грейнджер, что я ничего не должен тебе объяснять.              Чёрт возьми, он прав.              — Да, не обязан, но я всё равно спрашиваю. Я рассказала тебе. Теперь твоя очередь.              Драко смотрит на свои руки и прижимает язык ко внутренней стороне щеки.              — Ты права.              Она вздрагивает от этих слов — не ожидает, что он так быстро сдастся. Гермиона подходит и прислоняется к туалетному столику рядом с ним, наблюдая за тем, как он продолжает глядеть вниз.              — Это часть договоренности, чтобы ты оставалась здесь.              В попытке переварить информацию она хмурится. У Драко на шее засос из-за договорённости с кем-то оставить её с ним?              — Я не понимаю.              — Ну, всё бывает в первый раз.              Он проводит руками по волосам и вздыхает.              — Мы с Алекто Кэрроу пришли к соглашению, что если она поможет мне приобрести тебя, то...              Драко замолкает, бросает на неё взгляд, а затем вновь возвращается к своим рукам. Он ведёт себя так, словно хочет, чтобы Гермиона закончила мысль за него, но она пока ничего не осознаёт.              — То что, Малфой?              — Мерлиновы сиськи, ты и правда собираешься заставить меня сказать это?              — Сказать что? Я в растерянности. Я...              — Чёрт! Если если она поможет мне оставить тебя со мной, то я буду трахать её. Два раза в месяц, пока отец не организует мой брак.              Разум Гермиона затуманивается, пока глаза её округляются.              Он...              Он согласился... Ради меня...              Нет.              — Нет.              — Слишком поздно, Грейнджер.              Она вновь смотрит туда, где скрыт засос. Драко сделал это. Вот для чего он в тот день уходил. Он уже занимался с ней сексом. Уже позволил этой ведьме использовать себя. Она... она даже старше её родителей и смогла... и он с ней...              По щекам Гермионы текут слёзы.              — Она насилует тебя! Малфой, она изнасиловала тебя! Нет, ты не можешь этого делать. Я не могу так жить. Я не могу... Мне нечем дышать... Я...              Её лёгкие сдаются, а в глазах начинает темнеть. Внутри начинает разгораться огонь. От этого ощущения ей хочется выбраться из собственного тела.              Драко не должен этого делать. Она ему не позволит. Гермиона знает, как больно терять себя от рук другого человека.              Ты больше не чувствуешь, что тело принадлежит тебе.              Его отняли.              Ты пытаешься оттереть кожу в душе.              Везде, где тебя касались чужие губы, руки.              Тебе хочется содрать её.              Ты хотела бы жить в новом теле, потому что в этом больше нет ощущения безопасности.              Приходится спрятать все зеркала. В любом случае, глядя на себя, хочется блевать.              Ты больше не видишь прежнюю себя.              Видишь их.              Его.              Видишь, что он с тобой сделал.              Видишь, как тебя сломали.              Видишь и чувствуешь, как все воспоминания прилипли к твоей коже.              Эта кожа не твоя.              А его.              Его собственность.              Он пометил тебя.              И теперь так будет всегда.              И никуда не уйдёт.              — Грейнджер, вернись ко мне. Грейнджер, пожалуйста, просто расслабься.              Гермиона чувствует его холодные руки на своих предплечьях. Её трясёт от осознания того, насколько они ледяные по сравнению с её горячим телом.              — Тео! Глоток покоя, срочно!              Кажется, секундой позже к её губам прижимается бутылёк.              — Глотай.              Она подчиняется.              Проходит пара мгновений, прежде чем она чувствует действие зелья. Огонь остывает, а разум проясняется. Гермиона по-прежнему плачет. Драко не должен этого делать. Не должен.              — Вот почему я не хотел тебе говорить. Я знал, что ты возьмёшь всю ответственность на себя.              — Чёрт возьми, потому что она и так на мне! Она бы не стала насиловать тебя, если бы не я!              — Стоп, что? Драко, о чём она говорит?              Гермиона не поняла, в какой момент осела на пол — она поднимается и смотрит на Тео, который в это время сверлит взглядом Малфоя.              — Он договорился с Алекто Кэрроу, что будет заниматься с ней сексом в обмен на то, что я останусь с ним. — В ответ на это заявление у Тео отвисает челюсть.              — Дружище, скажи мне, что это неправда.              Малфой ничего не говорит: он закрывает глаза и облокачивается на туалетный столик. Гермиона понимает, что даже зелье не помогает ей перестать всхлипывать. Она не может заглушить эти звуки.              — Драко! Чёрт, ты что, издеваешься? Ты заключил соглашение с этой психопаткой? Пожалуйста, скажи, что она не заставила тебя дать Непреложный обет.              Гермиону сейчас стошнит. Чувствуя, как желчь стремительно подступает к горлу, она бежит к унитазу и опустошает в него желудок.              Прохладная рука ласкает её шею, поднимает волосы и убирает их с лица. Между каждым рвотным позывом она продолжает плакать.              — Не заставила.              — Ну, по крайней мере, хоть за это стоит быть чертовски благодарными.              Чья-то рука протягивает Гермиона полотенце — она берёт его, вытирает рот и вновь садится. Малфой отпускает её волосы, но по-прежнему держит руку на её шее, нежно поглаживая её.              — Малфой, пожалуйста... пожалуйста, не делай этого. Не отдавай ей своё тело, прошу...              — Грейнджер, моё тело никогда мне не принадлежало. Тем более с тех пор, как получил метку.              Она качает головой.              — Это, это другое.              — Нет, не другое. — Фраза Драко о том, что он должен отдать то, что ему никогда не принадлежало, начинает обретать для неё смысл. — Грейнджер, я готов отдать его. Не проси меня об обратном.              — Даже если я попрошу?              — Даже так.              Гермиона качает головой и прячет лицо в ладонях, продолжая плакать.              — Сколько? — спрашивает Тео.              — Дважды в месяц, пока меня не женят.              — Чёрт, Драко, это дерьмовая сделка.              — Она хотела раз в неделю.              — И ты уже...              — Да.              — Чёрт...              Рыдания Гермионы становятся громче, и она снова начинает дрожать. Должно быть, её вырвало слишком большим количеством зелья. Не успевает она попросить, как Малфой протягивает ей ещё один флакон. Гермиона открывает рот, и он вливает глоток покоя. Затем и сам выпивает порцию.              — Я не должен был вам говорить.              Она поднимает голову и пристально смотрит на него.              — Нет, должен. Потому что теперь, когда мы всё знаем, сможем тебе помочь.              — Этого не будет.              — Давай, Малфой, попробуй меня остановить.              Драко впервые поднимает на неё глаза. Он похож на тень того мальчика, который учился на шестом курсе. Наедине с самим собой перед очередным ужасным выбором. А Гермиона уже пообещала себе, что больше не позволит этому случиться. Если Драко будет продолжать в том же духе, то от человека, который разжигал в ней огонь, ничего не останется.              Она протягивает обе ладони и обхватывает его лицо, встречаясь своим взглядом с его.              — Малфой, я вытащу тебя из этого дерьма, слышишь? Клянусь своей жизнью, я обещаю, что она больше никогда к тебе не прикоснётся.              Никто не имеет права прикасаться к нему. Гермиона не хочет, чтобы кто-либо ещё прикасался к нему.              Кто-либо ещё?              Да.              — Тут я на стороне Гермионы. Когда следующий раз?              — Завтра ночью. Пару часов назад она сообщила мне об этом на базе.              У них есть примерно тридцать четыре часа, чтобы что-то придумать. И нужно начинать прямо сейчас. Гермиона поднимается и направляется из ванной в сторону библиотеки с решимостью, которой уже давно не испытывала.              — Грейнджер, что ты творишь?              — Когда тебя загоняют в угол, ты принимаешь не самые лучшие решения. Я вытаскиваю тебя из этого угла. Идём за мной.              В библиотеке сдвигает два стола и начинает освобождать их от книг, которые читал Тео.              — Малфой, мне нужно, чтобы ты рассказал мне все об этом соглашении. Тео, принеси нам любую книгу по заклинаниям памяти, которую только сможешь найти.              Тео бросает на неё недоумённый взгляд, но всё же следует по одному из проходов между шкафами.              — Воспоминания, почему воспоминания?              Гермиона оборачивается к Малфою, который садится рядом с ней. Она достаёт пачку сигарет Тео, зажимает одну между зубами и просит Драко прикурить её — в ответ он с удивлением сверлит её взглядом.              — Ты теперь куришь?              — Вы двое меня до этого довели.              Он ухмыляется, поджигает кончик, и Гермиона передаёт ему пачку.              — Нам нужно найти способ, как Малфой сможет внедрить ей ложные воспоминания.              — Гермиона, ложные воспоминания оставляют следы. Если кто-нибудь использует на Алекто легилименцию, то сразу это заметит.              Гермиона держит сигарету двумя пальцами и выдыхает дым. Малфой напряжённо наблюдает за ней. Она знает, что держит сигарету неправильно, но так и не исправляется — ей нравится, как это раздражает Тео.              — Она — окклюмент, я права?              Он продолжает смотреть на Гермиону, словно видит что-то, чего никогда раньше не видел. Затем слегка кивает головой.              — А ещё я подозреваю, соглашению по изнасилованию — её секрет, ведь так?              Малфой закатывает глаза и откидывается в кресле, зажав сигарету между губами.              — Она не насилует меня, Грейнджер. Я сам на это согласился.              Нет, Малфой, нет...              — Ты хочешь заниматься с ней сексом?              Его рука замирает в воздухе на пути к зажиганию кончика. Он оглядывается на неё с усмешкой на лице, которая продолжает расти.              — Нет, чёрт возьми!              — Но ты занимаешься, потому что она принуждает тебя?              — Ну да, но...              — Это изнасилование, Малфой. Не пытайся приуменьшить то, что она с тобой делает. Долохов в обмен на секс награждал меня. И я согласилась. Через пару недель уже не сопротивлялась. Я подчинилась его желаниям. Разве это не изнасилование?              От её слов глаза Драко округляются.              — Конечно, изнасилование!              — Тогда и то, что происходит с тобой, тоже.              Гермиона кладёт руку на его ногу и смотрит, как информация проникает в его сознание. Драко не считал это изнасилованием. Больше рассматривал это как обмен услугами. Очевидно ведь. Он не считал своё тело по-настоящему своим, поэтому использование его ради того, чтобы получить необходимое, не являлось изнасилованием. Не было чем-то личным. Гермиона не знала, что её сердце может сильнее разорваться от боли за этого мужчину.              Ради неё Драко отказался от самого себя. Терпит только ради неё. И... должно быть, эта жертва — нечто большее, чем просто покаяние за прошлые грехи.              Он закрывает глаза, прикуривает сигарету и делает глубокий вдох, задерживая дым на несколько секунд и затем выпуская.              — Ты права.              Очередная слеза вытекает из уголка её глаза, когда Драко зажмуривается. Гермиона делает несколько шагов к нему и обхватывает его за плечи. Малфой вскидывает руки и обхватывает её, притягивая к себе.              Она давно заметила, что Тео и Малфой в этом смысле были противоположностями. Когда они испытывали трудности или чувствовали тяжесть всего, через что пришлось пройти, Тео, казалось, хорошо откликался на близость и разговор. В то время как Малфой нуждался в прикосновениях — ему требовался физический контакт. Он словно жаждал его. Когда он обнимал Гермиону, то были не просто объятия. Скорее, объятия, цепляющиеся за жизнь. Возможно, Драко верил, что потеряет и её, и себя, если только отпустит.              Руки Драко подрагивают, он зарывается лицом в её шею, как делал это и прежде. Гермиона опускает голову к его уху.              — Мне так жаль, Малфой. Мне так жаль.              — Не отпускай меня. — Едва слышный шепот. Она больше чувствует его на своей коже, чем слышит, и крепче сжимает в ответ.              У них не так много времени, чтобы решить эту проблему, но Гермиона не может убедить себя отодвинуться, не прикасаться к нему — хочет лишь привязать его к этому моменту.              — Прошу прощения, вы двое, но время поджимает. Так что пока вы тут обнимаетесь, и ты, Гермиона, благодаришь Драко за то, что он взял на себя главную роль, позвольте уточнить кое-что. Вы считаете, что, раз она окклюмент и это секрет, она спрячет воспоминания о сексе. Так что, если он их изменит, никто об этом не узнает, ведь так?              Свернувшись на коленях у Драко, Гермиона обнимает его и кивает Тео головой. Нотт кладёт на стол три книги и рассматривает каждую обложку.              — Чертовски великолепно. Эти книги должны научить нас тому, как это сделать. Их осталось не так много, потому что Министерство не хочет, чтобы волшебники учились этой форме тёмной магии. Уточняю, просто чтобы предупредить тебя и твою мораль.              Он садится в кресло напротив стола и раскрывает оглавление самого бросающегося в глаза сборника.              — Мне плевать, что там за магия. Мы всё равно это сделаем.              Тео одаривает её полуулыбкой.              — Коварная ведьма. К счастью, мне не нужно спрашивать тебя, Драко.              Малфой ничего не отвечает. Его дыхание понемногу выравнивается, и Гермиона ощущает каждый его вздох у её шеи. У него даже дыхание холодное, от которого по коже пробегают мурашки и образовываются капельки пота — там, где её жар встречается с его холодом.              Гермиона крепко обхватывает его одной рукой, другой берёт книгу и открывает первую страницу. Не самая удобная поза для чтения, но пока она не может его отпустить.              Они с Тео продолжают молча заниматься исследованиями, погрузившись в тишину, нарушаемую лишь звуком переворачиваемых листов и скрипом перьев.              Она находится на середине главы, в которой описывается, что заклинателям требуется концентрация и мысленная картина, которую они пытаются передать, когда она чувствует лёгкое постукивание к своей руке.              Гермиона смотрит через стол и видит, что Тео держит в руках лист бумаги:              «Он спит».              Она пытается медленно повернуть голову, но останавливается — чувствует, как его ладони обхватывают её. Они больше не держат её в крепких объятиях. В какой-то момент исследования Драко, должно быть, расслабил предплечья, чтобы удобно расположиться поверх её ног, и сцепил пальцы, чтобы удержать руки вокруг Гермионы. Теперь она заметила, что он дышит коротко, но всё так же прижимается к её шее.              Тео прав. Малфой спит. Вчерашнее задание измотало его. Так и утреннее фиаско с броском кроссовка и попыткой избиения им, теперь ещё и это. Любой человек бы устал. Драко заслужил отдых.              Гермиона снова смотрит на Тео, слегка улыбается и кивает головой. Он начинает что-то писать на другом листе бумаги, а затем протягивает ей:              «Ты нужна ему».              Не успев подумать о том, что делает, она достаёт лист и пишет, затем пододвигает его к Тео.              «Он мне нужен».              Это правда. Малфой и правда ей нужен. Конечно, в любых отношения подобная динамика не является здоровой, но как можно иметь здоровые отношения посреди мира, охваченного войной? Им такая возможность не дана.              Всё их существование находится в руках других. Им лгут, над ними издеваются и отдают на откуп эпохе, в котором нет ничего, кроме тьмы. Время причиняет им всем много боли и меняет жизнь. Превращает их в нездоровые версии самих себя — ими они быть не хотят, но приходится. Только чтобы выжить. Они делают всё то, что требуется, чтобы выжить.              Все они очень долго живут так, словно завтра не наступит, словно думать о чем-то большем, чем сейчас — большем, чем боль, оцепенение, дыхание, — кажется им слишком оптимистичным. Потому что, как им доказывают из раза в раз, это и правда слишком оптимистично. Этой войне нет дела ни до возраста, ни до желаний, ни до стремлений. Любой день может стать для них последним.              Так что будь они прокляты, если не улучат момент, чтобы порадовать себя. Выкурить сигарету, заняться сексом в поле, использовать юмор как механизм защиты, пить зелье за зельем — они должны это делать.              Думать о том, что однажды долгая жизнь со своими последствиями станет реальностью, что однажды будущее может быть более возможным, чем смерть.              В детстве Гермиона всегда придерживалась высоких стандартов морали. В школе всё проходило правильно. Она всегда ходила с палкой в одном месте, твёрдо полагая, что её позиция «хорошей девочки» будет гарантировать то, что к ней своим ходом придут лишь хорошие вещи. Что плохие случаются только с плохими людьми.              Плохие вещи не случаются с хорошими людьми. Чёрт возьми, как оказалось, Гермиона ошибалась. Так для чего же всё это?              Она устала от постоянных попыток поступать правильно, всегда мыслить логически, всегда иметь правильный ответ. К чему это привело?              Так устала от того, что её разум и интуиция не соглашались друг с другом. По правде говоря, они никогда и не совпадали. Она всегда была той, кто расширял границы. Будучи такой приверженкой правил, за свои девятнадцать лет Гермиона нарушила их больше, чем Гарри или Рон. Её могли бы посадить в Азкабан, если бы всё, в чём она виновна, однажды вскрылось.              Её мрачные мысли и идеи заставляли лучших друзей смотреть на неё с недоверием. За те месяцы, что она провела в палатке, Рон не раз говорил ей, что недоволен тем, как война повлияла на её характер. Тогда его слова ранили. Гермиона помнит, как выбежала в лес и несколько часов проплакала за деревом, чувствуя себя виноватой и пристыженной.              Но теперь, оглядываясь назад, она понимает, что винить себя не за что. Её идеи и мысли были реалистичны. Не плохими и не хорошими. Они отвечали на вопросы. Давали решения. А мир, в котором они жили, почти никогда не давал им вариантов из хотя бы чёрно-белых ответов.              Каждое решение стоило им чего-то — какого-то осколка того, кем они думали стать, какого-то осколка их невинности.              Несколько дней назад Гермиона сказала себе, что ей нужно начать быть честной с самой собой. Теперь, когда она поднимает взгляд и, не моргнув и глазом, соглашается отправиться в мир тёмной магии, чтобы спасти мальчика, который однажды назвал её грязнокровкой, Гермиона знает, что наконец-то смирилась с потерей невинности и движется вперёд как кто-то другой — кем ей необходимо стать.              Кем-то, кто нужен Драко. Кто-то, кто хочет пережить это. Кто-то, у кого, возможно, даже есть шанс.