Придворная жизнь императорской свиты [2 том]

Была половина девятого, когда Даниэль сел, посреди своей гостиной, на диван и приобнял сидящего рядом Карла за талию, ласково прижав его к своим губам. На столике, в центре, уже стояли напитки, закуски, сладости и целая чаша теплого жидкого шоколада, который так манил чьи-то глаза. В камине горел уголь. Кто-то целовался в углу. Александр сел рядом с императором и ненавязчиво обнял его за плечи. Тот взглянул на него, отрываясь от любимчика: - Какие-то глаза у тебя… - Какие? – со вздохом выдал. - Голодные и ненасытные, - расплылся в довольной улыбке и повернулся к нему, притянул к себе, начав страстный поцелуй. Актер прижался к нему всем сердцем и душой. Карл непринужденно наблюдал. Те целовались достаточно долго, так что молодой человек поднялся и взял себе вина, вернувшись потом на свое место. Даниэль, с трудом, оторвался от знакомых губ, улыбнулся ему и огляделся, откинувшись на спинку. Александр наблюдал за ним. Многие ходили туда-сюда, что-то делая. Кто-то уже сидел и ворковал друг с другом, кто-то мешал карты, а кто-то разливал в бокалы вино. Император взглянул на смущенных дам и Сталь, что не принимали участия во всеобщем веселье, что только начиналось: - Не стесняйтесь! – махнул к себе тот. – Можете пить, есть и делать, что хотите! Это – настоящий кутеж! - Оргия и вакханалия, - добавил Александр, не сводя с него задумчивого взгляда. - Именно, - кивнул ему тот и непринужденно поцеловал в губы. Девушки неловко переглянулись. Ольха внимательно огляделась, замечая кто чем занят. Пошла к вину, взяла один бокал и села в сторонке, желая никому не мешать. Сталь следил за ней таким желанным взглядом, что становилось даже неловко. Казалось, он вот-вот на нее набросится с поцелуями и предложениями удалиться в спальню. Сделал точно также, как и она, но сел в другой стороне, переживая по поводу своей навязчивости. Диана, наблюдая за этой увлеченностью ее знакомой, предпочла сесть с мужем. У нее и в мыслях не было, что Бронза может иметь такие же наклонности, как и сам император, обнимающий сейчас двух молодых людей, которых сам же и целует. Даниэль проследил за ними. Обратил внимание на Алмаза, что с бокалом вина шел к своему постоянному любовнику, сидящему на тахте. Подойдя, он набрал немного вина в рот, отставил бокал в сторону, оседлал любимого и плотно сомкнулся с ним губами, уперевшись руками в спинку мебели. Оба закрыли глаза и соединились языками, начав бесконечный их танец, среди красной и опьяняющей жидкости, плескавшейся в обоих ртах. Густав страстно обхватил знакомую поясницу, проникнув руками под кафтан, и желанно прижал его к себе, в то время как любовник обхватил ладонями его шею и голову, без остановки начав сминать пальцами его темные волосы, возбужденно выгибая спину. Император наблюдал за этой страстью задумчиво, с любопытством и неким интересом. Протянул руку к Александру, нащупал его ладонь, что без дела лежала у того между ног, и положил на свое колено, начав неспешно гладить ею ногу. Знакомый, не ожидающий такого романтического жеста, покосился на их руки, на увлеченного монарха, что не хотел отвлекаться от наблюдения за теми ласками, и подвинулся, расслабленно прильнул к нему, начав самостоятельно поглаживать бедро. Подполз чуть ближе к промежности, наклонился к плечу и прильнул губами к шее, начав ее расслабленно ласкать. Влюбленные набирали обороты. Алмаз, а затем и Сапфир, проглотили остатки вина, таящиеся у них во рту и чуть отстранились. - Луи… - блаженно протянул ему нижний и сполз одной рукой на его выпирающий пах. - Густав, - шептал тот, - древко у тебя с собой? - Да… - прижался к нему, закрывая глаза и начина медленно расстегивать пуговицы на ширинке, будто высвобождая из оков. - Ах… - вздыхал он от движений каждой новой расстегнутой пуговицы. - Оно у меня в кармане… - прильнул к его шее, начав ластиться и тереться. – Во внутреннем кармане… - поцеловал его выше шейного платка. Тот блаженно прикрыл веки, сжав его более страстно. Даниэль задумчиво наблюдал. Карл, заметив, что его императора уже соблазняют, в стороне сидеть не собирался. Сам прильнул к нему. Положил руку на грудь, начав целовать шею с другой стороны. «Раз уж кто-то хочет у меня забрать благосклонность Даниэля, пусть сначала со мной поборется за его пылкую любовь,» - неодобрительно покосился на увлеченного Александра, что с закрытыми глазами вообще ни о чем не думал. Монарх возбужденно выдохнул, чуть прикрыв веки от расслабления. Положил руку на колено Золота, начав поглаживать. Алмаз, на миг, отстранился от Сапфира, взял тот самый бокал вина и набрал в рот еще немного. Но только успел он поставить хрусталь обратно, как Густав схватил его подбородок и с неконтролируемым желанием подвинул к себе, тут же неистово прижавшись к его губам. Людовик блаженно замычал, чувствуя такой голод к самому себе. С удовольствием, прижался к нему. Положил на его грудь руку, начав искать то самое древко по всему кафтану. Сапфир проглотил все вино, дабы не подавиться, и направил его ладонь своей, прижав ее к тому желанному кусочку древесины, что был у него, почти у сердца. Людовик блаженно простонал, вытягиваясь вверх. Этот звук был таким прекрасным и возвышенным, что некоторые могли сравнить его с женским стоном истинного наслаждения. Алмазу просто не терпелось почувствовать эту вещь в самом себе. - Луи… - не отрываясь от губ прошептал Густав. Тот, с желанным стоном, прильнул к его губам, намереваясь вообще никогда с ними не расставаться. Даниэль был просто поражен. Легонько толкнул плечом Карла, привлекая его внимание. - Да? – расслабленно поднял тот голову. - Узнай, что это за поцелуй, - кивнул тот на парочку. – Я хочу знать, что это и как они это делают. Золото покосился на знакомых, облизав собственные губы: - Они выглядят очень увлеченными друг другом. - Да… - зачарованно кивнул. – Я тоже так хочу, - взглянул на него. - Я спрошу, - чуть улыбнулся ему. – Потом, - игриво чмокнул его. Даниэль улыбнулся. Толкнул плечом Александра, отрывая от себя, и мимолетно поцеловал. Тот хотел бы этого касания больше, но император остановил его. Огляделся. Заметил, что не он один поглядывал на эту увлеченную друг другом парочку. Они так страстно обнимались, целовались, постанывали и мычали, что никто не мог остаться к этой картине равнодушным. Эти двое были самыми страстными и желающими друг друга, среди всех, кто тут вообще находился. Заметив Агата, которого по пояс, закрывало одно из кресел, Даниэль слегка нахмурился. Этот кузен откровенно что-то делал за этим креслом. Его рука как-то подозрительно ходила вверх-вниз, а глаза никак не могли оторваться от всеми наблюдаемой пары. Монарх заключил, что тот просто-таки дрочит на двух из его свиты. Вернулся к Алмазу с Сапфиром. Те буквально обжигали друг другу губы своим возбужденным дыханием. Свистнул, привлекая внимание. Все посмотрели на императора. - Не хотите раздеться? – просил он самых увлеченных друг другом. – Мне кажется, одежда сильно мешает вашей страсти. Людовик довольно улыбнулся и мимолетно взглянул на Густава, быстро встал, начав поспешно раздеваться. Любовник поднялся следом. Он раздевался не так быстро, так что, когда Алмаз был уже совершенно нагим, не считая шейного платка и чулок, Сапфир еще только снимал штаны. Больше ему раздеться попросту не дали. Как только Густав отложил свои бриджи на тахту, Людовик толкнул его на то самое место, где они сидели, прыгнул сверху и не дал никуда от самого себя деться, заключив его в крепкие объятия и обездвижив страстным поцелуем. Сапфир ему не сопротивлялся, растаяв перед этим человеком буквально за пару секунд. Даниэль, наблюдая за ними, расценивал этот наряд Алмаза даже более эротичным, чем если бы он был полностью голым. Заполз рукой на пах Александра. Страстно сжал его достоинство. Тот блаженно закрыл глаза. Влюбленные снова приняли те самые позы, что и до раздевания: Алмаз ласкал руками голову и шею, прогибая спину, а Сапфир крепко обнимал его за поясницу, не отпуская желанных губ. - Какие вы прекрасные… - завороженно протянул Даниэль, любуясь этой картиной. – А твоя оттопыренная попка… - прикусил губу. Людовик игриво повернулся к нему, в то время как Густав прильнул губами к его шее: - Хотите отыметь меня, пока я тут целуюсь? Александр неодобрительно насторожился, подняв свою голову и нахмуренные брови к императору. - Очень хотелось бы… - желанно рассматривал его нагое тело и стоящий член, возвышающийся над кальсонами Сапфира, из которых, тоже что-то возбужденно выпирало. – Но не могу… Вы двое не будете против, если тебя сейчас отымеет кто-то другой? - Кто? Густав повернулся к Даниэлю, отрываясь от любимого. Идея группового секса ему не импонировала, но на лице он этого не показывал. Монарх оглядел покои, будто бы ища кого-то подходящего, и кивнул Агату вверх, будто спрашивая хочет он или нет. Алмаз посмотрел на друга. Сапфир направил свой взгляд туда же. Холодный кивнул утвердительно, соглашаясь на такое заманчивое предложение. Император вернулся к влюбленным: - Агат согласен. А вы? Те посмотрели на него. Людовик приподнято взглянул на Густава: - Ты как? Против? Тот не решался ответить, давая волю выбрать любимому. Алмаз в его глазах увидел только «как ты хочешь». Радостно улыбнулся ему и поцеловал в щеку. Взглянул на приятеля и подозвал его взглядом. От такого жеста, сердце Густава просто перестало биться. Он был в шоке. Он не хотел этого. Не хотел подпускать к ним никого на всем свете. Пусть они смотрят и завидуют, но не приближаются, не мешают им наслаждаться друг другом. Мимолетно взглянул на заинтересованного Даниэля, ожидающего страстного действа, и вернулся к любовнику. Агат подошел к спине Алмаза. Сбросил верхнюю одежду на тахту и прильнул к нему, обняв руками бедра. - Только не жестко, - прошептал тот ему и опустил глаза на Густава, что показался ему растерянным. Страстно прильнул к губам, опустив одну из его рук на свой возбужденный член, желая, чтобы он начал делать то, что у него выходит лучше всего. Холодный же прильнул губами к шее, возбуждая светловолосого норийца еще больше. Тот простонал. Даниэль довольно усмехнулся, начав неспеша массировать мошонку Александра, что уже успокоил свою ревность и был готов снова гладить и ублажать своего императора. Страстное представление продолжилось. Но уже без Сапфира. Он все еще был в центре действа и все еще участвовал в этом, но все это было уже совсем не так, как раньше. Изменения были слишком заметные. Особенно для Алмаза. Желанные, жаркие, обжигающие и нескончаемые, до этого, поцелуи, испортились настолько, что казалось, Густав никогда, до этого момента, вообще ни с кем не целовался. Он постоянно кусался, сталкивался зубами, прикусывал или придавливал его губы, язык, который любовник просовывал в его рот. Это было настолько неслаженно и дисгармонично, что Людовик просто не понимал, как это изменить и вернуть все в прежнее русло. Сначала, молодой человек думал, что Густав решил сбавить темп и, следовательно, замедлился, дабы целоваться вместе с ним, но у Сапфира вообще не было какого-то постоянного темпа и ритма. Он был то быстрым, нападая со своими кусючими зубами, то, наоборот, слишком медленным, давая Людовику врезаться в его челюсти. Алмаз честно не понимал, что происходит. Отстранился. Посмотрел в его глаза. Он почти что заметил в них обиду, как медленно и блаженно поднял свой взгляд к потолку, чувствуя, как в него медленно входят. - Ааа… - расслабленно простонал он, наслаждаясь каждой долей секунды. Сапфир уронил голову на его грудь. Пред глазами стал оголенный возбужденный член, собственные руки, что его ласкали, белые кальсоны, уже не вздымающиеся к собственной любви в порыве страсти, и мерзкие, поистине, отвратительные ладони, что удерживали любимые бедра. Густав хотел отбросить их, ударить по ним, избавиться от них. Он не хотел их тут видеть. Только не на этом теле и не на этом месте, что принадлежит только ему! Сапфиру хотелось взять и со всей силы отодрать их, пусть они даже приколочены к этому телу гвоздями. Отцепить и отбросить, прижав всего Людовика к себе, защищая от этих отвратительных людей, с их отвратительным руками, что кладут их на такие интимные места. Началась активная фаза. Фрикции, порождающие хлопки бедер о ягодицы и стоны, такие блаженные и сладкие, ласкающие всем уши, были так прекрасны для Алмаза, так желанны для Агата. Молодые люди честно наслаждались этим сексом, этим моментом, этой жизнью в этот момент. Людовик крепко обнимал Густава и желал его сзади себя, желал, чтобы именно он так имел его, дабы именно он был внутри, после такого длительного голода, без проникновения. Он горячо дышал, вздрагивая от этих толчков, он с удовольствием стонал и с блаженством закрывал глаза. Даниэль наслаждался этой картиной. Она была прекрасной настолько же, насколько был прекрасен Алмаз. Только одному человеку не нравилось, то, что тут сейчас происходило – Густаву. Он дрожал. Не от возбуждения или страсти, а от слез, что с трудом, сдерживались в глазах. Он сидел под этими двумя, что трахались прямо над ним, и просто бездушно дрочил своему возлюбленному, своему любимому Людовику, что так стонал, что испытывал такое удовольствие от кого-то другого, находясь, буквально, в руках Густава в этот самый момент. Тот видел эти толчки, как инерция передает все это бедрам Алмаза, что уже сам входит и выходит из его кольца, созданного из пальцев, вокруг его члена. Сапфир мог бы сидеть и не шевелиться, истекая слезами, когда бы эти двое сделали все сами. Они бы всего добились и без его участия. Он был тут особо и не нужен. Густав лишь сидел, держа одного из них за член, и водил рукой туда-обратно. Если бы он ушел, эти двое, вероятно, и не заметили бы его пропажи. Плечи его опустились, душа заплакала, а рука продолжала дрочить. Даниэль поднялся. Многие обратили на это внимание. Он поднял за собой Александра и повел за руку в спальню. Карл провел их взглядом. Они закрылись. Всеобщее внимание вернулось к тройничку на тахте. Густав, боковым зрением заметив уход императора, вернул глаза на член в своих руках и значительно ускорился. Теперь, он мог не прикидываться, что хочет тут находится. Он мог быстрее закончить это и уйти, убежать из этой ситуации и этого места. Алмаз удивленно поднял брови, крепко его прижимая к себе. Он не ожидал такого быстрого, чуть ли не молниеносного, перехода от черепашьего темпа к галопу. Наклонился к его уху и возбужденно прошептал: - Не так быстро, Густав… - опустил одну руку к его ладони и остановил, прижав к мошонке. – Сделай мне массаж… Густава парализовало. «Массаж? – спросил он себя с ужасом. – Может быть, мне еще что-то сделать? Отсосать может? Что еще ты хочешь от меня?! – отчаянно выкрикнул внутри. – Уйди, - начал болезненно толкать его головой. – Трахайся с кем хочешь, - закрыл глаза и отвернул голову. – Только меня не трогай,» - болезненно сжался. Душа кричала и разрывалась, сердце болезненно трескалось, а горло невыносимо болело из-за криков и слез, которые оно сдерживало. - Густав… - шепнул на ухо Людовик. – Ну сделай… «Только не трогай меня,» - нехотя начал выполнять просьбу, желая, чтобы это поскорее закончилось. Совсем скоро, это действительно начало заканчиваться. Агат ускорился, Алмаз вскинул голову, сильнее сжал Сапфира и уже через пару минут кончил, выстрелив спермой прямо на грудь возлюбленному. Это было, как кол в сердце. Настолько болезненно и сильно, обильно, сопровождаемое такими блаженными стонами и вздохами… Лицо Густава исказилось в боли. Вслед за Алмазом кончил и Агат, с силой войдя в него на всю длину: - Оо… Хорошо… У обоих была приятная отдышка, сопровождаемая такой же усталостью. - Как ты прекрасен, - поцеловал его Холодный, коснувшись губами шеи. – Завидую ему, - кивнул на сидячего и отошел, достав член из зада. - Сейчас, ты будешь завидовать ему еще больше, - чуть улыбнулся Людовик и поднялся. Чуть размял ноги и уже собрался спуститься перед Густавом на колени, дабы отсосать, избавив от обычного, после таких моментов стояка, как тот поднялся и отошел. Снял свою рубаху, испачканную спермой, скомкал ее и бросил в огонь. Все глаза округлили от такого поступка. - Густав? – озадачился Алмаз. Тот подошел к вину, игнорируя существование этого человека. Взял бокал и залпом осушил его. Прижал к носу ладонь, будто занюхивая крепкий алкоголь, и дал себе пару секунд побыть в такой позе. Ему хотелось рыдать, просто взять и громко расплакаться на все покои. Пустить бурные потоки слез, отпустить всю свою боль, живущую внутри, в сердце, в горле, в самой душе, разорванной на части. Ему хотелось на весь мир кричать о том, как ему сейчас плохо и невыносимо больно. Закрыл глаза. Успокоился. Опустил взгляд на бокалы. На стол, где все они стояли. Он был таким небольшим, таким хрупким. Его можно было перевернуть, не прикладывая особых сил. Перевернуть и разбить весь этот хрусталь, уничтожить эту посуду и разлить вино, дабы оно бурными потоками затопило весь ковер, окрасив в багровый цвет, чем-то напоминая кровь. Алмаз настороженно подошел к задумавшемуся возлюбленному: - Густав? – обнял его за талию. Тот сбросил эти руки, развернулся, подошел к тахте, где они сидели, накинул свои камзол с кафтаном, с трудом выкопав их из-под чужой одежды, пошел к двери и выдал: - Возьму еще вина, - вышел. Все провели его удивленными взглядами. - Что это было? – поправил свою рубаху Агат. - Не знаю, - пораженно выдал Алмаз. – Я никогда его таким не видел… - обернулся на партнера и друга. – Скорее всего обиделся, что не принимал активного участия, - подошел к своей одежде. – Когда вернется – поговорю с ним, - начал одеваться. Из императорской спальни послышался звон колокольчика. Агат поспешил к монарху. Густав же направлялся в винный погреб. Встретив возле его входа непосредственно смотрителя за императорским вином, он довольно спокойным тоном сказал ему: - Император Даниэль хочет немного вина в свои покои. Я могу взять пару бутылок? - Конечно. Что именно хочет император? – приготовил свечу и ключи от погреба. - Я бы хотел сам выбрать ему пару бутылок. Позволите? – протянул руку, желая получить ключ. - Я могу вам помочь, - выдал тот, будто настаивая на своем присутствии. Этого человека вполне можно было понять. Перед ним стоял хоть и граф, однако с распатлатыми волосами, без рубашки и от которого пахло вином. Смотритель боялся, что этот аристократ, в пьяном состоянии, может что-то сделать с вином, которое ему доверил сохранять сам император. - Уверяю вас. Я разбираюсь в вине и в погребе не заблужусь, - жестом попросил ключ. - Давайте я провожу вас. Покажу, где какой урожай и… - Даниэль доверяет мне не только вино. Просто дайте ключ и свечу, - настойчиво выдал. Тот нехотя подчинился. Густав спустился в погреб, куда вела неширокая лестница, открыл ключом само хранилище с вином, зашел и первым делом зажег светильник, что висел на стене прямо у входа. Закрыл дверь с этой стороны. Вставил ключ. Повернул. Оставил в скважине и прошел со свечой вглубь сухого погреба, заставленного полками с вином. Нашел табуретку, на которую становились, дабы доставать бутылки с верхних секций, взял ее и перенес в самую дальнюю и темную часть этого погреба. Поставил у стены, отставил свечу на пол и сел. Обездолено сжался, обнял колени и тихонько расплакался. Хныкал Густав так тихонечко и боязливо, что его горе не перекрывало даже мышиный шорох, что иногда слышался между шкафов. Плачь его был несоизмеримо тихим и невозможно сжатым, по сравнению с болью, которую он выражал. Молодому человеку хотелось кричать во все горло, орать, не слыша самого себя, но позволить себе он мог только это – самый тихий плач на свете, в самом безлюдном, далеком от любого человека, месте. Из погреба, он вышел заплаканный, с красными глазами, с вохким платком, что пропитался нескончаемыми потоками слез, и с пыльной бутылкой в руке. Отдал смотрителю за погребом ключ, показал этикетку на бутылке и вялыми шагами направился обратно. Густав откровенно не хотел возвращаться, однако вернуться надо было. Подошел, открыл дверь, вошел. Мимолетно оглядел обстановку. Людей тут было немного: Карл сидел все на том же месте и задумчиво пил вино, глядя на остальных, Диана играла с Бронзой, Опалом и Янтарем в карты, слушая разные байки, а Сталь уже во всю пытался завоевать расположение нимфы, которую, такой неконтролируемый напор, только пугал. Густав прошел внутрь, поставил бутылку на стол с вином, осушил один уже наполненный бокал и взял целую тарелку с тарталетками. Сел на диван к Золоту и поставил пищу на свои колени. Начал тоскливо ее есть, опустив к тарелке голову. - Тебя целый час не было… - озаботился приятель, сидящий рядом. - Хочешь тарталетку? – не глядя на него, протянул целое блюдо. - Может быть… - не совсем уверенно взял одну штуку. – Что случилось? Ты как-то странно себя ведешь… Тот поставил тарелку обратно на колени. Из императорской спальни донесся веселый хохот нескольких молодых людей. - Ты тоже ведешь себя странно, - тяжело вздохнул, засунув в рот одну тарталетку. - В смысле? – чуть подвинулся. - Даниэль там оргией занимается, а ты сидишь тут, как будто все нормально. Я думал, ты любишь его, а не только делаешь вид. - Я люблю его, - кивнул. - А где же твоя ревность? Сидишь так, будто… - тяжело вздохнул, чувствуя, как подступают слезы. – Будто так и надо, - начал поспешно есть следующую корзинку, дабы не дать слезам выйти. - Я уверен в его любви, - сочувственно подсел, замечая эту печаль во взгляде. – Я знаю, что это – лишь развлечение. Когда он насытится ими – он вернется ко мне. Так всегда происходит… - Хорошо тебе… Знать, что тебя любят, - втянул сопли. - А ты…? Разве, ты не уверен? – положил руку на плечо. - Нет. Не с этого дня, - поспешно засунул песочную корзиночку в рот, не давая плачу вырваться наружу снова. Прошло немного времени – не больше получаса, прежде чем Алмаз вышел из императорской спальни. Осушил бокал с вином, страдая от жажды, и заметил Сапфира, сидящего перед огнем на мягком табурете. - Густав! – подошел с отдышкой. Знакомый поник еще больше, слыша это дыхание и понимая, что тот сейчас явно не отжимался. В руках его было древко – идеальный заменитель его самого, что порождало так много мыслей и приятных воспоминаний о прошлом. - Что случилось? – подошел бывший любовник и заметил содержимое рук: - Мм! – довольно улыбнулся, положив руку на его плечи. – Хочешь использовать его по назначению? - В нем больше нет необходимости, - безэмоционально бросил деревяшку в огонь. - В смысле? – испуганно посмотрел на древко, окутанное пламенем. Схватил кочергу и начал быстро доставать его, пытаясь успеть не дать обгореть дереву слишком сильно. Сапфир наблюдал за этой паникой без энтузиазма. - Густав! Я же так привык к нему! – выбросил горячее древко на пол. – Я же… - замолчал, увидев, как тот встал и просто ушел. – Густав! Знакомый на это не реагировал. - Густав! – подбежал. – Ты обиделся? – тоскливо обнял со спины. – Прости меня! Я так увлекся, что немного забылся! Я могу как-то загладить свою вину? Тот брезгливо выбрался из объятий, отбросив его руки далеко в сторону. Сейчас, нежные и, ранее заботливые, желанные, касания этого человека, стали противными, неприятными, такими, которых хотелось только избежать. Людовик был противен тому, кто, раньше, был готов ради него на все. - Густав! – пугался такой нелюбви тот. – Прости-прости! Я не хотел забываться, просто это было так долгожданно и так прекрасно, что я просто не устоял! Сапфир взял первую попавшуюся книгу на ближайшей полке и пошел к креслу – своему обычному месту, где он всегда сидел и что-то читал. - Густав… - опечалился знакомый, видя наполнение его рук. – Уже темно… Не стоит тебе читать… Давай, лучше, я заглажу свою вину? – подошел и погладил плечо, которое довольно быстро одернулось, не желая чувствовать этой ласки. – Густав… Тот сел, закинул ногу на ногу, открыл книгу и подпер голову кулаком, уперевшись локтем в подлокотник. Начал читать. - Как я могу загладить свою вину? – печально опустился перед ним тот. – Густав… Я не хотел… Я просто не мог себя контролировать… Знакомый на все эти слова не реагировал. Казалось, он вообще этого Алмаза не замечает. - Густав… Виконт еще несколько минут пытался объясняться и вымаливать прощение, однако, не видя вообще никакой реакции на свои слова, он скоро поднялся, печально поцеловал Густава в темя и тоскливо вернулся в спальню. Дверь за ним закрылась. Сапфир брезгливо вытер свою голову, будто бы ее запачкали грязью. Золото наблюдал за всем этим с печалью. Больше, этим вечером, эти двое вообще не говорили. Утром, ситуация между ними, лучше не стала. Густав игнорировал бывшего любовника, предпочитая ему книги и тишину. Алмаз просто не понимал, как ему загладить свою вину – его просто перестали замечать. - Чего ты такой печальный? – спрашивал его Агат, стреляя с ним на улице в мишени. - Густав игнорирует меня… Не говорит со мной, не замечает. - Вы поссорились? - Видимо да, - тяжело вздохнул. – Вспомни, как он вчера свою рубашку сжег, - поник. – А потом еще и древко в огонь кинул… - Древко? – озадачился. - Он засовывал его в меня. Как член. Мне нравилось… Густав вообще искусный любовник. Мне нравится все, что он делает. - Искусный любовник? – недоумевая переспросил. – Мы точно про Сапфира говорим? Про этого тихоню, постоянно сидящего с книгой? Тот кивнул: - Он очень страстный. Вспомни хотя бы вчера. - Ну не знаю… Это ты его соблазнял, а не наоборот. - Ты не понимаешь. Он целуется так… А какие у него руки… Ты не представляешь, как он яйца ласкает. А минет… Это – самый лучший рот, в котором я вообще бывал. Он – самый сладкий и желанный. Я улетаю в небеса, когда он делает это. - Самый лучший минет? – скептически выдал. – Серьезно? Возникает чувство, будто тебе Жемчуг не сосал никогда. - В том-то и дело. Густав – лучше Жемчуга. В разы. - Лучше Жемчуга? – озадачился. – Ты, наверное, шутишь. - Нет! Говорю тебе! Я помню, как это делает Жемчуг – у него хорошие губы и язык, но Густав… Он делает это по-особенному. Он делает это лучше. К Густаву мне хочется возвращаться раз за разом, а Жемчуг… - сомнительно протянул. – Лишь маленькая шлюшка. - А может, дело в том, что ты просто влюбился в Густава? Тот печально посмотрел ему в глаза. - Я серьезно. Вспомни, как вы целовались вчера, да и как ты говоришь о нем. Думаешь, вы просто любовники? - Я не задумывался о том, что я влюблен в него… Знаю точно, что это он влюблен в меня. Он мне даже стих написал, - залез во внутренний карман и достал маленький листочек, развернул, начал читать: «Я думаю о нашей только встрече, О том, как ты дотронешься рукою Молюсь, чтоб наступил быстрее вечер, Ведь наконец увижусь я с тобою! Твой взгляд меня любовью окрыляет, Улыбка — дарит радости мгновенья… Мне без тебя дыханья не хватает, Объятия твои — мое спасенье!» Агат глубоко вздохнул, когда Алмаз закончил: - Очаровательно… Такой милый стих. Он точно влюблен в тебя. - Знаю… - начал складывать листок. – От того, его холод ко мне выглядит еще печальнее. Он вообще не говорит со мной. Даже не смотрит на меня. - Попроси Золото поговорить с ним. Они, вроде как, приятели. Может быть, он узнает, как ты можешь загладить свою вину. - Спрошу… - опустил глаза. Густав, тем временем, сидел на своем обычном кресле возле окна и читал. Спустя некоторое время, к нему подошел Золото с бокалом вина в руке: - Привет, ты сильно занят? Тот поднял глаза: - А что? - Даниэль хочет узнать, про ваш поцелуй с Алмазом. С вином который. Как вы его делаете и почему у него такой возбуждающий эффект. Понимаю, вы сейчас с Алмазом… - неловко протянул. - Да нет, все нормально, - поднялся и оставил книгу на своем месте. – Объяснить значит… - подошел к диванчику и сел. Золото присел рядом. - В общем… - тяжело выдохнул первый. – Набираешь немного вина в рот и плотно, очень плотно прижимаешься к губам. Прижиматься надо обоим, а то выльется все. Прижимаетесь и лижетесь языками. Вот и все, собственно. Только вы дышать должны в одном темпе, а то можете подавиться. Поднимаешь значит язык так, - показал ладонью, - перекрываешь горло и дышишь через нос. Потом, снова целуетесь и снова дышите. Начинайте практиковаться с маленького глотка, чтобы если пролилось или подавитесь, не много было. Тот кивнул, будто бы все поняв: - Сделаем? – протянул бокал. Густав шокировано отстранился: - Ты поцеловаться хочешь? - Да, - доходчиво кивнул. – На словах – это одно, но мне нужно на практике понять, как это делать. - Нет, - отодвинул жидкость. – Я не буду целоваться с тобой. - Почему? Это же ничего не значит. Ты просто учишь меня целоваться. - Нет. - Почему? - Я не буду этого делать. - Но почему? Я же для Даниэля. Мне нужно понять… Дверь в покои открылась. Некоторые, включая Сапфира, посмотрели на выход и увидели входящих сюда Алмаза с Агатом. Первый, окинув глазами комнату, быстро нашел любовника и отвел взгляд, проходя к вину, в другом конце гостиной: «Они и правда друзья. Когда наговорятся, надо будет выцепить Золото и поговорить наедине.» Густав вернулся к Карлу: - Ладно, - нахмурено выдал и забрал бокал. – Учись очень внимательно, - набрал в рот немного жидкости, отставил хрусталь в сторону и настойчиво прильнул к его губам, закрыл глаза. Золото крепко прижался к его рту. Тот взял его за руки, сжав скромные ладони, и начал овладевать чувствами. Людовик, безмятежно попивая вино, стоя к ним спиной, вообще ни о чем не подозревал, пока не повернулся и не подавился. «Какого хрена?!» - отставил бокал и тяжелым шагом направился к ним. Обошел, сложил руки на груди и стал прямо над этими «голубками», наблюдая за их ласками. Те целовались страстно, неистово. Густав так крепко прижимался к Карлу, что тот даже немного отклонялся назад, чувствуя на себе этот напор. Дышали они громко и в унисон, показывая всем, кто тут действительно наполнен истинным желанием. В какой-то момент, Золото удивленно поднял брови и начал скромно отстранять своего «учителя», чуть поднимая одно колено, пытаясь скрыть начавшуюся эрекцию. Тот последний раз вдохнул и проглотил все вино. Открыл глаза, отпустил его губы. - Вау, - чуть смущенно улыбнулся рыжий. – Я понял, в чем суть этого поцелуя, - прикрыл полами кафтана свой пах. - Вы чем тут занимаетесь? – гневно выдал Людовик, стоящий над ними, словно гора. Густав безразлично посмотрел на него и с вызовом вытер пальцем уголок губ, очищая его от чужой слюны: «Ну? Каково тебе? Ревнуешь? Больно? Понял, каково было мне? Страдаешь, гад?» Он хотел услышать крики. Хотел услышать настоящую ревность, чтобы потом, на полных правах, вскочить и громко обвинить Людовика в полноценной измене. Густав жаждал ссоры, в которой бы он имел право высказать все, что думает. - Он учит меня вашему поцелую, - смущенно выдал Карл. – Даниэль попросил узнать, как вы делаете это. - А, - нахмурился Алмаз и начал успокаиваться. – Вы учитесь? «В смысле? – растерялся Густав. – Ты не ревнуешь?» - Да, - кивнул тому Золото. – Сапфир учит меня. - А, ну, ладно. Учитесь, - развернулся и пошел к Агату. Любовник опустил глаза. В его душе образовалась такая гнетущая пустота, что он даже не знал, что ему делать. Он не хотел кричать или плакать, не хотел ударить Людовика или сделать ему больно. В один миг, он просто перестал существовать. Густав, будто бы исчез, испарился, будто бы, его никогда не было. «Он не ревнует меня, - сквозь пустоту выдали мысли. – Я, для него, никто,» - опустил плечи. Поднялся и просто вышел. Золото провел его растерянным взглядом. На протяжении всего дня, Густава никто не видел. Он вернулся только вечером, ко времени сна. Переоделся, лег на свое место и от всех отвернулся. Золото и Алмаз, тем временем, находились в императорской спальне. - Зря ты, конечно, этого Марка избил, - журил Людовика Даниэль, - он до конца жизни в шрамах теперь ходить будет. - Он назвал меня педарастом, - возмутился тот. – Я должен был терпеть это? - Нет, конечно же нет… Просто, в следующий раз, пытайся избивать людей не до такого уродства. Я смотреть на него теперь не могу. - Я бы вообще, на вашем месте, не встречался с ним. - К сожалению, я должен. Несу императорский титул все-таки. - Кстати… - неловко протянул. – По поводу титула… - Да? - Помните, в Нории, вы обещали мне землю, когда мы вернемся домой? - Когда тебя твои родители отвергли? - Да… - Да, я немного забыл обо всем этом. Там похищение, мой побег… Немного не до этого было. - Да, конечно, я все понимаю, но все же… - Я тебя услышал. Завтра найдем тебе какой-то кусок земли, не переживай. - Я был бы не против, если бы эта земля была где-то неподалеку от графа Кампа, - чуть улыбнулся. – Чтобы в гости ездить было не далеко… - Да, конечно. Найдем тебе что-то в Жаннер. На крайний случай, в Винолии поищем. Найдем, не переживай. - Спасибо, - поклонился. Даниэль покосился на Карла: - Ты уже узнал у них, как они целуются? - Да, ваше величество, - смущенно улыбнулся и кивнул. – Я готов продемонстрировать вам хоть сейчас. - Мм… - заинтересованно приблизился к нему. – Алмаз, иди спать, - не глядя, помахал ему рукой, прогоняя. – Я хочу остаться с моим фаворитом наедине. - Конечно. Спокойной ночи, ваше величество, - снова поклонился и пошел к двери. - Или не спокойной, - задорно схватил Золото и весело сжал, начав целовать. Людовик вышел. Закрыл дверь и посмотрел на, уже разместившихся по гостиной, людей. Взял свои подушку с одеялом и пошел к единственному пустому месту, что было возле тахты. Взглянул на темноволосого человека, лежащего на ней, и поцеловал его в висок. - Я скучал, - начал располагаться на рядом положенном матрасе. – Где ты весь день был? Тот ничего не ответил, накрывшись одеялом с головой. Алмаз печально и тяжело вздохнул, видя, что Сапфир до сих пор обижается. Опустил глаза и лег.